Ирен Беннани
If you get me. Книга первая. Если ты достанешься мне
Глава десятая
Стрелки часов достигли пятнадцати, уронив в прихожей ключи, подняла, поместив в «дамскую» сумочку, надела пальто… И не теряя времени, направилась в парикмахерскую. По пути припоминая момент, как уронила ключи и примету: «Если на пороге обронишь ключи то, жизнь непременно изменится».
В парикмахерской обменялась приветствием с парикмахершей, сняв пальто, расположилась в указанном кресле, поставив перед собой на полочку дамскую сумочку.
По modus vivendi с Мохаммедом, её внешность нужно приблизить к облику восьмидесятых годов, когда они оба были студентами одного института.
Через два часа, Людмила в метро на станции Жулебино, спустилась по эскалатору на платформу, слившись в поток пассажиров метро, шагнув в остановившийся вагончик.
Проехав несколько станций, совершила две пересадки, выйдя в одном из залов подземки, остановилась у автоматической кассы автомата, запустила монеты, в отверстие показался билет, где отпечатан маршрут: Аэропорт Шереметьево. На табло перед выходом, прочла номер нужной площадки. Пройдя к остановке автобуса, выждала пару минут, до прихода автобуса по маршруту в аэропорт.
За витражами окон улицы погрузились во тьму, автобус удалялся на северо-запад Москвы, приближаясь к международному аэропорту, одному из главных столичных аэропортов. Шереметьево, входивших в десятку крупнейших в Европе, принадлежащих к числу самых загруженных аэропортов. Вскоре вошла в зал прилёта в минувшем часу, отправила смс Сысоеву: Уехала по работе на пробные дни, до завтра, не жди.
Вскоре объявили о прибытии Парижского рейса. Людмила приблизилась к стойкам выхода, только, что прилетевшие в аэропорт пассажиры рейса Париж – Москва в быстром ритме просачивались в зал аэропорта. Разглядывая проходящих мимо неё пассажиров, она с опаской подумала: «Кто знает, как мы со студенчества изменились, да…, вряд ли, теперь узнаю его», – надеясь, что Мохаммед заметит вперёд.
А вот и он, везёт чемоданы, он улыбнулся в ответ, мужчина стал гораздо грузнее, того прежнего хлюпкого юноши в Пензе.
– Привет дорогая!
– Салют Мохаммед!
– Ну и как ты находишь, мы изменились? – он вместо ответа кивает.
– А я то, опасалась, что не узнаю, хотя в тайне надеялась, что ты всё же, заметишь меня, мои волосы в тёмном оттенке.
Мохаммед приблизился и поцеловал в щёку Людмилу.
Глядя белизну пергамента кожи, Людмила подумала: «Да, истинный Египтянин. «Годы прошли, столь поздняя встреча и почему судьба даёт второй шанс? Быть может, начиная с Мохаммеда, наступает этап перемен?» – предстояло понять.
Пока садились в такси, задержала взгляд на однокурснике; спина с крепким сложением, с разочарованием думая: «и не такой стройный, как прежде», следом заняла место за сиденьем водителя. Мохаммеда сидел рядом с шофёром, Людмила следила за огоньками в домах, не торопясь, отвечая ему, оставляя мельканья улиц где – то в дали, проносясь, вперёд мимо незнакомых кварталов по многополосной трассе пригорода Москвы, вдоль обочин с двух сторон тянулись ряды фонарей, за ними дома современной застройки. Разглядывая освещённые территории округа Химки, меж тем, ловя в голове отрывки, обращённые к названию мест; Химки, ему предшествует слово «хинь», что не было понятным современникам. Со временем слово «хинь» стало малоупотребительным, его смысловая связь с названием «Хинка» утратилась и была переосмыслена, в употребление слова «химия».
Такси стремительно мчалось по МКАД в сторону Щёлковское шоссе, находясь на заднем сидении, глядела в окно на современную – «Хинь» и вела разговор попутно с Мохаммедом, прекрасно говорящим по-русски, «вероятно, ежегодные поездки в России, встречи с его однокурсниками, являлись хорошей практикой речи».
