Ирен Беннани
If you get me. Книга первая. Если ты достанешься мне
Глава девятая
Вот и второе число…, январским утром Владимир Арнольдович тихонько прикрыв за собой дверь в коридор, сообщил, что намерен проехать в Научно исследовательский центр для встречи с коллегами, прилетевшими к ним по делам, должно состояться расследование. Закрывая глаза, желая заснуть, она уточнила:
– Ну да, а когда тебя ждать?
– До встречи, потом позвоню, – поведал уже из прихожей, ей было слышно, как он застёгивает пальто, из коридора вернулся на кухню, втянув из тюбика после похмельный бальзам, запив водой спасительное средство, в это время она сообщила, что вероятно сегодня съездит в бассейн.
– Я положил тебе на расходы, деньги там, у зеркала, – изложив, захлопнув дверь, вышел.
И она отвернулась, чтобы свет из окна не сквозился в глаза, перевернулась на правый бок, собираясь вздремнуть. Всё же уснуть не пришлось, зазвонил городской телефон.
Обычно Людмила не поднимала трубку стационарного телефона, избегая скандалов с Камиллой, попросту попросив Сысоева встречаться на площади дочери, Людмиле не нравилось когда её контролируют но, так, а не иначе, предпочитала вести себя приезжая с визитом Камилла: Бесцеремонно одним за другим открывая шкафы, производя досмотры на кухни и всего содержимого, что находилось в квартире. От одного вида на его дочь, от её голоса во время звонка Людмила чувствовала, как одиозность накрывает весь день, по-видимому, у неё развился подобный рефлекс, на нервотрёпку после разговора с Камиллой. Но, тут же, сообразив, «что дочь не может ему звонит, она встаёт только к десяти или позже. Наверно, коллеги его потеряли, определённо, забыл свой второй сотовый у Камиллы».
– Алё, – сняв трубку в ожидании очередной подвохи, Людмила чувствовала тяготящее состояние, поёжившись при мысли, что всё же, это она – Камилла, и не надеясь, услышать приятного:
– Я слушаю Вас, – и…, выдохнув, вполголоса повторила:
– Слушаю.
– А, Вы не могли бы позвать к аппарату Владимира? – к удивлению Людмилы, не кто – ни будь из коллег, как в прошлый раз, когда некто разминулся с Владимиром, сейчас на проводе женский голос.
– В настоящее время Владимир Арнольдович вышел, перезвоните ему на сотовый телефон, скорее к вечеру, дома будет.
– Скажите а, как Вас зовут?
– Людмила, – представилась она собеседнице, – так, ему передать?
– Очень приятно, Тамара, – пропел в трубке голосок с хрипотцой.
«В обычном общении с Камиллой такой симпатии не возникало, а тут – приятно?» И не дав опомниться женский голос продолжил, – а, Вы живёте с ним, с Владимиром?
– Да у него, а что и чем вызван такой интерес?
– Понимаете ли, в настоящее время на пути ко мне, – в трубке послышались вздохи, – видите ли, я терялась в догадках; почему в Новый год он не со мной, не подлежало сомнению, что первого с дочерью, – издался звук, похожий на всхлипывание.
– Вы и не представляете, что сейчас чувствую, – протарахтел взволнованный голос.
– Людмила, – продолжал всё тот же расстроенный голос Тамары, – поймите, мы познакомились с ним летом в Крыму, он сообщил, что одинокий мужчина. Извините, не кладите трубку, я закурю. А после паузы, что длилась не долго, в трубке послышалось, как собеседница всхлипнула несколько раз, и вновь:
– Пардон те, сейчас я совладаю с собой, – пауза.
– А, что же он Вам парле, когда я звоню?
– Совсем ничего, как правило, передаю ему трубку, обычно, при разговоре, я отхожу, мало ли личного? Владимир вправе поддерживать связь с кем угодно, например, с Камиллой, её отношение ко мне просто дрянь.
– А сегодня, к примеру, сказать, Владимир сообщил, что вызвали его по работе?
