Ирен Беннани
If you get me. Книга первая. Если ты достанешься мне
Взяв кружку и продолжала, между тем, размышлять: А судя по всему: дедушка на высоком посту; поэтому и мама, проверяя уроки, ищет ответы на них, через Гугл, используя интернет, а не собственный уровень образования, учитывая, её высокую должность и приёмы в кабинете министра».
Во втором часу, сквозь сон ей послышалось, как в двери повернулись ключи: Значит, мама вернулась. Раздеваясь в прихожей, не кладя телефон, родительница заплетавшая языком, скорее всего, от изрядно выпив спиртного, продолжала беседу, в спальню доносились обрывки фраз: – Да, любимый, я дома, конечно, спасибо тебе за спектакль! Когда заказывать на следующую премьеру? – после паузы, вероятно не дождавшись ответа, о чём – то сказал, по сему, решил за неё. – А, а, а, ну…у, да. Несомненно, буду рада, встрече в театре. Опять же, в Большом.
«Любимый, – при этом слове, приходило на ум, – так сказать…, от которого, Ульрику, вероятно, и мутит».
После встреч, с которым, Ульрика и напивается до беспамятства, да так, что выходные проводит в постели.
Теперь, перед мысленным взором Людмилы, предстала недавняя картина уборки квартиры, поразившая тем, что повсюду; за шторами спальни и в гардеробной, в каждом углу: стояли запасы марочных вин и более крепких напитков спиртного. «Неужели не нашлось места в баре на кухне? Мест на полках достаточно но, конечно, так было бы неудобно, употреблять алкоголь на глазах у ребёнка. Так вот, почему при случае, прибегает домой, бросая высокий свой пост – понятны причины истерика: ей нужно сорваться нервозность на гувернантку и выпить в тайне спиртного».
Утром, когда Детти проснулась, они пошли умываться, а после завтрака, Людмила услышала, как Ульрика отозвала девочку в комнату, через дочку она сообщила, что ждёт Людмилу к вечеру в воскресенье, а до этого гувернантка свободна. Подстелив на ковре гостиной пластиковые салфетки под альбом и краски с водой, Людмила, пожелала хорошего дня маленькой Детти, оставив её за любимым занятием, пошла к остановке троллейбуса по мостовой. Вот и мысли, по дороге разложилось по полочкам: «Ясно, почему мать не позволяет девочке среди недели заняться рисунком: Чтобы дочь не беспокоила мать, приходящую в чувства в её выходной».
Добравшись ближе к полудню на метро, до квартиры, Людмила разделась в прихожей, дома Владимира не обнаружилось, следом, разувшись, попыталась обуться, но не увидела тапочек, поискав на обувной полке, отодвинула дверцу шифоньера в прихожей, заметив, её тапочки засунуты внутрь. «Создалось ощущение, будто кто – то изрядно старался и не просто навести порядок, а убрать все мои вещи. Не уж – то он сам, навёл здесь порядок, но почему не все вещи, а только мои оказались в глубине шифоньера, если они и во время поездок на юг, оставались брошенными и лежали на прежних местах?»
Затем шагнула в гостиную, где наблюдалась та же, картина, на спинках дивана и креслах, халатов, как и прочей, принадлежащей Людмиле одежды не наблюдалось, вся она также оказалась, развешенной в платяные шкафы коридора и комнат. Переодевшись в домашний халат, из гостиной, прошла в кухню, вот и там всё по местам; посуда в серванте, а раковина без грязных тарелок и кружек: «Это выглядит не похожим на привычки Владимира – странно?
В холодильнике бутерброды с икрой, шампанское, на тарелке мясо, по всей видимости, по-французски».
Перекусив и сменив гардероб, Людмила вышла на улицу, дошла до ближайшего магазина, чтобы купить немного молочных продуктов. В магазине прошлась по залу, взяв йогуртов. Принесла к одной из касс, где работали, проходившие практику продавцы. Как с другой кассы спросили:
– Так Вы здесь, значит, никуда не уезжали? – услышала за спиной, она обернулась, по всей видимости, поинтересовалась одна из моложавых женщин, с волосами собранными в редкий пучок, с довольно неряшливой подводкой у глаз: «Странная она, какая – то, посторонняя женщина, а задаёт неуместный вопрос, что за подвох?» Тут же, подумав, пристально вглядевшись в провинциальную продавщицу: «Вероятно, и свой макияж, проходящие практику, продавцы, наносят второпях на скорую руку?»
