Игорь Прокопенко
СЕПАР
Вспомнились истории, рассказанные отцом. О прадеде, деде, его родном брате. Такое впечатление, что поставить раком представителей нашего семейства власть всегда считала своим долгом. Жили они в селе, в Винницкой области. Прадед был образованным человеком, имел за плечами Петербургскую академию духовенства и до революции занимал какую-то серьезную должность в местной церковной епархии. После прихода к власти большевиков был «раскулачен» и до Великой Отечественной войны служил батюшкой в сельской церкви. Обучал детишек грамоте в местной школе. В 1942-м был расстрелян немцами прямо в церкви. А церковь сожгли. Прадеда похоронили там же, рядом с пепелищем. Церковь после войны отстроили, уже каменную.
Его сына, дедова родного брата, в 1938-м году большевики обвинили в антисоветской деятельности и, недолго думая, тоже расстреляли. Я читал архивные материалы этого дела. Расстреляли, можно сказать, без суда и следствия.
Дед в 1941-м ушел на фронт, в 42-м был ранен, попал в плен. Полгода пробыл в плену, после освобождения еще столько же – в концентрационном лагере, уже советском. Пока окончательно не убедились, что он не завербованный фашистский шпион. Ну как же – сын попа, брат предателя. Пофиг, что воевал. Вернулся домой дед физически и морально сломленным, после чего долго не прожил.
Вот и получается, что кого не убили коммунисты – убили фашисты. Не угробили фашисты – добили коммунисты. Людям у власти, судя по всему, всегда было плевать на простого человека как на личность. Главное, чтобы было кому умирать. За царя! За Ленина! За партию! За революцію гідності! За народную республику! Один век сменяет другой, меняются лозунги, меняются придумывающие их политики. А скандирующий эти лозунги народ, вознося на пьедестал очередного «избранника», как был, так и остается расходным материалом в политических играх. А кто не согласен с таким раскладом – объявляются предателями и тоже пускаются в расход.
Аналогии с происходящим сейчас в стране сами лезли в голову. И с этими мыслями я таки провалился в сон. Сколько проспал – не знаю. Проснулся от движения в камере. Сосед стоял над связанным пленником, который звуков уже не издавал. Попробовав пульс, он кратко резюмировал:
– Отмучился!
И подойдя к двери, постучал со словами:
– Помер человек. Заберите.
Двери открылись, зашли конвоиры, ножом срезали скотч и за ноги выволокли труп из камеры. За годы дежурств в опергруппе я повидал много трупов людей, умерщвлённых самыми разными способами. Так что видом жмурика меня не удивить. Но ещё никогда убийство не происходило на моих глазах. Только теперь я и убийцы поменялись местами. Я – заключенный, они – власть. И ничего с этим не поделаешь.
Спустя пару часов дверь снова открылась:
– На выход! – скомандовал мне вошедший конвоир.
Я встал, вышел в коридор. Тот закрыл двери на засов и резко бросил мне:
– Двигай!
Мы двинулись по коридору. Подвальный этаж здания обладминистрации был достаточно обустроен. Я по роду своей милицейской деятельности раньше бывал здесь пару раз. Помимо подсобных помещений вроде моей «камеры», тут были и нормально оборудованные кабинеты для технического персонала. А также холодильная камера при столовой. Напротив неё конвоир меня и остановил. Обитые металлом двери были открыты. Сама холодильная камера представляла собой комнату, стены и пол которой были обложены кафелем, а внутри установлен холодильный компрессор. До начала военных действий она использовалась по прямому назначению – для хранения продуктов. Но с тех пор многое тут изменилось. Стены камеры были забрызганы кровью, на полу – кровавые лужи. А двое мужчин бейсбольными битами забивали лежащего на полу человека. Молча и с энтузиазмом. Лежащий уже практически не шевелится, только слегка подергивался и стонал. Я отвернулся.
– Смотри! – со злобной ухмылкой потребовал мой конвоир. – Не расскажешь всё – с тобой то же самое будет!
