Гайрат Нуритдинович Махмудходжаев
Сумасшедшая парадигма делает СССР газовой супердержавой
8.Прости меня, Мама… мамочка
Последние годы я не часто навещал свою маму. А если, по-честному, то просто редко! Но когда я приходил к ней, она сразу преображалась и начинала светиться. Она начинала хлопотать вокруг меня и не знала, как только угодить мне. Она, уже старенькая и немощная, была готова опять посадить меня на свои старческие колени, крепко, крепко прижать меня к своей груди…и целовать… и целовать… и целовать…
А я – вечно куда-то спешил…украдкой смотрел на часы и считал минуты, когда я смогу уйти от нее. И вот теперь – когда её нет, оглядываясь назад сквозь годы, я отчётливо понял, что никто, никто, в моей жизни – даже близко, не любил меня так, как любила меня моя мать –так беззаветно, так бескорыстно, так безропотно. А я равнодушно шел мимо – и даже не пытался ответить ей на её Великую Материнскую Любовь. Которую она несла мне всю свою жизнь сквозь годы, сквозь испытания, до самых последних дней своей жизни. Прости меня, Мама! Прости меня, Мамочка! Прости меня – за всё! Но нет моей мамы! Нет моей мамочки. И некому ответить мне и сказать –“Я тебя прощаю, мой золотой -Мой золотой сынуля!”
9. Отец.
Моего отца – Махмудходжаева Нуретдина Председателя Госплана Узбекской ССР расстреляли по приговору Военной коллегии от 4 октября 1938года.
Вся страна была залита кровью. Страна опьянела от крови и в пьяном угаре расстреляла миллионы своих сыновей и моего отца. А через десятилетия начинает амнистировать свои жертвы и искупать свои преступления.
Когда началась волна арестов в Ташкенте, связанная с делом тогдашнего Председателя Совмина – Файзуллы Ходжаева, мы все – отец, мать и я находились в Москве. Отец был слушателем Плановой Академии, мать была в ординатуре одной из Московских нервных клиник, а меня опекала няня. Друзья предупредили моего отца, чтобы он не возвращался. Но он не послушался. Он рвался к своим друзьям, чтобы в трудную минуту быть с ними. И он – вернулся. И его тотчас арестовали. Мать, избегая возможного ареста, тотчас же выехала в Башкирию к родственникам и там оставила меня в глухой Башкирской деревне, а сама через некоторое время вернулась обратно в Ташкент. Но она уже ничем не могла помочь отцу и в отчаянии бродила вокруг стен Таш. Тюрьмы, где находился отец вместе со своими друзьями и товарищами. Так прошёл год. Но вот однажды молодой охранник, который уже давно обратил внимание на молодую женщину, которая регулярно стояла у проходной с передачами, глядя в сторону, сказал моей матери – “Ханум, ему уже больше ничего не надо”. После расстрела отца мать оказалась в безвыходном положении. Дом – конфискован. Жить – негде. Средств и работы – нет. За тысячи километров – ребёнок. И все шарахаются от неё, как от чумы.
10.Отчим.
