Ирма Гринёва
А сколько ещё неизведанного! Найду! Обниму! Не отдам никому! От ненависти до любви и обратно. Что обещает её лицо
Шерил замолчала. Она бесконечно устала. Но она не могла расстаться с Крейгом, не сказав ему самого главного:
– Крейг… прости меня… и Летти за всё… За то, что сделали тебе… Ты когда-то сказал… что прошёл путь… от любви до ненависти… Мы с Летти прошли обратный… от ненависти до любви… Я люблю тебя… Уже давно… Ещё с тех пор… как шпионила за тобой… Прости, что не призналась… тебе сразу…
У Крейга перехватило дыхание. Они жили вместе уже год, занимались любовью каждую ночь, но ни разу не говорили о любви. Он наклонился и нежно прикоснулся губами к руке Шерил:
– Я тоже тебя люблю!
– Поцелуй меня, пожалуйста!
Крейг привстал и, стараясь не задеть трубки приборов, которыми была окутана любимая, припал к её губам. Сначала осторожно, а потом всё более глубоко и страстно. Шерил застонала, и Крейг прервал поцелуй.
– Я сделал тебе больно? – с ужасом спросил он.
– Нет! – успокоила Шерил, – Сладко!
А у самой из глаз выкатились слезинки и проложили две блестящие дорожки по щекам.
– Пожалуйста… сходи за доктором, – попросила Шерил Крейга.
Он поспешил выполнить её просьбу, начисто забыв, что может сделать это, не выходя из палаты. Шерил хладнокровно отсчитала про себя 30 секунд и потянулась к многочисленным трубкам, поддерживающим её жизнедеятельность…
Она не собиралась жить беспомощным инвалидом, гадящим под себя. Не хотела висеть на шее любимого бомбой замедленного действия с пулей под сердцем. Одно дело, когда он об этом не знал, и совсем другое, когда он будет сходить с ума, ожидая удара каждую минуту. Долг перед Летти она выполнила – Джеп в надежных руках Крейга. И с любовью своей она попрощалась…
… Крейг уже был около дверей доктора, когда тот выскочил из кабинета, и, не обращая внимания на посетителя, поспешил по коридору. Крейг обернулся – в палату Шерил забегали люди. Он развернулся и побежал обратно.
Шерил лежала, вытянувшись на кровати, с букетом выдернутых трубок, зажатых в руке. Руке, которую он целовал ещё минуту назад. Что же ты наделала, любимая!?!
20 – образ злого духа в мифологии эпохи Возрождения. Приобретает широкую известность благодаря философской драме «Фауст» И. В. Гёте. Прилагательные «мефистофелевский» и «мефистофельский» означают – язвительный, злобно-насмешливый (из Википедии)
21 – в переводе – «любимая»
22 – в переводе – «счастливая»
23 – вымышленный профессор религиозной символогии в Гарвардском университете из конспирологических романов Дэна Брауна «Ангелы и демоны», «Код да Винчи», «Утраченный символ», «Инферно» и «Происхождение».
17
Крейг стоял у окна и наблюдал, как Рин играет в догонялки с няней. Мальчик смеялся. Пожалуй, впервые после смерти Джейн. Крейг про себя звал её тем именем, под которым полюбил. Имя Шерил никогда не слетало с его уст, когда она была жива, а сейчас, когда её не стало, говорить о ней было не с кем.
Они никогда не говорили о Джейн с Рином. Крейг свято выполнял данное любимой обещание позаботиться о мальчике, но для него не достаточно было знать, что Рин – сын Летти. Даже того, что он сын его и Летти, было мало. Он часто думал о том малыше, который погиб вместе с Джейн. И ещё о том, знала ли она сама, догадывалась ли, что не только пуля, но и маленькая жизнь находилась у неё под сердцем? Прощаясь с ним, она ничего не сказала о своей беременности.
С уходом Джейн жизнь потеряла для Крейга всякий смысл. Исчез азарт к работе, к зарабатыванию денег, к построению новой империи. Ничто и никто не трогало ни его сердце, ни душу, ни даже тело. У него не было никаких желаний. И что самое страшное – он не испытывал от этого дискомфорта. Что на работе, что дома, Крейг решал только сиюминутные задачи. Одна из них – поиск няни для Рина, похоже, наконец-то, с приходом Вивьен24, решена.
