Каншаем Карисовна Айтмухамбетова
В объятиях бабочки
Обратный путь домой был куда интересней для Айгерим, она то и дело не давала покоя сестренке своими разговорами и вопросами. Они придумывали различные игры, то Айгерим была принцессой, а Бота её верной фрейлиной, то певицей и Бота должна, не жалея ладоней, рукоплескать, то она с возгласами восторга бежала в сторону сверкающей яркими бликами на солнце стеклышку и принимала его за огромный бриллиант.
Айгерим считала свою сестренку скучной, но играть с ней было одно удовольствие, Ботагоз никогда не перечила и послушно выполняла все прихоти старшей сестры. Между ними никогда не возникало склок и ссор. Айгерим ценила покладистость и мягкость характера своей сестры, поэтому очень любила ее и другой сестры себе не желала. А Ботагоз и не представляла себе как не любить такую смелую, умную и находчивую сестру и где-то в душе очень завидовала ее способности, везде выделятся. Но и очень ей сочувствовала при многочисленных актах наказания со стороны взрослых, которые Айгерим умудрялась с незавидной частотой заслуживать.
Ботагоз трепетала в моменты, когда старшая сестра проникалась к ней своим вниманием. Её круглые черные глаза вспыхивали, смуглые щеки наливались чуть заметным румянцем, пухлые губы незаметно растягивались в смущенной улыбке. Поравнявшись с младшей сестрой, Айкон взяла её за руку, убрала стебель сухой травы, нечаянно запутавшийся в чёрных волосах Боты, и тихо спросила:
– Ботагоз, скоро день твоего рождения, что бы ты хотела себе в подарок?
– Я в магазине видела большую книгу, на ее обложке фотография бабочки и птицы. Бабочка такая большая и красивая, что когда я на нее долго смотрю, мне кажется, что она вспорхнет своими огромными черными крыльями и будет вокруг меня летать. Когда я это себе представляю, у меня даже голова кружится. А птичка напоминает маленький зеленый самолетик. Айгерим, скажи, разве такое бывает, чтоб бабочки были больше птиц?
– Я тебя про подарок спрашиваю, а ты про какую-то книгу. Чего ты выдумала, что бабочки бывают больше птиц, птицы едят бабочек, а не бабочки птиц, – раздраженно ответила Айгерим на вопрос сестренки.
– Но я очень хочу в подарок эту книгу, мне кажется в ней столько всего интересного. И из нее мы стобой узнали бы все про птиц и бабочек и знали больше других.
– Я слышала про эту твою книгу, она много денег стоит, поэтому ее никто не покупает. И мама ее тебе не купит. Посмотри, в каких ты стареньких трико ходишь. Лучше подумай о другом подарке, – по взрослому наставляла старшая сестра младшую.
– Когда я вырасту, буду покупать все интересные книги, и буду больше других все знать, – высказывала справедливое негодование Ботагоз.
– Зачем тебе это нужно? Когда ты быстрее всех бегаешь, это все знают и видят. Только Динара всегда хвастает, что больше меня и быстрее. Лучше бы она вообще не приезжала из города, а то приедет и будет опять хвастать: «Я ездила в город, ходила туда, ела то, купила это». А кто знает про твоих бабочек и букашек? Никто про них и не говорит, – злясь на родственницу соперницу, отчитывала сестренку Айгерим.
– А зачем вы с Динарой всегда деретесь? Потом мама с Ляззат апа ругаются из-за вас. А Ляззат апа как-то сказала маме, что мы все глупые, а ее Максат в этом году поедет поступать в институт и что Динара лучше тебя учится. Мне было очень обидно. Мы ведь совсем не глупые, вон Ербол ага3 с Болатом какие умные. Ербол ага на следующее лето тоже окончит школу.
– Нужно было оставить их коров где-нибудь на улице, – ещё больше рассердилась Айгерим.
Какое-то время они шли молча. Видимо Ботагоз размышляла о заветной книге, которую страстно хотела заполучить и каждый раз, проходя мимо книжного прилавка, усердно всматривалась на яркий глянец обложки, словно своим взглядом хотела рассмотреть книгу сквозь её толщу. А Айгерим скорее всего строила планы как поквитаться с Динарой, после ее приезда из города.
