Ирина Ярич
Командировка в Рим

«По-видимому, на свете нет ничего,

что не могло бы случиться» Марк Твен

Пролог. Мой друг Максим

Прошлым летом мы с Максимом, моим другом отдыхали на Байкале, который манил нас ещё с детства, но выбраться туда раньше было недосуг. Наконец, наши отпуска совпали, и мы купили двухместную палатку, резиновую лодку с вёслами и отправились на перекладных к знаменитому озеру.

Озеро! До чего же образный наш русский язык! Первая и последняя буквы – маленькие окружности, и само это короткое слово представляется окружностью. У меня, во всяком случае, слово озеро ассоциируется с чем-то округлым, заполненным водой. А Байкал?! Вы видели его на карте? Где же тут округлость?!

Другие называют Байкал морем, потому что оно огромно. Но согласитесь, привычно, когда море солёное и ещё лучше, если оно сообщается с другими морями бòльшими по величине и объёму проливами или прямо переходит в океан. Пресноводный Байкал, если поместить в европейскую часть России, протянулся бы от Москвы до Санкт-Петербурга и соприкоснулся бы с Финским заливом.

На мой взгляд, правильнее считать его водохранилищем. Опять замечательное и ёмкое слово и соответствует Байкалу, как природному хранилищу пресной воды.

Мы с другом, конечно же, знали, что это озеро огромно, но когда, наконец, приблизились и остановились на его каменистом берегу, Байкал поразил нас величавой красотой и мощью. Погода стояла тихая, солнечная и на синих водах серебрилась рябь. Пошли по берегу, который всё тянулся и тянулся, а потом словно уходил под воду, накрытый сизым туманом. Обойти эту водную ширь – как было бы здорово! Но наши отпуска коротки для подобного похода.

Мы отдыхали там, где Байкал окружают горы, составляющие хребты, что простираются вдаль, извиваясь и разветвляясь. У их подножия пушистые лиственницы чередуются с разлапистыми елями и окаймляют изумрудной дугой водную синь. Высокие зонтики сосен с шелушащейся корой цепляются крепкими корнями за сыпучие склоны, а конусообразные макушки кедровых сосен, красуясь длинными иглами, взбегают к горным вершинам. Не раз мы плавали по озеру к многочисленным островкам, ловили рыбу.

Однажды мы заметили, что сизые тучи могут принести бурю и укрылись, нашли более-менее укромное местечко для палатки у скалы. И действительно разразился сильный шторм, который на наше счастье бушевал недолго. Ветер разорвал и разметал тучи, и снова засияло солнце. На берегу оказалось несколько рыбёшек, выброшенных штормом. Они у нас на глазах стали уменьшаться, словно худели или как будто таяли. Местные жители на наши расспросы ответили, что это живородящие рыбки голомянки, и что под солнечными лучами плавится их нежный жир, который содержит витамины и вообще очень полезен.

Уже три недели отдыхали среди первозданной природы. После загазованной и душной атмосферы мегаполиса Прибайкалье показалось нам раем. Солнце не жгло, не палило, а мягко ласкало лучами, делая приятным и уютным наше пребывание. С восхода округу заполняли трели птиц. Эти птичьи переговоры не смолкали до заката. Воздух настолько чист и свеж, что, казалось, и сам зазвенит. А вода удивительно вкусная и необычайно прозрачная, дно видно даже на глубине в несколько метров. Дивный край нас очаровал. И мы сами словно оттаяли. Исчезли нервозность и раздражительность. Потянуло на откровения.

Через несколько дней заканчивались наши отпуска, уезжать совершенно не хотелось, окружающая природа действовала умиротворяюще. Стали приходить мысли, верной ли дорогой иду среди городской суеты, устремляясь к карьерному росту? То над чем не задумывался и считал само собой разумеющимся, теперь выглядело сомнительным.

Ещё и Максим огорошил меня своей фантастической историей. Подумать только почти год скрывал, но с другой стороны и как расскажешь, ведь никто не поверит, скорее, сочтут ненормальным. Последние несколько месяцев, после возвращения его из очередной командировки замечал, что с ним что-то не так, Максим стал более замкнутым, неразговорчивым, задумчивым, более серьёзным, хотя куда ещё более, но всё же. Конечно, я пытался расспросить не из любопытства, а как-то отвлечь, но Максим не рассказывал. Я не лез в душу, по себе знал, что назойливость только раздражает и нисколько не облегчает печаль. И вот в один из тихих вечеров, когда мы сидели у костра, а вокруг дышала природа, у Максима прорвалось то, что давило его эти месяцы, да что там, почти год.

