Ирина Репек
Вэй Аймин

Вэй Аймин

Книга 1

Темный лес, белый волк.

Сильный скрип в дали смолк.

В этом темном зеленом бору

Сотни лет собирают траву

Люди синие, как сама бездна,

С мечтой синей которая неизвестна

Никому из темного леса.

А мечта у них большая

Выпить чашу бездонного края,

Выпить чашу бездонного неба,

Неба синего которого нет.

В этом темном, темном лесу

Люди вечно желавшие воли,

Жившие небом вечной свободы,

Только знающий цепкость неволи

Может видеть в снах, просторы

Синего неба, вольного ветра,

Вечного края которого нет.

Только белый волк-волшебник

Знает путь в этот край заветный,

Но не скажет волк белый

Путь-дорогу в край заветный.

Люди синие, живя мечтой

Должны сами отыскать покой

Синего неба, вольного ветра,

Вечного края, которого нет.

Сизый туман опустился на лес.

В его дымке пропал силуэт

Белого волка, которого нет.¹

Пролог

25 год правления Вэй Лин – вана².

60 ли³ северо-западнее границы Шань гуо⁴.

– Нужно отходить, дзяндзюн⁵, их слишком много…

Молодой мужчина, лет двадцати пяти, огляделся. Там, за спиной – толпа крестьян: женщины, дети, подростки, старики, спешащие по дороге на юг в сторону Ушань. На севере у горизонта, между пологими холмами: сотня всадников мчащихся во весь опор, спешащих настигнуть свою добычу. И между крестьянами и нэймэнами⁶ – он и его хэйдзявеи⁷. Один шичень⁸ назад они едва отбились от группы нэймэнов, настигнувших их в ущелье. В этой схватке он потерял еще троих из своих людей. Теперь их, выехавших по приказу давана⁹, из Ушань шесть месяцев назад, из сорока шести осталось только семнадцать.

– Уводите крестьян, – приказал Ци Байдзие¹⁰, – Хей Кай, Ву Ци – вы со мной. Остальные прикрывайте отступающих.

– Дзяндзюн, мы вас не оставим… – молодой, семнадцатилетний парень натянул поводья, посмотрел на отряд преследователей, – их слишком много… человек сто…

– Это приказ, – Ци Байдзие повернулся к пожилому мужчине, справа от себя, – Бай Ци, если мы не успеем вас догнать у входа в ущелье… сворачивайте на восток в сторону Каскас.

– Слушаюсь.

Пожилой хэйдзявей развернул лошадь, поскакал на юг, ведя группу всадников следом за собой. Хэйдзявеи, уставшие, одетые в когда-то черную, а теперь выгоревшую на солнце и потрёпанную ветрами, дождями, изношенную форму: черные, кожаные штаны; гутулы¹¹; черные, из грубой, холщёвой ткани рубахи; сверху рубах, с нашитыми бронзовыми бляшками, доспехи, закрывающие грудь, руки до локтей, и свисающие до середины бедер… они беспрекословно подчиняясь приказу дзяндзюна, последовали за дувеем¹².

– Здесь, на возвышении, – Ци Байдзие обозначил границы, – попробуем их задержать. Соберите стрелы.

– Хей Кай и Ву Ци, оба высокие, крепкие, тренированные бойцы спешились, последовали приказу, бросились собирать стрелы.

– Достаточно, – крикнул Ци Байдзие. – Они уже близко.

Хей Кай и Ву Ци вскочили на коней, встали с двух сторон от своего дзяндзюна, приготовилась… и уже через несколько мгновений полетели выпущенные ими стрелы. Нэймэны, скачущие во весь опор, наткнувшись на шквал стрел, каждая из которых попадала в цель, притормозили, попытались окружить троих воинов, одиноко стоящих на холме.

Стрелы закончились. В ход пошли яньюэдао¹³. Трое шаньцев, развернув лошадей и встав спина к спине, отбивались от толпы взявшей их в кольцо. Конь Ци Байдзие, получив удар копьем в круп, встал на дыбы и скинул всадника. Ци Байдзие, кувыркнувшись через голову, тут же вскочил на ноги, подхватил упавшее яньюэдао, кинулся на атакующих, полоснул лезвием по ногам паре лошадей, изловчился и, подперев плечом древко яньюэдао, уткнув его конец в землю, опрокинул круп третей. Упираясь о древко яньюэдао, воткнутое и торчащее из земли, Байдзие подскочил, изловчился и ногами по косой ударил летящую на него на полном скаку лошадь. Та, потеряв равновесие, скинула всадника. Байдзие, используя рукоять яньюэдао как опору, пружинисто приземлился на колени, встал, наставил острие меча на противника.