– Да, именно так, как Вы поняли, он так и сказал и вообще…, я случайно взяла городской телефон, лишь потому, что свой второй он забыл, находясь вчера у Камиллы.
Конечно, она не должна была посвящать постороннего человека в подробности но, пожалела звонившую женщину, которая пребывала в расстройстве.
– Ах…, вот, оно что, – в трубке протянул вкрадчивый голос, – теперь понимаю, почему никто кроме Владимира не брал городской. – Скажите, почему же Вы не были с ним этим летом в Крыму?
«Как будто бы, этим она бросает мне обвинение?» И про себя она улыбнулась:
– Здесь нет никакого секрета, – заметила тут же, Людмила, она могла бы дословно ей объяснить: «Потому, что в действительности не хотела», – но, не стала: «Не обязательно знать и ему такие подробности, ест естественно, что висевшая, в эту минуту на проводе, передаст в деталях задушевную нашу беседу», – подумав так, и не стремясь откровенничать, продолжила диалог, – поймите же, понадобилось навестить свою мать и родню, а они тоже на юге но, в другом направлении, живут на Кавказе. Да и к тому же, Владимир Арнольдович пожелал проехать по местам детства но, у нас были разные планы.
– А он про Вас не выкладывал ничего. Говорил, что на первом месте для него дочь, на втором внуки, а на третьем я, – расписывала Тамара. – А Вы, на каком? – про гундосила, расстроенная соперница.
– Значит не на каком, – спокойно пояснила Людмила, чувствуя неподдельную иронию.
– Как он мог так со мной, – истерии на проводе, – значит Вам, говорит, что находится в командировках, когда ночует со мной!
Честно говоря, Людмиле давно надоело попусту чесать языки и, в то же время, как у неё опять появились симптомы ноющей боли, отдаваясь в висах: «Да и зачем объяснять прописные истины, чёрте какой женщине о том, что когда мужчины о чём-то и болтают, давая обет то, ведут себя в противоположность их клятвам, обетам всевозможным святым».
Между тем, на проводе огласили:
– Вот приедет – выгоню.
Потерев снова височную часть, в попытке избавиться от ноющей головной боли, от нарастающего состояния, проявлений мигрени, подумав: «Ври, да не завирайся», Людмила ответила:
– А, что делать с ним, решайте Вы сами, – между тем, хотелось ответить, «что не надо свистеть» и, тут сославшись, что опаздывает в бассейн, повесила трубку.
«Конечно не такая уж неожиданность, весь этот разговор с незнакомкой были ведь претенденты: Припоминала небольшой эпизод; из первых свиданий с Владимиром, в то время как он пригласил Людмилу с подругой в одно из прибрежных кафе – «Бам Бучу».
На первых порах всё шло хорошо, они заняли место за столиком на деревянной террасе, заказали шашлык, в честь дня рождения Людмилы, он заказывал музыку, до тех пор, пока его не повело «подшофе». В подпитии Владимир очертя голову, стал жать руку какой – то там, незнакомке, оставшись после быстрого танца в общем кругу, показывая себя, как говорится – «во всей красе»! Между тем, не отпуская из своих рук, руки посторонней женщины, он довольно долго пел дифирамбы той даме, за всей этой сценой набравшись терпения, наблюдала Людмила.
«Ну и что?– Задав себе немой, риторический вопрос, потупив взгляд, словно отвечая себе, – этого и следовало ожидать, ведь были звоночки:
Воскресив, тот день, когда перед её днём Рождения, приехал Владимир и остановился у неё на квартире: «Их семьи были знакомы и не один год до того времени, мать Людмилы была в доверительных отношениях с покойной супругой Владимира.
Вначале Сысоев и поселился то, у них на несколько дней, в ожидании приезда его коллеги Владимира, высказав намерение перебраться на дачу, его московского друга, коллеги в Чемитку, в одни из живописнейших уголков побережья.
