Инга Дыбченко
Здравствуй
«Я обещаю стать героем и спасти всех. Ты стал?».
Даня стал.
Я хочу, чтобы ты помнил, что только ты сможешь себя спасти.
Ты – твой герой.
Сестре.
Здравствуй.
Сегодня, спустя очень долгое время, я взял себя в руки и смог выйти на улицу. Сначала я долго стоял возле подъезда, переминаясь с ноги на ногу, потому что сделать первый шаг навстречу миру было достаточно сложно. А пока я стоял, на прохожих кто-то сверху сыпал снег, заставляя их разноцветные куртки и плащи окрашиваться в белый.
Снегопад – моя любимая погода. Я мог часами сидеть на мягкой подушке, смотреть в окно на падающий снег и наслаждаться этим. Снегопад не раздражал так, как дождь. Снегопад не превращал весь мир в серое пустое место, а делал его сказочным. Я любил наблюдать, как искриться снег в свете фонаря, любил смотреть, как дети, взрослые, пожилые весело играют в снежки или лепят снежного приятеля, с носом-морковкой. Мне так хотелось выйти к ним, подставить ладонь и ловить падающие снежинки, которые так и норовят забраться за шиворот или в теплые уютные глаза, чтобы остаться там навсегда.
Но каждый раз, когда я делал шаг к двери, я вспоминал твои изумрудные глаза и счастливый смех. Потом в мою память проникало неприятное воспоминание, и звон хлопнувшей двери еще долго стоял в моих ушах. Когда за тобой захлопнулась дверь и ты ушла, я так же сидел у окна и ждал твоего возвращения, будучи еще пятнадцатилетним подростком, который только пришел с улицы, потому что заботливая ты загнала меня домой. Когда за тобой захлопнулась дверь, ты ушла навсегда. Когда я выходил на улицу, я видел только тебя, в твоей любимой красной кофте, протягивающей ко мне руки, и встречался с твоим холодным взглядом. Я читал в нем только ненависть, непонимание, боль. Я не знал, как перестать чувствовать себя виноватым. Я не знал, как объяснить себе, что мир за окном – не причина твоей смерти. Но я не мог отдать себя в руки твоего убийцы. Я не мог спокойно выйти, погулять, насладиться теплой или снежной погодой. Я просто сидел дома, надеясь, что когда-то страх отпустит меня, и я больше не буду видеть тебя каждый раз по пути домой.
Мне так не хватает твоего присутствия. Да, я полнейший эгоист, но отпустить тебя у меня не получается. Мы с тобой были одним целым. Ты была старше меня, а значит опытнее, мудрее, сильнее. Но время, вопреки всем моим просьбам, не стоит на месте. Говорят, что если твоя сестра старше, то ты не можешь догнать ее. Хотя помнишь, в детстве я усиленно пытался. И как только мне исполнялось шесть, и я думал, что еще год, и я тебя догоню, тебе почти сразу же исполнялось восемь. А теперь я тебя догнал. Говорят, что если твоя сестра старше, то ты не можешь догнать ее. Можешь, для этого ей нужно только умереть.
Ты, пожалуйста, просто меня прости. Не приходи ко мне больше ночью, не приходи ко мне больше днем. Мы с тобой обязательно встретимся, только немного потом, ладно?
Сегодня, спустя очень долгое время, я взял себя в руки и смог выйти на улицу. Я двигаюсь дальше.
Я люблю тебя, очень, только больше не снись.
Сердечко.
Сегодня утром у меня кольнуло сердце.
Я, конечно, немного забеспокоилась, но вскоре об этом забыла. Ну, болит и болит, что с него взять-то. Дел у меня просто столько, что нет времени даже поохать, пожаловаться на боль, да и просто о ней подумать.