– Не убивать, – услышал он крик откуда-то издали, кричали на нэймэнском.

В следующее мгновение стрела пронзила его левое плечо, прошла насквозь. Он упал на колени, дыхание перехватило. Он покосился на наконечник стрелы, прошедший между бронзовыми пластинками и торчавший из груди. Окружавшие его нэймэны замерли, наставили на него мечи. Воспользовавшись передышкой он, левой рукой зажав деревянное древко, правой вскинул меч и отрубил конец стрелы.

Двое его дувеев, отбиваясь, потеряли лошадей, были зажаты и отгорожены от него толпой спешившихся нэймэнов. Ву Ци, с глубокой раной на правой руке, разбил свое копье об очередного нападавшего, едва сдерживал напор, отбивался левой, кроша противника мечом. Перехватив два копья под правый локоть, движением корпуса переломил деревянные древки и мечом в левой руке полоснул по шее нэймэна. Хей Кай, единственный из троих, всё еще без ран, но выдохшийся от боя и теряющий силы, спина к спине с Хей Каем отбивался копьем от толпы нападавших. Он сделал несколько шагов в сторону, резко присел и древком копья опрокинул пятерых, бежавших на него. Затем, вынув меч из ножен, подогнулся под двумя копьями, летящими ему в шею, выгнувшись спиной к земле, пропустил двух копьеносцев и, развернувшись, почти лежа на земле, полоснул им по щиколоткам.

– Не трогать их, – раздался крик, уже по-шаньски.

Ци Байдзие, воспользовавшись замешательством нэймэнов, пинком отпихнул одного из нэймэнов, наставив меч на толпу, отгородился им и прошел к своим дувеем. Нэймэны, получив приказ от подъехавшего к толпе нападавших мужчине лет сорока пяти, с густой бородой, сединой в висках, одетого в дорогие доспехи, остановились в ожидании.

Все замерли: Ци Байдзие, Хей Кай и Ву Ци – воспользовавшись передышкой и ожидая неминуемой смерти; нэймэны, ждущие очередного приказа от всадника; бородатый, с сединой в висках нэймэн, внимательно изучающий троих, взятых в кольцо, шаньцев. Повисла зловещая тишина, которую нарушало лишь прерывистое дыхание сражавшихся и шелест пожелтевшей и ссохшийся травы, подгибающейся под порывами осеннего ветра. Ци Байдзие сделал знак своим хэйдзявеем ничего не предпринимать, оглянулся на стоящего справа от него бородача. Тот объехал посторонившуюся толпу нэймэнов, встал перед Ци Байдзие, усмехнулся.

– Я Хотан, – наконец, заговорил мужчина по-шаньски. – Кэхан¹⁴. Кто ты?

– Ци Байдзие, дзяндзюн Шань¹⁵, – ответил Байдзие.

– Что ты делаешь на моих землях? – спросил Хотан. – Ваш даван и я заключили соглашение. Эти земли – мои.

Ци Байдзие стоял молча, с ненавистью смотрел на кэхана.

– Ты дзяндзюн Шань, – продолжил кэхан, так и не дождавшись ответа от Байдзие, – почему ты не следуешь приказу своего давана?

– Я служил давану, но теперь… – Ци Байдзие вздохнул, каждое слово давалось ему с трудом, раненое стрелой плечо не давало сосредоточиться, от боли всё перед глазами плыло.

Там, вдали, на юге уже почти скрылись из виду, уходившие от преследования, беженцы. Он должен тянуть время, тянуть как можно дольше… столько, сколько сможет. Голова кружилась от голода и потери крови. Шесть месяцев поисков, шесть месяцев скитаний по предгорьям Синлунва и вот, наконец он нашел его… Хотан нетерпеливо осадил разгорячённого от бега коня, который продолжал переминаться с ноги на ногу, уминая копытами сухую траву.

– Теперь ты воюющий с моими воинами, – сильный акцент Хотана резал слух, – все отряды, посланные мною в Синлунва за данью, либо вернулись ни с чем, либо совсем не вернулись. Ты нарушаешь мирный договор между Нэймэн и Шань.