Наивкуснейшая уха уже была съедена, и мы, сытые и довольные, любовались заходом солнца. Бледный при свете дня лунный ломтик уже встал ему на смену. Затем солнечные лучи потонули в сиренево-оранжевых слоистых облаках, сбившихся у горизонта на западе. Сумерки наступали с востока, словно проявлялись из неизведанного далёка, обволакивая всё вокруг. Первые звёзды робко показались на синеющем небе. Горные вершины стали стремительно погружаться во мрак, и темнота по склонам спускалась на сине-серебристое озеро. В костре трещали сухие ветки, пламя, искрясь и танцуя, устремлялось вверх, и его языки растворялись в вечернем сумраке.

– Игорь, я давно хочу рассказать тебе историю, которая произошла со мной около года назад во время командировки в Рим, – обратился ко мне Максим. – Это очень странное происшествие, и я до сих пор не знаю, как объяснить то, что со мной случилось.

– Происшествие?! И ты столько времени молчал! – удивился я.

– Всё как-то не решался. Да и подходящего случая не было. Только эта история длинная.

– Не томи, Максим, начинай уже рассказывать.

И Максим поведал мне очень странную и необычную историю. Если бы я не знал его много лет, то усомнился бы в её правдивости. Наша дружба давняя, ещё со школы, с пятого класса. Его родители тогда переехали в наш городок. Из всех предметов тогда Максимке больше всего нравилась история древнего мира. Помню, как он всегда очень внимательно слушал учительницу истории Ольгу Николаевну, которая прекрасно знала свой предмет и увлекательно рассказывала. И у неё на уроках не только двоек, троек не было. Максим, бывало, вытаращит на неё свои серо-голубые глаза и смотрит, почти не отрываясь, будто боится пропустить что-нибудь. Ребята даже посмеивались, говорили: влюбился. Но не будешь каждому объяснять, что когда интересно, то нельзя не смотреть на того, кто рассказывает такие захватывающие вещи. А древний мир был непостижимым и манящим. Это словно другая планета с иными племенами, народностями и государствами, со своими законами и обычаями. Тогда в детстве Максим хотел стать археологом. Только он не мог решить, какому же государству отдать предпочтение, потому что археолог должен ограничивать свой интерес каким-то одним регионом. А моему другу было интересно многое.

В старших классах интерес к истории поубавился. Школьники обычно свой интерес к тому или иному предмету связывают с личностью учителя. Хоть и глупо, но это так. С историей СССР нам не повезло: другая учительница рассказывала нудно, без энтузиазма, может быть, ей самой было неинтересно. Так это или нет, но на её уроках мы скучали.

Не повезло нам и с учительницей английского языка. Та любила рассказывать всякие небылицы и случаи, которые с ней происходили, или рассуждать о чем-либо, совсем не касающегося темы урока. Быстро усвоив эту её особенность, мы частенько в начале урока задавали ей какие-нибудь вопросы, спрашивали её мнение, нарочно тянули время. А, когда она спохватывалась, то успевала до звонка только напомнить о домашнем задании.

После школы мы вместе поступили в медицинский. Я давно хотел стать хирургом, а Максим в мединститут пошёл за компанию, в основном, чтобы получить профессию, а не из большой любви к медицине.

В институте, изучая обязательную латынь, Максим понял, современному человеку знание иностранного языка необходимо и принялся осваивать французский. Через два года он начал самостоятельно учить итальянский, а ещё через год – немецкий. Лишь изредка консультировался с преподавателями. Как-то случайно ему попался учебник старославянского языка. Он и его принялся читать с интересом.

По распределению я попал в областную больницу, а Максим – в поликлинику Приморского района. Я ассистировал во время операций, потом и сам стал оперировать. А вот Максимка, поработав участковым врачом, понял, что терапия – не его призвание. И если бы не хобби, то впал бы в хандру. Увлёкся он древней историей, взялся изучать историю и культуру европейских стран. Уволился из поликлиники и устроился в фармацевтическую фирму, пройдя отборочный конкурс. Благодаря знанию иностранных языков и медицинскому образованию стал там вскоре нужным и почти незаменимым.

Фирма, где работает Максим, не только расширила ассортимент медицинских и фармацевтических товаров, но и стала специализироваться на импорте различных косметических средств по уходу за кожей и волосами. Максим часто ездит в деловые командировки во Францию, Италию и Германию. Его присутствие стало уже необходимым при деловых переговорах. Иностранцев умиляет интерес моего друга к их родным странам, они проникаются к нему доверием, и в результате ему удаётся заключать выгодные контракты.

Всё удавалось, лишь в одном Максиму не везло – в любви.