В течение всей 45-минутной поездки на пути к отелю Колибри, её не покидало смутное, непонятное ощущение; будто бы происходящее в действительность, вовсе не с ней, как будто бы, видит кинокартину, как зритель в кино. Отматывая «киноленту» назад, вспоминались годы студенчества: Они были знакомы, когда Людмила училась на архитектурном отделении в техникуме, в разговоре с Мохаммедом, они вспоминали общих друзей, однокурсников.
«Какая – то мистика – эта встреча в Москве – подумалось ей в вестибюле отеля Колибри с, глядя как у портье, Мохаммедом расплатился наличными. Вот они направились в забронированный номер отеля Колибри – идеального расположения, всего в нескольких шагах от Станции метро "Преображенская площадь", в гостинице предлагался различный набор услуг с круглосуточной работой рецепции.
Людмила переобулась в лёгкие тапочки, пройдя в просторную ванную комнату, умылась, омыв кисти рук. Следом осмотрела номер отеля; мягкий диван уголком, телевизором с плоским экраном. Приятным теплом, повеяло из кондиционера, после ночных продирающих холодом улиц, затем опустилась в уютное кресло, рассматривая репродукцию на стенах с осенним пейзажем. В отеле Колибри, что в пяти километрах от Измайловского Кремля Москвы, в дверь номера постучались, следом подали в маленьких чашечках кофе, одновременно из ванной вышел Мохаммед, держа упаковку с клубникой, привезённую из Парижа, он тут же, высыпал ягоды на тарелку в центре стола, добавил финики, снятые с плантаций Алжира.
– Как вы прекрасны мадам! Благодарю, что ты согласилась изменить оттенок волос.
Не представляешь, как я мечтал увидеть твой студенческий образ!
– Так ты, мне хочешь сказать, что после той переписки, со мной в одноклассниках, блондинкой бы, не узнал?
– Я не только об этом, ты всегда нравилась мне и сейчас, и в годы студенчества.
– Ну, а Тоня, с которой ты в те годы встречался?
– История моих отношений с Тоней скорее, связана с твоим бывшим супругом, который в те годы опередил. Начну с того, что сентябрьским днём, теперь уже бывший супруг встретил меня, когда оставался, только пролёт до перехода мужского и женского корпусов, вдогонку Набиль мне прокричал: Куда ты собрался?
Мохаммед потёр шею рукой и продолжал:
– Я ответил ему: Иду знакомиться с девушкой с юга, студенткой с первого курса.
Он отпил из чашки глоток, – Вероятно, он догадался …, с тобой. А тут под одним из предлогов Набиль попросил отложить встречу на завтра. И только, затем, наблюдая вас вместе, я локти кусал.
– Неужели?
Лукаво ему, подмигнув, – Я об этом не знала…
Сняла с веточки плод, попробовав финик, сказала:
– Не скрою, замечала не раз, как ты бросал в мою сторону взгляды. Мне казалось, что ты меня сравнивал с Тоней,
Разделив жёлтую плоть на две половинки, вынув косточку финика, положила сладкий плод на язык, – Мм, какой вкус.
Мохаммед зарделся и произнёс, – Как Вы прекрасны мадам Людмила!
Она улыбнулась, – Не представляешь, как вкусно…
Мохаммед, посмотрел на неё и с удовольствием сообщил: – Только вчера сняли с плантации родственника.
– Ну, а Тоне, ты предлагал вступить в брак? Если, припоминаешь, Мохаммед, что в год до отъезда в Марокко, Набиль расписался со мной.
– А, помнишь, когда я позвонил из Парижа, ты сказала, какие любишь духи? – незаметно перевёл тему Мохаммед.
– Пуассон.
В гостиной Мохаммед подарил Людмиле духи, и пеньюар алого цвета, запах роз, ароматы клубники витали в гостиной.
В приватной беседе, она отвлеклась, теперь только посмотрела на стрелки часов, «пока они с Мохаммедом говорили, должно быть, закрылось метро, теперь не стоит и возвращаться, столь поздно, чтобы ехать к Владимиру, да и смысл? Его известила, что проведу в семье нанимателей пробные дни».
