Ирина Николаевна Мальцева
Вера… Ника… Вероника
Да, зря она выскочила со своим нетерпением. Серьезные люди спешки не прощают. Надо было сидеть мышкой и ждать. А теперь старик так и будет её изводить насмешками.
Ну и пусть. Когда-то надоест. А ей впредь наука: не суетись, не лезь на рожон!
Веронике захотелось домой, но вечеринка была в самом разгаре, и уйти не представлялось возможности. Придется остаться, чтобы не вызывать обид.
– Вероника Андреевна! – шумно отреагировали на её возвращение коллеги. – Наконец-то! А мы подумали, что вы сбежали от нас. Идемте танцевать!
С новой силой загремели динамики, энергично задвигались молодые и не очень. Выбросив все из головы, Вероника протиснулась в центр, глазами выбрала себе партнера и так припустила танцевать, как давно уже не бывало. Для многих это было откровением, они раздвинули круг, принялись азартно хлопать самозабвенно танцующей парочке – Веронике Изверовой и Максиму Вольнову, художнику-декоратору их театра. Тридцатилетний Максим был не женат, вернее разведен и находился в поиске. С ним заигрывали, приглашали в гости молодые артистки, говорили, что у него был непродолжительный роман с Павловской, кто-то видел его выходящим из костюмерной в неурочное время. Многое о нем говорили, но только Вероника точно знала, что Максим встречается и с самыми серьезными намерениями с дочкой одного предпринимателя. Дочка была так себе, но папаша имел связи в столичных театральных и киношных кругах. Вольном мечтал с помощью новых родственников пробраться в один из столичных театров, или, чем черт не шутит, на телевидение.
Вероника выбрала Максима потому, что видела не однажды, как здорово он танцует. В последний раз это было на вечеринке у Карров. Кстати, Вольнов и не предполагал, что серьезная Вероника Андреевна может двигаться в стиле тинэйджеров. Кто бы раньше сказал, ни за что бы не поверил. Они, конечно, встречались на тусовках, но чтобы она так отплясывала, ни разу не видел. Правду люди говорят, что в тихом омуте черти водятся.
Максим с удвоенной энергией закружился вокруг Вероники, изображая страстного мачо, Вероника резким движением головы освободила волосы, и они волной покрыли её спину и плечи. Призывно глядя на Максима, женщина завела руки за шею и медленно начала поднимать отливающие серебром волосы кверху, прогибаясь при этом очень сексуально. Так, с поднятыми вверх руками, полуприкрыв глаза и извиваясь всем своим гибким телом, она наступала на своего партнера до тех пор, пока не уперлась грудью в его грудь. Максим непроизвольно обхватил Веронику за талию, прижал плотно к себе и вдруг неуловимым движением переломил пополам так, что женщина чуть не достала головой пола. Держа одной рукой партнершу за талию, Максим потянулся лицом к её лицу, а вторая его рука двинулась от талии вниз по бедру, колену и далее. Это было нечто!
Может, у кого-то возникла даже мысль, что Вероника Андреевна и Максим Вольнов специально отрепетировали этот страстный танец для такого случая. Но на самом деле все вышло спонтанно, от души. Выполнив что-то вроде па из аргентинского танго, парочка под гром аплодисментов закончила танец в объятиях друг друга.
– Браво! Браво! Бис!!!
– Офигеть! Класс!!!
Они разжали объятия, с улыбкой поглядели друг на друга. Потом Максим медленно взял руку Вероники Андреевны и, все еще не выйдя из роли мачо, поцеловал вначале тыльную сторону, потом пальцы, а потом запястье.
– Смотри, Людмила узнает, – шепнула ему на ухо Вероника. – Скандал устроит.
– За такое удовольствие и заплатить не жаль, – также шепотом ответил её Максим.
Он взял её за локоть и повел к столу.
– Шампанского?
– Давай!
Вино запузырилось в бокалах.
– За талант, грацию и непостижимую женственность, – провозгласил Вольнов. Притронулся к её бокалу и первым выпил. Она подождала, потом тремя большими глотками осушила бокал. Шампанское она не любила, но после танцев в горле саднило от жажды, и вино пришлось как нельзя более кстати.