При всей своей практичности и дальновидности, он всё-таки очень ранимый и, можно сказать, в какой-то степени наивный. Сидел я тогда с ним у костра на берегу Байкала, слушал непостижимую его историю и думал: удивительно, что это вообще произошло, но не удивительно, что именно с ним. Максим настолько увлёкся прошлым, что его всё больше и больше занимали события тех далёких веков, и всё меньше интересовало настоящее. Нет, он не идеализировал прошлое. Но оно его манило, как всё недоступное, малоизвестное и далёкое. Максим не пустой мечтатель, и не враль, что-либо придумывать и забавлять он не будет. В этом я был уверен, и ничуть не сомневался в правдивости его рассказа. Но объяснить я совершенно не в силах. Одно из чудес или причуд всемогущего Неба? У меня ответа нет. Может кто-нибудь из читателей своим проницательным умом постигнет. Поэтому я выношу историю моего друга, разумеется, с его разрешения на ваш взыскательный суд.

Помню, сидит напротив меня Максим. Красивый, статный, крепкий. Школьное увлечение гимнастикой, а потом занятия в институтском кружке самбо пошли на пользу. Его небольшая борода, которую он отпустил в последнее время, в отсветах пламени костра из русой превратилась в рыжую, как и густые отросшие за отпуск волосы. Похож на древнего русича. Ему бы меч да копьё со щитом, да шлем с кольчугой – вылитый княжеский дружинник. Но его занесло в другую эпоху…

Глава первая. Поездка в Рим

I

А вот и сама история, как поведал мой друг.

– Подходил к концу срок контракта с итальянским партнёром, – начал свой рассказ Максим. – Для обеих сторон соглашение было очень выгодное, не только наша фирма, но и итальянцы надеялись на его продление. Случайно руководству фирмы стало известно, что конкуренты активно переманивают нашего партнёра. Надо было срочно принимать меры. Уладить столь непростое дело поручили мне. Начальство расщедрилось, и откомандировало меня в Рим аж на две недели.

В аэропорт я поехал на такси. Шоссе постепенно приближалось к морю, затем шло параллельно береговой линии. Вокруг становилось сумеречно, словно небеса превратились в полупрозрачную серую дымку, которая разрасталась и сливалась с морем. Вдоль берега плыл пассажирский лайнер, украшенный зажжёнными окнами, как новогодняя ёлка сверкающими гирляндами.

И вспомнилось мне, как почти десять месяцев назад на таком же теплоходе я плыл вместе с Надей. Я так ждал этого круиза! Две недели наедине! В одной каюте! Думал, уж теперь будем вместе, теперь нам никто не помешает. Только мы и море! Но я не учёл – теплоход прогулочный, развлекательный. То бар, то ресторан, то бассейн и всюду весёлые компании. А Надя общительная, даже слишком… Мне хочется быть рядом с ней, хочется, чтобы она уделяла внимание только мне. А её тянет к новым приятелям, и из бара и ресторана её можно вытащить только на палубу, где она щеголяла в своём слишком откровенном золотистом бикини, или в бассейн, и везде её сопровождала компания новоявленных друзей. Кончилось тем, что мы поссорились, и она быстро нашла мне замену. Так, что моя Надежда перестала быть моей и не оставила никакой надежды на нашу совместную жизнь, о которой мечтал.

Я смотрел на лайнер и старые, казалось, уже угасшие чувства проснулись. Какая-то серая тоска охватила мою душу. Невыразимая грусть выдавила из глаз влагу, подкатила ком к горлу. Почему я так полюбил её? Почему она меня не любила? Почему? Почему так происходит?..

Через несколько километров шоссе плавно повернуло, удаляясь от морского побережья. Седое небо окончательно слилось с пепельным морем на невидимой уже линии горизонта, вдоль которой очень медленно перемещалась продолговатая бриллиантовая «брошь-лайнер», сияя крохотными сверкающими окнами, становясь, всё меньше и меньше. Крошечные огоньки в три ряда на белом овале в сером тумане сплошного моря-неба. Я как завороженный смотрел на эту бриллиантовую «брошь», уменьшающуюся и удаляющуюся в сероватую бездонную даль. Может быть, из-за того, что смотрел слишком пристально, эта картина унесла меня на несколько мгновений из действительности в какую-то иную реальность. И мне захотелось другой жизни, такой же вот маняще далекой.

Шоссе уходило от моря. Последний раз взглянул я на крошку «брошь» и грустно вздохнул. Как ни странно вдруг почувствовал облегчение, словно с этим печальным выдохом вышла, закончилась моя прежняя жизнь, и появилось ощущение, что начинается её новый этап. От предчувствия чего-то необычного защемило в груди, как будто я вступаю на опасный, но заманчивый путь.

