Инга Дыбченко
Здравствуй
Но это было в детстве, а сейчас я складываю свои слова в предложения и вспоминаю то необычайно холодное летнее утро, когда мы стояли возле твоего автобуса. Тогда до меня долетали обрывки фраз незнакомцев, хотя я их даже не слушала. Я никого не слышала тогда. Кто-то говорил «наберешь, когда доедешь», а кто-то «прощай.» Ты понимающе смотрела на меня, а я улыбалась, пытаясь унять дрожь в руках. Я хотела сказать тебе столько важных слов, но ком в горле никак не желал прощаться со мной. Я только кивала, когда ты что-то говорила и смотрела на чемодан, ручку которого я все еще сжимала. Не могла его отпустить. Будто, стоит мне только ослабить хватку, как ты сразу же уедешь, оставив меня с комом в горле и пустотой. До сих пор помню голос водителя, который поторопил тебя. Ужасный человек, а сначала показался таким приятным. Ты протянула руку к чемодану и я тебе его отдала. Сама отдала. Я старалась не плакать, но слезы сами катились из глаз, когда ты в последний раз обняла меня и поспешила в автобус. Дверь автобуса закрылась и он тронулся. Я смотрела на желтый автобус, который увозил мою маму, а вместе с ней и мое детство.
И все, что мне остается, это писать тебе письма в надежде, что мне станет легче с этим справляться.
Мама, пожалуйста, позвони мне и скажи, что завтра ты будешь дома.
Анечке
"Я живу с бабушкой, а мама…Нет ее".
Аня.
Анечка, здравствуй.
Ты такая взрослая теперь, Анечка. Сегодня тебе восемнадцать. Моя юная, как же ты хороша. У тебя очаровательная улыбка, больно на меня похожая. Ты вся на меня похожа, Анечка. Только ты намного лучше меня, намного умнее, намного красивее. Я – самый жалкий и слабый человек во всем мире. А ты такая сильная, такая храбрая. Я так горжусь тобой, милая. Ты молодец. Я знаю, ты настолько прекрасный человек, что простила бы меня. Простила бы меня за самую ужасную ошибку, которую я совершила много лет назад. Я всегда буду жалеть об этом, и мне так хочется все исправить. Но я не могу, Анечка. Веришь? Ты, наверное, часто спрашивала у моей замечательной матери, почему я так поступила. Я не надеюсь, что ты поймешь меня, но позволь мне рассказать тебе.
Я была молода. Мне так тесно было в нашей маленькой квартирке, так одиноко и пусто, что в один день я просто ушла, оставив записку «скоро вернусь». Знаешь, я думала, что я открыла дверь в новую жизнь и теперь я увижу мир, встречу свою настоящую любовь, которая заполнит пустоту там, где когда-то было любящее сердце. Я надеялась, что наконец найду себя. Это была моя главная печаль, Анечка. Как же я могла дать тебе любовь, если сама не знала, кто я. Если не могла разобраться в себе. Мне нужно было уйти, мне нужен был шанс на другую жизнь, мне нужна была свобода. Ведь впереди у меня целая жизнь, а я чахну в тесной квартирке, с маленьким комочком на руках. Больно мне было, Анечка. Грустно мне было, тоскливо, одиноко, несчастно. Я искала себя в музыке, в искусстве, везде. Я думала, что уеду в новый город, а потом когда-то вернусь, заберу тебя и мы заживем! Но вот же горькая правда: я никогда себя не найду. Я оставила себя там, в маленькой, темноволосой девочке, с большими грустными глазами и худенькими ручонками, которые так крепко обнимали старую куклу, пытаясь отдать ей всю свою любовь. Видишь, насколько я была глупа и наивна. Прости меня, Анечка. Прости меня за твое одинокое детство. Прости за яблочный пирог, который я никогда не пекла тебе, за горячее какао по вечерам, которое мы не готовили вместе, за сказки на ночь, которые ты никогда не слышала, и за огромные клубничные торты на дни рождения, которые были у всех твоих подружек, но не у тебя. Прости меня за твою одинокую юность. За все советы, которые я так тебе и не дала, за поддержку, которую ты не получила, за веру, которую ты не знала и за любовь, которую ты никогда не чувствовала. Прости, моя взрослая девочка. И, пожалуйста, пойми одну важную вещь. Ты же теперь у меня совсем взрослая и просто не можешь этого не понять. В тот день я ничего не открывала, я только захлопнула навсегда дверь в мою прошлую жизнь. Я никогда не вернусь. Я так долго бродила по свету, что забыла дорогу домой.