И тут же, махнула рукой и подумала: Будь, что будет и, в общем – то, мне всё равно, что бы он ни подумал про встречу с приятелем, естественно, не собираюсь докладывать обо всём. Да и какое может быть у него моральное право, предъявлять претензии мне, он имеет связи с женщинами но, почему то, со мной не желает расстаться?»
Задержав взгляд на букете из роз и между тем, осознав, что и встреча со своим однокурсником не вызывает прилива желания и нет особого смысла оставаться в номере с ним, однако две спальные комнаты разделяла гостиная, а к Сысоеву возвращаться, что за напасть, на ум приходили стихотворные строки Бранислова:
«Подарите даме розовый букет -
Розы очень нравятся в морозы…»
«Да, если и нравится что-либо то, это – розы».
Утром в номер Колибри доставили завтрак, заказанный с вечера по брошюрке, вкусив принесённые блюда, они согласились, что приготовлено вкусно.
– Теперь мы знаем, где можно останавливаться в следующий раз, – слова Мохаммеда, болтавшего без всякого умолку, повисли в тишине стен, словно ожидая ответа. Она, взглянув в его сторону, как будто бы, сквозь него: «Не будет у них других раз», – она знала… Молча, взяла привезённый из Парижа журнал – Madame, открыв его, перевернула страницу, сосредоточившись на фотографиях в глянце страниц.
В семи километрах от отеля Колибри находился Музей «Васнецова» , куда и направились Людмила с Мохаммедом, посетив его, окинули взглядом и стадион , прошлись по площади у мавзолея, затем, сменили отель, переехав в «Венецию»: «Венеция» – мини отель удачно расположенный в центре Москвы; между метро: Цветной бульвар и станция Трубная, в непосредственной близости от отеля «Венеция», вблизи него различные рестораны, бистро по типу Макдональдс, кафе с итальянскими блюдами, с кухнями по типу восточных и с азиатскими блюдами. В эти несколько дней они посещали различные рестораны и места развлечений, торговые и культурные центры Москвы: Красную площадь, музеи столицы, в то время Людмила подходила к решению, не растягивать время с Владимиром, признав правоту Мохаммеда, повторяющего, что не стоит жить с каким – то там посторонним вдали от семьи.
– Людмила, для тебя есть частный дом у морского залива в Кассисе, французского департамента: Буш-дю-Рон. Тебе бы понравилось, ты могла бы там жить и писать при желании книги. Или я бы содействовал подбору занятий, что тебе по душе. У меня там имеются рабочие связи, я веду речь об очень хороших отношениях с одной из коллег, женщиной, возможно, вы бы сошлись с ней по интересам, а вид там…, залюбуешься на природу с мыса Канай.
– Да…, заманчивое предложение, посетить эту скалу Европы, полюбоваться с высот прибрежного мыса…
– А, кроме того, я намерен подарить тебе поездку в Марокко, только скажи мне, когда.
– Я тронута, дорогой Мохаммед, заботой, – она посмотрела искоса на него, надоевшего ей за эти несколько дней своим дотошным вниманием, членораздельно, практически по слогам ответив:
– Но, я не смогу поехать в Марокко.
– Из–за дедушки, что ли?
И глядя на него, как на наивного мальчика, от изумления, «что за глупость» нашла на Мохаммеда, рассмеялась:
– Ты считаешь меня больной? Неужели тебе показалось, что я вместе с ним впадаю в маразм?
– Естественно, нет! Основная причина кроется в долге, я не выездная, Мохаммед! Иначе, я давно бы отправилась к дочери, спасибо тебе, дорогой за предложение поехать во Францию.
Мохаммед, стоял как будто чем – то его огорошили, он словно замер на месте, пригвоздив себя к мостовой.
Людмиле, стали понятны его ощущения, Мохаммед, вдруг осознал, что все его долго идущие планы – рухнули разом.
– Ты мне не говорила об этом.
– А, смысл портить на отдыхе настроение? Как я могла предвидеть твои долго идущие планы, да и того, что ты предложишь – поездку в Марокко?