– Да не то, чтобы…, неделя отсутствия на работе, а Вы…, наблюдательны, как такое возможно, если тут проходит столько народу!
– О, да потому, что мужчина Ваш постоянно приходит сюда, в основном, берёт бутылочку коньяка, армянского, он говорит, что коньяком нормализует давление.
– Ну, да…, придумать только, нормализует.
Рассчитавшись, Людмила отошла к столику, перекладывая всё содержимое корзинки в пакет, заметив, что продавщица, только что, говорившая с ней отлучилась.
Выйдя из магазина, и направляясь с покупками к дому, она услышала, как в сумочке зазвонил телефон.
– Да, я. Да…, дома давно, что скоро вернёшься? А…, понятно, ты на работе, что вызвали?
– Постараюсь, прибыть пораньше, думаю, что ближе к шестнадцати.
– Так мило…, я нашла бутерброды, – размышляя: «Бьен сюр , они были приготовлены не тобой, не для меня, – пронеслось у неё в голове: можно лишь поблагодарить за уборку, хорошо, что в квартире прибрали вместо меня». Вслух, же поблагодарив и его: – Спасибо тебе дорогой ну, пока.
Снег шёл прямо с утра, занося вновь все дорожки, хотя, кое – где они были расчищены и засыпаны небольшим слоем песка, скользя по ним, Людмила заметила дворников, разгребающих сугробы, уроженцев ближнего зарубежья, обслуживающих престижный комплекс их трёх высоток, разговаривающих на своём – узбекском. «Да, здесь узбеки, а в агентствах в основном с Украины, повсюду приезжие, теперь не приходится удивляться, что проблемы с трудоустройством у самих россиян, виновата ли во всём толерантность, а как жить самим россиянам, инфляция в стране продолжает расти». Людмила подумала о своей дочери, которая в Краснодарском крае: «А моя студентка заочница вынуждена работать в каком – то магазине продуктов, где она недавно и порезала палец, ещё и простыла на сквозняках, нет, надо ей позвонить, пусть увольняется».
Зайдя в квартиру и оставив покупки, она поспешила в ближайший сбербанк, пройдя по переходу через дорогу, Людмила вошла в него. А там, совершив перевод небольшой суммы на карточку дочери, вернулась в квартиру.
Сначала позвонил мобильник, соединился по телефону бывший бойфренд, Савелий, словно не случалось размолвки, как ни в чём, не бывало, поинтересовался её новостями: «вероятно, он ожидал перемен? Да, вряд ли изменится жизнь, с такими как он; «Ни бее, ни медами», – у телефона размышляла она: А если прикинуть, сколько Савелий мне «лечит мозги», любовь, но, а жизнь продолжается, спрашивает про перемены, с таким отношеньем ко мне, где я найду перемены? И кто бы, раньше сказал мне, что он додумается и в столицу звонить, когда здесь я проживаю с мужчиной – не поверила бы, тем более по его изречениям, он должен бы ненавидеть меня, не простить мне измены, не то, чтобы перезваниваться, по меньшей мере, прервать всю нашу связь. Пройдошливый любовный герой, а где его ревность?»
Тут зазвонил и городской телефон, как обычно она не брала городской, олицетворяя трезвон его с Камиллой: «Никак не уймётся, а что же, на этот раз придумает дочь, чтобы потребовать денег от папочки?» Вспоминался разговор про тариф гравировки надгробий: «Ничего нет святого, теперь перекинулась и на эти услуги». Затем звонок смолк, и мысли задержались на нём…, на Владимире: Мои слова Сысоева не убедили и это после того, как я нашла реальные цены, далёкие от завышенных прайсов, ненаглядной Камиллы, реальные прайсы услуг, что предлагают гравировщики столичных интернет сайтов. Нет, он готов выполнить любой из запросов Камиллы. А, зачем мне всё это нужно, если я на условиях, подобно узбекам, украинцам, прибывших из стран зарубежья на заработки, живу здесь по временной регистрации, из собственных средств пересылаю деньги для своей дочери? У меня высшее образование, но я работаю гувернанткой, не смотря на Володины связи! И он пальцем не пошевелит, для того, чтобы я могла иметь работу в соответствии с Университетским дипломом. Да, ладно я, но обидно, что не могу пригласить дочь и её парня, чтобы они нормально устроились. И если и говорить о квартире, где мы живём, владелец трилистника зданий, его приятель продал квартиру ему, а не Камилле».