Я посмотрел ему в глаза и не увидел в них ничего, что хоть издали выдавало бы в нём человека. Хотя чего от него, казалось, можно ещё ожидать после произошедшего в камере? Но нет, мой конвоир продолжал удивлять. В глубине его зрачков горел тот самый демонский огонек, который в жизни я встречал лишь однажды – у задержанного много лет назад маньяка, зарезавшего нескольких женщин. Взгляд монстра, который кайфует от самого процесса убийства. Вынужденно повернув голову в сторону открытой двери, я вперился в потолок, не в силах заставить себя смотреть на происходящее. Спустя минуту сопровождавшее меня животное толкнуло в плечо:
– Пошли!
Мы двинулись дальше по коридору. Остановились возле одного из кабинетов. Конвоир аккуратно постучал, открыл дверь и заглянул в кабинет.
– Привёл.
Показал жестом заходить. В кабинете за столом с ноутбуком сидел худощавый мужчина в светлой рубашке с коротким рукавом и брюках. Он отвлекся от экрана, посмотрел на меня, кивнул конвоиру, и тот быстро исчез. Потом так же жестом указал мне на стул. Снова внимательно меня осмотрел. А я его. И примерно понял, с кем придется иметь дело.
В обычной жизни мы не замечаем таких людей. Вернее, они делают так, чтобы мы их не замечали. Невзрачная внешность, серая одежда, скромные повадки. Выдать их может, опять же, только взгляд – цепкий и пронизывающий. И возможность предугадывать человеческие мысли и поступки. Зная твои слабости, заставлять думать и поступать так, как нужно ему, считая при этом, что это твой личный выбор. Современных сотрудников спецслужб я давно поделил на две категории. Первые – мажоры, попавшие в «контору» благодаря родственным связям и использующие своё положение для крышевания бизнеса и личного обогащения. Вторые – чекисты, воспитанные на принципах старой школы, которым работа в разведке доставляет удовольствие. Возможность заработать для них – не мотивация, а, скорее, побочный эффект. Передо мной, похоже, сидел именно такой тип. Разыгрывать перед ним какой-то спектакль не имело смысла, он уже наверняка выяснил, кто я такой.
Но понимал я также и еще кое-что. В своей курсантской бытности я приударял за одной девчулей, отец которой был именно таким – КГБшником советской закалки. Умным, хитрым, расчетливым, умеющим просчитывать и предвидеть. Меня он особо не жаловал, поскольку видел во мне угрозу пуританскому воспитанию дочери и возможность досрочно стать дедом. Лямур с его дочкой долго не продлился, но для себя я понял тогда, что если смахнуть весь этот шпионский ореол, то там, глубже – обычный человек, который просто знает и умеет чуть больше, чем другие. Но при этом, сидя на кухне в майке и трениках, так же ругает власть за наплюйское отношение к своим защитникам и материт начальство за нежелание поддержать в нужный момент.
И чтобы как-то перегрузиться от только что увиденного в «пыточной», я просто представил сидящего передо мной мужчину в майке и трениках. Не сразу, но получилось. Я внутренне улыбнулся и немного расслабился. А он это, разумеется, заметил и решил дальше не затягивать.
– Ты ж мент?
– Был.
– Сколько отработал?
– 15 лет.
– Кем?
– Опером.
Его левая бровь чуть приподнялась оценивающе. После небольшой паузы он продолжил.
– Ну, тогда тебе по ушам ездить смысла нет, ты и сам такое умеешь.
Следующего вопроса не прозвучало. Я молчал. Мой собеседник тоже, продолжая внимательно на меня глядеть и как бы предлагая перехватить инициативу в диалоге.
– В чем обвиняюсь? – наивно пожимая плечами, спросил я.
– Ну, формально – попытка хищения государственной собственности.
– А неформально?
– А неформально … Где ключи от хаммера?
Ага, и этот туда же. Ситуация понемногу начинала проясняться. Если и тут уже знают про хаммер, то, значит, были уже в АТП, где скорей всего пересеклись с поджидающими меня осетинами. Или с группой Клыка. Или со всеми сразу. Надо выудить побольше подробностей.
– Так ваши… коллеги тоже на него претендуют.
Чекист недовольно сморщился.
– Какие они коллеги? Отморозки.
Значит, пересеклись.
– Тогда зачем же вы даете им по городу гонять мародерствовать?
– Их другое ведомство курирует, – медленно проговорил чекист, отвернувшись в сторону.
Видно, что он в курсе всех происходящих событий. И невесть откуда понаехавшие защитники республики не вызывают у него тёплых чувств.