– А, знаешь, дорогой Мохаммед, через такое разочарование и по работе мне доводилось пройти: Мне приходилось отказаться от поездки с одной из семей на Лазурные берега, представить только на лето, такие вакансии, о которых другим бы мечтать.
Она посмотрела на однокурсника, заметив его огорошенный вид, «понятно, не может прийти в себя» и продолжала: – Неужели, ты думал, что причины отказа от работы во Французской Ривьере сокрыты в чувствах к нему, к человеку, где я квартирую в настоящий момент?
– А, наши законы в судах, защищающие банки, коллекторов и прочих жителей стран ближнего зарубежья, они не в разрез ли, с конституционными свободами граждан? Законников отнюдь не заботит положение собственных граждан, людям в долгах, подобные ограничения прав не позволяют пройти и таможню, а мне бы хотелось принять твоё предложение: Уехать в Кассис или отправиться, куда – либо, куда ни – будь, невдалеке от Марселя, в любое из мест на курортные пляжи, хоть и в Довиле на берегу пролива Ла-Манш. Как ты знаешь, я поклонник архитектуры и моря, как бы хотелось наслаждаться прогулками вдоль океана, когда я трачу впустую драгоценное время.
С улицы Пушечной проходя вблизи улицы Жданова, бывшей Рождественки, у проспекта Маркса в центре Москвы, замедлили шаг у кирпичных стен церкви, что в Звонарях. Людмила, почитавшая Николая Чудотворца, постояла у православного храма в жёлтых тонах, с пышными капителями и наличниками, декорированными белым камнем, украшенными головками Серафимов. Испытывая внутренний трепет, а между тем, отрешившись от «египтянина», нарезавшего рядом круги, смотрела на колокольню, увенчанную луковичной главкой, залюбовавшись ладной постройкой конца 18 веков, словно сказочным домиком, с вытянутыми линиями стиля классического Барокко. Припоминая в такие минуты жизнеописание Святого, положившего начало персонажу знаменитого Санта-Клауса: «Рассказ о даре святителя Никола приданного трём дочерям, разорившегося богача, о возникновении рождественских подарков ». Тем временем, невольно нахлынула грусть, отозвавшись сердечной болью, душевной мукой в разлуке с родными людьми, с дочерью, ощущая себя отрезанной: Словно ломтём, отошедшим от семьи и от дома.
Между тем они вернулись в подземку, доехавши до станции «Театральная», Замоскворецкой линии. При выходе из метрополитена повернули в сторону улицы Петровка, параллельно Неглинной, справа раскинулась Театральная площадь. У театрального фонтана трёх чаш перед Большим театром, известным театром столицы, в окружении скверов. Здесь у фонтана трёх чаш, несмотря на близость проезда Театрального, оживление столичной жизни смолкало. Казалось, замедлив действительность, отступая назад, уходя в вековое прошлое Большого театра к Петровскому театру, в минувшую пару веков, в девятнадцатый век со скульптурой Аполлона на вершине фасада.
Окинув Квадригу Аполлона на фасаде Большого театра, где в скульптуре, промежность центральной фигуры Аполлона, с советских времён прикрывал фиговый лист, Людмила сказала:
– А, между прочим, москвичей убеждали, что таковой скульптуру задумывал сам скульптор но, едва ли, такового Аполлона мог задумывать Клод, не могли же отлить скульптуру со съёмным листом. Знаешь ли, среди коренных москвичей ходили разговоры про интимную часть Аполлона, об обнаженном члене, который привыкли видеть на сторублёвой купюре, а фиговый лист на скульптуре с советских времён воспринимается, как ничтожный обман.
Людмилу словно прорвало, теперь не Мохаммед оперировал лозунгами восьмидесятых годов, это она без остановки и удержу говорила про то, что на душе накипело:
– Ничтожны, не более чем «обдуривание», если сравнить с настоящим не проживанием, а существованием людей, в государстве с непомерной заботой о банках, вклады которых, как пишется в договоре; в случае невыплат, перекрываются страховым договором но, однако банки умудряются вторично подать на должника, в мировые суды или же, перепродать долги гражданина коллекторам.