Скажи мне, ты ждала меня?
Прости меня, Анечка, но больше не жди.
С любовью,
мама.
Тебе.
Здравствуй.
Знаю, ты ужасно удивился, когда нашел мое письмо среди всех прочих писем, счетов в конвертах и различных рекламных буклетов. Не помню, когда в последний раз отправляла тебе письма. Ты давно перестал отвечать мне, поэтому я перестала писать. Уж прости, меня это очень задело. И я не скоро бы еще написала тебе, просто на днях неожиданно обнаружила нехватку тебя. Это был обычный день. Я сказала Ладке, так, между прочим, что задыхаюсь в этом городе, а она открыла окно и сказала самым, на который только была способна, безразличным голосом: "на, подыши". Не знаю, то ли в квартиру просочился какой-то дурной запах и я немного потеряла голову, то ли несколько месяцев без твоих писем дали о себе знать, но я ужасно расстроилась ее ответом и решила тебе написать. Я знаю, скажи я это тебе, ты ответил бы по-другому. Но Ладка – не ты. Она даже не заметила, что я с тоской смотрю на нее, только продолжила грызть пряник и листать свои новые фотографии. Мне ничего не оставалось, только выйти в коридор, надеть курточку и выбежать из тусклой, душной квартиры на громкую, многолюдную, живую улицу. Знаешь, здесь, на улице, всегда много людей. Они весело разговаривают, беззаботно смеются, можно даже подумать, что они абсолютно счастливы, но стоит присмотреться и обнаружишь, что у многих такие грустные глаза. У них, должно быть, так много историй, которые постепенно стирали блеск в их глазах и жизнерадостную улыбку. У них, должно быть, так много историй, которые можно было бы кому-то рассказать, но они молчат. Молчат.
Люди- живые книги. Я бы с удовольствием их прочитала, только не дают же. Хмурятся, когда я им улыбаюсь, недоверчиво смотрят на меня, когда я предлагаю им ириску и на вопрос "как дела?" отвечают самым грустным голосом "отлично". Я знаю, почему они так себя ведут. Нет, не надо сейчас улыбаться своей *ну-давай-удиви-меня* улыбкой. Я действительно знаю. Их просто читали не те. Их не поняли.
Каждый должен найти свою-свою книгу, свой-свой чай и своего-своего человека. Вот они теперь и не доверяют никому, боятся. Я их понимаю, я ведь тоже одна из них. У меня тоже была любимая книга, только она затерялась где-то, но я с этим почти смирилась, пусть только скучаю очень. Ты ведь знаешь, о ком я сейчас говорю. Я все еще тешу себя надеждой, что ты когда-то вернешься и я снова буду счастливой. Нет, не подумай, что мое счастье зависит от тебя. Ни капельки. Я счастлива. Ем ванильное мороженое по пятницам, по выходным гуляю в парке, а во вторник кормлю голубей. Покупаю молоко и мои любимые ириски в среду, а в четверг отношу мои письма на почту, где тучная мадемуазель в цветочном платье качает головой и неодобрительно косится на мою смятую купюру. Видишь, жизнь идет своим чередом и от тебя ничего не зависит. Ничего не изменилось. Только где-то внутри поселилось чувство, что чего-то мне не хватает. Будто я потеряла часть себя, очень важную часть и никак не могу ее найти. Может, это из-за магнитных бурь или полнолуния, а ты тут, на самом деле, совсем ни при чем. Но с тех пор, как ты уехал, мне не дышится полной грудью, а мои дни перестали быть яркими и интересными. Что ни говори, а с тобой покупать молоко в среду было гораздо интереснее. А хочешь, я открою тебе страшную правду? Я ничего не хочу. Ни в Париж, чтобы пить кофе с карамельным мороженым, ни в космос, чтобы набрать горсть звезд и развесить на своей стене, ни в Египет, чтобы погладить кошку. Вообще ничего не хочу. Чувствую только пустоту внутри. Видишь, я безнадежна. Пока ты еще читаешь мое письмо, можно тебя о чем-то попросить? Пожалуйста, вернись.