– Хорошо, – проговорила она, облизывая губы. Максим согласно кивнул.
– Может еще?
– Нет, спасибо. Я ведь не любительница. Ты иди танцуй, а я посижу, что-то устала, весь день на ногах.
Максим опять поднес руку Вероники к своим губам.
– Благодарю за удовольствие танцевать с вами. Теперь, если будем где-то вместе, не отказывайтесь потанцевать со мной, хорошо?
– Обещаю, – легко согласилась она, хотя точно знала, что теперь они вряд ли встретятся вне театра. Её разрыв с Костей отразится и на круге общения. Но она об этом ничуть не жалела.
– Иди, Максим, – Вероника подтолкнула своего кавалера, – смотри, как девочки сердито смотрят на меня за то, что я одна тобой завладела.
– Вероника Андреевна, а я бы не отказался, – горячие губы Вольнова обожгли ей ухо. – Могу с уверенностью сказать, что тот, кто так танцует…
– Прекрати! И не додумывай того, что не может осуществиться. Иди, кому говорят!
Максим сделал два шага в сторону, но остановился, снова глянул на Изверову.
– Танец многое может сказать о человеке, Вероника Андреевна. А глядя на вас, можно быть уверенным, что и в …
– С ума сошел! – она закрыла руками уши. – Молчи, а то я рассержусь!
Вольнов захохотал и пошел к танцующим. На нем тут же повисли две красотки, и он, попеременно целуя их, увлек в центр круга. Девицы ответили довольным визгом, задергались в его руках, выставляя на обозрение соблазнительные формы.
Вероника устало опустилась на стул, незаметно стянула туфли и блаженно пошевелила затекшими пальцами. Потом она попыталась собрать волосы, но из этого ничего не вышло. Тогда она разделила их пополам и заплела в косы. Такая незатейливая прическа кардинально изменила её. Любой, глядя на неё сейчас, подумал бы, что это старшеклассница затесалась в компанию взрослых. Черты лица её смягчились, рот чуть приоткрылся, показав безупречные зубы. Щеки после танцев алели, а на шее загнанно билась голубая жилка.
Еще один этап моей жизни закончился, думала она в это время. Наступает переломный момент, а что дальше последует, не известно. Грустно, очень грустно почему-то, даже заплакать хочется, но остановиться, повернуть вспять не могу и не хочу. Только вперед!
Она сама уже налила шампанского и залпом выпила.
– Вероника Андреевна! Дорогая моя, дайте я вас обниму, – захмелевшая костюмерша Валентина тянулась к Веронике. – Вы такая женщина, такая женщина! Просто чудо! Экстракласс!
– Валентина, давай выпьем за наше здоровье, – прервала хвалебную песнь Вероника. – Будем здоровы!
– Будем!
Тут музыка умолкла, и все потянулись к столам. Вечеринка продолжалась. Теперь можно было незаметно исчезнуть. Все в таком градусе, что вряд ли заметят её отсутствие.
– Валентина, я в туалет отойду, – на всякий случай предупредила она костюмершу. – Я скоро.
Но Валентина не слышала. Она хохотала над очередным тостом Семена Хмелева, размахивала зажатым в руке пирожным. Костюмерша была признанная сладкоежка, могла съесть разных вкусностей безмерное количество, но при этом не поправиться ни на грамм. Вероника тоже не поправлялась, но в отличие от Валентины, была равнодушной к сладкому и вообще ела очень мало.
Легкими шагами Вероника прошла к гардеробной.
– Домой? – спросила бессменная гардеробщица тетя Даша. – Вы на своей машине или такси?
– Такси возьму. Свою я еще днем на стоянку поставила, знала, что выпью.
– Правильно. А то моду взяли пьяными за руль садиться. На прошлой неделе здесь в переулке женщину сбили и уехали восвояси. Потом-то их поймали, хулиганов, и они все, сказывал Михалыч, были в стельку.
Михалыч был в театре вахтером. И каждый раз, как тетя Даша грела для себя чайник, обязательно звала его, угощала домашними плюшками и вареньем, а он в благодарность рассказывал ей разные страшные истории, происшествия. Информацию ему доставлял зять, муж младшей дочери, что служил в отделении милиции, находящееся на той же улице, что и театр.