Тем днём, Людмиле думалось, что, скорее всего под действием алкоголя, он, позабыл о правилах хорошего тона, учитывая, что в тех, обстоятельствах он был не один, а с приглашёнными дамами. В такой ситуации, как помнится, окинув взглядом подругу, вначале она понадеялась, отыскать у подруги поддержу. Вот только мысли той, в тот момент, занимал совершенно другой человек, сидящий неподалёку со своей дамой, «это был полный отпад», и было смысла, её посвящать.
В зале было достаточно шумно, на сцене под громкий аккомпанемент звучал чёрт те какой голос, одного из заезжих лабухов. «Будь я одна, – рассуждала Людмила, – то, не поминай меня лихом, я бы молча ушла из кафе но, на тот момент хлопающая глазами подруга упросила остаться в «Бам уче». Тем вечером, когда Владимир вернулся за столик, Людмила сначала отодвинулась от него, он словно ничего не понимая, лишь почесал затылок, а тут из динамика полились ритмичные звуки, мелодии в стиле Латино. Помнится, как поставив в тупик, его и свою подругу, что остались за столиком: Встала и, направившись к пятачку эстрады, в круг людей там танцующих сальсу и с чувством зажгла. Один из мужчин не преминул приударить, оказывая блондинке, знаки внимания тот, что был в ярко красной рубашке, облегающей его накачанный торс, свободная линия кроя брюк от бедра, придавала мужской фигуре чёткую стройность. Тогда, что называется, Людмила оторвалась; покачивая и тряся бёдрами, двигаясь в такт, отстукивая каблуками, как кастаньетами, протанцевав с партнёром не один танец подряд. И только затем, как она вернулась обратно к Владимиру и приятельнице, что неотрывно смотрели, «как баран на новые ворота», и тут же, заметив, как танцора в красной рубашке к выходу увлекла какая – то женщина.
Той ночью, по приходу домой, Людмила закрылась на ключ в одной из трёх комнат, оставив Владимира, поразмышлять в одиночестве. А поутру, она быстро собралась и ушла на работу. И только к вечеру, вернувшись, домой, удивилась, что после ссоры Владимир не съехал, его вещи по-прежнему находились в гостиной, а вскоре отсутствующий владелец вещей появился на пороге квартиры, с бутылкой шампанского. Он так и не перебрался дачу к приятелю, не смотря на то, что его приятель прибыл на место и находился в посёлке Чемитка, в пяти километрах от них. Отношения Людмилы с Владимиром Арнольдовичем продолжились до его отъезда в Москву, не смотря на инцидент, который случился на набережной в кафе и отошедший в прошлое.
После отъезда, Сысоев продолжал напоминать о себе, он звонил, приглашая в гости. Людмила приезжала на время каникул но, скорее, чтобы посетить Москву, пройтись по музеям столицы, как таковая, его персона не была ей особенно интересна, бывало, что она гостила у него неделю, две во время праздников, пока не переехала к Сысоеву окончательно».
И вот, сейчас сидя в тишине комнат квартиры, и посмотрев на большие настенные часы, что не могли отбивать и ритма, механизм кукушки по случайности повредил, Владимир, сбросив на пол, вынося на чистку ковер, и вновь теперь задалась вопросом: «А разве, меняется человек? – ответив себе, – по вероятности – нет».
Герой любовник вернулся следующим днём, ближе к вечеру. В течение суток Людмила не отвечала на телефон, считая, «бессмысленным выяснение отношений, когда они оба у аппарата, Тамара поблизости с ним, такое представляется близким к абсурду».
– Ну и где же ты был? – поинтересовалась Людмила, заметив «пришельца» в коридорном проёме, он показался еле живым, переминаясь с ноги на ногу и еле держась, естественно, не разувшись, прямиком отправляясь в кровать.
– Людмила, тебе она говорила…, я был у неё, – объясняя, облокотившись о компьютерный столик, забросил подальше, свой кожаный «саркофаг», – а теперь я устал и хочу спать, – затем сел поверх покрывала и принялся раздеваться, пытаясь снять обувь с затёкших к вечеру ног.