Помнишь твою любимую фразу? " Искренние письма красиво горят". Ты всегда любил так говорить, чиркая спичкой, когда навязчивые знакомые присылали тебе открытки. Этот незамысловатый конверт с исписанным листом бумаги внутри будет самым красивым горящим письмом.
Прощай, мой друг.
Мне грустно без тебя.
Папе.
Здравствуй.
Я не знаю, с чего начать и зачем я вообще пишу тебе. В голове столько мыслей, я честно пытаюсь ухватиться за любую из них, но у меня не получается. Я не могу думать, я устала думать. Скучаю по своему беззаботному детству, когда самой главной проблемой было выбрать себе мороженое. Хотя, если совсем честно, это и сейчас моя главная проблема. Видишь, с возрастом я мало изменилась. Не то, что ты. Я ведь все помню, как сейчас. А ты помнишь наше любимое воспоминание из детства? Помнишь, как громко стучали мои маленькие ножки по полу комнаты, в поисках лучшего укрытия? И как ты с самым серьезным выражением лица, но улыбающимися глазами, усердно меня искал, хотя знал, где я прячусь. Мое любимое место во всем доме. Твоя маленькая дочь всегда прячется под кроватью. Вот и тогда, в тот вечер, который теперь часто снится мне, я пыталась не дышать, чтобы ты не нашел меня. Я слышала, как ты зовешь меня и радовалась, что ты не можешь меня найти. Я прячусь лучше всех на свете! Но я, обладательница маленьких ножек и громкого топота, как всегда не выдержала, быстро выбралась из-под кровати и с самым искренним смехом бросилась на злобного дракона, которого ты так похоже изображал. А ты, как две капли воды похожий на дочь, подбрасывал меня в воздух и ловил. Я знала: ты словишь. Я не боялась, я ничего не боялась, когда рядом были такие сильные руки. А руки у тебя самые сильные. Точно-точно. Я знала, что ты никогда не сделаешь мне больно, папа. Твоя дочь знала это! Я знала, что я улыбаюсь также, как моя взрослая копия, а это значит, что ты никогда меня не предашь. Не можешь, ведь у нас одна улыбка на двоих, папа. Помнишь же?
Мне жаль, но ты совсем об этом забыл. Знаешь, сейчас все, чего я хочу – снова забраться тебе на шею и наблюдать за миром с огромной, как мне тогда казалось, высоты. Весело кричать что-то маме, показывать язык самой вредной ( но, только тсс, ужасно любимой) сестре. Все, чего я хочу, это снова видеть тебя каждый день, ходить в твоей широкой футболке и пить с тобой каждое утро чай, при этом весело болтать или увлеченно спорить. Все, что я могу сейчас, это смотреть на твою фотографию в рамке, в одиночестве пить горячий кофе, забираться под свою кровать и пытаться заглушить мысли музыкой. Но сколько бы я не пыталась, в голове все равно один вопрос "Почему?". Вопрос, который целится болью в самое сердце и попадает, разрывая меня изнутри на сотни маленьких осколков. Я сжимаю в руках чашку, будто только в ней мое спасение, и пытаюсь все осознать, пытаюсь успокоиться, пытаюсь сказать себе, что в этом нет моей вины, но разве это возможно?