– При нынешнем раскладе для меня ваш подвальчик сейчас – самое безопасное место. И бомбой не достанет, и «бэтменам» не попадусь. Раз вы про транспорт в курсе, значит, уже пообщались с ними.
Следующая его фраза расставила всё на свои места. Чекист повернулся ко мне и с кривой улыбкой выдал:
– Слышь, умник, на хрен ты мне тут нужен, ещё корми тебя. Давай ключи от хаммера и вали на все четыре стороны!
Что и требовалось доказать. Теперь карты открыты.
– Машина не моя, вы же знаете. Ключей у меня нет, – покачал я головой.
– Значит, будешь сидеть… Пока не появятся, – резюмировал чекист.
Да, тут как ни крути, расклад не в мою пользу. Козырей у меня нет, а за дверью ждет маньяк, которому без разницы наличие или отсутствие ключей, лишь бы дали очередное тельце помучить.
– А если не появятся? – продолжил я торговаться.
– Я же сказал, будешь сидеть, – спокойным тоном повторил чекист. – Отправим окопы копать, а там, на передовой что угодно может случиться. И имущество твое конфискуем… как у расхитителя государственной собственности.
И хитро улыбнулся.
Я задумался. Что ж, перспективы предельно ясны. И не радуют. И это он ещё на живодерню в соседней комнате не намекал, хотя было и так понятно, что эта его хитрая улыбка означает – я неспроста попал в качестве зрителя на спектакль с битами. Сволочь, и ты тоже редкая сволочь, хоть и разыгрываешь правильного. Надо поскорей выбираться отсюда, иначе останутся от Игорька рожки да ножки.
– Ясно. Дайте позвонить, – попросил я.
– Кому?
– Хозяину машины.
Чекист достал из стола мой смартфон и отдал мне. Аппарат был отключен. Я включил и, не обращая внимание на посыпавшийся град сообщений, набрал шефу.
– Ставь на громкую, – потребовал чекист.
Я сделал это и положил телефон на стол.
– Алло, Игорь, алло! – донесся из динамика озабоченный голос директора.
– Михаил Валерьевич, здравствуйте, – стараясь придать голосу максимально официальный тон, произнес я в надежде, что шеф догадается о том, что у нашего разговора есть ещё слушатели.
– Игорь, ну хоть живой… Где ты, что случилось? Второй день тебе дозвониться не могу.
– В подвале обладминистрации. Сижу.
– Что хотят? – спросил шеф после небольшой паузы.
– Ключи от хаммера хотят.
Снова пауза. Неудивительно.
– Мало им того, что уже забрали? – глухо произнёс шеф, скорей констатируя очевидное, чем рассчитывая получить ответ на свой вопрос. – Если отдадим ключи – отпустят?
Я вопросительно посмотрел на чекиста, тот утвердительно кивнул.
– Говорят, что отпустят.
Пауза. Вздох.
– Если я перезвоню минут через пять, сможешь ответить?
Снова мой вопросительный взгляд. И снова утвердительный кивок чекиста.
– Смогу.
– Хорошо, перезвоню.
Ложу трубку.
– Окей, подождем, – заметно повеселевшим голосом произнес чекист и уткнулся в ноутбук, словно забыв обо мне. Мне же, пользуясь тем, что настроение у него улучшилось, хотелось окончательно убедиться в неслучайности увиденного в холодильной камере.
– Это у вас тактика такая – перед допросом «пыточную» показывать? – как бы невзначай проронил я.
Чекист оторвался от ноутбука, посмотрел на меня, снова хитро прищурившись.
– Ну… работает же? – согласился он с моим вопросом.
– Да как сказать… – уклончиво ответил я, делая для себя вывод.
Что ты хочешь услышать? Похвалу? Мол, ай, какой молодец, охренительную тактику придумал – разводить людей, показывая, как убивают других людей. Тварь.
Зазвонил телефон, отвлекая меня от раздумий. Звонила жена. Я снова вопросительно посмотрел на чекиста. Тот кивнул. Я снял трубку, поставив на громкую связь.
– Алло.
– Алло, Игорь! Ну, слава Богу! Ты куда пропал? Я раз сто уже набирала и смски писала! Что случилось? У тебя всё нормально? Где ты?