За этот год без Джейн, сколько нянь сменилось у Рина Крейг посчитать бы не смог. Одни не выдерживали сами гнетущей обстановки в доме, другие не могли справиться с Рином. Пятилетний малыш оказался один на один с горем – потерей матери и отчуждением отца. Он капризничал, ершился, вредничал, требовал к себе повышенного внимания и, поскольку его капризы Крейг выполнял тотчас, достаточно было одного его слова, чтобы очередная претендентка на должность няни лишалась работы.
Некоторых выгонял сам Крейг. Стоило ему заметить, что няня старается обратить его внимание на себя, как её участь была решена. Кокетничающие с ним женщины вызывали у Крейга только брезгливость.
Вивьен потому и задержалась, что смогла за несколько дней испытательного срока не только усмирить буйный нрав Рина, но и с Крейгом выбрала правильный тон поведения – держала дистанцию, смотрела прямо в глаза хозяину без дерзости, но и без подобострастия, зазывными взглядами не стреляла.
Крейг заметил, что теперь уже сам поглядывает на Вивьен с чисто мужским интересом, не сразу. А когда понял, что ему доставляет удовольствие наблюдать за ней, за её живостью, слушать её прозрачный смех, видеть белую полоску зубов между соблазнительными губами, желание накрыло его девятым валом.
Колебания не были свойственны его натуре, а Вайда Вейдера, который мог бы притормозить его ради осторожности, рядом не было. И Крейг отправился в комнату няни, выждав час, которые ей, по его разумению, должно было хватить, чтобы уложить Рина спать, и самой подготовиться ко сну.
Крейг постучал в дверь Вивьен и открыл дверь, не дожидаясь разрешения. Вивьен в ночном пеньюаре стояла у окна, обхватив себя за плечи руками, и вглядывалась в ночное небо. Она развернулась на звук открывающейся двери и увидела хозяина, застывшего в проёме. Крейг молчал, давая возможность женщине прийти в себя от неожиданного визита и как-то отреагировать. Например, сказать – У Вас какой-то вопрос, месье? Или что-то подобное. И тогда бы он понял, что его визиту не рады, сказал бы что-то незначимое и ушёл.
Но Вивьен молчала. Мало того, она повернулась к нему лицом и разомкнула руки, опершись ими о подоконник. Крейг воспринял этот жест как приглашение, и подошёл к Вивьен вплотную. Осторожно дотронулся до её волос – какие они у неё шелковистые, и начал теребить прядь. У неё ещё была возможность остановить Крейга: холодно спросить – что ему нужно? Возмутиться, оттолкнуть. Но она ею не воспользовалась.
Вивьен ждала Крейга. Она давно замечала его взгляды, обращённые к ней. В них не было ни теплоты, ни похоти. Только боль проглядывала сквозь маску непроницаемости. Его душа потихоньку выползала из пучины горя из-за потери жены, по дороге натыкаясь на острые колючки воспоминаний.
Вивьен подняла голову вверх, вглядываясь в эти измученные глаза. И Крейг запустил руку в её волосы, притянул её лицо к себе и впился в губы.
Ненадёжная преграда шёлка пеньюара в момент оказалась на полу. Не очень много времени понадобилось и чтобы скинуть одежду Крейга в четыре руки…
24 – в переводе – «живая, оживлённая»
18
Бурная ночь осталась позади, но не принесла Крейгу облегчения. Она больше походила на какое-то безумие. Они с Вивьен сходились друг с другом, как в схватке, потом отступали, чтобы через мгновение наброситься вновь. Оба были голодны, сексуально голодны. Про себя Крейг всё знал, а выяснять причину её голода ему не хотелось.
Вивьен проснулась ранним утром, и не от солнышка, а от неутолённого, вернее, неутолимого желания. Крейга рядом не было. Его одежды на полу не было тоже. Но он ещё не ушёл. Стоял около окна, вглядываясь вдаль, и механически застёгивал пуговицы своей рубашки.
Вивьен подошла к Крейгу, прижалась щекой к его спине, обхватила руками за талию и сказала:
– Позволь мне?!
