John Hall
Дорога в обсерваторию
Издалека начали доноситься ужасающие звуки. Они застыли где-то между сражением и чавканьем. О втором мне думать не хотелось, потому что было понятно: как только все стихнет, я стану следующим. Следующим мне быть не хотелось. Но и не хотелось прощаться с рюкзаком, пусть я и осознавал риск, связанный с нахождением… возможным нахождением.
Время ощущалось не так, как текло. Казалось, словно оно утекало сквозь пальцы. С другой стороны, каждая секунда тянулась, как нагретая резина или дешевый пластик, который все никак не мог разорваться, разделившись на две части. На самом же деле время никоим образом не изменилось и продолжало свой размеренный ход, а рюкзак все никак не хотел отыскиваться. Более того – звуки утихли, а это ничего хорошего не означало.
– Проклятье! Кобыла недобитая!.. Угораздило же встретить тебя и попытаться помочь! – прорычал я. – Надо было не обращать внимания! Не надо было слушать совесть и думать о карме! Надо было думать о том, что благими намерениями скорее окажешься в преисподней, нежели вознесешься! – продолжал потихоньку рычать я, при этом остановившись и вращаясь на месте, разрезая светом фонаря отступивший, но сохранивший при этом большую часть своей плотности туман.
«И что мне делать?!» – подумал я, а в следующий миг в плотной пелене показалось несколько больших ламп. Две из них – красная и синяя. Они поочередно мерцали, своим светом прогоняя наваждение, опустившееся на город. Оставшиеся – размером гораздо меньше – светили желтым, и это были противотуманки, и именно они позволили мне увидеть рюкзак. Я ринулся к нему. Он лежал в паре метров от меня, на земле, что позволило быстро схватить его за специальную ручку – и вот тут я оплошал.
Копы ехали пусть и не очень быстро, но они не могли увидеть меня в тумане. У них не было ни единого шанса рассмотреть мою внезапно появившуюся перед ними фигуру. В связи с этим они мчались на меня. Кажется, они ориентировались на свет фонаря, но не могли рассчитать расстояние…
Я отпрыгнул в последний момент. Это спасло мне жизнь. Правда, равновесие я не смог поймать за хвост, в связи с чем достаточно быстро и неловко начал пятиться, с каждым шагом приближаясь к пропасти. Дальше был отбойник, о который я ударился и через который перевалился.
* * *
Что такое «лететь кубарем»? Это – скатываться с большой скоростью и огромной вероятностью никогда впредь не подняться.
Что такое «лететь кубарем со склона горы»? Это – девяностодевятипроцентная вероятность отправиться в прекрасное и в то же время злачное место. И при этом я прижимал к себе рюкзак и всем своим телом защищал банку с вареньем. Мне не было страшно напороться на осколок стекла. Нет! В тот момент я ни о чем подобном не думал, своей группировкой отыгрывая ежика… скатывающегося со склона, поглощенного туманом.
Сколько это продолжалось, не знаю, но в какой-то момент удары прекратились. Земля подо мной закончилась. Я летел в направлении реки и прощался с жизнью.
Хотя об этом нельзя сказать «прощался». Прощание – осознанное действие. В том же, что делал я, осознанности не было. Лишь огромное количество несвязных мыслей, которые приводили меня к вакууму. К пустоте. В которую я летел, продолжая при этом вращение в воздухе.
Удар. Вода обняла и постаралась хлынуть в рот, но зубы были настолько сильно стиснуты, что должны были потрескаться от давления. Хорошо, что этого все же не случилось.
Каким-то чудом я вошел в воду достаточно удачно. Даже не потерял сознания. Спустя несколько секунд даже всплыл, после чего лег на спину, поймав хрупкое равновесие.
«Удивительно, – подумал я, – здесь нет тумана… а небо на самом деле настолько чистое, что звезды видны не только невооруженным взглядом, а будто бы их ещё и специально подсвечивают изнутри самих звезд».
Несколько минут я лежал на воде, переводя дыхание и прижимая рюкзак к груди. Фонарик был потерян. Он остался где-то там, где была найдена сумка, и от этого чувство обиды кололо где-то под сердцем.
Вдалеке послышался протяжный крик. Он звучал так, словно кого-то звали, но кого именно, было не разобрать. Мне казалось, что ещё немного – и если духи есть, то они заберут меня к себе, погрузив на самое дно, но и этого не происходило. Я видел лишь звезды, где-то высоко в небе, и старался не смотреть по сторонам. Мне казалось, что на берегу я непременно увижу ту девушку, которая явно была не от мира сего и вряд ли вообще от мира… и, все же посмотрев, я ее там увидел смотрящей на меня таким образом, каким мне не хотелось бы, чтобы она на меня смотрела.
Вдалеке раздался бой колоколов. Он отвлек меня всего на мгновение, поэтому, когда я вновь посмотрел туда, где она стояла, там уже никого не было.
«Чертовщина какая-то! – подумал я. – Да, этот вечер будет вспоминаться мне исключительно в кошмарах… если я останусь в живых. Если не простыну до смерти». С этой мыслью я понял, что настал момент выбираться на берег.
Спустя минуту с меня потоками стекала вода. Холод лез под кожу. Туман окутывал собой. Фонарика не было, и единственное, что оставалось, – попробовать подняться по скале наверх.
Я думал, что не получится, но получилось. И даже лучше, чем я мог предполагать! А все потому, что я вышел на дорогу около указателя, который четко показывал в сторону обсерватории и даже говорил, что дотуда всего два километра.
Закинув рюкзак на спину и обняв себя руками, я пошел вперед. Было страшно и становилось страшнее. Все потому, что странный звук становился громче и приобретал какую-то странную материальность. Таковая складывалась в вой, а потом обрела форму моего имени и знакомого голоса. Когда это произошло, меня отпустило. Ощущение, словно за мной кто-то шел по пятам, не пропадало до того момента, пока в лицо не ударил свет фонаря и показался вышедший из тумана друг. Его глаза быстро бегали из стороны в сторону. Он судорожно осматривал меня, после чего наконец прокричал: «Я так волновался! Туман сегодня невероятно густой! Я хотел до тебя дозвониться, но со связью что-то неладное…»