Тревожно закричал неразлучник, этот жёлтый комочек, заметался по клетке, – Не могу тебя выпустить, знаешь, – обратилась она к банановой птичке, – Да, понимаю тебя: – «красота требует жертв», но, зачем это ты эти бордюры на обоях поободрала? Только хозяину этой квартиры тебя никак не понять, посмотри, как звенит колокольчик!» Сидя в кресле и наблюдая за попугаем, она открыла дверь клетки и выпустила его полетать, глядела на крошки и думала: « Как же мне хорошо, когда никто не дёргает, не беспокоит, ну и что шелуха от попугая, ну и пусть вместе с ним спокойно летает, потом замету». Звякнуло, слышно, как в двери повернулся ключ, – «вот и он, вспомни чёрта так, он и тут».
Минули выходные, за ними ещё дней пять, в будни Людмила продолжала жить и заниматься с ученицей в квартире на Бауманской. У ребёнка наблюдались математические наклонности, чего не сказать о способностях языковых. «Ну, неужели мама не видит, что девочка на оценку отлично не тянет, ребёнку же, всё равно, какую оценку поставят, а что до оценки «А» на домашних заданиях, если не самостоятельно их выполняет? Разве нельзя нанять репетитора – носителя языка на английском, а я предлагала».
К концу недели после откровенной беседы с Ульрикой, в которой Людмила честно призналась, что она не станет давить на ребёнка; заставлять ученицу заниматься только уроками, что задали в школе, а вчера она разрешила задержаться девочке в школе на кружке рисования, зная, как Детти любит это занятие. Конечно, всё это сразу же отразилось на графике и режиме; они легли спать позже, чем полагалось, ведь они ещё, заплетали и куклам косички.
– Я чувствую сильное недомогание, мне кажется, что я заболеваю и вероятно надолго, – обратилась Людмила с утра выходящей из спальни Ульрике.
– Да, действительно, я не могу быть абсолютной жёсткой с ребёнком, недавно я услышала, как Детти сказала: – «Вот когда я была совсем маленькой, я действительно была счастлива, делать то, что мне нравится больше всего, когда рисовала целыми днями».
– И Вы полагаете, что для Вас больше подходит работа с дошкольниками, где есть возможность к мотивации по интересам?
– Понимаете, я считаю, что учиться заставить нельзя, ребёнок способен выполнять на отлично лишь то, что ему интересно. Это вопрос не ко мне, а к языковым преподавателям в школе, вероятно, они хотят, чтобы дети просто «зубрили» язык, что за проблемы, почему Детти старается подальше убрать тетрадку с английским?
– Людмила и Вы полагаете, что Детти нужнее занятия с носителями языка?
– Считаю, что да, для правильного произношения, ведь это не обычная средняя школа, а такая, где преподаются сразу два языка: английский язык и французский.
– Поймите меня, Вам нужно найти другого человека для девочки, тем более что Вас не устраивает, когда я бываю, с ней довольно мягка. Так ей и скажите, что к ней не приду, простудилась, давайте простимся Ульрика, могу только пожелать обоюдных успехов.
Людмила спустилась к метро, где в вагоне ей не замедлили уступить место, вероятно болезненное состояние было, как раз на лицо. По пути в вагоне метро, она размышляла: «Эта Ульрика выпила из меня кровь, энергетику, пробила ауру своими скандалами и истерией, ведь я и на улицу не выходила; из дома в машину и снова, возвращалась в квартиру, каким же, образом простудилась, некросадизм? »
С неделю Людмила поправлялась, провалялась в постели, казалось, что лекарства бессильны, сдвиг наступил после принятия варенья с инжиром, которое недавно прислали из дома. Постепенно Людмила приходила в себя, первые дни она наблюдала, как беспричинно у неё капали слёзы, она утешала себя – «как чудесно мне жить, вне контроля чиновницы – крикуши, рассеивались волнения, вскоре пойду в ЦДЛ, Бранислав приглашает меня на премьеру «Тантрической симфонии» фильма Грачевского, ну разве жизнь не прекрасна?»