Но, вместо того, чтобы застёгивать пуговицы, начала их расстёгивать. И тут Крейг её узнал, узнал её руки, вспомнил её дыхание на своей спине:
– Скарлетт?!… Летти?!
Повернулся в кольце её рук, обхватил ладонями её лицо и вгляделся с жадностью в её глаза. Глаза, почему-то, были голубыми, а не медовыми.
– Ты знаешь моё настоящее имя? – потрясённо произнесла Скарлетт-Летти-Вивьен.
– Джейн… Шерил мне всё рассказала. Как ты нас нашла?
– Она оставила мне записку. Это долгая история. Мы…
– Я знаю, – перебил Крейг, – Это я положил записку в ваше условленное место. Она не успела…
– Как это случилось?
– Автомобильная авария. Несчастный случай. Шесть дней в коме… Пришла ненадолго в себя… И всё…
Прошёл год со смерти Джейн, но каждое слово давалось Крейгу с трудом, как будто несчастье с любимой произошло только что.
– Я была на кладбище. Знаешь, что удивительно? В тот день, когда Шерил не стало, ко мне вернулась память, – сказала Летти, пытаясь увести Крейга от горьких воспоминаний, переключить его внимание на себя.
Но это не так-то просто оказалось сделать.
– Да, Джейн рассказывала мне об эффекте близнецов, – упрямо называя жену любимым именем, сказал Крейг, – В тот день, когда, как считала Джейн, ты погибла, её ранили на задании, и она попала в больницу. Но ты жива. Значит, Джейн ошибалась?
– Нет. Это была я. Шерил писала мне об этом. Спасибо, что не выкинул из тайника предыдущие её послания. Так я узнала как она жила эти годы, думая, что я погибла, но продолжая общаться со мной.
– А как жила ты, Летти?
– Как всегда – чужой жизнью, – ответила Летти, расцепила руки и отошла от Крейга.
Он продолжал её волновать, а разговор предстоял долгий и сложный, и Летти уселась в кресло и предложила то же самое сделать Крейгу. И начала рассказывать ему издалека. О том, с какой радостью взялась выполнять последнее своё задание (тогда она ещё не знала, что оно будет последним), чтобы осуществить то, в чём они с Шерил поклялись больше десяти лет назад – отомстить Крейгу Фаррелу. О том, каким трудным был её путь от ненависти до осознания, что полюбила его ещё до того, как поняла, что есть два Крейга Фаррела, и сын за отца не отвечает…
В этой части рассказа Летти для Крейга не было ничего нового. Об этом ему уже рассказывала Джейн.
… О том, каких душевных мук ей стоило решение о выполнении задания до конца, где на кону была любовь к нему. Но они с сестрой были друг для друга и заложницами и гарантами послушного поведения. И любовь к сестре, да и к себе тоже, безжалостно призналась Летти, перевесила.
О том, как не осторожно, не правильно повела себя, когда в квартиру к ней нагрянул Стив. Это было уже после того, как арестовали его, Крейга, а её «задержали», как свидетеля. Ей бы, как бывало раньше, сыграть с ним в игру – «Я или секс?», и выбрать секс. Стив бы решил, что она устала, получил бы свою толику удовольствия и оставил бы её в покое. А она, вся в переживаниях за его, Крейга, судьбу, не стала скрывать от Стива, что больше его не любит, и попросила уйти, а он взбеленился. Они ссорились и дрались. Но силы были слишком не равны. И кончилось это тем, что Стив её жестоко изнасиловал, оправдывая свои действия тем, что ей, как проститутке на окладе, должно быть привычно предоставлять своё тело в распоряжение любого мужчины. Да, она именно так себя и чувствовала – проституткой, которую ФБР подкладывает в постель к объекту, чтобы усыпить его бдительность, чтобы выведать секретные сведения, чтобы обеспечить его отсутствие, когда это нужно, присутствием в постели с ней. Взаимоотношения со Стивом были её отдушиной. В них она чувствовала себя женщиной – любимой, желанной, уважаемой. До тех пор, пока не встретила настоящую любовь…
Вот что имела в виду Летти, понял Крейг, когда написала сестре – «опасайся Стива».