II

И вот я в Риме. Мне нравится этот город. Нравится Италия. Нравятся итальянцы, в большинстве своём они очень красивые, особенно глаза. По-моему, глаза у итальянцев самые красивые в Европе. Когда я впервые приехал в Италию, у меня было такое чувство, что я вернулся туда, где у меня осталось что-то родное. Странное это ощущение не покидало меня в Риме и при последующих визитах. Какая-то мимолетная ностальгическая тень редкими волнами покрывала мою душу. Я ощущал грусть, словно от потери чего-то родного, и одновременно радость, как будто я вот-вот обрету что-то важное. Я не находил разумного объяснения своим ощущениям, кроме своего субъективного отношения к этой прекрасной стране с многовековой историей.

Но меня ждала работа, трудные переговоры с руководством фирмы. И я постарался сосредоточиться на этом деле. Немалых трудов мне стоило убедить Роберто Висконти, нашего итальянского партнёра, продлить контракт. Целую неделю я бился. В конце концов, Роберто согласился продолжить наши партнёрские отношения. Остался всего лишь один спорный пункт, очень важный для нашей фирмы, и не очень выгодный для Роберто. Приближались выходные, которые обычно Роберто посвящал семье. Мы решили отдохнуть, развлечься.

В субботний день была организованна экскурсия в Ватикан. Семья Висконти прибыла в полном составе: Роберто, стройный и красивый, с вдумчивыми голубыми глазами; его обворожительная и жизнерадостная черноглазая жена Сабина, их двенадцатилетний сын, красавец Джулиано и восьмилетняя куколка, дочь Лючия.

Знаменитые фрески красоты неописуемой. Рассказать не берусь, это надо видеть. Но я не удержался от комментариев и даже дополнял объяснения гида, разумеется, на итальянском языке, чем завоевал симпатии и расположение семьи Роберто.

В воскресенье мы все отправились на виллу, расположенную в живописных окрестностях Рима. Там было тихо, мило и уютно. Но мне, почему – то, хотелось на море. Плавая в бассейне, я закрывал глаза, представляя, что лежу на морских волнах. В тот день меня одолела мечтательная нега. Хотелось погрузиться в неизведанный мир, уйти от знакомой реальности.

Выйдя из воды, я отказался от шезлонга, любезно предложенного хозяйкой, расстелил полотенце на лужайке на сочной траве и растянулся в истоме. Устремил взгляд в небесную даль, любуясь перистыми облаками. Наслаждаясь спокойствием и безмятежностью, ощутил, что меня куда-то уносит…

Глава вторая. «Потеря памяти»

Я открыл глаза, но солнце ослепило. Присмотрелся и увидел… море, манящее и безграничное, сине-бирюзовая искристая рябь до горизонта. Пологий песчаный берег облизывали, слегка пенясь, зеленоватые волны. Недоумевая, каким же образом я оказался у моря, оглядывался вокруг. Слева заметил выброшенную на берег разбитую громадную деревянную лодку, похожую на античный корабль, что меня весьма удивило. «Для лодки размер чересчур велик, – мелькнула мысль, – прямо уж транспортный корабль», – решил я, так как борта сильно округлые, а, насколько припоминал, бока боевых судов куда менее изогнутые, за что их и называли «длинные». Часть берега покрывали многочисленные обломки досок, а также какие-то ящики разбитые и уцелевшие, обрывки канатов и верёвок.

Голова раскалывалась, но я приподнялся и побрёл по песку. «Солнечный удар или перебрал «мартини»? – подумал я, прислушиваясь к шуму прибоя. Где это я? Стоп, стоп, я же выпил всего две рюмки… Но, как сюда попал? И куда подевались?..»

– Хозяин! Господин Максим! Хозяин! Нашли товары! – раздался крик парня, бежавшего в мою сторону. Говорил он, почему-то, по латыни.

Подумал, что парень обращается не ко мне, и побрёл дальше. Юноша, в какой-то короткой рубахе без рукавов, шлёпая босыми ногами по мокрому песку, догнал меня и стал радостно твердить опять тоже самое, добавляя, что он рад видеть меня живого и почти невредимого.

«Это ещё кто такой? О каких товарах речь? И почему он меня называет хозяином? И во что он одет?» – с некоторой долей сомнения и опасения встретил подбежавшего темноволосого юношу, который стал рассказывать, кто и где нашел их товары. Я ничего не понимал, мне хотелось присесть, но ни шезлонга, ни скамейки не оказалось. Пришлось сесть прямо на песок. Только тогда заметил, что мои голые ноги обуты в сандалии, а из одежды какая-то хламида, типа простыни с застёжкой на левом плече. Осмотрев себя, я опешил…

«Что это за маскарад? Зачем это «древнеримское» одеяние? Куда я попал?.. Не пойму ничего!» – думал я, обхватив руками голову.