Весь день я куда-то бегала, старательно игнорировала боль, что-то решала, чем-то ненужным занималась, что не было у меня ни минутки свободного времени. А боль все росла. К вечеру, когда я устало плюхнулась на свою постель, а мое сердце поняло, что теперь-то мне от боли бежать некуда, и заболело с такой силой, что проще было бы вырвать его и бросить чайкам, которые с криком разрывали бы мое больное сердце на части. Но, то ли я очень люблю свое сердце, то ли его не просто так вырвать, я просто вежливо попросила его не болеть. Не боли, – говорю, – итак тошно. А сама сижу и думаю, что произошло. Много кофе я не пью – так что на это сердце не может жаловаться. Вредную пищу не ем, не курю, стараюсь не нервничать, хотя нервничаю всегда (но я же стараюсь), так что нечего болеть.
Не разобралась. Тогда я, не найдя никакого другого пути решения проблемы, просто обвела взглядом комнату, подошла к зеркалу и внимательно себя рассмотрела. Можно, конечно, было просто выпить беленькую таблетку и забыть о боли, но что-то мне подсказывало, что таблетка, пусть даже синяя, совсем мне не поможет.
Я разглядываю себя долго. В комнате и во мне вроде бы ничего не изменилось. Тот же стол и руки, тот же шкаф и нос, те же вещи на спинке стула, та же линия губ. Стою, приглядываюсь. Охаю. Глаза-то, глаза! Пустые. Не горят, не сияют, не светятся. Будто что-то важное у меня забрали, и глаза мои погасли. А потом, спустя столько времени, я поняла. Поняла, почему с утра болит сердце, почему глаза не горят, почему все так, а не так.
Это ведь ты собрал все свои вещи, аккуратненько сложил в чемодан, с ноги открыл мое сердце и ушел, оставив дверь в сердечко открытой. Там теперь, небось, сквозняк. И пусто очень. Был ты там, и нет теперь тебя. Ерунда, а сердце, почему-то, болит. Ты, наверное, еще лампочки в моих глазах открутил, потому что навсегда ушел, а свет надо выключать, когда уходишь. Это мы все с детства знаем.
Эх, а зачем ты сердце мое вырвал-то? Чайка что ли? Стою я теперь у зеркала, с открытой раной в сердце и пустыми глазами. Хоть бы записку оставил, что уходишь, потому что не нравятся мне все эти уходы по-английски. Уф, не люблю. Ну и где ты теперь живешь, интересно? В чьем-то другом сердце или пока нигде? Ну а впрочем, мне все равно. Ничего, сердце болеть перестанет, а глаза.…В конце концов, у меня же глаза, а не фары, так что нечего им светить. У нас, вообще-то, проблемы с электричеством.
«Как хорошо, – думаю, – что мне на него все равно». Думаю и шмыгаю носом, размазывая соленую жидкость по лицу.
Деньке.
Здравствуй, Денька.
Еще совсем недавно я отправляла тебе письмо, ответа на которое я не получила. Хотя, чего греха таить, я ответа и не ждала. Может быть, маленькая птичка надежды и пела в моей душе, когда я случайно каждое утро, ровно в семь, заглядывала в почтовый ящик, но она быстро умерла.
Я тебя так хорошо знаю, что уверена в том, что ты никогда мне не напишешь. Я знаю, что ты читаешь мои письма только потому что тебе интересно, что я напишу тебе на этот раз, а не найдя в них ничего нового, просто комкаешь их в бумажный снежок и отправляешь в домик ненужных предметов.
Одного я не знаю, как так вышло, что я стала для тебя никем? Неужели я так неважна тебе, что ты швыряешь меня к пакету из-под яблочного сока и пустой консервной банке? Хотя, мне кажется, что для тебя консервная банка будет гораздо ценнее меня. В ней когда-то были твои любимые бычки в масле, а что во мне? Просто безграничная любовь к тебе, горькая и надоедливая.
Ты прости меня за это отчаяние. Может быть, ты не получаешь моих писем, может быть, твой адрес изменился и это значит, что ты ни в чем не виноват. Мне легче думать, что ты просто потерялся, а не забыл меня, потому что ты не мог так со мной поступить. Ты говорил мне, что никем не сможешь меня заменить, но что же – смог? Кажется, что да. Ты ведь никогда не мог быть один. Без людей тебе одиноко. Мне одиноко среди.