… Она решила не скрывать факт изнасилования от руководства и написала на Стива рапорт. То, что служебное расследование закончилось для него увольнением, она узнала значительно позже. А пока её включили в программу по защите свидетелей, из которой выкинули, как только скрывать беременность стало не возможно. Из ФБР уволили – кому нужен агент с ребёнком на руках? Чему она, Летти, была бесконечно рада. Рада вдвойне – и тому, что вскоре станет матерью, и тому, что покончила с «любимой» конторой.
И началась их с Джепом кочевая жизнь. Они переезжали из города в город не из-за охоты к перемене мест, а потому что Летти постоянно чувствовала, что за ними следят. И это не было паранойей, ведь однажды к ним с сыном ввалился Стив…
Видимо, за Скарлетт-Летти следили не только агенты Варда, понял Крейг, но и Стив. И в какой-то момент их пути пересеклись. Стиву удалось убрать агента Курта Рассела, как лишнего свидетеля, когда он решил «навестить» бывшую подчинённую и возлюбленную.
… Наученная предыдущим горьким опытом, Летти постаралась вести себя с ним спокойно, не отвечать на его обвинения в предательстве, в сломанной судьбе, но покорно предоставить ему изнасиловать себя на глазах у двухлетнего малыша – такого она допустить не могла. Но, если в прошлый раз Стивом двигала обида, то сейчас он полыхал ненавистью. Их борьба закончилась тем, что он ударил её по лицу с такой силой, что она, отлетев, пробила головой окно и выпала с десятого этажа. Но ей повезло – она упала в бассейн на крыше соседнего дома. Даже дважды повезло – хозяин бассейна оказался дома. Он не дал ей захлебнуться и вызвал врача. Ни скорую, ни полицию вызывать не стал. На это у него были свои причины…
«Повезло дважды» – тоже самое говорила Крейгу Джейн, когда рассказывала о своём ранении.
… Несколько месяцев Летти была в коме, а когда очнулась – не помнила ни кто она, ни как её зовут. И для неё началась новая жизнь. С чистого листа. Летти стала женой Дарвина25, того человека, который спас ей жизнь. К чести Дарвина надо сказать, что он не стал разыгрывать из себя мужа, пользуясь амнезией Летти, хотя полюбил её с первого взгляда. Честно всё рассказал, что знал сам о ней, вернее, об обстоятельствах, при которых увидел её впервые на дне своего бассейна. И о своей любви. И о том, что, если она согласится выйти за него замуж, то её жизнь будет подвергаться ежедневному риску. А вот с чем это связано – ей лучше не знать. Что-то подсказывало Летти, что и до Дарвина её жизнь не была безоблачной и спокойной, и она согласилась.
Так на свет появилась Вивьен Кларк. Летти тогда не помнила, что её зовут Летти, а имя Вивьен, почему-то, отозвалось в её сердце мелодичным звоном. Лишь когда память вернулась, она смогла связать узелком ниточку, протянувшуюся от имени Скарлетт, под которым она полюбила впервые в жизни, с именем Вивьен. Скарлетт О'Хара – героиню романа «Унесённые ветром» и Вивьен Ли – актрису, которая играла её роль в одноимённом фильме.
Память вернулась год назад. Шесть ночей Летти мучили сны. Снилось что-то очень важное, но что – она никак не могла вспомнить, когда просыпалась. А потом, вдруг, как будто кто-то вставил вилку прибора в розетку, она вспомнила всё и всех…
Крейг не мог не отметить схожесть происходящего одновременно с близняшками. Шесть суток пробивалась душа Джейн сквозь заторы памяти Летти в её снах. И только когда память Летти включилась, Джейн себя выключила.
Летти не стала скрывать от мужа, что она вспомнила себя настоящую. Ведь они друг для друга не только супруги и любовники, но и друзья. А для Летти Дарвин прежде всего друг, а только потом муж и любовник. Дарвин отпустил Летти найти сына и сестру. Она первым делом отправилась в Вашингтон, и в тайнике исповедальни Кафедрального собора нашла письма от Шерил. Остальное было делом техники.