И она, превозмогая себя, в отчаянии выходит замуж за Шарафутдинова Салиха – майора ГБ, героя Гражданской войны с орденом Боевого Красного Знамени на груди – орденом высшей воинской доблести, который в одну секунду снимает все её проблемы и в ту же секунду ради молодой красавицы жены ставит крест на своей блестящей гебешной карьере – он взял в жёны жену репрессированного. Мать обманывает органы ЗАГСА, и я становлюсь Марленом Шарафутдиновым и только после амнистии отца я снова становлюсь Гайратом Махмудходжаевым. Отчим вернулся с гражданской войны с расстроенной психикой. Он был психопатом, и когда я его доставал своим непослушанием, он в ярости бросался на меня, готовый размазать меня по стенке. Но я стремительно проскакивал одну дверь – вторую – третью, выскакивал на террасу, по её барьеру проскакивал за перегородку на соседнюю террасу и кубарем скатывался со второго этажа вниз. Но однажды я не успел выскочить на террасу, и он загнал меня в угол на кухню. Я бросился под железную кровать. А он в ярости начал пинать меня под кроватью ногами. И своими начищенными до блеска гебешной сапогами разбил мне голову. А я на следующий день с гордым видом пришёл в класс, как герой войны с забинтованной головой. Я стал ненавидеть своего отчима всеми фибрами детской души сразу после его первого рукоприкладства и никогда не называл его папой, и вообще, не разговаривал с ним. Но отчим не был злопамятным и в нормальном состоянии не гнобил меня, ну и, кроме того, за моей спиной всегда стояла мать. Но именно своему Отчиму я обязан тому, что в классе у меня была кличка “американец”, а не – “враг народа”, и, что я начал жизнь без этого страшного клейма – “сына врага народа”. Прости меня, Папа, что я так поздно – только сейчас понял, как много ты для меня сделал и как многому я тебе обязан. Я вернул свой сыновий долг только в его последний час. В его последний час я бережно обмыл каждую складку его уже почти невесомого тела – тела бывшего Командира Особого дивизиона по борьбе с басмачеством, который в жестоких схватках страшным ударом клинка разрубал своих противников от плеча до промежности. Его хоронили как Героя – под звуки траурного марша и ружейные выстрелы.
11. Рандеву…
Май месяц 1945 года. С брусчатки Красной площади Москвы ещё не убраны знамёна и штандарты разгромленных немецких дивизий, оставшиеся там у мавзолея после парада Победы. Ещё по всей стране не смолкли рыдания жён и матерей, не дождавшихся возвращения своих мужей и сыновей. Но страна спешит забыть ужасы 4-х военных лет. Страна спешит начать мирную жизнь, и вот она уже начинает готовится к празднику силы, молодости и красоты – к Всесоюзному параду физкультурников в Москве.
Я и несколько других моих однокашников вместе с преподавателем физкультуры школы N50 им. Сталина Ташкента Владимиром Ивановичем Дронским идём из школы в тогдашний спортзал “Динамо” на кастинг детской группы спортивной делегации Уз. ССР на парад физкультурников в Москве. В спортзале всех нас соискателей сначала построили, тщательно осмотрели и ощупали с ног до головы, а затем заставили каждого выполнить нехитрые гимнастические упражнения, промаршировать, поворачиваться направо – налево и кругом. Через несколько дней моей матери сообщили, что меня зачислили на сборы по подготовке участников к параду и когда, и куда, и с чем надо меня привести. Кроме меня, в детскую команду участников попал и мой однокашник из 4” А” – Тельман Халдаров – сын культовой Мукаррам Тургунбаевой. Мать отвела меня в тогдашнее Пехотное училище на Пушкинской площади, сегодня это Высшее командное училище, где уже целый месяц готовились взрослые участники парада. Потекли напряженные и однообразные дни подготовки к параду. Подъём, зарядка, завтрак. А потом целый день в зале мы занимались на гимнастических снарядах и до одурения разучивали упражнения, которые наша детская группа готовилась выполнять в Москве. В нашей детской группе было поровну 12 мальчиков и 12 девочек. Девочки все были хорошенькие как куколки и в одну из них – Венеру Ризаеву я сразу влюбился с первого взгляда первой мальчишеской любовью. Спустя некоторое время, мы начинаем уже участвовать в построениях и гимнастических