Зазвонил телефон, когда, наконец – то, ему удалось вынуть ногу из туфли, раскачиваясь, придерживаясь за спинку кровати, ему удалось снять, лежащую трубку и тут с раздражением произнёс:
– Да…, ну, да, сказал же, тебе, поговорю. Я помню…, да, да обещал, ну…, у, – затем почти криком, ответил подруге, – оставь семью моей дочери и зятя в покое!
А после Сысоев повернулся к Людмиле и как маленький мальчик, стал жаловаться на Тамару, как оказалось, работницу адвокатуры: – Ты только представь, она пригрозила мне, что донесёт, куда следует о том, что мой зять не сдавал экзаменов на гражданство, мотаясь каждые три месяца в Лондон! А, кроме того, Тамара мне пригрозила какими – то там, генералами!
– Детский сад, – возмутившись в начале, она улыбнулась, заметив:
– Но и такое бывает, когда женщины мстят.
– Кому гусарить, а выхаживать, – сетуя, Людмила подошла к плите и поставила чайник.
– Валидолом и чаем отпаивать мне, а Сысоев?
В попытке воззвать к разуму, обратилась к нему, лежащему на не раскрытой; поверх покрывала постели: – Ты мог бы, так не спешить обратно так, что за срочность? – Щеки, «гусара» в это время пылали, «по вероятности, зашкаливает давление»: – Приводи себя в чувства там, в следующий раз у Тамары. Не представляешь, как поубавится её любовная «спесь», нетерпение, рвение, стоит немного с тобой понянчиться: «Да и, что толку, с ним разговаривать, когда человек в таком «скотском», еле живом состоянии?»
Тем временем, повесивши вещи его в шифоньер, принесла больному Владимиру чаю, таблеток, разместив у самого изголовья на прикроватную тумбочку со стаканом воды, и спокойно сказала; тихо, в почти, что вполголоса: – Поверь мне, Сысоев, что те, кто грозят, дальнейших действий, не предпринимают,… Вероятно, слова её возымели воздействие, успокоив больного на голову и, теперь в стенах комнаты со стойким амбре; спиртного послышался мерный храп, после чего Людмила вернулась в помещение кухни, притворив наглухо дверь.
Взяла телефон и, удобно устроившись на небольшом мягком диване, попыталась отвлечься, погрузившись в онлайн. Но, несмотря на спокойствие ночи, мысли прыгали в замершей тишине, впиваясь и кусая больней самолюбие, подобно незримым безжалостным блохам: «А вот, когда, в ноябре порывалась уехать домой то, зачем он меня уговаривал не уезжать. Как жалко терять время на бессмысленный быт и выслушивать эту разную чушь про какие-то связи!
А как похожи эти события на историю жизни поэта, подумав про Блока, который любил жену но, чувства влюблённого были не от мира сего, имея в виду его порочные связи, тут вспомнились строки Прекрасной Даме: «Но, не вижу себя в роли Офелии» и, тем не менее, мысленно возвращалась к Блоку, воспевшего свою несравненную Даму. Людмила, находила нормальными отношения; в естественной моногамии, без отклонений, не желавшая скрашивать жизнь в одиночестве с ловеласом, поющим всякую ересь.
Полночный телефонный разговор, поговорив с сестрой с кухни, она направилась спать в смежную с хозяином комнату, где расправив постель, уснула.
Хлопнула дверь, Людмила открыла глаза, тем временем, оживший Владимир, в прихожей снимал свой чёрный, кожаный плащ.
– Люсьель, давай всё оставим как есть, – взмолился с утра сбегавший за шампанским Сысоев.
– Я подумаю, – произнесла она, глядя в упор на него, в тот самый момент, она размышляла: «Что это значит – оставить всё, так как есть, а это значит…, что он продолжит и с ней и со мною?» А он, стоял, выжидая и немного нагнувшись, локтём облокотившись о край стола, рука его подрагивала, зрачки заблестели, глаза бегали по сторонам, словно серые рыбки в мутном пруде.