Говорить ей в данный момент правду про арест и подвал смысла я не увидел. Незачем ей пока знать.
– Зай, не переживай, всё нормально, просто связи не было, вот только сейчас появилась. Выехать не получилось, сейчас по работе занимаюсь. Попозже перезвоню, хорошо? У меня всё нормально.
– Блин, Игорь, я уже не знала, что думать. С Максом связь есть, говорит, что как вчера уехал, больше не возвращался и не звонил!
Ну тут уже пришлось импровизировать.
– Да пришлось у товарища остаться, у… Паши, может, помнишь, с бывшей работы… Да ну, не суть важно. Поздно уже было, чтоб комендантский час не нарушать, у него заночевал, а тут связь не везде ловит. Всё нормально, говорю, не переживай. Давай, позже наберу, занят. Всё, целую.
Положил трубку. Чекист снова уткнулся в ноутбук. А телефон опять зазвонил. Шеф. Я ответил на громкой, шеф был лаконичен.
– Смотри, минут через тридцать подъедет сестра, привезет ключи. У неё твой телефон есть, как приедет – наберет. Её номер на «сорок два» заканчивается.
Я облегчённо выдохнул.
– Понял, спасибо.
– Как выберешься – набери сразу. Да, супруга твоя звонила…
– Я с ней только что разговаривал, успокоил, сказал, что всё нормально, без подробностей.
– Ну, правильно. Я тоже ничего пока не говорил. Да, и вот ещё… моя жена за Чапу спрашивает.
Точно, ещё же и пёсик тут где-то томится в неволе. Я посмотрел на чекиста. Тот опять кивнул.
– Чапу тоже отдадут, – подтвердил я.
– Ну, хорошо, тогда жду звонка.
Я положил трубку, и буквально через три секунды телефон снова ожил. Макс. Чекист посмотрел на экран и сам сбросил вызов.
– Всё, сеанс связи окончен, – заявил он и, подняв трубку стационарного телефона, коротко бросил:
– Зайди.
Зашел конвоир.
– Где собака? – задал вопрос чекист.
– Во дворе привязана, – спустя несколько секунд раздумий ответил тот. – Хотели пристрелить сначала, потом жалко стало.
Чекист усмехнулся. То, что эта мразь способна испытывать жалость, видимо, и для него было в новинку.
– Ишь ты… жалко. Ты не кинологом до войны работал?
Конвоир глупо улыбнулся, не понимая подвоха.
– Не… не в кино. Парковщиком.
– Ну, иди посиди ещё, пока ключи не привезут. Потом вызову, – эта фраза предназначалась уже мне. А конвоиру:
– Иди проверь собаку, чтоб на месте была.
Я встал, вышел из кабинета, мой тюремщик – за мной. Возвращаясь в камеру, я обратил внимание, как двое, которых я видел в «пыточной», за ноги волокут вверх по лестнице вверх тело убитого ими мужчины. Опять специально подстроили, чтоб я увидел? Да, схема у них отлажена.
– Сам дойдёшь? – больше утвердительно, чем вопросительно уточнил конвоир. – Пойду на собаку гляну, – и тоже отправился вверх по лестнице.
До камеры я дошёл уже самостоятельно. На условном посту охраны сидел на стуле второй тюремщик, молодой худощавый парень лет 20-ти. Как же тебя сюда занесло? Какие идеи должны были вложить в твои неокрепшие мозги, чтобы ты подписался на участие в этом кошмаре? Так я подумал, а вслух произнёс:
– Пустишь посидеть?
Глаза паренька удивленно округлились.
– А где…?
– Как вернётся, у него и спросишь. Так пустишь или я пошёл отсюда?
Парень суетливо встал и открыл камеру. Я зашел внутрь, сел на койку. Сосед вопросительно застыл, ожидая моих комментариев. Но я молчал.
– Ну что? – не выдержал он.
– Да пока не ясно.
– Не пиздили?
Я отрицательно покачал головой.
– «Пыточную» показывали.
Сосед понимающе кивнул.
– Видел. Они там пленных… – не закончил он фразу, отведя взгляд в пол.
Я лег, закрыл глаза, давая понять, что дальше продолжать беседу не намерен. Сосед тоже лег и с вопросами больше не приставал.
Время тянулось медленно. Оставалось надеяться, что после передачи ключей чекист сдержит своё слово.