25 – в переводе – «дорогой друг»
19
Вот тебе и наука! Вот тебе и соционика с дуальными парами! «Теоретическое обоснование двух половинок одного целого», как сказал когда-то Стив. Да, Крейг-Мастер обратил в своё время внимание на Скарлетт-Летти-Советчика и даже, казалось, полюбил её, а потом узнал Джейн-Шерил, и вся стройная теория дуализма рассыпалась в прах. Шерил, хоть и была близнецом Летти, то есть, по законам астрологии имела абсолютно одинаковый с ней гороскоп, но характером, душой, жизненными устремлениями, категорически с ней не совпадала. А по теории дуализма относилась к психотипу Администратор25, пусть и находящимся в одной и той же соционической квадре26 с Мастером и Советчиком, но не составляющим самую гармоничную с Мастером дуальную пару. Не должна была составлять, быть самой для него притягательной. И, тем не менее, Крейг полюбил и до сих пор любит Шерил, а не её, Летти. Это ясно, как день.
Ну, и сколько времени она ещё будет прятать голову в песок? Месяц? Год? Всю жизнь? Может, прошедших двух месяцев достаточно? В конце концов, это не честно ни по отношению к Шерил, ни к Крейгу, ни к себе самой.
…Они бросились в объятия друг друга, как два изголодавшихся волка. Слишком многое их связывало – сын, общие тайны, любовь к Шерил, секс. Но чем дальше, тем больше Крейг замыкался в себе, отдалялся от Летти. Вёл себя отстранённо. Стал чаще и дольше задерживаться на работе. Страсть в постели исчезала, таяла на глазах. Общение всё больше пахло горечью…
Летти вздохнула и посмотрела на часы. Часы показывали час ночи. Крейг ещё в спальне не показывался. Значит, как и обычно в последнее время, сидит на террасе в одиночестве. И Летти решительно поднялась с постели.
Крейга она, действительно, нашла на террасе. Он сидел в кресле с недопитым бокалом красного вина в руке, уставившись куда-то вдаль.
– Ты тоскуешь по ней?
Крейгу не надо было уточнять – по кому он тоскует, не надо было называть имени, которое было постоянно у него на сердце. И ответил он коротко:
– Да!
– Мне тоже её не хватает. Пусть мы и не виделись половину жизни, но мы знали, что есть друг у друга…
– Я всё время прокручиваю в голове нашу с ней первую встречу на яхте. Наше противоборство в замке. Это ещё до того, как выкрали Джепа. Наше бегство через границу…
– Расскажешь?
Крейг надолго замолчал. Летти уже решила, что так и не дождётся ответа. Но он, всё-таки, заговорил:
– Я был раздавлен фактом твоего предательства. Но ровно до того момента, как узнал о твоей беременности. Моя ненависть подспудно искала за что зацепиться, чтобы оправдать тебя, и нашла…
Летти в этот момент невольно вспомнила строчки стихотворения русского поэта позапрошлого века, которые её зацепили, когда она их прочла, но понять суть которых тогда не смогла: «Да, можно любить, ненавидя, Любить с омрачённой душой…»27 Видимо о таком моменте, как описывал сейчас Крейг, когда в душе человека борются ненависть и любовь, писал поэт…
– Потом погиб агент, следивший за тобой, а ты исчезла вместе с сыном. Вард был уверен в твоей виновности, а я пошёл на сделку со следствием, чтобы самому разобраться в случившемся. Джепа мы нашли через год, но не с тобой, а с незнакомым мужчиной – Вуди Стоуном. Варда, к сожалению, уже не было в живых…
– Он погиб? – перебила Летти Крейга.
Вард относился к ней настороженно и, надо сказать, имел на то полное основание. А она уважала его за профессионализм. Сейчас, когда всё осталось позади, его смерть отозвалось в её сердце болью за… если и не за друга, то за близко знакомого человека.
– Нет. Онкология. Очень быстро сгорел. Всего несколько месяцев – и всё, – грустно ответил Крейг и продолжил про Вуди Стоуна, – Мы пытались выяснить, кто он, кем приходится Джепу, ведь малыш называл его «дядей». Биография «дяди Вуди» оказалась таким же надутым мыльным пузырём, как и твоя биография «Скарлетт Харрисон». Из этого мы сделали вывод, что он из той же конторы, что и ты – ФБР. И вас что-то связывает между собой. Окончательно это стало ясно, когда ты тоже обнаружилась неподалёку. Вернее, не ты, а Джейн, но я тогда думал, что ты. Мы заманили Джейн на яхту и я открылся ей, когда мы уже были в открытом море, где деться ей было некуда. Она вела себя очень осторожно. Ни тебе удивления от встречи, ни раскаяния, ни попытки соблазнения. Ни намёка на хоть какие-то чувства. Одно хладнокровное равнодушие. Это меня разозлило. И я сказал ей, что нашёл её ради мести, и готов убить…
– А она? – подтолкнула Летти замолчавшего Крейга.