– Договор? – зло огрызнулся Байдзие, – если кто и нарушает договор, так это ты. Ты нападаешь на мирных крестьян, разоряешь деревни, убиваешь…

– Что? – воскликнул один из всадников, нукер¹⁶ кэхана, стоявший позади него, – я тебе сейчас рот заткну, драная собака…

Кэхан остановил его жестом.

– Я всего лишь собираю дань со своих рабов, – спокойно ответил кэхан, – все земли севернее стены, от Фэньхе до Синлунва и от Каскаса до Великой Дон шамо¹⁷ – мои земли. Твой даван…

– Я повторяю, – перебил Хотана Байдзие, – он не мой даван… и ты нарушил договор. Шесть месяцев назад ты напал на Циншисиан. Эта территория находится южнее Ушань и стены.

– Циншисиан? – Хотан недоуменно взглянул на своего нукера.

– Мы не заходили на территорию, – ответил за кэхана его нукер.

– Деревня Ланбаоши, – приникнул Ци Байдзие, – ты разорил деревню и уничтожил всех, кто там был…

– Деревня ювелиров, кэхан, – опять пояснил нукер, – южнее Ушань… На южном берегу Дофа.

– У тебя неверные сведения, – Хотан грозно взглянул на Ци Байдзие. – Мои воины не пересекали Фэньхе вот уже несколько лет… и уж тем более…

– Значит кто-то из твоих людей, – опять зло огрызнулся Байдзие, – ты не можешь контролировать своих людей и они чинят беспределе по всей территории… все эти разрозненные группы нэймэнов… они безотчетно нападают на деревни, собирают дань с одних и тех же домов по нескольку раз… у крестьян уже ничего не осталось… почему ты удивляешься, ты не веришь моим словам? Спроси у своих людей. Они…

– Я знаю, – кивнул кэхан, – что не все нэймэны признали мою власть, но…

– Ты сам всё знаешь. Этих крестьян некому защитить, очень скоро у тебя не останется рабов, с кого ты сможешь собирать дань… эти земли полностью опустошены… И не удивляйся, что твои люди нарушают договор, грабят… Шесть месяцев назад они напали на мой дом, убили всех… вырезали всю деревню… не пощадили никого… женщин, детей, стариков.

– Шесть месяцев назад, говоришь … – кэхан задумался. – Шесть месяцев назад никто из кочевья не пересекал границу, никто из нэймэнов не вторгался в территорию Шань. Ты уверен…? Ты ошибаешься…

– Шесть месяцев назад я праздновал байжи¹⁸, сто дней со дня рождения сына. Я получил приказ от давана явится со своими людьми в Луньи. Через сутки меня нагнал мой побратим, с известием, что на мою деревню напали. Когда я вернулся в свой дом… – Ци Байдзие вздохнул, потупил взор. – Все были мертвы… деревня осталась без защиты хэйдзявеев, почти все мужчины, кто мог держать меч и умел драться, были со мной… и этим воспользовались твои люди…

– Почему ты решил, что это были мои люди? – спросил кэхан.

– Некоторые крестьяне защищались… – у Байдзие уже начала кружится голова, – На убитых была одежда нэймэнов, кроме того мой побратим не раз сражался с нэймэнами… он подтвердил, что это были… люди кэхана Хотана – твои люди.

– Где твой побратим? – спросил кэхан.

– Мертв.

– Хм, – усмехнулся кэхан, – он соврал тебе.

Ци Байдзие зло посмотрел на Хотана.

– Не веришь… это твоё дело, – пожал плечами Хотан, – я лишь скажу, что шесть месяцев назад ни один из нэймэнов не пересекал границу, обозначенную договором. Ни один из моих воинов или воинов соседних улусов не покидал кочевья. Тиенхуа¹⁹ сразила моих людей. Под страхом смертной казни ни один из отрядов не покидал границ своего улуса, чтобы не разносить болезнь… Это моё слово, а мое слово – закон. Можешь верить, можешь не верить…

– Как я могу тебе верить, если…? Если твои люди продолжают грабить и убивать мирных крестьян. Даже сейчас, – Ци Байдзие кивнул в сторону убитых, лежавших на дороге между холмами, тех, кто преследовали крестьян и с которыми сразились его хэйдзявей, – вон там лежат те, кто еще сегодня утром грабил и убивал тех крестьян, – Байдзие указал в сторону ушедших на юг беженцев. – Эти земли уже разорены, и вам остается только одно – нарушать договор и грабить южнее Фэньхе…

– То, что совершили мои люди, или те, кто мне не подчинились, но всё еще называют себя нэймэнами, от их дел я не отказываюсь. Но так далеко на юг… мои люди не заходили. Еще раз повторяю, поищи врагов среди своих людей. Тех, кто послал за твоими хэйдзявеями, а потом напал на беззащитную деревню, оставшуюся без мужчин. Отпустите их, – приказал Хотан.