– Голова всё ещё болит? – с сочувствием спросил молодой человек.

Я решил подыграть и попытаться что-нибудь разузнать.

– Да, очень, – вслух сказал я тоже на латинском языке. – Но, хуже то, что ничего не помню.

– Совсем ничего? – удивился тот, как будто искренне.

Я отрицательно покачал головой.

– И меня?

Я подтвердил.

– Я Фидéлис, слуга ваш. Мы везли в Рим товары, но почти у берега потерпели кораблекрушение, нас настигла буря. Господь смилостивился, и все наши выжили. Вас, мой господин, стукнуло мачтой по голове, и вы упали без чувств. Мы вынесли вас на берег, потом пошли искать и собирать то, что выбросили волны. О, господь милостив к нам, многое удалось найти. Ткани, пряности я разложил на горячем песке, их сторожат наши гребцы. Когда товар подсохнет, отнесём во дворец к императору. Но сначала вас надо доставить домой. Куда вы предпочитаете: в Рим или на виллу?

– На виллу, – после недолгого раздумья ответил я, а сам думал: «Что за бред? Слуга, ткани, пряности, кораблекрушение, дворец императора! Кто здесь сошёл с ума?.. А, быть может Роберто устроил розыгрыш? Что ж, любопытно… но этот малый говорит не на итальянском! Зачем такие ухищрения? К чему латынь? И какая-то непривычная», – и я в изнеможении повалился на песок.

Пока я осматривался и недоумевал, Фиделис носился по берегу. Этот шустрый паренёк, ещё подросток, вместе с капитаном нанял несколько лодок, в которые слуги и матросы перетаскали подмокший груз. На море стало совсем тихо, волны слегка пенились, набегая на прибрежные камни, торчащие из воды. Солнце палило нещадно, а на небе – ни облачка.

– Вот, ведь и не подумаешь, что ещё вчера вечером был ливень и ветер сбивал с ног, – сказал Фиделис, помогая мне зайти в лодку. – Триерарх сейчас подойдёт, даст отчёт.

– Триерарх?

– Да, господин, мы так называем Флора Доната, вспомните, он раньше служил триерархом на военном корабле. Его прежняя должность ныне нечто вроде прозвища… Вы всегда были довольны им, как он управляет кораблём.

–А-а… Не до отчёта мне сейчас. Пусть займётся более срочными делами.

Фиделис умчался к группе мужчин, которые осматривали выброшенный на берег корабль. Когда он подбежал ко мне, спросил:

– Сколько ты у меня служишь? – решил притвориться и принять навязанную мне игру.

– Уж больше пяти лет, с тех пор как стал помогать отцу… Господин, вы как-то стали говорить… как-то не так. Неужто от удара?!

– Отчего же ещё. Фиделис, будь другом, помоги возвратить мне память.

– О, господин! Я не в силах! Искусство врачевания мне неведомо! – юноша испугано вытаращил большие карие глаза.

– Рассказывай всё, что знаешь. Отвечай на мои вопросы подробно. Напоминай мне о всех и обо всём, что самому известно.

– О, да, господин, – парень вздохнул с облегчением.

– Мы решили ехать на виллу, а почему отправляемся в море?

– Так путь к вилле короче. Дойдём до северного устья Тибра вдоль берега. Потом – по реке, и – прямо к поместью.

Фиделис уселся на краешке скамьи напротив меня. Он казался успокоенным, будто выполнил то, за что отвечал.

– Фиделис, меня ждёт кто-нибудь?

– Кто ждёт?.. Торговые партнёры, те, с кем заключали договора. Покупатели. Мой отец Адолий, управляющий вашим поместьем…

– А жена? У меня жена есть?

– Нет. Вы не женаты, мой господин.

– А родители? Братья, сёстры?

– Есть троюродные, а у родителей вы были один.

– Почему был?

– Так погибли ваши родители, господин.

– Погибли? Как? Когда?

– Давно. Я тогда ещё не родился. Мне отец рассказывал, а ему те, кто пережил три осады Рима.

– Осады? Расскажи всё, что тебе известно, – я подумал, что игра затягивается и осложняется и, если бы не головная боль, то довольно любопытно.

Юноша будто что-то вспомнил, встрепенулся.

– Да, мой господин …чуть позже, пока мне надо проверить, – и умчался к тем, кто ещё оставался на берегу.