Наконец двери распахнулись, и зашел бывший парковщик.
– Пошли, – обратился он ко мне.
Я встал, вышел из камеры и в коридоре сразу столкнулся с чекистом. Тот протянул мне мой телефон.
– Звонил нужный номер. Пошли, заберешь.
Втроём мы поднялись с цокольного этажа на первый, вышли на парадное крыльцо. Телефон в руке снова начал звонить. Я хотел было поднять трубку, но метрах в пятнадцати от себя увидел сестру шефа с телефоном в руке, помахал и направился к ней. Чекист и конвоир остались на месте. Сестра протянула ключи.
– Спасибо. Видите, недалеко уехал.
Та понимающе кивнула.
– Собачка… – напомнила она.
– Да, сейчас, подождите.
Я отправился назад, протянул ключи стоящему на крыльце чекисту. Тот удовлетворенно хмыкнул, засунул их в карман брюк, а из другого кармана достал паспорт с вложенными в него водительскими правами и отдал мне.
– Свободен? – уточнил я.
– Хочешь ещё посидеть?
Говорить очевидное не было смысла.
– Собачка? И вещи в машине были…
Чекист вопросительно глянул на конвоира, тот кивнул, быстро исчез за дверью и спустя пару минут притащил и отдал Чапу.
– Сейчас вещи принесу, – бросил он и снова скрылся за дверью.
– Предложил бы тебе к нам, – задумчиво произнес чекист, внимательно глядя на меня. – Но знаю, что откажешься. Давай, не попадай больше.
И не дожидаясь моей реакции, тоже исчез за дверью. Все произошло как-то быстро, я даже не сразу поверил, что уже свободен, ожидая еще какой-то подлянки. Огибая выстроенный на входе лабиринт из мешков с песком, туда-сюда сновали какие-то люди, но интереса к моей персоне больше никто не проявлял. Я подошел и отдал собаку ожидавшей сестре.
– Вы не на машине? – поинтересовался я.
– Нет, на маршрутке.
– Сейчас вещи вернут… Ладно, что-то придумаю, всё равно их как-то переправлять надо. Спасибо, извините, что так получилось.
– Да это вы извините…
Сестра с собачкой направилась к автобусной остановке на другой стороне улицы. Я стоял и ждал, наблюдая за суетливо снующими на входе в здание людьми. Мужчинами и женщинами, в камуфляже и в гражданке. Взгляд упал на зияющую в стене дыру с почерневшими краями – след от попадания ракеты. Через пару минут конвоир приволок чемодан.
– Этот?
Я кивнул, молча забрал, развернулся и отправился в сквер напротив, сел на лавочку и позвонил Максу.
– Алло, Максян, здоров…
Тот начал засыпать меня вопросами, но я перебил:
– Длинная история, на подвале сидел… Я с ней уже поговорил, всё нормально, успокоил… Да… Можешь подскочить на машине к «дураковке», а то я тут с чемоданом… Со стороны памятника, ага, жду.
После набрал шефу.
– Ну, вроде отпустили… Собаку отдали, вещи отдали, сейчас товарищ подъедет заберет… Мудак этот Дима… Решатель хренов, молча съебался, и всё… Не выходил больше на связь? Ну, неудивительно… Останусь у друга, буду думать, как выбираться отсюда… Да, отзвонюсь.
Я положил трубку и несколько минут сидел, осмысливая произошедшее и в какой-то мере наслаждаясь свободой. И думал о соседях по камере. О том, суждено ли им ещё увидеть солнечный свет или следующий ракетный залп сравняет здание с землей, превратив камеру в могилу. Что-то во мне изменилось, но я пока не мог понять – что. Произошло какое-то переосмысление жизненных ценностей. Изменились критерии оценки людей и событий. Через несколько минут, увидев приближающийся аутлендер Макса, я встал и подошел к краю тротуара. Тот остановился с включенной аварийкой, выскочил из машины. Мы обнялись.
– Нехило ты съездил, – улыбнувшись, съёрничал Макс.
– Сам в ахуе, – ответил я, тоже улыбаясь. Прошло меньше суток с моего отъезда, но я был чертовски рад его видеть.
Мы закинули чемоданы в багажник, погрузились сами и поехали к Максу.
– Жене не рассказывал? – по пути спросил он.