упражнениях, которые выполняла взрослая команда нашей спортивной делегации. Эта команда состояла, примерно, из 200 с лишним участников и там были уже взрослые юноши и девушки. Мы все готовились на футбольном поле училища, которое было превращено в плац для подготовки нашего выступления в Москве. Мы вместе с взрослыми целыми днями под палящим летнем солнцем маршируем и упражняемся на плацу, а в свободное время я занимался на гимнастических снарядах и грезил о далёкой и очень желанной Москве, которая с каждым днём становилась всё ближе и ближе ко мне. Но вот однажды днём, когда я болтался на брусьях, меня находит наш воспитатель и говорит, чтобы я собрал свои вещи, потом берёт меня за руку и отводит домой. Дома он говорит моей матери, что меня отчислили со сборов, “потому…потому … что я много ем.” Приходит отчим. И мать передаёт ему слова воспитателя. И тут отчим делает то, что сделал бы только, разве, мой родной отец. Утром он до блеска начищает свои гебешные сапоги, надевает свой парадный китель подполковника ГБ с орденами Ленина, Красного Знамени и несколькими медалями. Потом берёт за руку своего неоднозначного пасынка, и я с отчимом в одной руке, и со своим чемоданчиком в другой снова иду в Ташкентское пехотное училище, откуда меня привели только накануне. Там отчим заходит к начальнику сборов, а я остаюсь у дверей. Через пару минут они выходят вдвоём и уходят, а я продолжаю стоять. Через некоторое время ко мне подходит мой воспитатель, и отводит меня в команду на моё прежнее место, и я продолжаю готовиться к Празднику Силы, Молодости и Красоты – Всесоюзному Параду физкультурников в Москве. Заканчивается июль. Позади два месяца неистовой до одурения и потери сознания подготовки к параду под палящим летним солнцем на плацу Ташкентского Пехотного училища и наша детская команда в полном составе вместе со всей делегацией едет на поезде в Москву. Я тоскливо смотрю в окно со второй полки плацкартного вагона скорого поезда Ташкент-Москва на проплывающий мимо унылый безрадостный пейзаж. Бесконечные песчаные барханы. Редкие заросли саксаула. Чахлые кустики “верблюжьей колючки.” Штабеля снегозащитных заграждений. Одиночные погребальные сооружения. Застывшие как статуи верблюды. Полустанки с полуразвалившимися постройками и унылыми безрадостными лицами жителей. Наступило утро четвёртого дня, я по привычке выглянул окно и тут же зажмурился от неожиданности. Передо мной ожили картинки и образы моего далекого детства. Вот, та самая – “в лесу родилась ёлочка, в лесу она росла”, которая росла вместе со мной и вот теперь превратилась в красавицу ель, от которой невозможно оторвать глаз, стоит вместе со своей подружкой белоствольной берёзой на виду у всех на опушке леса. А вот лесная чаща, из которой вот-вот выскочит бурый волк с молодой царевной на своей спине. А там, в чащобе, скрывается избушка на курьих ножках с Бабой Ягой. В Москве нашу делегацию разместили в Лефортовских Казармах. Там же на плацу мы продолжили свою подготовку к параду. Кроме того, у нас были две или три репетиции непосредственно на самом стадионе “Динамо”, где мы должны были выступать в день открытия Парада. 12 августа 1945 года. Вот тот момент, к которому мы готовились всё лето. Мы с взрослой командой выбегаем на зелёное поле стадиона “Динамо” и занимаем исходные позиции. Взрослая команда встаёт на свои позиции по всему полю и начинает выполнять построения и пирамиды, а мы начинаем свои упражнения в центре, как раз против центральной трибуны с ложей почетных гостей. У нас у каждого в руках искусственный кустик хлопка, с которым мы выполняем свои упражнения и перемещаемся вокруг гимнастической пирамиды, имитирующей распускающуюся коробочку хлопчатника, из которой должна появиться прекрасная Царица хлопка. Вот пирамида коробочки хлопчатника начинает распускаться, а я стою и выполняю свои упражнения как раз напротив гостевой ложи Я автоматически выполняю упражнения и бросаю взгляд на гостевую ложу и вижу… Я вижу до боли знакомое лицо…, которое смотрит на меня… и улыбается…мне – мальчику из далёкого Узбекистана, который приехал сюда в Москву, чтобы передать ему тепло и любовь своего народа.
12.Пол раскладушки с горячим телом.