– До свидания, тетя Даша, – попрощалась Вероника.
– Доброго вам здоровья, Вероника Андреевна, – ответила гардеробщица. Потом спохватилась. – А правду говорят, что вы уходите от нас?
– Ухожу, тетя Даша. Но, может, еще вернусь. Как знать.
– И возвращайтесь, Вероника Андреевна. Здесь вас все любят, уважают. От добра добра не ищут.
– Кто знает. До свидания.
Права старая гардеробщица: многих удивило внезапное решение Изверовой оставить театр. Она не стала распространяться по поводу своих дальнейших планов. Если её новое занятие будет успешным, она скрывать не станет, а если нет, так лучше избежать злорадства и ненужной жалости. Чтобы сбылось задуманное, верила она, пусть как можно меньше людей знают о твоих планах. Она знает, родители да Борис Львович, и достаточно. Нечего распространяться.
После жаркой атмосферы буфера, на улице Веронике показалось очень холодно. Она плотнее запахнула плащ, подняла воротник и, обхватив себя за плечи, скорым шагом пошла к остановке такси. Минут через десять из-за поворота показалась свободная машина.
– Куда?
– На Еремейку.
– Поехали.
В машине было тепло, звучала тихая музыка. Вероника перебирала в уме события последних дней, планировала дела на ближайшие дни, среди которых квартирный вопрос. Костя звонил и сообщил, что квартиру разменивать не хочет, и предложил ей другую в любом районе. Надо было выбрать из четырех. Две она уже посмотрела, но они ей не подошли. Завтра или послезавтра надо посмотреть остальные. Хорошо бы Юльку с собой взять, чтобы потом упреков не было. А то она вчера заявила, что останется жить у бабушки с дедом, предоставив родителям возможность выяснять отношения.
Борис Львович прав, надо откровенно поговорить с дочкой. У неё сейчас переходный период, а тут они еще усугубляют. Решено, завтра вечером они поговорят с Юлькой. Надо только Косте сообщить о времени и месте. В дом к родителям Вероника не хотела приглашать Костю, боясь, что вспыхнет конфликт между мужем и Андреем Викторовичем. Пусть пройдет время, все успокоятся, а там видно будет.
– Куда ехать? – спросил таксист, въехав на первую улицу Еремейки.
– По Школьной вниз, второй поворот налево.
Через несколько минут такси затормозило у дома. Вероника расплатилась, и зябко поводя плечами после теплого салона машины, заспешила на свет родных окон. Вон кто-то выглянул, мама, наверное.
Она уже представила уютную кухню, горячий чай с клубничным вареньем, её рассказ о прошедшей вечеринке. Не забыть про танец, который они сбацали с Максимом Вольновым. Папка, конечно, станет хмуриться, обвинять времена и нравы, зато Юлька оценит это как надо. Как хорошо дома!
…Последняя из предложенных Костей квартир находилась в нескольких трамвайных остановках от Еремейки. Далековато, правда, от центра, зато близко к родителям, а значит, и к ипподрому, где Юлька проводила теперь все свободное от уроков время.
Квартира находилась в четырехэтажном доме еще сталинской застройки. Рядом стояли такие же дома, невдалеке просматривался парк, разбитый к десятилетию Победы. Вероника оценила близость дома к остановке, и в то же время малое движение между домами. Поражала удивительная для города тишина, отсутствие суеты.
В доме было три подъезда, квартира находилась в среднем, на третьем этаже. По-видимому, прежние жильцы выехали совсем недавно, решила Вероника, уловив оставшийся запах жареной картошки, и отметив про себя отсутствие паутины в углах.
Квартира ей понравилась. Квадратная прихожая, просторная кухня, две восемнадцатиметровые комнаты. В прихожей имелся встроенный шкаф для одежды, а узкая дверь вела в кладовку. Хороши были двойные двери комнат, паркетный пол и скромная лепнина под потолком. Оригинальный бордюр выполнял роль широкого плинтуса между потолком и стенами. В отличие от современных квартир, высота потолков в этом доме достигала почти трех с половиной метров. В ближайшей к кухне комнате была дверь на застекленную шестиметровую лоджию.