– А ты мне дуешь в уши все эти лозунги о равенстве ну, о чём ты постоянно твердишь, о каких лозунгах Ленина, которые вместе с ним упокоились в мавзолее? Какие там, социальные программы по трудоустройству россиян, не будем далеко ходить, если мне с временной регистрацией гражданства в своей стране, официально в бюро трудоустройстве отвечали отказом в получении пособия по безработице, чиновникам потребна прописка, закончился социализм!
– Вот так, дорогой Мохаммед, должников из страны не выпускают, а как заработать в стране с обвалом рубля, представляешь? Я только и делаю, что хожу по замкнутому кругу проблем, а каково мне выслушать твои, разглагольствуя, эти лозунги ушедших эпох? – она прокинула голову, показывая жестом руки на промежность у Аполлона, на фасаде театра: – Твои лозунги сродни тому, что фиговым листом, стараться прикрыть естество.
Когда Людмила закончила речь, они с Мохаммедом спустилась в метро, сегодня они наметили поездку по новой ветке метро в Царицыно. Нельзя было не заметить, что как настроение Мохаммеда упало, вдобавок по пути в подземку в разговоре была затронута тема, затрагивающая её экс супруга Людмилы. Они беседовали и о том, что произошло, после получения диплома. Когда её бывший муж, уезжая из России, сославшись на обман на одного из приятелей, который якобы с его валютой улетел из Москвы, оставил Людмилу с маленькой дочерью на попечении родственников без денежных средств. Мохаммеда потрясла эта ложь со стороны Набиля, ведь он знал своего приятеля из Алжира и каким верующим, непорочным в своих кругах человеком он был; но Людмилу не мог удивить такого рода обман, после её многолетней разлуки с дочерью, Люджейн…
И снова следуя с Мохаммедом от метро по дорожкам парка Царицыно, приближаясь к Дворцовому комплексу, они дискутируют про перемены в стране, тем временем, Людмила решила дополнить философию лозунгов восьмидесятых годов откровенной беседой об обнищании граждан:
– Быть может теперь, до тебя дойдёт реальное положение дел. А ты неустанно мне оперируешь лозунгами восьмидесятых, но в России многое поменялось местами, чего ты до сих пор никак не можешь взять в толк. Да, а я не в восторге, когда в наших судах нарушается Конституция! Вот видишь, я – не выездная! Почему в государстве; судопроизводство страны печётся о правах тех, кто платит судьям, как в случаях с моим наследством, мошенники занимают мой дом.
Мохаммед молчал. «Вероятно, он, был ошарашен, тем, что только услышал».
– Нет места твоим лозунгам социализма, равенству, в демократической стране, да много перемен на бумаге, однако на местах правят связи и деньги, пойми дорогой, коррупция.
По пути к дворцовому комплексу, она шла впереди Мохаммеда по заснеженным тропкам мимо стоящих в тени длинных стволов, что тянутся к шапкам в высоких соснах. Временами солнце светило в лицо, и нельзя было распознать настроения, различить выражение лиц, в теле ощущался прилив сил, быть может, от хвойного воздуха на морозе дышалось легче то ли, от самой энергетики парка. В таком мирном ключе они добрались до комплекса дворцовых построек конца XVIII века на территории парка, музея Царицыно в Коломенском районе столицы. Расположенным на месте бывшей усадьбы – «Черная Грязь».
Центральное место в архитектурном ансамбле Царицыно по проекту придворного архитектора Василия Баженова отводилось Большому Кавалерскому корпусу – для приближенных императрицы. Большой Кавалерский корпус возвышался между оврагом и прудом. Южнее располагались одинаковые строения, дворцы для Екатерины II и ее наследника – цесаревича Павла с женой, а между ними небольшой дворец для внуков императрицы, воздвигнутый позже. Все эти три здания представляли собой главный дворцовый корпус, с особенностью созданных Баженовым «дуэтов» и «трио», в постоянном визуальном взаимодействии, видов дворцов, которые вписывались в ландшафты парка, расположенные таким образом, чтобы с различных точек обзора, виды дворцов отражались то, в глади прудов то, переплетались в дворцовом ансамбле.