Оценив его состояние, Людмила спокойно и немного потянув, – ну…, что ж, – сказала, – тогда, подобьём твой баланс.
– Так, теперь … подсчитаем, сколько ушло на неё, – не отвечая прямо, на просьбу отказом, решила применить своеобразный, отвлекающий ход: – А, что…, и подарки у неё такие же, как и мои – это значит…, серьги, ты даришь, кулон как мне и кольцо? На самом деле, сейчас она развлекалась, только смысла этой комедии, как и о том, что Людмила ломает комедию, он как видно не знал.
– Значит, ты всегда врёшь о расходах Камиллы, мне говоришь, что нет денег, как и в августе, когда ты гусарил в Крыму, замечательно так, вот в чём причина!
– Люсьель, скажи, что ты хочешь? Или пожелай только, и я сниму денег, сбегаю быстро но, только не уходи, всё не серьёзно с Тамарой, пойми, ну пообщались на отдыхе. Однако в Москве, я не собирался с ней продолжать никаких отношений, а это звонила она.
Теперь, Людмиле стало понятно и отношение его дочери к ней; «конечно, какое могло быть отношение к ней, какое восприятие от Камиллы ещё можно ждать; будучи в глазах дочери очередной пассией папы, когда у Владимира постоянно меняются женщины, какое доверие может быть к ней? А я то, полагала, что ко мне он относится по-другому, виня в корысти Камиллу, которая служила только ширмой отцу, за которой чудесно скрываться, когда речь затрагивала финансы. Поначалу мысль казалась обидной: «но, ничего, может ситуация мне на пользу пойдёт, устроюсь с полугодовым графиком по работе и покончу со всем, осталось не долго, – утешала себя она, старясь успокоить развалившие нервы, воспринимая, происходящее с ней, с присущим своим оптимизмом. Ведь предлагали мне недавно работу в семье, шесть месяцев с проживанием в центре столицы и столько же в Ярославле, зачем же, я отказалась и ради чего? – А, что теперь, что на текущий момент? Сожалеть могут только дураки понапрасну: как «после драки кулаками махать?»
Тем временем на пороге показался Владимир, с букетом роз и шампанским, предложивший ей посетить театр: Театр Моссовета, прославленный блистательными актерскими именами: Сергеем Юрским, Маргаритой Тереховой, Александром Домогаровым и многими другими представителями блистательной театральной труппы, она согласилась. Сделав заказ билетов на вечернюю премьеру в театр Моссовета , в театральной, предварительной кассе, билеты на которую должен был доставить театральный курьер.
Взглянув на себя в зеркало: «Опять начала поправляться. Ну, как не вспомнить теорию, как не набирать вес: Нужно быть радостной излучать счастье, а когда человек несёт отрицательную энергетику в себе, он заполняет своим объёмом так, называемый, незримый вокруг квадрат». Людмила одела светлый брючный костюм, дополнив его полушубком в меховой отделки такого же, чёрного цвета, завершили ансамбль, короткие облегающие полусапожки на небольшом каблучке, вышли вместе; она, придерживалась за руку Владимира. И в паре метров от двери, минувши «парадную», свернули к скользкому тротуару с коркой от намёрзшего снега, направляясь к дорожке, покрытой сплошь ледовым тоненьким слоем, до припаркованной здесь машины. У входа к Жулебинской станции, покинули автомобиль, оставив его в переулке между домами и в метрах двадцати метрах от подземки. Спустившись по лестнице эскалатора, проехали до станции «Электрозаводская», как называли её театральные завсегдатаи «Электрозаводской».
События, подобные зажигательной классической комедии спектакля – «Как важно быть серьезным», события с элементами фарса, реальная мелодрама, разыгранная на сцене, практически походила на Людмилину жизнь, подобную истории героев сценической постановки, способная чему – то и научить или как не растеряться под натиском обстоятельств.