Солнце постепенно заполняло утреннюю прохладу теплом и лаской своих лучей, и они уже не стелились косым касанием, разбрызгивая яркий фонтан света от бисера росы, а испаряя её, наполняли всё светом. У каждого времени года есть своя внутренняя тайна, свой посыл. У этого времени, когда лето только начиналось, было, ощущение, что всё впереди, что торопиться некуда, что жизнь только пробуждаясь, начинается. Что это есть начало всех начал.
Ботагоз нагнулась для того, чтобы поднять красивый камень, лежавший под ногами на дороге, как вдруг в ее сторону с криком бросилась Айгерим, Бота только подумала, что сестра опять придумала какую-то новую игру…
3
Кабжан с клокочущим в груди сердцем выскочил из машины. Его воспаленный алкоголем мозг не мог связать глухой удар о машину с тем, на что он смотрел. Перед его машиной лежало тельце, похожее на плод в утробе матери и перпендикулярно от свернутого клубочком тельца лежала палка, напоминавшая пуповину. Поодаль лежала девочка, похожая на сломанную куклу, с взлохмаченными волосами, ее руки и ноги были разбросаны, словно присоединены к туловищу растянутыми резинками.
Не понимая происходящего, Кабжан засунул двух девочек себе в машину, и машина сама тронулась с места, поехала, сама выбирая маршрут. По пути он остановился, подумал вернуться и оставить их лежать там, где взял. Но нога сама надавила на педаль газа, и он поехал дальше.
Айгуль возилась в летней пристройке, выполняя домашние дела, когда услышала скрежет тормозов машины у ворот, ее подавленное настроение, еще более омрачилось и худенькое тельце, словно сгорбилось под тяжестью воспоминаний вчерашнего вечера:
– Куда ты собрался уходить – на ночь глядя?
– А ты что хочешь меня остановить?
– Мне надоела твоя распутная жизнь, твоё притворство и обман. Мне вообще надоела вся эта жизнь.
– Надоело, не живи. Тебя разве кто-то держит? Или иди, пожалуйся на меня. Кому хочешь пожаловаться? А???
– Хоть бы постеснялся девочек, они уже не маленькие, задают разные вопросы.
– Твоя задача правильно их воспитывать – вот и находи правильные ответы на их вопросы. Их отец самый лучший – день и ночь спасает жизни других людей. Ясно тебе? Или давно тебе этого не объяснял?
– Ты, грязная скотина, доиграешься до неприятностей. Хоть бы тебя кто прибил за деньги и за ваших шлюх.
– Рот закрой! Или ты говорить научилась?! – его короткие пухлые пальцы схватили ее волосы, и толстые губы шипели ей в лицо. Айгуль знала, что в такие моменты ее задача увернуться от удара, но его вторая рука уже больно упиралась ей в грудь.
При звуке подъехавшей машины, Айгуль вся съежилась, стала нервно растирать сухие худощавые руки друг об друга, словно тщетно пытаясь их согреть. Она не знала, чего ей больше хочется: самой не жить или чтобы он не жил. Она с отвращением ожидала его появления с самодовольной физиономией, наполненной чувством вседозволенности.
Когда Айгуль увидела своего мужа и перемены, произошедшие с ним, леденящий холод ужаса лизнул ее спину и она последовала за его жестом, как заколдованная. Открыла ворота, пропуская машину во двор, прилежно закрыла их, еще не понимая, смысла происходящего.
– Принеси какие-нибудь покрывала, – прохрипел он глухим и чужим голосом. Когда Кабжан переносил из машины в сарай каких-то девочек, накрыв их этими покрывалами, Айгуль подумала, что она скоро проснется и, как всегда, будет вспоминать подробности своего неприятного сна.
Кабжан умылся, переоделся, дважды подошел к машине, что-то высматривая в ней, словно что-то искал. Но его чистая и опрятная одежда не могла скрыть искаженное испугом лицо и едкий запах алкогольного перегара.
– Если кто-нибудь спросит, скажешь, что я привез баранов, – было объяснение мужа, который прилежно пошел на работу.