– А она попыталась сбежать. Ударила меня между ног и спрыгнула за борт.
– Узнаю Шерил, – усмехнулась Летти, – она хоть и была из нас двоих тихоней, но борец настоящий!
– Да, – продолжил Крейг, – она и потом, в замке, куда мы её поместили, пока завершали операцию с Джепом, не переставала искать путь к свободе, хотя и пообещала мне, что больше попыток сбежать не будет. Знаешь, только после её смерти я понял, как трудно ей было со мной. Она ведь совсем меня не знала. Шла за мной, как по минному полю. Я-то тогда думал, что она – это ты и всё удивлялся: почему не захотела вернуться к имени Скарлетт, осталась Джейн, хотя мы могли в документы вписать любое имя? Почему была так шокирована перспективой лечь со мной в постель? Ведь, кажется, после полугода еженощного любовного марафона такого быть не должно? После первой ночи вопросов появилось ещё больше. Она была так сдержанна, осторожна, но, в конце концов, пошла за моей страстью, раскрылась даже больше, чем в период «Скарлетт», до конца, до последней капли. Но по-другому. Без бури, без бурлеска. С таким самоотречением, с такой нежностью, что я едва не потерял сознание. И это я! Знающий толк в женщинах, в сексе, в страсти, но, как оказалось, не в любви… А ещё в первую ночь я обнаружил на её теле под сердцем след от пули и меня пронзил ужас, что я мог потерять её уже давно… Она рассказала мне о ранении только в последний день своей жизни, а тогда я ничего не знал. И мне очень хотелось, чтобы она поделилась со мной своими тайнами, чтобы к ней вернулась твоя, как потом выяснилось, веселость… Но она молчала, и я решил, что это вопрос доверия, а не любви. Потому что любовь ко мне она не скрывала, хотя и не говорила о ней. Признание тоже прозвучало только в последний день… Я потащил её на аэродром, чтобы совместным прыжком с парашютом доказать, что мне можно доверять. Она могла умереть. Пуля сдвинулась бы на миллиметр от перегрузок – и всё! Я не додумался, а она ничего не сказала. Только спросила: «Мне не будет больно? Помнишь, ты обещал?» А я ещё и пошутил по этому поводу. Идиот!
Крейг разволновался, как будто вот-вот должно было случиться то, что не случилось тогда. Летти положила руки на его плечи, а он склонил голову и потёрся щекой, благодаря за этот успокаивающий жест.
– Знаешь, она научила меня радоваться мелочам, ценить каждый миг. С ней любая ерунда превращалась в праздник. Тихий семейный праздник. У неё отросли волосы… Мы же перед похищением Джепа сделали ей короткую стрижку, и выкрасили в блондинку, как на одной из последних фотографий с Джепом перед вашим исчезновением, чтобы он узнал тебя. А она созвала семейный совет, где я и Джеп решали, какой мы её хотим видеть. Я уже не помню, над чем мы тогда хихикали. Помню только ощущение счастья, которое царило за столом. Я попросил её вернуться к своему натуральному облику – надо же было мне посмотреть на её истинное лицо? И она покрасилась в темно-русый цвет. Это был не тот темно-медовый цвет, который я ожидал увидеть. Но зато появились кудряшки, так напоминающие твою гриву из периода работы в издательстве. А рассказ, как она впервые в жизни красилась самостоятельно, стал ещё одним поводом, чтобы повеселиться. А изучение французского? Мы же по документам были семейной парой французов, поселились во французской части Канады, где девяносто процентов населения говорит только на этом языке. Я-то французским владею в совершенстве, а она и Джеп – ни бум-бум. Я им объявил, что они шагу не сделают из дома, пока их французский не будет отличаться от французского коренного жителя Парижа. Я на работе. Нанять репетитора нельзя. И они изучали самостоятельно. По учебникам, по интернету. И каждый день отчитывались мне в успехах. Устраивали маленький спектакль. Я домой летел, как на крыльях… Будь моя воля, я бы вообще не расставался с Джейн ни на минуту. Но… Воспользоваться моими американскими деньгами пока было слишком опасно, а строить бизнес в чужой стране с нуля было сложно. И я пропадал на работе, вместо того, чтобы проводить время с семьёй. Мне хотелось обеспечить их всем по высшему разряду. Казалось – сделаю задел на будущее, тогда и можно будет немного расслабиться. А будущего, как оказалось, у нас и не было…