Нэймэны разошлись. Удивленный Ци Байдзие посмотрел на кэхана.

– Ты отличный воин, – сказал Хотан, – я хочу, чтобы ты и твои люди сражались на моей стороне. Ты следовал своему сердцу – искал тех, кто убил твою семью, уничтожил твою деревню… Нэймэны – храбрые воины и мы понимаем, что такое честь и месть за ушедших в иной мир. Я знаю, что шаньцы верят, что души безвинно погибших не успокоятся, пока за них не отомстят… Возвращайся в свои края, найди тех, кто забрал жизни твоих людей, твоей семьи… тех, кто убил твою жену, сына… отомсти… а затем приходи в мой улус. Там ты будешь принят как славный воин…

– Как я могу быть принят твоими людьми? – удивился Ци Байдзие, – Я все эти шесть месяцев только и делал, что убивал нэймэнов…

– Ты сражался с равным противником, ты убивал в равном бою… Сейчас я увидел, что ты готов отдать свою жизнь, защищая горстку крестьян, которых, возможно, даже и не знаешь. Ты и два твоих верных нукера остались… остальные ушли… ты готов пожертвовать своей жизнью ради тех людей? – Байдзие стоял молча, ничего не отвечая, кэхан покачал головой, продолжил, – Я слышал о тебе раньше. Ци Байдзие – это имя знакомо многим из моего рода. Ты всё это время единственный держал отпор на всех этих землях… которые твой даван бросил, – Хотан усмехнулся. – Да! – кивнул он, – и среди моих людей даван Шань слывет трусливым правителем, оставившим… сдавшим свои земли и людей нам… Только потому, что я слышал о том, какой ты воин, я привел сегодня своих отборных нукеров… остановить тебя. Сегодня я даю слово, что, пока на этих землях меня называют Дакэханом²⁰, никто не пойдет против моего слова, ты будешь моим гостем если решишь прийти в мои кочевья, ты будешь моим воином, если решишь ко мне присоединиться.

– Благодарю, кэхан, – Ци Байдзие склонил голову, сложил ладони в кулак, поклонился на манер шаньцев, – но я не…

– Я знаю, – кивнул кэхан, – ты должен найти тех, кто убил твоих близких… иначе их души никогда не обретут покой… что же, я отпускаю тебя… дайте им коней.

Не дожидаясь пока его приказ будет выполнен, Хотан развернул лошадь и поскакал на северо-запад, его нукеры последовали за ним. Сотня всадников, еще мгновение назад окружавших шаньцев, как по волшебству рассеялась… последовала за своим Дакэханом… скрылась… Неожиданно Ци Байдзие, Хей Кай и Ву Ци остались совершено одни, не считая двух задержавшихся нукеров. Те подвели им трех коней, затем вскочили на своих и последовали за ушедшими.

Шаньцы, всё еще не веря в то, что остались живы, удивлено переглядывались. Ву Ци подхватил Ци Байдзие, который уже готов был упасть, подвел к лежавшей на земле мертвой лошади, усадил на её спину. Вынув стрелу и перевязав рану, помог ему сесть на лошадь.

– Куда теперь? – спросил дзяндзюна Хей Кай.

Тот указал направление на юг.

– Догоним своих, проводим крестьян до Ушань. Затем в Луньи, – ответил Ци Байдзие.

– Вы долго не протяните, дзяндзюн, – покачал неодобрительно головой Ву Ци, – нужно найти ишена²¹.

– В Ушань есть ишены, – ответил Ци Байдзие.

– В Ушань целый гарнизон, который нас ищет. – Хей Кай переглянулся с Ву Ци. – В Луньи нас тоже ищут… мы теперь не хэйдзявеи… мы нарушили мирный договор.

– Что-нибудь придумаем, – вздохнул Байдзие.