В фойе литературного дома собралась различная публика, Бранислав у входа встречал Людмилу, по псевдониму свою подругу Ирен. У лестницы, что ведёт в Большой зал, перед началом премьеры кинофильма Грачевского, Бранислав сделал несколько снимков: Людмила с виновником вечера, режиссёром Грачевским.
Зал был полон, перед началом показа картины, нескольких вступительных слов режиссёра – Грачевского, а после свет на сцене погас; на экране впервые начинался показ картины «Тантрическая симфония».
«Как жизненно но, быть может, немного утрировано, представление о молодой героине картины, но как мастерски отражён замысел, что может быть прекрасней самой молодости, которую так высоко оценил герой этой истории, талантливый композитор. Только молодая особа не смогла оценить ни его, ни того, какой красотой наделена от природы. Или того, что ей было даровано большее, ведь люди рождаются по природе не равными, красивыми или больными людьми, порой и калеками но, героиня, рыжеволосая красавица по сюжету, ушла в обыденную рутину, расслабляясь спиртным, с приятелями, которые «тянут в трясину». Да вопрос актуален – жить в роскоши, где есть всё, в такой, о которой многие могли бы только мечтать, красивый быт, возможность вращаться в интересных кругах, в культурном обществе, встречаться с людьми, высокого положения. Но, у героя картины-композитора лишь один минус, не смотря на то, что он человек столь известный в культурных, театральных кругах и «бомондах», он далеко не молод, в зрелых годах, скорее интимная близость с ним и претит героине. История разновозрастной любви но, кто виноват, а может реальность – химия чувств?» – под занавес размышляла Людмила, а тут на сцену вышла труппа артистов, снятых в премьере «Тантрической симфонии» фильма Грачевского.
– Как ты находишь картину, Ирен?
– Потрясающей. Режиссёр картины Борис Грачевский – талант! Да и актёры Янина Мелехова, Андрей Ильин, блистательно вошли в роль!
В фойе у гардероба собирался народ, ряды получающих одежду редели и вот, когда Бранислав помогал Людмиле одеваться в пальто, тем временем, тихо шепнул: – Смотри здесь знаменитости, там у двери Наталья Варлей! «Она выглядит, икона стиля шестидесятых: цвет темных волос с отливом, в причёске под Мерей Матье, «и как ей к лицу». Казалось, годы не отпечатались на красоте» – разглядывая незаметно киноактрису, Людмила подмечала особенности.
– А рядом с ней, что за мужчина, который мустажем, он кто? – в тот момент, услышав вопрос от Бранислова, переключив свой взгляд с Натальи Варлей на мужчину, стоявшего рядом с актрисой.
– Он, вдовец актрисы, Любовь Полищук, знаменитый художник, с закрученными усами, как у Эркюль Пуаро, вернее Дали, да теле ленту о жизни актрисы по телеканалу как-то транслировали; они часто посещали Израиль, ты так и не вспомнил, правда, не видел?
Вместо ответа Бранислав пожал плечами, по выходу из ЦДЛ, они миновали дом посольства Бразилии, всю дорогу спутник Людмилы молчал: «вероятно, наш «папарацци» пристыжен?» С Большой Никитской, то и дело тянуло сыростью, быстро смеркалось, вот и Скарятинский позади, а тут на Кудринской площади засверкали фонарики, минуя Садовое кольцо, повернули к Садово – Кудринской улице, пронизывал ветер, спустились по подземному переходу, теперь по ступенькам наверх, осталось немного пройти до метро, всего только вниз по Барикадной. Эпизодически, ей казалось, что он так и будет молчать?», тем временем Бранислав сподобился:
– Ирен, могу ли, пригасить тебя на обед, – и добавил к себе. Они какое – то время шли молча, перед глазами мелькали люминесцентные огоньки, вывесок, автомобилей, бежали минуты, она же, всё не решалась и тут, послышалось: – Вряд ли?
– Я так долго не видел тебя. Пойми…, я скучал, пытался связаться с тобой и хорошо, что ты дала мне свой адрес, – заметив, как она вскинула голову, прочитав удивленье в глазах, он пояснил, что говорит не о том, а про почту, что в интернете. – Решил было, что тебе я не нужен, – на этом казалось, осёкся и тут же, сказал, – неужели и ты меня бросишь?
– А, что я должна бы ответить, что нет? Не знаю…, не могу ничего обещать.
– Ирен, но когда ты смогла бы послушать, мою гитару, знаешь, два года назад я пел в переходах Парижа.