Я возвращаюсь в Ханты сначала в камералку, а потом Биншток М Е, уже главный геолог Ханты-Мансийской комплексной геофизической экспедиции, сажает меня писать проект зимних площадных работ для двух отрядной с/п., и я начал писать проект. Но вот однажды, выходя из своего жилья, я увидел молодых девушек – не местных, в соседнем доме, а моя хозяйка сказала мне, что это студентки-практикантки, кажется, из Перми. Через пару дней одна из девушек, вероятно, самая бойкая, забежала ко мне и пригласила меня на чай, мы познакомились и наши чаепития стали частыми. Они были из Пермского Гос. Университета и заканчивали свою летнюю геофизическую практику в нашей экспедиции. Обычно после чаепития одна из девушек, это была стройная черноволосая Лида Лабудина, доставала гитару и приятным низким контральто начинала нам петь. Она садилась около меня и, глядя мне в глаза, начинала с профессиональным надрывом исполнять “Очи черные”, и вскоре я понял, что эта девочка не равнодушна ко мне и готова ринуться за мной хоть в огонь, хоть в воду. А так ли это! И я ринулся. “Что – в огонь! Еще что! Я, может, и с приветом – ну не так же!” Я ринулся в холодную темень осеннего стремительного Иртыша – а она за мной. Нас чуть не затащило под огромную тёмную баржу, стоявшую на рейде Самарово. Но мы вовремя спохватились и успели выскочить из-под неё. Мы выскочили на берег. Скинули с себя холодные, мокрые купальники и начали отжиматься. Она стояла передо мной – обнажённая и смотрела мне прямо в глаза, а я стоял, опустив голову, и чуть с ума не сошёл от желания бросить взгляд на эту несусветную красоту обнажённого девичьего тела. И я понял, что скажи я этой девочке:– “Останься!”, и она бросит все, и забудет всех – родных, друзей, чтобы только быть со мной и получить половинку моей раскладушки с моим молодым горячим телом в моем закутке с занавесками вместо дверей. Удивительные создания – эти женщины с их великим инстинктом материнства, и которые сродни тем птичкам, которые готовы вить свои гнёздышки хоть на проезжей части скоростных автобанов.
13.Любимая женщина Ширака.
щедра и добра Жизнь, и как же Ты коварна и жестока.
Татьяна Самойлова и Пабло Пикассо
14. Вселенское чудо.
Но вот уже, опять побежденный и укрощенный Иртыш покорно несёт свои воды под ледовым панцирем – но только до весеннего майского тепла, а там, взломав всю эту ледовую мишуру, он снова выскочит на простор и снова покажет всем всю свою мощь и удаль. А пока, я с Василием Терентьевичем идем по намороженной переправе на левый берег Иртыша на лесокомбинат смотреть балки, приготовленные для той самой зимней партии, для которой я писал проект. В.Т. назначен начальником этой двух отрядной партии, а я – оператором первого отряда. “Свершилось! Я добился своего! Я – оператор зимней партии, тех самых партий, про которые мне рассказывали всякие небылицы всего лишь год назад в Тюмени. “Ну что ж… Будем смотреть. Так ли это?”. Поднимаемся на левый берег Иртыша и направляемся в сторону лесокомбината. Видим группу людей и слышим натужный звук тракторных двигателей. Подходим ближе. Обычная зимняя картина – маленький “детешка” – трактор ДТ-54 застрял в снежной яме, а мощный С-80 пытается вызволить его оттуда. Мы останавливаемся, и я подхожу поближе. Перед моими первыми зимними работами мне ужасно интересно узнать, как вытаскивают трактора. Уже темнеет, и свет тракторных фар, и натужный рев тракторных двигателей будоражат мое воображение. Все попытки вытянуть засевший трактор тросом в натяг кончаются безрезультатно – С80 буксует на месте. Решают вытащить рывком. С-80 сдаёт немного назад, трос провисает, затем он включает вторую или третью скорость и прибавляет газ. Трос на мгновение натягивается как струна, затем серьга на конце троса соскакивает со штыря форкопа детешки, и со сверх световой скорости по кривой вместе с тросом пролетает над нашими головами, и в то же мгновение с моей головы, как бы невзначай, слетает сидевшая небрежно на ней ушанка – заяц под котик. Я машинально наклоняюсь, поднимаю свалившуюся ушанку, делаю несколько шагов и тут до меня доходит, что мой заяц под котиком. свалился не по своей воле, а был сбит с фантастически ювелирной точностью серьгой, соскочившей с форкопа детешки. “Хорошенькое начало! А что же будет дальше?” – подумал я и догнал В.