– Если рана воспалится…

Ци Байдзие жестом остановил Хей Кая, тот замолчал. Ву Ци, нахмурив брови спросил:

– Дзяндзюн… вы всё таки верите тому, что сказал Хотан?

– В его словах есть смысл, – вздохнул Байдзие, – я давно сомневался в том, что на деревню напали нэймэны. Нас вызвали к давану и в тот же день… Это могли быть переодетые шаньцы, а то, что это нэймэны, нам известно только со слов…

– Вашего побратима…? Который так же пропал…?

Ци Байдзие кивнул.

– Который также пропал… – хмыкнул Хей Кай, – его нужно найти.

– Не думаю, что… сможем что-либо или кого-либо найти, – Байдзие поморщился от боли, плечо нестерпимо болело. – Евнух исчез, охрана, сопровождавшая его, так же могла быть подослана… Хей Кай, ты единственный из нас, у кого осталась семья. Нужно забрать твоих детей, а затем найти возможность заручится поддержкой давана Вэй²², возможно пойти к нему на службу. Если он сможет дать воинов…

– Дзяндзюн… – Хей Кай и Ву Ци переглянулись, – Вы хотите пойти на службу давану Вэй?

– Это всё, что мне осталось. В Шань я преступник, мы все преступники… мы не можем вернутся… Если я заручусь поддержкой вэйцев, возможно у нас еще будет шанс… Я втянул вас всех в это, я должен отвечать за вас… Если удастся закрепится в Вэй, а потом, через какое-то время продолжить поиски… Может вы даже сможете найти новый дом, я же…

– Дзяндзюн, – Хей Кай покачал головой, – хоть я и не потерял свою семью, как все вы и у меня еще остались сыновья, но я готов идти за вами… куда бы вы не пошли…

– Все мы, – кивнул Ву Ци, – нам больше некуда идти.

– Вы еще можете сменить имена, начать новую…

– И забыть то, что случилось? – Ву Ци отрицательно покачал головой. – Не думаю, что хоть один из нас способен на это. Все, кто остался жив… я уверен, они все последуют за вами. Я не один… принял такое решение шесть месяцев назад и… все мы…

– Хорошо, – кивнул Ци Байдзие, – я понял. Догоним своих, потом примем решение… каждый решит за себя.

Ци Байдзие пришпорил коня, Хей Кай и Ву Ци последовали за ним.

Часть 1

10 лет спустя

7-й год правления Вэй Цинсы – вана.

Иншань, северо-восточная граница Вэй гуо.

Глава 1

Повозка катилась по выложенной крупными булыжниками мостовой. Мощенная мостовая – этим могла похвастаться только центральная улица небольшого приграничного городка Иншань²³ченши²⁴. Остальные улицы, улочки, переулочки, дорожки в лучшем случае застилались деревянными досками или засыпались песком, взятым с берегов ближайшей речушки; в худшем же – земля была просто слежалая, стоптанная ногами десятков пешеходов, спешащих туда-сюда. Сегодня вспотевшие, задыхающиеся, изнывающие от летней жары сыюэ²⁵, они, пешие или конные, торопились в центр на жертвенную ярмарку. Торговцы в холщевых или хлопчатобумажных, серых или синих, длинных или коротких халатах с запахом, подвязанных поясами, со скрученными в пучок на затылке волосами – частые завсегдатаи центральной улицы. Горожане, кто в чем: богато одетые и расхохлинные, бедные с залатанными штанами и рубахами, мужчины и женщины, сегодня не могли не выйти туда, где, расхваливая нараспев жертвенных животных, торгаши демонстрировали свой товар.

Минмин²⁶ выглядывала из окошка повозки, с любопытством рассматривая прохожих, торговцев, прилавки с товаром, лавочки, вывески. Ей редко разрешали выходить из поместья. Только по особым случаям, как, например, сегодня. Завтра по всей Вэй²⁷ объявлен праздник, у давана родился очередной сын и в его честь во всех городах, деревнях, селах люди должны совершать жертвоприношения. Утром в сопровождении служанок и охраны её мутин²⁸ отправилась на рынок выбирать животное для обряда. Минмин выпросила чтобы и её взяли. Мутин, чжангонджу²⁹ Вэй, долго отнекивалась: семилетнему ребенку нечего делать в толпе простолюдинов, всё, что ей нужно, всё, что она пожелает – ей купят и принесут в поместье. Но после долгих уговором, и с молчаливого согласия футина³⁰, чжангонджу всё же сдалась.