Айгуль вошла в дом, в комнате ее девочек было тихо и уютно, в каждой детали чувствовались любовь и забота, которыми она окружала своих маленьких принцесс. Айгуль провела пальцем по нежной ладони Маржан, подошла к кровати Гаухар, и долго вслушиваясь в ровное дыхание младшей дочери, рассматривала нежные, мягкие черты ее лица. Вдруг ноги повели Айгуль к сараю, она с опаской заглянула в щель двери, но ничего не увидев, приоткрыла дверь. В углу сарая она заметила кучу сена, которой не было раньше на этом месте. Ей захотелось, раскидать эту кучу сена, провести по нежной, теплой ладони этих девочек, услышать их ровное дыхание. Вдруг до нее донесся глухой стон, который обжог ее слух раскаленным железом. Айгуль захлопнула дверь, тошнотворный страх, густой тяжестью ртути разливаясь по всему телу, подчинял сознание. Она поспешила в свой уютный мирок, в котором тихо тикали часы, с прилежной точностью расставлены предметы, сверкало стекло люстр, отражая искусственный свет в зеркалах. Но слово «счастье» рассеивалось, как мираж, во всём этом прилежном порядке.
А маленькая Ботагоз превратилась в птичку, похожую на маленький зеленый самолетик, ее маленькое тело обвила бабочка, с переливающимися синим отливом, крыльями. Большие черные с перламутром крылья душили ее, тяжесть этих крыльев вдавливала ее в темноту. Бота кричала: "НЕ ХОЧУ КНИГУ", но слова не выходили из нее, а черные крылья тугим обручем сковывали ее тело, не давая дышать, кричать и ЖИТЬ....
4
В немой тишине дома, всматриваясь близорукими глазами в блики солнечного света, настойчиво пробивающиеся сквозь щели плотной ткани штор, лежала бабушка, плотно натянув одеяло на подбородок. Она давно не спала. К ее не здоровью примешалось назойливое чувство беспокойства, которое она связывала с неохотой Айгерим вставать с постели. «Лучше бы я потихоньку сама пошла, выгонять коров – дело привычное, ничего со мной не случилось бы», – с этими мыслями она стала засыпать, видимо подействовало лекарство, которое Карлыгаш дала выпить, уходя на работу. Бабушку разбудил заговорческий шепот Ботагоз, звучащий в ее ухе какофонией слов перемешанных со стонами. Когда бабушка окончательно проснулась, то поняла, что в комнате никого нет, разбудила ее боль и собственный вырвавшийся во сне стон. Она поднялась, превозмогая боль, за окном было далеко не раннее утро, в доме тревожная тишина, она скорее вышла из дома, на веранде спали внуки, их лица были безмятежны и спокойны. Во дворе она также никого не обнаружила, лишь за забором кто-то хлопотал.
– Ляззат, это ты там?
– Да, анам4, как ты себя чувствуешь? – ответила ей дочь соседка.
– Зашла бы да спросила. Чувствую, лучше бы ничего уже не чувствовать, – огрызнулась старушка. – Где девочки Ботагоз с Айгерим?
– Не знаю, анам, утром я их попросила забрать нашу скотину, Максат с Динарой еще ведь не приехали.
– И ты туда же, нет бы, наоборот, помочь девочкам. Что-то их не видно, тревожно мне очень.
– Да заигрались где-то по дороге, вот и бегают. Проголодаются – придут, никуда не денутся, – успокаивала дочь свою больную престарелую мать.
Солнце быстро набирало высоту, передавая земле свое игривое настроение, своими яркими лучами оно грело и обнимало, своим дыханием оно шептало «ЖИВИ! ЖИВИ!». «Какой прекрасный день», – подумала старушка, подставляя лицо и руки под ласковые лучи, словно впитывая старой, дряблой кожей саму жизнь. Сквозь тонкую, полупрозрачную кожу век она рассматривала яркое красное полотно, по которому разливался мерцающий узор орнамента. «Ботагоз!!! Она должна это увидеть!». В это мгновение ей больше всего на свете хотелось держать за руку свою маленькую Боту, слышать ее смех, вместе с ней ощущать эту неподдельную красоту жизни. Вдруг старушка встрепенулась, словно вспомнила что-то очень важное, забежав на веранду дома, начала теребить внука:
– Ербол, вставай скорее, девочек до сих пор нет, иди, поищи их! Вставай – говорю тебе! Скорее же, ленивец!
– Әже5, что с тобой??? Горим что ли???
– Иди, ищи Ботагоз с Айгерим. Они как ушли на рассвете, так их и нет.
– Да играют они на соседней улице. Вон слышны их взвизги, – стойко сопротивлялся сонный юноша, растягивая рот в зевоте.
– Так иди и приведи их, раз тебе слышны! – на требовательный окрик бабушки проснулся Болат.
– Болат, иди, поищи девчонок, где-то лазают, а бабушка сирену врубила, – снисходительно перевел бабушкины требования с себя на младшего брата Ербол.