Однокурсник шёл, еле перебирая ногами, отстал, Людмила не понимало, чем вызвано его поведение, в полуобороте к нему продолжала:
– Вот и я, как результат всех, нарушенных прав граждан, ограничены и мои выезды за рубеж, Мохаммед, какие могут быть здесь мечты?
На какое – то время, задумавшись, следуя по Аллее парка, между прудами, залюбовалась видами с запада Фигурного моста, что представлялся въездными воротами: отзвуком времён рыцарей; мечтами о романтичном замке над озером, легендами о спящих красавицах, злых королях или же, юных принцах…, вернувшись к разочарованию, предательству, которые постигли её.
– А если до тебя не доходит, почему я в московской квартире у какого – то дяди, ответ прост: Человек обещал меня поддержать и поспособствовать литературным успехам, а в результате приходится работать по найму, кому доверять?
Прогуливаясь между прудами, миновали Фигурный мост, приближаясь к Екатерининскому дворцу: В Новом Дворце императрицы, сродни её петербургским резиденциям, сохранились «готические» детали Баженова; шпили башен, из красного и белого камня, выполненные Матвеем Казаковым, учеником Баженова. Спокойные уравновешенные пропорции строения, колонны, пилястры отразили каноны европейской классицистической архитектуры. Новый Екатерининский дворец составляли два корпуса по центру с высокой галереей.
Тем временем, переведя взгляд с башенок из белого и красного камня, посмотрев на лицо притихшего спутника, заметила, что лицо Мохаммеда побледнело, стало как мел. Мохаммед попросил остановиться у лавочки. Присев на лавочку, на подходе к Екатерининскому дворцу, Людмила спросила:
– Тебе плохо?
– Вернёмся в отель?
Мохаммед не отвечал…
Людмила не понимает, чем вызвано его поведение: её начинают бесить его игры в молчанку, а раньше, раздражала его болтовня об эпохе социализма, какое – то время на лавочке они провели молча, на лавочке в размышлении, она пыталась понять: «Что происходит в его голове? Как можно, быть продвинутым человеком, со сметами по строительству колесить по странам Европы и одновременно жить идеологией прошлого века?»
В эту минуту в душе её всё кипело, хотелось встать, вернуться в подземку, уехать от него подальше, впрыгнуть в первый вагон. Словно под хвост попала шлея, но мораль не позволила…, взять и бросить его в таком состоянии. Большим усилием воли она сдержалась, испытывая угрызения совести, оставить его в таком состоянии одного, не знающего толком столицы она не могла. Пришлось переломить на хлёст, желаний – и не рвать с ним, не бросать его; «бесившего, докучавшего, капающего на мозги в переходах станций метро».
Неожиданно Мохаммеда, прервав свой обед молчания, и стал разговаривать, поначалу кратко, односложными фразами.
Пройдя по выложенной камнями просторной площади Екатерининского дворца, немногим вперёд, они спустились по бегущей эскалаторной лестнице в холл. В гардеробной в багряных тонах, сдали пальто, вернулись к длинной сервисной стойке, где они согласились на предложение об экскурсионных услугах. Воспользовавшись предложением, они приступили к осмотру экспонатов дворца с экскурсоводом. Прогуливаясь по залам – Мохаммед шёл впереди, слушая гида, а Людмила следовала на незначительном расстоянии, про себя отмечая сегодняшнее не многолюдье, прежде с Владимиром она бывала в Екатерининском комплексе, ещё до строительства новой ветки подземки к дворцовому комплексу.
Едва улицы осветились неоновым светом, Людмила с Мохаммедом возвращались из Дворцового комплекса обратно к ветке метро на Царицыно.
На обратном пути Мохаммед заговорил, тараторя, не объясняя причин его замкнутого поведения:
– Ты обиделась?