– И как, ты себя ощущал при этом, бомжом? Приехать во Францию, чтобы там просить милостыню у метро?
– Ты не представляешь, какие чувства при этом я испытал, мной восторгались и неплохо платили – и стоило это того!
– Бранислав, иногда мне тебя не понять, не могу представить, что человек, имеющий возможность оказаться в Париже, будет петь, как неимущий в метро.
– А хочешь, я прочту стихи…, о нет, не о Париже, а о женщинах парижанках, я долго смотрел на одну из ехавших, в парижском вагоне метро? Ты видишь, – он нашёл страничку в планшете: вот моя фотография и там девушка во французском метро.
– Зачем мне смотреть на неё, когда я и так за рубежом с ними общалась.
– Да, Ирен, ты и сама, выглядишь как девушка из Парижа, я сразу заметил, что ты не похожа на остальных женщин в Москве, признаюсь, такое сходство – заинтересовало в тебе.
– Ну, ты и Бранислав, лиса, умеешь ведь, разговорить, она рассмеялась, при этом подумала: «Да чёрт с ним, с этим старым хрычом», о кей завтра, сверю все планы и постараюсь с утра уточнить да, в общем, тогда наберу.
Вернувшись, дома она не застала Владимира, набрав номер его, « ну и что телефон оказался вне доступа, а потом вдруг ответил незнакомый ей голос с «Московским акцентом», чем – то похожим на интонацию, что присуще Камилле, но и не она, говоривший голос спросил: – А, Вы простите, кто, Вы ему? И почему собственно Вы мне звоните?
– Потому, что звоню не Вам, а ему, на номер Сысоева и не пойму, с ним что – то случилось, или он, что не в состоянии взять уже трубку?
Пауза и телефон отключился, звякнуло, когда дверь в прихожей открылась, на пороге показался и он собственной персоной – Владимир Арнольдович.
– Что с тобой происходит, – покачиваясь и придерживаясь за косяк, он смотрел ей в лицо, его же, то ли, от морозного воздуха то ли, поднялось давление, раскраснелось, при том он был вполне доволен и улыбался, – всё в порядке? – продолжая допытываться, уточнила: – А телефон твой с тобой?
– Ну, естественно, где же ещё?
– Я звонила, сначала ты был недоступен, затем женский голос выяснял у меня – кто это я? Сначала меня возмутило, если твоя дочь, почему она задаёт мне глупый вопрос: кто это я, подумала, что это, она издевается? Но, другое мне странно, если в наш разговор ты был вне доступа – на метро то, что это значит?
– Последнее время, по этой причине на меня обижалась Камилла и у коллег по работе всё те же вопросы, признаюсь, все и думали, Люсиль как раз таки на тебя.
– А не мог ли кто над тобой пошутить? Похоже на переадресацию номера, когда человек не доступен но, её можно сделать, лишь имея под рукой твой телефон. Давай сходим в офис и снимем её, чтобы подобное не повторялось.
Владимир Арнольдович согласился но, она так и не могла взять в толк, если с его слов, он был у дочери то, почему он там опять задержался, обычно находясь у Камиллы, он приходил часам к девяти вечера и находился там, как правило, по субботам.
Теперь, она вернулась на кухню и уточнила:
– Ужинать будешь или ты сыт, тебе чаю?
– Неплохо бы, – услышала голос из коридора, – однако…, я пойду – лягу в постель, что – то как – то чувствую себя я не важно.
– Хорошо, располагайся там, на софе, подам прямо в постель.
Когда она поставила кружку на стол, зазвонил телефон, Людмила принесла его, Сысоев ответил кратко: – Я дома, доехал, – и положил трубку на пол.
Минут через десять звонки повторились, раздаваясь снова и снова но, Владимир Арнольдович не реагировал: «вероятно, что видит уже не первый сон, судя по храпу, смысла нет – будить спящего сейчас, нет, не стоит – всё равно не ответит». Людмила унесла телефон на кухню но, он продолжал свою трель. Тогда она всё – таки его разбудила и тут то, услышала, с каким возмущением он разговаривал с дочерью:
– Ты, что совсем что ли? Почему не берёшь телефон, спятил? – он, что – то пробормотал ей в ответ, из трубки послышалось:
– Да…? А я и не знаю где ты? Добрался, до дома?
На что, Сысоев уверил Камиллу, что с ним всё в порядке.