– Не, может потом, когда выберусь… Если выберусь.
Мы подъехали к дому, я вышел, открыл ворота и закрыл их вслед за въехавшим автомобилем. Из дома вышла Алёна, мы тоже обнялись.
– Я тут подумал, ну, скучно ж вам будет без меня, и решил вот никуда не ехать, – попытался я как-то рассеять застывшую в её глазах тревогу.
Подошел Макс, по-братски положил руку на плечи.
– Вернулся… Правда, с пересадкой. Или правильней сказать – с пересидкой? Что, там лучше кормят?
– Пока сидел, вообще не кормили. Но лучше Алёнкиной стряпни всё равно ничего нет, – я улыбнулся и подмигнул Алёне. – Только жене не говори.
Та, наконец, тоже улыбнулась, расслабившись.
– Ну, пошли, подлиза, буду кормить. Там ещё ваш кулеш остался.
Спустя полтора часа и две бутылки водки я закончил рассказ про события последних суток.
– Во, приключений у тебя за неделю, – подытожил Макс.
– Та да… На всю жизнь хватит, – согласился я.
До слуха снова донеслись ставшие уже привычными звуки взрывов.
– Всегда казалось, что война – это что-то такое далёкое… Из бабушкиных рассказов и старых фильмов, – вслух размышлял я. – Даже представить не могли, что когда-то придётся такое пережить… Но нет, и на наш век хватило.
– Ага… Главный вопрос – ради чего? – вздохнул Макс. – Одни кричат, что нас защищают, вторые – что освобождают. А по факту – гондошат и те, и другие.
В комнату зашла Алёна.
– Разговаривала с соседкой, она говорит, что с завтрашнего дня открывают гуманитарный коридор через Счастье, мол, все желающие могут выехать из города.
– Она откуда знает? – скептически спросил Макс.
– По телевизору объявили, а она еще позвонила на какую-то горячую линию, там тоже подтвердили. Завтра с 10-ти утра начинает работать. Они с мужем хотят уехать, ищут с кем.
Макс вопросительно посмотрел на меня. Я быстро прикинул все «за» и «против». Охранять предприятие у меня уже не получится – если попадусь Клыку или осетинам, то мне каюк. Сидеть у Макса ждать, пока очередной снаряд прилетит, тоже смысла особого нет. Надо выбираться.
– А что, это вариант. Я свою машину с гаража заберу и попробую опять. И их заодно возьму. Если один мужик выезжает, то вопросов к нему всегда больше, а так – вроде семья. А они какого возраста?
– Ну… лет пятьдесят, пятьдесят пять, – ответила Алёна.
– Можно сказать, что ты – зять, – предложил Макс. – А их семейство где? Выехали уже? – спросил он у Алёны.
– Да, сын с женой и ребёнком ещё месяц назад уехали, а они остались, не захотели хозяйство бросать, – ответила та.
– А сейчас на кого бросят? – по реакции Макса было понятно, что он явно не горел желанием навешивать себе на шею ещё питомцев.
– Кто-то из родни вроде будет приезжать присматривать.
Мой взгляд мельком упал на окно, сквозь которое я узрел перелезающего через забор мужика в камуфляжной форме.
– Смотри, – кивнул я Максу.
Мужик спрыгнул на землю, открыл изнутри входную калитку и запустил во двор ещё двоих. Все трое оказались вооружены, и держа оружие наизготовку, двинулись к входу в дом, осматриваясь по пути. Собака начала метаться по вольеру и лаять.
– Че за херня?! – возмутился Макс и пошел к выходу.
Я направился за ним. Мы вышли на крыльцо. Незваные гости удивлённо на нас уставились, но быстро сориентировались.
– Вы почему ворота не открываете? – рыкнул тот, что перелазил через забор.
– Так звонок не работает. Света нет, – невозмутимо ответил Макс.
Боевики переглянулись между собой.
– Проводим операцию, ищем диверсантов! Необходимо осмотреть дом! – тоном, не терпящим препирательств, продолжил «искатель». Но по их разочарованным лицам было понятно – они явно не ожидали, что кто-то окажется дома и помешает спокойно поживиться чем-то ценным.