Основа была хороша, но квартира требовала основательного ремонта. Меньше всего от времени и жильцов пострадал потолок и окна, к остальному следовало приложить руки, причем руки профессионалов. Тут своими силами не управиться.
– Ну, как? – Костя стоял у окна и внимательно наблюдал за реакцией жены. – Пойдет?
– Пойдет, – ответила Вероника. – Только ремонт…
– Без проблем. Я сам найду бригаду и оплачу все. Единственно, выскажешь свои пожелания.
Он подошел к ней, взял за руку.
– Может, все-таки передумаешь? Столько лет вместе, и неплохих лет. И Юлька. Ну, хочешь, встану на колени? – пытливо глянул ей в лицо. – Вижу, не хочешь. Ничего ты не хочешь. А еще скрытничаешь, как тогда, в выпускном классе. Опять что-то задумала, так?
Она опустила голову, но он взял её за подбородок и заставил поглядеть ему в глаза.
– Точно! Ну, так скажи, ошарашь, как тогда с театральным. Я пойму и препятствовать не стану. Не могу я поверить в то, что причина в моей глупости тогда с секретаршей. Я прав?
– Костя, не начинай все сначала. Лучше подумай, как разговор сегодня составить с дочкой. Врать ей я не хочу, да и тебе не советую. Пусть ей будет больно, но дети быстро забывают плохое. Зато она будет знать, что мы с ней честны.
– Будь по-твоему. Но ты обещаешь, что с разводом подождешь?
– Обещаю, – успокаивающе улыбнулась Вероника. – Смотри, как бы ты потом не заторопился. Вдруг охмурит тебя очередная красотка и потребует жениться на себе. Что будешь делать?
– Это ты про Вику? Так она наврала – я ей ничего не обещал.
– Кроме Вики, полно желающих стать мадам Кирпичовой.
– Вот это верно! – загорячился вдруг Костя. – В отличие от тебя, их не страшит моя фамилия. Кирпичовы уже известны, а про Изверовых что-то не слыхать.
– Может, еще услышишь, – Вероника повернула к выходу. – Я согласна на эту квартиру, присылай строителей. И вот что я еще подумала, – она резко остановилась, и Костя ткнулся ей в спину, – мне гараж нужен, лучше, чтобы недалеко. Осилишь?
– Идем, – муж крепко взял её за локоть.
На лестничной площадке они задержались, так как сразу не сумели справиться с двумя замками. Пока возились, открылась соседняя дверь.
– Здравствуйте, – поздоровалась Вероника с молодой женщиной. Та держала на руках малыша, измазанного манной кашей. – Скоро соседями станем.
– Да-а-а?! – обрадовано протянула соседка. – Ну и хорошо. Ой, а я вас знаю! – глаза женщины перебегали с Вероники к Константину и обратно. – Вы в театре работаете, верно?
– Верно, – улыбнулась Вероника и протянула руку к пухленькой ножке малыша. – Какой бутуз!
– Пошли, – в нетерпении топтался рядом муж. – До свидания, – кивнул он соседке и первым двинулся по лестнице вниз.
– Увидимся, – пообещала Вероника и поспешила за мужем.
– До свида-а-а-ания! – донеслось вслед.
Заводя машину, Костя насмешливо отметил:
– А ты у нас знаменитость, оказывается. Первый же встречный тебя узнает.
– Не глупи, – отмахнулась Вероника пристегивая ремень безопасности. – Случайность. Помнишь, как тогда в Каире?
Костя помнил. Это был действительно уникальный случай. Они тогда впервые поехали отдыхать в Египет. Беспощадное солнце, плотные толпы народа, терроризирующая со всех сторон музыка и они, обалдевшие от экзотики, шума, жары и тесной обуви. В Каире их должен был встретить бывший однокурсник Кости, Алим Кустоев, который несколько лет до этого, используя дальние родственные связи, переехал в Египет на постоянное место жительство. Сейчас он работал в одной крупной фирме, поставляющей комплектующие для судоверфей. Перед вылетом Костя созвонился с Алимом, договорился о встрече. Но встреча не состоялась.