«Интересно, тогда, кому до неё он мог отвечать, что доехал? А тут ещё, какие – то непонятные предложения, отключить стационарный свой номер телефона в квартире, интересно но, это то, для чего?»
Последнее время все попытки Людмилы найти себе новое место работы после очередного успешного, на её взгляд, собеседования в каком – ни – будь из агентств, заканчивались ничем. «Что опять ничего? – она терялась в догадках, – что за злой рок или всё же, проделки Камиллы, стоит мне лишь озвучить Владимиру, а после того, как он с ней «перетрёт», из агентств ни каких приглашений, как будто кто – то старательно мне вредит?»
Утром, она сообщила Браниславу, что в понедельник подъедет. Предположив, «что за выходной ей и так надоест сидеть в этих четырёх застенках на пару с Владимиром и лечить, лечить его голову после визитов к Камилле». При этих мыслях, захотелось сменить обстановку, продолжая сердиться на дочь: «То, её волнует давление, а почему – то, он возвращается всякий раз от неё, злоупотребив спиртного: «Ни жив, ни мёртв», – и между тем, недоумевая, впавши в раздумья: «С одной стороны Володя, человек – не конфликтный, уютный в быту, был бы ужин и вообще приготовлен обед в выходной – запросы просты. Но каково ей быть с ним, время течёт – ничего интересного не происходит, ну сходят раз совместно в театр и всё как обычно, а дальше? Жизнь в районе столицы, а с другой стороны она, как на острове, отрезанная от всего, как ломоть, вдали от дома родного».
В понедельник Бранислав встретил её у выхода из метро Сокольники, зайдя в магазин, где они купили бутылку вермута – Мартини Бианко, следом, повинуясь древним инстинктам, Людмила с Браниславом отправились к нему на квартиру; послушать романсы в его исполнении на гитаре. По словам Бранислава, он проживает здесь, в этой трёхкомнатной квартире с сыном и с семьёй сестры, однако никого из них дома не оказалось.
– А, куда твои родственники подевались? – недоумевала приглашённая гостья.
– К Новому году отправились в Северную столицу, к бабушке сына.
– А…а…, вот оно что, – протянула Людмила. А там, на диване – гитара?
И тут началось, лучше бы не слышать этой игры, Бранислав пел так, что Людмила уже сожалела, что не осталась смотреть телевизор в спокойной квартире Владимира. Сначала, исполнитель заливался в романсе «Лохматый шмель», затем он выводил голосом, в попытке подражать, его кумиру Высоцкому, однако слушать его соло, с каждой минутой невыносимей.
А недавно, вспоминалось Людмиле, как побывали с Браниславом в Доме-музее Высоцкого. И какое там, после осмотра всего захламления вещей экспозиции, Людмилу постигло разочарование. Даже это бренчание в сравнении с той экспозицией в Доме Высоцкого ни что. Разочарование не было бы, так сильно, если бы не велико было, увиденное в реальности от ожидаемых репродукций, скорее, само репродукций музейных сотрудников, в попытке переплести летопись будней шестидесятых с исполнителем песен Высоцким.
Подачи экспонатов для раскрытия образа поэта и артиста театра на Таганке, кумира шестидесятых в Доме Высоцкого, казалась нелепым нагромождением всего, что только можно было вместить в себя в эти залы трёхэтажного строения на ул. Высоцкого.
Но, с другой стороны, вполне символично; сочетание передачи современной эпохи, в которую жил и работал Высоцкий, если сравнивать впечатление, полученное от знакомства с экспозицией об авторе, и в этой связи его театральной ролью: премьеры «Гамлета» на таганской сцене, что являлась одним из нашумевших событий ноября семидесятых годов.
Но, Людмилу подобный каламбур не мог впечатлить, а напротив: «Ни ему и никому не стоило святотатствовать соединять шекспировское, измерение – с бытностью шестидесятых, нет ни у кого такого права кощунствовать над шекспировским Гамлетом», – подумав о том, она вспомнила, как присела на кресле у небольшого экрана, просматривая киноленту с участием Марины Влади, в Государственном музее Владимира Высоцкого.
Мечта, как об этой постановке писали: «Осуществилась благодаря его браку с французской актрисой Мариной Влади». Но, ни сама биография поэта песенника Высоцкого, ни образ его французской супруги не впечатлили хотя, нельзя отрицать его актёрский талант.