За выходными последовали недели но, ничего в отношениях не менялось, Владимир Арнольдович продолжал свои поездки к Тамаре. Однако подруга Владимира не оставляла своих попыток прояснить, каковы отношения у него с Людмилой. Назойливые расспросы Тамары, начинали её утомлять, тогда Людмила переставала отвечать на звонки. Постоянные трели, давили на нервы, заверив подругу Владимира, что постарается не быть помехой её страстной влюблённости, уверив Тамару, что она прониклась к ней пониманием, припомнив свои минувшие страсти с бывшим из Лисок – Савелием, да и Людмиле стало неважным; где но, не с ним, понимая, что её тянет домой. Но больше всего, её поразил ответ Саввы, когда она поделилась с ним ситуацией:
– Ну и что, Тамара, она ему не нужна, а тебе столичного мужчину терять, неужели ты вот так запросто решила отдать его?
Его замечание, как холодным ушатом окатило Людмилу, такого она не могла ожидать от него, который клялся в любви. «Ничего себе, как заботится обо мне? Вот он, значит какой, все его мысли лишь о достатке!»
В субботу Людмила решила развеяться, поехала в дом литераторов, на Есенинский вечер. В малом зале, как обычно собирался народ, в последних рядах, она заняла одно из мягких кресел красной обивки, поближе к ней пробрался её поэтический друг.
– Ирен, почему Вы проигнорировали мои смс? – Отреагировав не сразу, на обращение к ней, позабыв, что Бранислав он называл её не Людмилой, а по псевдониму: Ирен.
– Что с Вами случилось, – в попытке узнать обстоятельства, он уточнил: – Вы уезжали?
– Да, нет Бранислав, не хочу вдаваться в подробности: «Да и с какой стати ему знать в подробностях об отношениях, не представляющих ничего интересного, с набившими оскомину пошлыми деталями жизни, неизвестного ему и разнузданного в своём поведении москвича».
Когда они вышли из зала, он предложил посетить литературного клуб, в библиотеке, на Чистых прудах. В коридоре постепенно собирались участники литературного клуба, снимали пальто, различную верхнюю одежду, оставляя на металлических стульях, и спустя некоторое время, когда все участники вечера собрались, они все расселись за длинным столом, в одном из читальных залов. Поэзия вечера, чтение авторами стихов, обсуждение, Людмила незаметно отвлеклась от тревог, словно растворившись в строках поэзии, там они и пробыли пару часов. Немного погодя она и Бранислав гуляли по длинному скверу, следуя до метро на Чистых прудах, под ногами хрустя, блестели сугробы, небольшая метель придавала загадочность вечеру, падал белыми хлопьями снег, танцуя у фонарных столбов, на глазах сменяя оттенки.
– Ирен, почему мне с Вами так легко, как ни говорите, я мучился, я постоянно думал…, Вы меня бросили. Знаете, я прочитал Ваш стих, – Бранислав продекламировал ей: – «Мужчина мальчик»
Ирен
Бывает и мужчина мальчик,
как одноразовый стаканчик;
из него выпить,
выбросить, забыть-
легко!
Или смакуя выдержкой,
вино из хрусталя бокала
пить,
и наслаждаясь -
повторить!
– Это Вы, как полагаю, обо мне?
– Что ты хочешь услышать? Что нет? Может статься, и – нет.
Людмила рассмеялась, на душе стало легче, напряжённое состояние исчезло, сменившись радостным ощущением, какой – то воздушности, словно она подобна пушинке летящей над головой, она смотрела в глаза Браниславу и…, в них отражался свет. Улыбка, вместо обычно серьёзного лица обнажила ямочки на щеках. Неожиданно он повернулся и приблизился к Людмиле вплотную.
– Я тебя съем! – чуть наклонившись, он нежно обнял её и в долгом поцелуе, Людмила ощутила тепло его губ.
– А мне…, понравилось, ещё на бис? – один хлопок и она засмеялась, Бранислав снова обнял её и повторил поцелуй.