Они самостоятельно добрались до отеля, отдохнули, приняли душ и решили посмотреть центр огромного города. Добирались на такси. Через час они пожалели, что не остались в отеле. Не привыкшие к такому скоплению людей, духоте и шуму, они растерялись в огромной толпе, почувствовали себя песчинками в море. У Вероники к тому же голова начала раскалываться от боли. Наконец, они отыскали тихое более или менее кафе, выпили по чашечке кофе и большому фужеру ледяной воды.
– Я больше не могу, – пожаловалась Вероника. – Лучше бы остались в отеле, покупались в бассейне.
– Успеем, – не сдавался Костя. – Если уж приехали, так надо все осмотреть.
Вероника посмотрела на свои опухшие ноги в босоножках на высоком каблуке.
– Надо было тапочки надеть или кроссовки. И костюм не к месту.
– Это точно, – согласился муж, поглядев на дорогой, но неподходящий к египетскому климату светло-бежевый костюм жены. – Ладно, – решил он, – поедем в отель. Вечером я позвоню Алиму, и тогда вместе с ним сделаем экскурсию по городу.
Снова такси, н путь к отели занял гораздо больше времени из-за огромных пробок на дорогах. В машине не было кондиционера, и через полтора часа они выбрались у входа в отель абсолютно промокшими от пота и задохнувшимися от духоты. Им понадобилось два часа, чтобы прийти в себя. Им не хотелось ни есть, ни пить, только бы ощущать на себе приятно холодящее тело движение струй кондиционера.
Все это время Костя названивал Алиму. Но тот словно сквозь землю провалился. Не зная языка, Костя не мог выяснить у говорящих на том конце провода, когда будет его однокурсник или где его искать. Он только повторял, как попугай: «Костя Кирпичов, Костя Кирпичов».
На следующий день они вновь решили рискнуть и посмотреть исторический центр Каира. Но их опять ждала неудача – многокилометровая пробка на дороге. С досады Костя стучал кулаком по ладони, а водитель такси испуганно наблюдал за сердитым крепышом на заднем сиденье, который с силой молотил себя по руке. Вероника заметила реакцию шофера и успокаивающе погладила мужа по плечу. Он виновато глянул на неё, поцеловал в щеку, а потом отвернулся и стал глядеть на стоящие рядом автомобили.
– Алим!!! – вдруг заорал Костя, чем до смерти напугал таксиста и заставил подпрыгнуть на месте Веронику. – Алим, черт побери!!!
Вероника глянула через плечо мужа. В соседней машине, стоящей бок о бок с ними, сидел смуглый человек в европейской одежде. Он удивленно хлопал черными, как маслины, глазами и беззвучно открывал рот. Еще бы! Случайно встретиться в центре Каира! С однокурсником Костей Кирпичовым, или Кирпичом, которого накануне не смог встретить из-за такой же пробки на дороге.
Алим радостно замахал руками, приказал пересаживаться в его автомобиль. Супруги расплатились с водителем, который с явным облегчением расстался со своими странными пассажирами, с трудом открыв дверцы впритык стоящих автомобилей, разместились на заднем сиденье серебристой ауди Алима.
… – Да, здорово тогда Алим удивился, встретив нас совершенно случайно рядом на дороге. Редчайший случай.
Костя включил музыку.
– Куда едем?
– Давай в гимназию за Юлькой, а потом в тихое место, чтобы поговорить.
Машина помчалась к центру. По дороге они один раз остановились – у Кости кончились сигареты, пару раз ему звонили по мобильному телефону, но он сердито отвечал, что некогда ему разговаривать. У гимназии им пришлось прождать около часа. Костя все хмурился, закуривал одну сигарету за другой, Веронике тоже было не по себе.
Она подумала вдруг, каково было бы ей, пятнадцатилетней школьнице, если бы её родители решили развестись. На её глазах рухнул бы привычный мир, где одно не могло существовать без другого. Своих родителей она представила в виде частей сложной мозаики. Переставь их с места на место, замени другой частью, и все! Рисунка не будет. И не было бы у неё старого уютного дома с садиком, клумбами, яблонями и крыжовником. Не было бы тихих летних вечеров на крыльце или зимних забав на замершем пруду. Много бы не было. И уж точно, разорванное пополам сердце, никогда бы не зажило и кровоточило всю жизнь.