Деня, Денечка, Денька. Я так привыкла к тому, что ты всегда был рядом, что теперь не могу поверить в то, что я теперь одна. Когда я смеюсь, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, смеешься ли ты, но там никого нет. Когда я покупаю ириски, я всегда оставляю в кармане одну для тебя и теперь в моем кармане так много сладостей, что я могу их больше не покупать. Когда я варю какао, я всегда добавляю сгущенку, потому что ты так пил. И когда я слышу дверной звонок, я всегда бегу открывать, потому что честно верю, что за дверью стоишь ты. Потому что ты обещал, что вернешься.
Денька, а помнишь, мы рисовали на руках наши имена и даже когда они стирались, то снова их выводили? Мои руки всегда будут хранить твое имя. Мое имя на твоем запястье давно стерлось, но как давно стерлась вся я? Помнишь, ты часто приносил мне хризантемы, а я звала тебя «мой сентябрь». А еще ты обещал мне писать. Я задам тебе только один вопрос и прошу тебя ответить мне. Тебе будет лучше без меня?
Денька, напиши мне, чтобы я больше не мучилась в догадках, не строила гениальные теории, не молила у звезд тебя и не просила луну передать тебе мой привет. Напиши мне, что я больше тебе не нужна, потому что я себе не верю.
До свидания, мой сентябрь.
Я все равно буду тебя ждать.
Алисе.
Здравствуй, Алиса.
Писать тебе стало уже привычкой, от которой избавляться у меня нет никакого желания. Узнай об этом мои родители, они бы ужасно расстроились, но мои письма к тебе – наше с тобой дело, и я никому не позволю отбирать у меня единственные минуты с тобой, пусть даже такие грустные.
У нас всю неделю идут дожди. Непрерывно, будто пытаются смыть наш город с лица земли. Я никогда не любил дождливую погоду, это ты всегда восхищалась разноцветными зонтами, капельками на кончиках листьев, лужам, в которые можно с разбегу запрыгнуть, а потом выслушивать от прохожих целую речь, потому что ты испортила их новые пальто.
А я до сих пор не понимаю, что такого в дождях, что ты всегда выбегала на улицу, чтобы подставить лицо капелькам с неба. Я вот вижу только хмурых людей, чувствую ужасный холод, когда ледяные капли заносятся ветром за шиворот, и старательно обхожу лужи, потому что можно промочить ноги и заболеть. Ты всегда говорила мне, что я очень скучный, потому что я вижу мир в самых темных красках, но это не так, Алиса, это не так.
Когда ты была рядом, мой мир был ярким, красочным, разноцветным. Ты показывала мне самые разнообразные цвета и я точно знал, что когда ты рядом, я весь становлюсь ярко-малиновым. Потому что рядом с тобой невозможно было не улыбаться, не смущаться, не радоваться каждой мелочи. Иногда ты спрашивала меня, какой я вижу тебя, но я всегда отмахивался, молчал или переводил тему. Я не мог признаться тебе, что ты случайно стала моим любимым цветом. Ты была желтым цветом, Алиса. Таким живым, насыщенным, солнечным, что я не мог смотреть на тебя, не сощурившись.
Мне жаль, что тебя больше нет рядом. Мне жаль, что я больше не могу коснуться твоих светлых волос, не могу взять тебя за руку, не могу дотронуться до твоего худого плеча. Прости, я сначала даже не заметил, что ты ушла. Мы росли вместе с тобой и я наивно думал, что ты всегда будешь рядом. Я не мог поверить в то, что ты когда-то решишься меня оставить. Я много гулял, веселился с другими людьми, и не понял, что мой мир постепенно окрашивается в черный. Без тебя все вокруг чертовски черное, хмурое, мертвое. Без тебя тоскливо.