Рынок крупного и мелкого скота – большой, огороженный, разделенный на секции загон в центре города. Предназначенные к праздничной жертве телята и быки, козлы и бараны – толпились в тесных ограждениях. Рядом загоны с гусями, утками, курами – это для тех, кто не мог себе позволить купить крупное животное.

Мутин Минмин, Вэй Нуан³¹, будучи чжангонджу и сестрой самого давана Вэй, купила самого большого быка. Завтра его отведут к храму, священник обведет его три раза вокруг жертвенного алтаря, повернет головой на юго-запад, в сторону столицы и вангона³², и перережет животному горло. Треть мяса животного можно будет забрать в поместье и съесть, треть отдадут в качестве подаяния малоимущим и оставшуюся треть оставят себе служители храма.

Повозка, поскрипывая, катилась по мостовой. Деревянные колеса то и дело попадали в расщелины между булыжниками, затем выбирались обратно, при этом повозка подскакивала, а сидящие в ней Минмин, её мутин, кормилица и служанка ежились от неудобства на своих подушках.

– Перестаньте выглядывать в окно, – кормилица в очередной раз одернула Минмин, – гонджу³³ не пристало интересоваться толпой простолюдин, ваша мутин будет недовольна.

Минмин послушно села. Обычно она выполняла все наставления и просьбы без пререканий. Мутин даже удивлялась: как может маленький ребенок быть таким благоразумным? Но иногда, когда Минмин что-то не нравилось, или она, в своей маленькой голове, принимала решение, её невозможно было переубедить. Кормилица, молодая, статная женщина, поправила складки наряда Минмин, пригладила и без того аккуратно уложенные в косы, украшенные заколками и плетеными тесёмками, длинные волосы и, удовлетворившись видом, облокотилась о стенку повозки. Но уже через несколько мгновений Минмин опять выглядывала в окно. Ся Сифен, вновь попыталась её одернуть, но на этот раз чжангонджу остановила кормилицу:

– Пусть посмотрит, – сказала Вэй Нуан кормилице, – она так редко выходит из поместья.

– Верно, – кивнула Минмин, – я даже в окно не могу посмотреть?

– Это для вашей же безопасности, – ответила Ся Сифен.

– Что со мной может случиться такого страшного от просмотра окрестностей? – вздохнула Минмин.

– Ваши глаза… люди подумают… – кормилица замялась, подбирая слова и поглядывая с опаской на чжангонджу.

– Что люди подумают? – настаивала Минмин.

– Что вы… что это от эмогуи³⁴.

– Что именно?

– У вас синие глаза, а синий цвет…

– Что? Эмогуи? – Минмин пожала плечами, – абсурд.

– Абсу… что? – не поняла кормилица.

– Нет, конечно не от эмогуи, – вмешалась чжангонджу, – но люди могут испугаться и невесть что надумать. Поэтому лучше быть скромнее и вести себя как воспитанная гонджу.

– Синий цвет – это такая редкость? – пробубнила тихо, себе под нос гонджу, но сидящая рядом кормилица всё же услышала. – Неужели не бывает людей с синим цветом глаз или со светлой коей и светлыми волосами?

– Я не встречала, – ответила Ся Сифен.

– Если вы не встречали – это не значит, что их нет. Я ведь родилась. И, наверняка, где-то далеко отсюда карий цвет глаз считается редкостью, а синие, наоборот, встречаются повсеместно.

Кормилица недовольно посмотрела на гонджу, покачала головой.

– Можно мне купить вон тот засахаренный боярышник? – вдруг спросила Минмин.

Чжангонджу пересела ближе к дочери, выглянула в окно, посмотрела туда, куда та указывала: впереди старая женщина медленно шагала по мостовой, катила за собой маленькую тележку. В руке она несла букет из палочек с нанизанными на них красными, крупными ягодами.

– Засахаренный боярышник, – выкрикивала старуха.

К старухе подбежали двое мальчишек, один протянул монетку. Она, в свою очередь, остановилась, потрепала их по головам, протянула каждому по палочке с нанизанным на них засахаренным боярышником, что-то сказала. Мальчишки убежали.

– Гонджу, – заговорила служанка – молодая, семнадцатилетняя девушка, – я вам сделаю такой же, зачем вам покупать его у той старухи? Посмотрите, она вся грязная, в лохмотьях.