Так что же они делают с Юлькой? Может, махнуть на все рукой и ради дочки жить прежней жизнью? Пусть повзрослеет, а там уж они с Костей решат свои проблемы.
Так думала Вероника, а внутри у неё все рвалось от жалости и к Юльке, и к себе. Неужели она эгоистка, и не может пожертвовать своими интересами ради дочери? Какая же она после этого мать?
Слезы катились по лицу Вероники, но облегчения не приносили. Душа ныла, уставшее от переживаний сердце с трудом толкало кровь по сосудам. Хотелось рыдать, биться головой от невозможности не причинить никому зла. Ладно, пусть будет плохо ей, но только не Юльке. Подождет года два-три, пока дочка не закончит школу. Там, глядишь, станет взрослой, начнет понимать, что не все просто в этой жизни. Что никто не застрахован от несчастий, болезней, разлук.
А сейчас пусть будет счастлива, спокойна, радостна. Кто знает, как у Юльке сложится дальнейшая жизнь, так пусть хоть детство будет безоблачным. А она, Вероника, стерпит все ради дочки. Только бы опять не уснуть, не отречься от того, что вошло в её жизнь.
…Из высоких узких дверей гимназии потянулись девчонки и парни, все в строгих костюмах, широких коротких галстуках. У большинства рюкзаки за плечами, у остальных дипломаты. Здесь нет толкучки в дверях, нет заливистых криков, как в обычной школе по окончании уроков, здесь никто от полноты чувств не треснет одноклассника портфелем по спине.
Каждого второго гимназиста ждет машина. Ребята по-взрослому прощаются друг с другом за руку, девчонки поднимают вверх руки: «Пока!»
– Папик! – к машине спешит Юлька. По лицу видно, что она рада видеть родителей вместе. – По какому случаю сбор? – спрашивает девочка и плюхается на переднее сиденье.
Костя бросает в урну недокуренную сигарету.
– Как мои дамы посмотрят на маленький пикник в районе Гусиного озера?
– Ура!!! – кричит Юлька. – Я там сто лет не была.
Сто лет по Юлькиному летоисчислению равны трем месяцам, и взрослые еще помнят три майских дня на озере с палаткой, костром, купанием и рыбалкой.
– Давай, папка в Evrospar заедем. Или вы уже купили все?
– Заедем, – согласился Костя. – А ты пока расскажи, как дела у тебя.
– Папик, не будь занудой! В кои веки собрались на природу, а ты про уроки меня будешь расспрашивать.
– Ты считаешь, что тебя нужно о парнях спрашивать.
– Можно, – пауза. – Но не нужно.
Они засмеялись. Юлька повернулась к матери, увидела её повлажневшие глаза и опухший нос.
– Ты что, плакала? – захлопала рыжими ресницами Юлька.
– Нет, – для убедительности Вероника шмыгнула носом. – Наверное, простыла.
– Правда? – дочка недоверчиво глядела на мать. – Или опять поссорились?
– Нет, не ссорились, – успокоила Вероника и снова шмыгнула носом. – И платок дома оставила.
– Держи мой, – Юлька полезла в боковой карманчик рюкзака. – Совсем чистый, не волнуйся.
– А я и не волнуюсь.
Остановились у двухэтажного стеклянного магазина.
– Пойдем, – скомандовал Костя. – Разрешаю тебе выбрать все, что пожелаешь.
– Отлично, Константин, – девочка шутливо шлепнула отца по плечу. – Мам, тебе что взять?
– Мне минералки и салат из индейки.
– А пирожное?
– Возьми на свое усмотрение, – разрешила Вероника.
– Тогда песочное.
Короткая юбочка в складку так и плясала вокруг ног Юльки, когда она, перепрыгивая через ступеньку, поднималась с отцом к огромным стеклянным дверям магазина, что-то торопливо говорила ему, размахивала руками. Совсем еще ребенок, подумала Вероника, и снова слезы подступили к глазам. Надо держать себя в руках. Все решено!