– Напротив…, – посмотрев на поблёскивающий местами не растаявший снег, на голые ветки деревьев, ступая по длинной дорожке, вдыхая аромат хвои кедров, отвечала она, неторопливо беседуя:
– Во время молчания? Нет, даже не думала, моё настроение праздника, что может испортить? – иронизировав, немного с издёвкой, не скрывая смешка: – Лишь то, что завтра закончится праздник, а сегодня…, мне действительно хорошо!
– Ты говоришь мне так, – вглядываясь в лицо, вероятно ища ответы и не понимая, почему она сохраняла спокойствие, – не по причине, не из-него?
Уловив ревнивую нотку в его интонации, Людмила понимает: Мохаммеда переполняет ревность с досадой и это, несмотря на то, что она не утаивала, его возрастную разницу с Сысоевым.
– Нет, Мохаммед но…, ты прав, – сдержанно, излагая самую суть, хотя и хотелось высказаться: «Непонятно кому говорила про московского дядю, а в результате?» Но желания портить себе и ему настроения не имелось, как и погружаться в проблемы. Чувствовалась недосказанность…, это всё мысли, о про слушке, что обнаружила в квартире Сысоева перед этим «бегством» к Мохаммеду: Теперь перестала казаться случайностью или нервозным видением, мимолётная картина в аэропорту, там во время встречи с Мохаммеда в зале прилёта, она заметила две персоны, похожие на Сысоева и его зятя, – но прервав свои размышления, продолжала:
– В каком – то смысле, ты прав…, – подтверждая, закончила мысль, – нужно уехать и забыть этот период с ним, как дурной сон: «Одновременно отнеся эти мысли и к «присутствующему».
Тем временем, Людмила стала расспрашивать своего одноклассника о его жизни в Алжире, прекрасно зная, что из мужчин обожают темы, затрагивающие речь о них, любимых.
По возвращению, на Цветной бульвар, они вошли в восточный ресторан Узбекистан, там сдали в гардеробной одежду. Из вестибюля проследовали в панорамный зал ресторана, где в мягком свете интерьера Мохаммед направился к официанту у бара, завидев его, официант подошёл и проводил пару к столу, вскоре наполнил бокал Людмиле красным вином, приятно звучащая приглушённая музыка располагает к беседе. Со временем прервав разговор, Людмила извинилась, покинула стол, тревожные мысли не оставляли в покое, испытывая потребность пообщаться с сестрой:
– Мне нужно припудрить носик, – с улыбкой сказав, отходя в вестибюль.
В вестибюле, набрала номер сестры на мобильнике.
– Привет, систер, это я! Не отвлекаю?
– Людмила ты как, как дела? Нет, не особенно немного пишу…, а ты?
– Да, вот, мы ужинаем в ресторане с Мохаммедом, ловлю на себе его взгляд и всё, думаю: Наверно, встреча через годы моим однокурсником – как провидение, что дарится свыше.
– Вот, видишь, как ты воспринимаешься, хотя минули годы, мадам… Скорее, чтобы напомнить тебе: что ты забываешь о том, кто ты есть, а не затюканное создание…
– Но, я не о том, не про культурную столичную жизнь, на этот раз. Постоянно думаю на счёт про слушки в квартире. До бегства к Мохаммеду, говорила с приятельницей по телефону на кухне и заметила, что во время звонка создавалась вибрация, когда я говорю то, слышу звуки вибрации из угла кухни под умывальником, провод телефона соединён с блоком про слушки.
– Неужели Сысоев окончательно спятил, додумался же, установить слежку? – на линии слышалось, как возмутилась сестра.
– Да ещё…, вот, что: Знаешь, что во время встречи с Мохаммедом, в аэропорту, мне показалось, что в зале прилёта промелькнули Сысоев и его зять, а быть может, они там и были?!
– Я вот, рисую и думаю вот, что: – Конечно, не нужно теребить нервы Мохаммеда, а просто постарайся быть осторожней, – перескочив с мысли к ответу:
– Покидайте отель завтра порознь, а ты через время…
Людмила вернулась из вестибюля в зал ресторана, присела за стол, вспоминая беседу с сестрой, а в голове крутились различные мысли: «Ты забыла о том, кто ты есть, напрасно ты превращаешься в затюканное создание, видишь, как тебя воспринимает человек, несмотря на прошедшие годы, мадам ну, вспомните о своих планах, ведь Вы грезили творчеством, литературой ну, а в итоге?