Сохраняя невозмутимый вид, Макс жестом показал, что он совершенно не возражает. Двое, продолжая держать пистолеты наизготовку, зашли в дом. Третий, вооруженный автоматом Калашникова, остался снаружи. Зайдя внутрь, один из боевиков потребовал:
– Паспорта предъявите.
Алёна из соседней комнаты принесла паспорта, я достал из кармана свой, отдал.
– Вы хозяин? – обратился боевик к Максу, изучая документы.
– Да. Это жена моя, а это друг, в гости заехал, – кивнув на сервированный обеденный стол с остатками трапезы, ответил тот.
Подозрительно глянув на меня, боевик вернул паспорта. Начался осмотр дома. Заглянув в шкаф и увидев там камуфляжную куртку, один из боевиков резко вскинул пистолет, целясь в Макса. Второй сделал то же, беря на прицел меня. Алёнка испуганно ойкнула.
– Охотник я. У меня и карабин есть в сейфе, с разрешением. И билет охотничий. Показывать? – продолжая стоять с невозмутимым видом, объяснил Макс.
Боевик кивнул и, не опуская пистолета, проследовал за Максом в другую комнату. Второй остался, продолжая держать меня на мушке. Из соседней комнаты донесся неразборчивый разговор. А спустя пару минут Макс и его сопровождающий вернулись. Пистолет у последнего был уже в кобуре. Он кивнул головой своему напарнику, тот опустил пистолет, и они оба вышли на улицу. Макс проводил их до ворот, запер калитку и вернулся в дом.
– Двести долларов – и я уже не диверсант, – язвительно улыбнулся он. – Не дали доесть спокойно. Ладно, пойду поговорю с соседом. Скажу, что можно будет с тобой выехать. Заодно узнаю, влезали ли к ним тоже.
На следующее утро во дворе у Макса я уже грузил чемоданы в свою машину. Рядом стояли мужчина и женщина – соседи. Подошли Макс и Алёна.
– Ну что, присядем на дорожку? – спросил я, захлопнув багажник.
Мы все сели на лавочку в беседке.
– Света, ты белый флаг взяла? – спросил сосед, обращаясь к жене.
– Взяла, наволочку, – ответила та, заглядывая в сумочку и извлекая оттуда край белой материи.
– Документы, паспорта, – продолжил я.
Соседи утвердительно кивнули.
– Ну, с Богом. Надеюсь, со второго раза получится, – сказал я, поднимаясь. Обнялся с Максом, потом с Алёной.
– Если не получится – вернешься, у нас места много, – улыбнувшись, сказал Макс, пытаясь разогнать напряженную атмосферу в преддверии предстоящей непростой поездки. Было видно, что он тоже не прочь бросить всё и умотать куда угодно, лишь бы подальше от всего происходящего вокруг. Мы загрузились в машину. Сосед сел впереди, рядом со мной, жена – сзади. Макс открыл ворота, и, помахав на прощание, мы отправились в путь.
– Сказали, место сбора на кольце, возле парка, – заметила соседка.
Я кивнул. Но когда подъехал к назначенному месту, там никого не оказалось. Припарковавшись, мы вышли из машины и стали озираться по сторонам. Было ровно десять утра, и все желающие выехать должны были быть здесь.
– Что-то никого… – недоумевая, сказал сосед и вопросительно взглянул на жену. Та пожала плечами и нацепила белую наволочку на автомобильную антенну.
Спустя пару минут подъехали две легковушки с уже привязанными «белыми флагами». Из них вышло несколько человек, подошли к нам, мужчины протянули руки в приветственном жесте. Мы поздоровались.
– Ну что, будем пробовать? – спросил один из них.
– Будем, – согласился я. – Других вариантов всё равно нет.
– Ну, ещё через Станицу можно вроде, но там как повезёт… – сказал один из приехавших.
– Это да… Мне вот не повезло, позавчера пробовал, – печально улыбнулся я.
– Завернули?
– Ну да… завернули, – ответил я, мысленно прогнав в голове события последних двух дней.
– У меня знакомый выезжал там пару дней назад, – продолжал второй. – Ехал сам, так машину отобрали, а самого вывезли куда-то в поля и бросили, показали направление, мол к укропам – туда. И он по заминированной территории пешком петлял. Но, блин, вышел. Бойцы с той стороны охренели. Как, говорят, ты там вообще умудрился пройти?