Вероника прикусила до боли губу и, чтобы отвлечься, стала рассматривать покупателей, что спешили в магазин или с полными сумками из магазина. Она давно уже не ходит с сумками по магазинам. Раз в неделю муж затаривался на рынке, а если надо купить чего по мелочи, то Юлька бегает без слов, тем более, что хороший магазинчик расположен рядом с их домом.
Вероника вдруг подумала, что в случае развода ей придется самой беспокоиться о продуктах, рассчитывать финансы, возможно, даже экономить. Но это в случае развода, а его, по всему видать, не предвидится.
В дверях показались Костя с Юлькой, неся каждый по большому пакету.
– Прикинь, – затараторила Юлька, – здесь еды на три дня хватит и не только на троих. Прощай моя талия!
– Ты же с дедом поспорила, – напомнила дочери Вероника. – Как твоя мечта стать наездницей?
– Ну, мам, – надулась Юлька, – умеешь ты кайф испортить. Хорошо тебе, ешь и не толстеешь, а мне приходится себя ограничивать. Думаешь, легко? И в кого я такая плюшка? – пригорюнилась девочка.
– Не паникуй, дочка, – успокоил её отец. – До толстушки тебе далеко. Это я тебе как мужчина говорю. К тому же девяносто пять процентов мужчин любят полненьких, а пять процентов…
– Худых? – заулыбалась Юлька.
– А пять процентов это скрывают! Вот так вот дочка! – Костя захохотал, Юлька вслед за ним.
Тут ты прав, подумала Вероника. Недаром выбрал эту корову Кобзарь. Восемьдесят килограммов чистого мяса, да килограммов тридцать сала. Недаром сдвинуть её с себя не мог, крепко она тебя придавила.
По-видимому, Вероника не совладала со своим лицом, потому что муж, заметив её чуть брезгливое выражение лица в зеркале заднего вида, сразу понял, о чем у неё мысли, и крякнул с досады. Вероника равнодушно отвернулась и стала смотреть на проплывающий за окном пейзаж. До Гусиного озера было километров двадцать, причем большая часть по грунтовой дороге. Вот как раз сейчас они подъехали к развилке. Дальше дорога идет вдоль кромки леса до озер. Первым на пути будет Долгое озеро, а за ним уже Гусиное. Свое название оно получило из-за огромных стай диких гусей, которые облюбовали это место для отдыха по пути с юга на север и с севера на юг. В это время озеро находится под охраной, охотиться нельзя, а вот любоваться – пожалуйста. Сейчас был такой период. Дальний берег озера и маленький островок посередине были сплошь покрыты бело-серыми крупными птицами. В воздухе летали пух и перья, слышался гомон и бульканье воды.
Маленькая компания расположилась на берегу с фотоаппаратом и видеокамерой. Косте пришлось проехать дальше по берегу и остановиться почти у воды. Юлька сюсюкала, глядя на стаи гусей, подманивала кусочком булки. Но птицы были сыты и не обращали на них внимания.
Родители занялись походным столом: выложили на капот привезенные продукты, порезали арбуз, открыли бутылки с водой. Они с наслаждением вдыхали чистый ароматный воздух, ощущали дуновение слабого ветерка на лице, их голоса непривычно звонко раздавались на берегу.
Юлька от души веселилась, как будто забыла, выбросила из головы разговоры взрослых о разводе.
– Дочка, пойдем прогуляемся по берегу, – предложил Костя, – а мама пока приберет здесь, – кивнул он на остатки еды.
– Мам, хорошие остаточки птицам оставим, ладно?
– Ладно, – Вероника догадалась, что Костя собирается начать трудный разговор и собралась его остановить. Но муж подхватил девочку, и они помчались по берегу, обгоняя друг друга. Догонялки и перегонялки были любимыми развлечениями отца и дочери. Костя обставлял дочь на дистанции, зато Юлька была увертлива, и поймать её было непросто.
Вероника сортировала остатки пиршества, а сама прислушивалась. Надо было все-таки остановить мужа, дать ему понять, что она передумала. А может, нет? Господи, голова раскалывается. Быстрей бы все кончилось.