Крейг замолчал, погрузившись в воспоминания. Он не знал, какими словами описать свою любовь к Джейн. Как ему было легко с ней, как спокойно. Как ему нравилось всё, что она делала, всё, что говорила. Как, даже при самом обычном разговоре, он читал в её темно-медовых глазах кроткую любовь к себе. Как улетала его душа, таяло тело, сердце щемило от нежности от одного только взгляда на неё. Особенно по утрам. Как бы рано она не просыпалась, он просыпался ещё раньше, подсовывал свою руку под её подушку, брал любимую в охапку и любовался тем, как сладко она спит. Зарывался лицом в её волнистые пушистые волосы и вдыхал аромат счастья, такого острого, что к горлу подступали слёзы… Да и стоит ли это кому-нибудь говорить? Это может понять только тот, кто потерял такую любовь. Кому за каждым шорохом шагов, за каждым поворотом тропинки чудится облик любимой. И верится, что она придёт, обязательно придёт, а не только бесплотной тенью мелькнёт между кустов. Верится вопреки здравому смыслу. Иначе… Иначе сердце не выдержит…
А Летти невольно сравнивала ситуацию с Джейн и с собой. Сейчас Крейг намеренно задерживался на работе, стараясь уменьшить контакты с ней, Летти, а к Шерил летел «как на крыльях». И Джепа воспринимал тогда сыном, а сейчас общался с ним, как с чужим. Да, по сути, вообще не общался.
– Мне не даёт покоя авария Джейн, – заговорил Крейг, – Вначале я был уверен, что это несчастный случай, а сейчас… Как ты думаешь, к аварии мог быть причастен Вуди Стоун? Стив, как вы его звали?
Летти вздрогнула. В отличие от Крейга, она была уверена, что авария Джейн не простая случайность, а намеренное убийство. И то, что организовал его Стив, у неё тоже не было сомнений. Только сказать это Крейгу у неё сил не было. Каково это – знать самой и признаваться ему, что Шерил погибла вместо неё? Но она решила быть честной и ответила на прямой вопрос также прямо:
– Я не сомневаюсь, что аварию организовал Стив. Это в духе сотрудника ФБР идти к цели, не разбирая средств, оправдывая случайных жертв необходимостью её достижения. Я думаю, что он не был уверен в моей смерти, поскольку моё тело обнаружено не было. Потому и прихватил с собой Джепа, чтобы использовать его в качестве живца в охоте на меня. Вряд ли он знал, что нас двое. Но, в любом случае, Шерил погибла из-за меня.
Крейг не стал убеждать Летти в обратном. И утешать не стал. Он на глазах из сломленного, отрешённого флегматика превратился в решительного, волевого прагматика. Теперь у него появилась цель в жизни, и жизнь вернулась в его глаза, в весь его облик.
– Значит, пока Стив жив, он представляет угрозу и для Рина, и для тебя.
– Что ты собираешься делать? – испугалась за Крейга Летти.
– Убрать эту угрозу! И отомстить за Джейн, – спокойно ответил Крейг.
По его тону Летти поняла, что отговаривать его, предостерегать было бесполезно. Она только не удержалась, спросила:
– Нам ждать твоего возвращения?
– Вам будет безопаснее вернуться к твоему мужу, – жёстко ответил Крейг.
Летти ничего не оставалось, как последовать его… нет, не совету, а распоряжению. Её любовь была ему не нужна, и слова о ней так и не слетели с губ Летти.