Подъехала ещё одна машина, пассажиры вышли, подошли к нам.
– Это на выезд через гуманитарный коридор? – спросила одна из приехавших.
– Да, – дружно кивнули мы.
Тем временем подъехала уже пятая машина с «белым флагом».
– Ну что, будем двигать? – предложил я.
Пять машин – уже неплохой кортеж. Тем более, время уже перевалило за четверть одиннадцатого.
Все погрузились в свой транспорт, и мы тронулись. Наша машина оказалась первой в колонне. Проехав несколько сотен метров, я увидел ещё пять автомобилей с белыми флагами, двигающихся нам навстречу. Первый мигнул фарами и остановился. Я поравнялся с ним и тоже нажал на тормоз.
– Не пускают, завернули, – с недовольным видом произнес встречный водитель в открытое окно.
– Кто, эти или те? – уточнил я.
– Эти. Говорят, не было команды никого пропускать.
– Да как это? Давайте я сейчас на горячую линию позвоню! – возмутилась с заднего сиденья Света. Достала телефон и начала звонить. – Алло, здравствуйте! А почему нас не пускают через гуманитарный коридор? … Да… С белыми флагами… Не пропустили… Сказали, ничего не знают… Хорошо, спасибо. – И уже обращаясь к нам: – Говорят, что всё нормально, должны пропустить!
Я повернулся к предводителю встречной колонны.
– Звонили на горячую линию. Говорят, что будут пускать. Мы будем пробовать.
Тот утвердительно кивнул:
– Тогда мы за вами.
Он высунул руку в окно и вращательно помахал ею. Я нажал на газ, и колонна двинулась дальше, вобрав в себя ещё пять автомобилей, развернувшихся и пристроившихся к нам в хвост.
Мы переехали через мост и стали приближаться к выезду из города. Многоэтажки сменились частным сектором. Это был мой родной Камброд. На асфальте начали попадаться воронки от снарядов и мин, поломанные деревья, по краям дороги с фонарных столбов свисали разорванные провода. Последние два дома были полностью выгоревшими. Раньше перед одним из этих домов стояла лавочка, и на ней всегда сидели две бабульки – следили за играющими тут же внуками и перемывали косточки политикам. Сейчас не осталось ни лавочки, ни домов, ни, видимо, и самих бабулек. Война…
Спустя еще метров пятьсот взгляд выхватил разбитую автобусную остановку. Память сразу предательски подкинула воспоминая – мы с уличными друзьями, еще подростки, мчим на великах купаться на ставок, и именно здесь, возле остановки у меня с колеса спадает цепь. Я останавливаюсь, быстро ставлю её на место, и мы наперегонки летим дальше.
Колонна продолжала движение. Лесополосы, которая тянулась по обеим сторонам дороги, уже не было. Все деревья были поломаны, торчали лишь обугленные пеньки. На обочине с нашей стороны валялась на боку перевернутая и сгоревшая БМП. Дорожный асфальт был изрыт воронками, усыпан металлическими осколками и ошмётками бетонного бордюра. Только бы не пробить колесо! А вот и кафе «Перекресток». Верней, его остатки. Расположенное на выезде из города в уютной рощице, оно всегда служило отличным местом для отдыха, и мы частенько с семьей выезжали сюда поесть шашлык. Теперь не было ни рощицы, ни беседок, лишь почерневшие останки помещения кухни. А с другой стороны дороги дымила разбитая автозаправка.
Увиденное не воспринималось как реальность. Каждый нейрон нервных клеток мозговых цепей вопил – как такое может быть? Ради чего это? Неужели это всё сделали ЛЮДИ? Словно кошмарный сон… Плевок в детскую память… Как будто дьявол решил пошутить и вживить в сознание сомнение в реальности тех счастливых дней, выдавая за действительность то, что окружало нас сейчас…
Ошарашенные увиденным, мы наконец добрались до блокпоста. Колонна остановилась. Люди начали выходить из машин. Из окопа, уходящего вправо и влево от шоссе, высунулась перепачканная мужская физиономия и рука, жестом показавшая нам разворачиваться. Предвидя такую реакцию на наш приезд, несколько человек, в том числе и мы со Светланой, направились к окопу. Оттуда вылез хозяин грязной физиономии, уже целиком, и пригибаясь подошел к нам.