Послышались торопливые шаги. К машине приближалась Юлька, следом, набычившись, широким шагом мерил берег Костя.
– Мама! – на Юльке не было лица. – Это правда?
– Что?
– Вы с папой все-таки разводитесь.
– Пока не разводимся, но жить будем раздельно.
– А вы у меня спросили, согласна ли я? Или я не член семьи, и с моим мнением можно не считаться?
– Юля, – обнял дочь Костя, – мы как раз для этого здесь. Я тебе объяснил, как все случилось, ты знаешь мнение мамы. О чем тут спрашивать.
– Ага, хорошенькое дело! Ты завел любовницу, мама гордость свою выказывает, а обо мне никто не подумал.
– Ты не права, – повысил голос Костя. – Мы только о тебе и думаем.
– Не верю!!! Вот бабушка с дедушкой обо мне думают, а у вас вечно на меня времени не хватает. И сюда меня привезли не для того, что семьей отдохнуть, а чтобы гадости рассказать.
– Юля! – не выдержал отец. Лицо его побурело, на скулах заходили желваки. – Ты взрослая девочка, и должна понимать, что в жизни не все так просто. Я виноват, признаю. Но я виноват перед мамой, а не перед тобой. Ты для меня всегда останешься любимой дочерью.
– Ага, до тех пор, пока не заведешь выводок от своей Викуши. Уж она постарается нарожать тебе маленьких Кирпичовых.
– Замолчи! – терпение Кости было на пределе. – Ты лишнего себе позволяешь.
– Это ты лишнего себе позволил, когда завалил свою секретаршу…
– Юля! – вскрикнула Вероника. – Что за лексикон?
– Да, у меня только лексикон, зато у вас поступки. Не думала, что вы такие!
Юлька посмотрела на разъяренного отца, потом на мать, трясущимися руками убирающую мусор в пустой пакет, и заплакала, горько, безутешно. Она плакала, не закрывая лица, не вытирая слез. Рыжие волосы растрепались и грустными прядками повисли вдоль мокрого лица.
Сердце девочки разрывалось. Она до последнего момента надеялась, что родители помирятся, и их жизнь будет такой, как раньше. Но чуда не произошло. Кого винить в том, что произошло? Конечно, папка виноват, что связался с этой Кобзарь, но мама, мама? Без борьбы сдалась, уступила глупой секретарше. Вон в фильмах женщины борются за своих парней, убивают соперниц. А тут и убивать не надо, надо только простить папку.
– Мама, – сквозь слезы проговорила Юлька, – прости папу, он больше не будет.
Было видно, что Костя не ожидал такого. Он в растерянности поглядел на дочь, потом на Веронику. Он едва удерживался от слез.
– Мамочка, прости его! – Юлька рухнула головой на капот и зарыдала в голос.
Может, от громкого крика дочери, а может, случайно так вышло, но сидевшая до этого на островке стая гусей вдруг поднялась, захлопала крыльями, загоготала и взлетела вверх. Веронике почему-то на миг показалось, что гуси ринутся к ним. Она непроизвольно схватила дочку, крепко прижала к себе, закрыв от всего мира. Женщина плакала, и её слезы смешивались со слезами дочери. Так же внезапно, как поднялась, стая вновь опустилась на островок, шумно переговариваясь с сородичами на том берегу озера.
– Хорошо, моя дорогая, – тихо произнесла Вероника, целуя дочь в макушку. – Все останется, как прежде. Я простила папу.
Она поцеловала Юльку в мокрую щеку, повернулась к мужу.
– Заводи, поехали домой. Ремонт закончился?
– Закончился, – изумленно хлопал длинными рыжими ресницами Костя. Такого поворота он не ожидал. Он и надеяться не мог, что жена пойдет на попятный. Ай да Юлька!
– Это правда, мама? – девочка откинула волосы назад, с силой потерла заплаканные глаза. – Это правда?
– Правда, – тихо проговорила Вероника, открыла дверцу машины и без сил опустилась на сиденье.
Муж и дочь смотрели на неё. Никогда они еще не видели такой печали на её лице, такой тоски в глазах, никогда с таким отчаянием она не прикусывала губу.