Да, и сам образ французской актрисы, жены поэта и исполнителя песен шестидесятых Высоцкого, если сравнить его с реальным образом в репортаже, разговоре актрисы, казался слишком простым, как и её незамысловатая речь. Не было в Марине Влади, той женской загадки, которую Людмила невольно искала в образе французской актрисы, в её женском образе. Подобное можно сказать и про образ польской актрисы Барбары Брыльской, исполнительницы главной роли четырёх серийного кинофильма: «Ирония судьбы или с лёгким паром», в киноленте, покорившей сердца миллионов. Образ женщины, созданный кинорежиссёром, Эльдаром Рязановым, каким преподнёс актрису режиссёр, в реальной жизни ничего общего не имела с персоной актрисы, Барбары Брыльской, которую Людмила однажды наблюдала во время участия актрисы в одной их телепередач. Подобное тому впечатлению, разочарование постигло и в отношении Марины Влади, после просмотра Людмилой небольшого видео ролика на экране музея, включающего интервью вдовы Высоцкого. Людмила, не уловила у обеих актрис женской тайны в реальных образах, в отличие от известной и восхищавшей её своей загадкой, образом и ролями актрисы кино и театра, Алисы Фрейндлих.
Около часа занял просмотр музейных экспонатов, а после, оглядев все собранные предметы и размещённые в залах на трёх этажах, она пыталась понять: «Для чего всё это собрание вещей, включая плащ от дождя, сапоги и какую – то тачку, бессмысленный реквизит? Тем более что ранее в эту музейную экспозицию, открытую в 2000 году входило более 1000 экспонатов, пусть было бы меньше но, лучше, достаточным было бы, и наличие книг со стихами, фотографий и пары пластинок, такое впечатление, что сюда всё собрали; «лошади, сено, телегу…».
Вскоре, Людмиле надоело слушать заунывное пение с выкриками, заметив, что спасительный эликсир с Мартини в бутылке заканчивается, решительно встала с кресла, понимая: «что нужно заканчивать с этим «дурдомом». И как могли аплодировать за такое в Париже, поклоннику экзистенциальных мотивов? Скорее, они платили исполнителю, не за это подражание шестидесятым и не за подобное безобразное исполнение песен Высоцкого, с ужасающим воем, быть может в переходе Парижа, подавали за то, чтобы он немедленно прекратил свои завывания и поскорее отправился восвояси? Ну, просто невозможно слушать такое…, а, чтобы понять, насколько непереносимо человеческому слуху бренчание с выкрикиванием слов под гитару Браниславом, не надо иметь абсолютного слуха, чтобы сказать, что он превзошёл все мыслимые и немыслимые ожиданья, вне сомнений, там по слуху прошёлся медведь, а скорее слон потоптался! И как можно вынести подобный концерт, если бы не успокоительные капли Мартини?»
Людмила сослалась на неотложность дел и во второй половине дня, расставшись с «певцом» у входа в метро, сама же поехала дальше прогуляться к торговому «Китай городскому центру» по магазинам.
И хорошо, что именно, этим днём её не было дома, у Красной площади наблюдалось немало людей, ярмарка и небольшой каток, в ларьках торговали различными сувенирами продавцы в народных костюмах. Прекрасное настроение, в предпраздничный день, ведь скоро наступит новый 2016 год. Людмила попробовала горячий глинтвейн вприкуску с блином, не хотелось спешить и в квартиру Владимира, который посему должен быть дома…
Прогулявшись по праздничным улицам, она застала Владимира дома.
– Привет, как дела? – дежурной фразой поинтересовалась она у Владимира, лежащего на диване, стараясь перекричать громкий звук телевизора, – «опять эта политика, всё одно – про Украину, а кому на Руси жить хорошо? Вечный вопрос, по всей вероятности депутатов, политиков волнует жизнь россиян меньше всего».
– Приехал пораньше, мне нездоровилось. А где ты была?
– Где и могла быть, естественно в магазинах, там, где на площади у Кремля, гуляет толпа, предпраздничная суета, так здорово, прогуляться немного.
– Какие планы в ближайшие праздники у тебя?
– Новый год, а первого я поеду к Камилле, побуду там с внуками с зятем. Он постоянно работает, а я его редко вижу.
– А…, ну, что же, отлично, – расстёгивая сапоги, отвечала она в полумрак, к прожектору телевизора.