– А, ты коварная, не представляешь, Ирен, каково возвращаться мне, когда тебя ждёт мужчина?
– Ждёт? Не волнуйся, у него появилась другая но, дело не в ней, это я помышляю сменить обстановку, видишь ли, в настоящее время меня интересует мой короткий рывок в отношении вакансий, тем более что впоследствии, уезжаю.
– Останься ради меня, я найду тебе комнату.
– Да, да Бранислав и дело не в нём, порой заводя связи на стороне, такие мужчины пытаются привлечь внимание. Понимаешь ли, такие попытки заинтриговать, не он стремиться расстаться, а между тем, я чувствую, что в моей жизни что – то должно меняться, не то и дело не в его отношениях с дамой, они меня мало волнуют и не в разнице возраста, у любви возраста нет.
Между жизнью в столице и отъездом стоят перемены. Меня утягивает какой – то пространственно временной магнит, у меня случалось подобное, мне трудно объяснить в двух словах, например: Сначала делаешь заграничный паспорт никуда, собственно, не собираясь, а потом стечение обстоятельств, получаешь приглашение, и тут требуется срочно отбыть.
Лицо его вновь стало серьёзным, все чёрточки гладкой поверхности кожи сейчас напряглись, казалось, он сосредоточился на словах, боясь пропустить малейшее изменение мимики или во взгляде, как будто от этих фраз в его жизни что – то изменится.
– Иногда в мечтах мы рисуем воображаемую картину, представляя часть жизни в определённом, отрезке времени, но в прошествии, вдруг замечаем, что к удивлению ситуация изменилось, с перестановкой приоритетов, как местоположение фигур на шахматной доске – что – то близкое к рокировке.
В такие минуты, когда бываю одна – мне хорошо в таких ощущениях, одной, как рыбе в воде, особенно вечером, когда пишу за столом, глядя на улицу, как спускаются сумерки и загорается неоновый свет, нет суеты, не утомляет кухонный быт и я, размышляю. А, иной раз, я нет-нет, да и, смотрю со стороны на себя и что я вижу; словно я здесь и меня нет.
А с другой стороны, создавая некую картину – иллюзию, порой не замечаем столь очевидного сюжета, создавая в своём представлении определённый образ людей, никто не обращает внимания на сигналы, посылаемые нам из «вне». И почему порой то, что планируем, не выходит, значит не выходит, предугадать эту реальную цепь событий, выстраивая сюжет, визуализацию, задуманную нами, чтобы жизнь текла по сценарию. Не только потому, что мы не можем залезать в чуждый мозг, в мысли других людей, мысли других – чёрные ящики, чтобы не обманываться в будущем, не надо идеализировать окружение и жить фантасмагориями, нонсенсами, игнорируя реальность.
Она говорила и говорила, словно её прорвало, а он, не перебивая слушал, и тут он приблизился, протянул руки, дотронулся до рук Людмилы в перчатках, взгляд его говорил, что она может растаять, исчезнуть, как лёгкий снежный пушок.
– Ирен, скажи до тех пор, пока ты ещё не уехала, ты сходишь со мной куда ни – будь? Я бы хотел.
– Схожу, не волнуйся, пока когти не рву, – Людмила стала смеяться и, тем не менее, ты называешь меня по псевдониму – Ирен. А, какое бы ты дал мне имя, назови меня подходящим мне.
– Маргарита, Мадлен…,
– Далеко не…, – она расхохоталась, забавно!
– Кристина…Сильва?
– Ну, ты и вообразил, Бронислав! А как тебе нравится просто Людмила?
– Бесподобно и нежно, Ирен. А Вы обманщица! Ах, простите, простите, я позабыл…, Вы – Людмила.
– Как там у тебя, о поцелуе мостов? А эти строчки про бродячих львов на Невском , где гуляет сфинкс и уплывающий красный дельфин, что питается не мечтами, а ставридкой…и дальше…
– «Подарите даме розовый букет -
– Розы очень нравятся в морозы…
– Ну а дальше, дальше много прозы!»