– Пожалуйста, мутин, – попросила Минмин, – я хочу попробовать.

Вэй Нуан кивнула, служанка откинула полог, выглянула из повозки, попросила возничего остановиться. Затем привстала, наклонилась так, чтобы не удариться головой о низкий потолок, вышла на козлы, где, заправляя уделами, сидел слуга и спрыгнула на землю.

– Я могу сама выйти и купить? – спросила Минмин.

– А вот это я не могу позволить, – ответила Вэй Нуан.

– А-Лей, тогда купи две палочки, – окрикнула служанку гонджу, – для Мими.

Вскоре служанка вернулась с двумя палочками засахаренного боярышника.

– Так дешево, – удивлено сказала она. – Если бы я знала, то почаще бы покупала у этой старухи.

– Я частенько вижу её здесь, – сказала кормилицы. – Она всегда приветлива с детьми. Слышала, она даже иногда раздает эти сладости бесплатно.

– М-м-м… – потянула с удовольствием гонджу, – сладкий. Попробуй! – протянула она палочку мутин.

Та сняла пальцами с палки одну ягоду, надкусила, кивнула.

– Действительно сладкий.

Через какое-то время повозка притормозила, пропуская пешеходов, гонджу отодвинула занавеску, выглянула в окно. Они проезжали лавку со всевозможными, сделанными из дерева, табличками, коробочками, шкатулочками.

– Что это? – Минмин вытянула руку из окна повозки и указала на одну из открытых коробок с, насыпанными внутри, плоскими шашками, – это игра?

Кормилица выглянула в окошко.

– Да, – ответила она.

– Мне можно такую…?

– Нет, – отрезала кормилица. – Это мужская игра.

– И что? – удивилась гонджу.

– Это кости, – пояснила кормилица. – В эту игру играют на деньги, мужчины. Вам не пристало в неё играть.

– Я всё же хотела бы научиться, – настаивала гонджу, – ниан³⁵?

Вэй Нуан покачала отрицательно головой. Гонджу прислонилась спиной к стенке повозки задумчиво пережевывая последнюю ягоду боярышника со своей палки.

Повозка выехала за пределы города. Поместье дзяндзюна Вэй Нина³⁶, футина гонджу и генерал-губернатора округа Иншань, находилось недалеко от города Иншань ченши, примыкало к большой, огороженной территории пограничного гарнизона. Восемь лет назад, еще до рождения гонджу, когда бывший даван, футин чжангонджу и дедушка Минмин, скончался и дзяндзюн впал в немилость при дворе нового давана, родного брата Вэй Нуан, их семью отправили в Иншань. Вэй дзяндзюн, Вэй Нин, получил хуфу³⁷ и приказ охранять северо-восточную границу между Вэй и Шань. Поместье, которое даван даровал своей дочери, было достаточно большим, но обветшалым. Приданое чжангонджу было сразу же растрачено на его обустройство. И в дальнейшем жалования футина едва хватало на то, чтобы поддерживать его в более-менее пристойном виде.

Часть поместья пустовала. Только главное здание с холлом для приема посетителей, кабинетом футина, покоями фуму³⁸ и покои Минмин, поддерживались в изысканном виде. Все пристройки: кухни, столярные, конюшни, прачечные, строения – где жила прислуга, всё содержалось очень просто, скупо, без особой роскоши. Заботились только о безопасности, чтобы не обвалилась крыша, чтобы зимой люди не мерзли от холода, а осенью и весной помещения не заливали дожди; чинили обветшалое, поддерживали всё в надлежащем виде, но без излишеств; сад чистили от сорняков и обрезали разросшиеся кусты и деревья, но не засаживали цветами и диковинными растениями, как это делали прочие аристократы.

Повозка подъехала к заднему входу, приставили лестницу по которой спустились Вэй Нуан, Минмин, Ся Сифен и А-Лей. Чжангонджу проследовала к главному дому, служанка поспешила за ней. Минмин пригляделась: у ворот, за створками, показалось лицо девочки лет восьми.

– Минмин, – шепотом окликнула та гонджу.

Минмин шмыгнула за ворота, протянула палочку боярышника девочке. Девочка, улыбаясь, приняла угощение.

– Ну как? – спросила девочка гонджу.