Мохаммеда предложил прогуляться по скверу, она согласно кивнула, тем временем думая: «Несомненно, нужно уехать и забыть этот период с Сысоевым, как дурной сон: Одновременно отнеся эти мысли и к «присутствующему».
За ужином, они решают, что завтра к обеду разъедутся: Людмила на метро но, первым такси покинет отель Мохаммед
Вот, они вышли из роскошного среднеазиатского ресторана Узбекистан…, в эту минуту им захотелось пройтись вдоль Цветного бульвара по направлению к Московскому цирку. Там они постояли у монумента Никулина, затем повернули назад и перешли проезжую часть, следуя к скверу. В центре этого сквера среди Цветного бульвара была разбита площадка с фонтаном и скульптурками в виде весёлых зверюшек и бронзовых клоунов. Людмила с Мохаммедом какое-то время потешались над тем, как дети лазают по скульптуркам у небольшого фонтанчика, предаваясь минутной забаве. Там были и удобные лавочки, и тут на одной из них, ближе к концу вытянутой площади сквера, перед ними предстало мерзкое зрелище: на лавочке находилась группа бомжей, одни из них спали, другие сидели, а кто между тем, пережевывал жирные беляши, среди них находились и две женщины, пившие пиво. Среди двух женщин, она разглядела одну, напомнившую, чем – то Светлану, ту няню, с ней прежде имелось знакомство, в одной из фешенебельных квартир высотки по улице Трубной, немногим выше Цветного. Когда женщина повернулась, сомнения Людмилы отпали и, действительно, не показалось то, и была Светлана. Людмила с отвращением посмотрела на бывшую няню, одетую в плащ-пальто цвета детской неожиданности, из-под полы непонятного цвета, высовывалась засаленная подкладка, плащ её был в грязных разводах, от пролитого пива. А тем временем, не обращая внимания на проходящий мимо народ, Светлана, с жадностью, свойственной ей, запихивала в рот свой беляш и ела, запивая пивом.
Людмиле было противно наблюдать за опустившимися людьми; бомжами и, взяв Мохаммеда за руку, они немедленно перешли дорогу к двухэтажному зданию, что виделось в перспективе Цветного бульвара. В «Черетто», что поблизости от метро Цветной бульвар и в двух шагах от отеля «Венеция», они завершали свой вечер за чашечкой кофе с канноли по-сицилийски, проведя в итальянском кафе, немногим более часа. Затем на Цветном свернулись к парадной «Венеции», на лифте поднялись до дверей к вестибюлю, пройдя через холл отеля «Венеция». В окна отеля с бульвара сочился неоновый свет, сверкание улиц в люминесцентных огнях, в вечерней подсветке цветных фонариков подмигивал сквер и, тут же, через дорогу у цирка, жонглируя яркими бликами, перепрыгивал на крыши машин, а следом неоном на стены домов, переливаясь цветами рекламы, трепетал, отраженьем на высотных стеклобетонных домах. Вся панорама Цветного бульвара; ночные улицы, сквер, рестораны, магазины в старинных и фешенебельных домах, предстала призрачным отражением жизни, той праздности, в которой они пребывали; она и её однокурсник, будто бы, гримирующийся под годы студенчества.
По отъезду, прощаясь, Мохаммед пролепетал что – то о встрече, хотя она знала точный ответ: «Встречи не будет» но, улыбнулась и промолчала.
Не прошло и недели, как в московской квартире раздался звонок от Мохаммеда, прервав свободное витание мыслей, одиноко сидящей у плоского экрана в гостиной, присматривая по каналу TLC передачу «Второе платье невесты», Людмила теперь никуда не спешила, как и все эти дни.
– Люд, знаешь, я очень хочу приехать к тебе не через две недели, а раньше; я пятый день, не могу спать, всё думаю о тебе. В каком отеле, мы могли бы остановиться, только выбери, забронирую.