25 – Администратора характеризует ясный и трезвый ум. Он рассуждает логично и разумно. Он
талантливый и прирожденный шпион, выведывать информацию умеет любыми способами. Отличается невероятной работоспособностью. Может заниматься интересным делом сутками без сна и отдыха, проявляет сильную живучесть, инициативу. Поступать любит так, как ему кажется правильным. Он уверен, что умение подчиняться правилам – это сильный характер, не любит хитрости и жульничества. Придерживается порядка во всем, умеет красиво и элегантно одеваться.
26 – психотипы Мастер, Советчик, Администратор и Гуманист относятся к четвёртой соционической квадре. Они ориентированы на "вечные" ценности, не склонны вкладывать энергию во что-то временное. Идею "далекого светлого будущего" воспринимают без особого энтузиазма, предпочитают жить настоящим. Квадра практиков, умеющих реализовать продуктивные идеи в полном объеме, до исчерпания их возможностей.
27 – стихотворение Валерия Брюсова (1873-1924) – русского поэта, прозаика, драматурга, переводчика, литературоведа, литературного критика и историка. Одного из основоположников русского символизма.
Да, можно любить, ненавидя,
Любить с омраченной душой,
С последним проклятием видя
Последнее счастье – в одной!
О, слишком жестокие губы,
О, лживый, приманчивый взор,
Весь облик, и нежный и грубый,
Влекущий, как тьма, разговор!
Кто магию сумрачной власти
В ее приближения влил?
Кто ядом мучительной страсти
Объятья ее напоил?
Хочу проклинать, но невольно
О ласках привычных молю.
Мне страшно, мне душно, мне больно…
Но я повторяю: люблю!
Читаю в насмешливом взоре
Обман, и притворство, и торг…
Но есть упоенье в позоре
И есть в униженьи восторг!
Когда поцелуи во мраке
Вонзают в меня лезвие,
Я, как Одиссей об Итаке,
Мечтаю о днях без нее.
Но лишь Калипсо28 я покинул,
Тоскую опять об одной.
О горе мне! Жребий я вынул,
Означенный черной чертой!
28 – в древнегреческой мифологии прелестная нимфа острова Огигия, куда попал спасшийся Одиссей на обломке корабля, и с которой он провёл там 7 лет (из Википедии)
Послесловие
Летти с сыном вернулась к мужу. Вернулись и их имена – Вивьен и Джеп. Джеп быстро привык и к своему прежнему имени, и к новому имени мамы, и к своему новому папе, который относился к нему с искренней заботой и любовью. Также как относился потом и к дочери, родившейся у Вивьен через 7 месяцев после возвращения из Канады. И не возражал против её имени – Шерил.
Шерил делала первые в своей жизни несмелые шаги, когда Вивьен получила сообщение от Крейга, состоящее всего из одного слова: «Всё!», и она поняла, что месть состоялась, больше Стив не будет угрожать ни её жизни, ни жизни Джепа.
Вивьен послала Крейгу фотографию их дочери, но ответа на своё послание так и не получила. То ли Крейг уже сменил адрес, и её письмо не дошло до него, то ли эта информация оставила его равнодушным. Выжгла ли его полностью любовь к Шерил или, сохранив её милый облик в дальних тайниках души, он возродится к жизни? Найдёт новую любовь? В любом случае, это не будет она, Летти. Ни любви, ни ненависти он к ней больше не испытывал…
май 2020
Что обещает её лицо или Женя, Женечка и Катюша
1
Из глубокого сна Женю вырвал настойчивый звонок телефона. Вставать категорически не хотелось. Телефон, наконец, смолк, и Женя, повернувшись на бок, тут же начала погружаться в сладостную дрёму. Но, не тут-то было! Телефон, словно набрав в свои недра побольше воздуха, затрезвонил с новой силой. Женька разлепила глаза – чёрт! Двенадцатый час! Кому она могла понадобиться в ночь-полночь?!? Идите в баню! И Женька, пытаясь заглушить настырный звонок, натянула на голову одеяло. Но тут же его сдёрнула и пошлёпала в коридор, выуживать из сумки сошедший с ума телефон. А вдруг это звонят из Реабилитационного центра? У Ярика она была сегодня, с ним всё было в порядке, не считая, конечно, настроения, но… Учитывая полосу невезения, которая тянется уже несколько дней, вдруг что случилось?