– Как? Всё как обычно, это нельзя, то нельзя, – ответила гонджу. – Я тут с ума сойду… ничего нельзя. Мими, давай поменяемся с тобой местами. Ты хотя бы с мутин можешь выходить в город, а я тут сижу как в клетке. Жду не дождусь – когда вырасту и покину этот дом!

– Как? – удивилась Мими, – Вы же гонджу…

– Угу… – хмыкнула Минмин, – пойдем к Бай Ци. У меня появилась идея.

Бай Ци был старым солдатом футина. В свое время он выполнял обязанности писаря и был дувеем³⁹ дзяндзюна, помощником по военным и государственным поручениям. Сейчас, отстраненный по старости от дел, он с утра до вечера проводил в столярной, вырезал таблички для докладов дзяндзюна; сшивал тонкие, выбеленные дощечки для переписи рукописей, готовил доски для починки зданий; выделывал кожу; при необходимости работал в кузнице; точил ножи, вытачивал черпаки и ложки; лепил из, принесённой с реки, глины кирпичи, обжигал черепицу. В общем, делала всё необходимое для того чтобы поместье дзяндзюна держалось наплаву.

Минмин была частым гостем в его мастерской. Ей нравилось наблюдать как он работает. Когда он, по поручению футина, вырезал на дощечках доклады или иные письмена, он всегда охотно учил Минмин новым символам – вэньзы⁴⁰, показывал на земле перед мастерской как их писать. Пожалуй, он единственный из прислуги, кто умел читать и писать. Еще был Ван бобо⁴¹, управляющий поместьем, но на гонджу у него не было времени. Лишь у Бай Ци всегда находилось время для неё, он отвечал на её вопросы, пусть и не многословно, но он единственный, кто всегда по-доброму относился к любой просьбе гонджу – как возле такого человека не крутиться?

– Гонджу, – позвала кормилица.

– Я здесь, – устало поморщилась Минмин.

Кучер через боковые ворота завел лошадь и повозку в поместье, закрыл створки ворот. Мими и Минмин оказались на виду.

– Вам следует отдохнуть с дороги и освежиться. К обеду…

– Я не устала, – спокойно ответила Минмин, – к обеду я буду свежая и отдохнувшая…

– Вы…, – начала кормилица.

– Я… я… что? – перебила её гонджу.

– Мими, иди на кухню, – заговорила кормилица на диалекте Ци, – там наверняка есть какая-нибудь работа для тебя.

– Но ниан, – хныкнула Мими.

– Мими, – грозно прикрикнула на неё кормилицы.

– Я пойду, – сказала Мими послушно, помахала гонджу на прощание.

– Хорошо, – кивнула гонджу.

Мими побежала в сторону кухни. Минмин обернулась к кормилице, заговорила с ней на диалекте Ци.

– Мими всего восемь. Вы заставляете её работать, она еще совсем ребенок.

– Она должна вырасти трудолюбивой и послушной, – ответила кормилица, – а вам, гонджу, следует…

– Но она же ваша дочь, – с укором сказала Минмин, – неужели вы не хотите чтобы она чему-то поучилась, например, грамоте.

– Девочкам это не нужно, – ответила кормилица.

– Ах, да, – вздохнула гонджу, – я и забыла. Девочка должна выйти замуж, нарожать детей и прислуживать мужу.

– Мими воспитанная и послушная, – затараторила Ся Сифен, – когда я осталась без мужа и меня приютила ваша мутин, я пообещала ей, что буду заботится о вас как о своей родной дочери. Вы должны так же, как и любая благочестивая госпожа, вести себя безукоризненно, быть послушной и приличной девочкой. И когда ваш футин или же сам даван, – она сделала ударение на последнем слове, сложила руки в кулак и немного склонила голову в поклоне, – найдут вам подходящего супруга, вы должны будите ему понравиться.

– Я знаю, я поняла, – вздохнула гонджу, – я слышала это много раз. Я не собираюсь спорить.

Она развернулась и пошла в сторону мастерской Бай Ци.

– Если меня будут искать – то я у Бай Ци, крикнула гонджу, не оборачиваясь, помахала рукой.

– Гонджу, – взвизгнула, раздраженно, кормилица, – вы не должны проводить время с этим старым солдатом. Девочке на пристало…

– Да, – ответила гонджу, даже не оборачиваясь, – не пристало водить дружбу с мужчинами, вы это хотели сказать?

– Благочестивые…