Т. Я был заклятым атеистом, блистал на философских семинарах по диамату и не верил в никакую чушь дурных предзнаменований. А ведь зря! Споры о газо-нефтеносности Западной Сибири велись давно, но только газовый фонтан в 1953г. из опорной скважины в таёжном северном поселке Березово поставил точку в этом вопросе. В том самом Берёзове, где после смерти Екатерины первой доживал и ссыльные дни, и жизнь Русский Государственный и военный деятель, ближайший сподвижник Петра1 князь Александр Данилович Меньшиков. Александр Меньшиков в детстве в Петербурге, по проверенным и не по проверенным слухам, торговал на улице пирожками. Однако, благодаря своей чрезвычайной любознательности, сообразительности и исполнительности он попадает на глаза приближённым Петра 1 и его зачисляют в Преображенский полк, тогдашний “потешный” полк. В 1687г. он становится денщиком Петра 1, а дальше начинается умопомрачительный взлёт. 1702г. – Граф, 1703 – Генерал-губернатор С-Петербурга, 1705 – Князь, 1707 – Светлейший, 1709г. -Фельдмаршал, 1719 – Президент Военной коллегии, 1727 – Генералиссимус морских и сухопутных сил. И каждая веха этого взлета была напрямую связана с государственным строительством Русской Империи и её военными и политическими успехами в это время, которые были достигнуты с его участием. Почести, титулы и награды из рук Петра 1 на него сыпались как из рога изобилия. А 1714г. Исаак Ньютон лично сообщает ему об избрании его членом Лондонского Королевского общества
Генералиссимус А. Д. Меньшиков
1730г и воцарении Анны Иоанновны в Петербург возвращаются его младшая дочь и сын.
Суриков – Меньшиков в Берёзове.
течение месяца, затем на неделю выезжает на отдых на базу.
Просека для сейсмических работ.
Я любил зимние работы в тайге. Ты живешь среди 40-50 метровых корабельных сосен, елей, кедров и лиственниц,
поражающих тебя своей первозданной красотой. Ты вдыхаешь их неповторимый аромат и растворяешься в нём. Ты свой среди них, они приняли тебя за своего и своими телами заслоняют тебя от суетливого мира, и тебе от него уже ничего не надо – ты познал всё – ты – свободен.
Бурение взрывных скважин.
Ничто не может сравниться с зимними сейсморазведочными работами в тайге. Ни речная сейсморазведка с её конвейерным сумасшедшим темпом, ни заполярные работы на пределе человеческих возможностей, ни тем более сейсмозондирования, когда ты как кузнечик скачешь на самолете или вертолете с точки на точку. Все хорошо в тайге для зимней сейсморазведки, все…, кроме болот.
Потопление трактора в болоте на сейсмическом профиле в тайге .
Ты можешь десять раз проехать по одному и тому же месту, а на одиннадцатый раз твой трактор по крышку кабины (2.5м.) уйдет вниз в коричневую пузырящуюся жижу. Для полевого отряда – это катастрофа. Все работы прекращаются, кроме спасательных. Утопленника окружают лесами, на них кладут перекладины, вешают тали и вручную по очереди всем отрядом поднимают 15 или 20 тонную махину вверх, ставят ее на настил из бревен и отбуксировывают на твердое место. Там трактор разбирают, промывают, собирают и он снова в работе. Это в лучшем случае продолжается неделю, а может затянуться и на месяц. Но бывают случаи, и очень даже часто, покруче. Это когда при попытке вытащить трактор проваливается еще и другой трактор, а затем и третий, и это уже настоящее кладбище тракторов. На этом, как правило, зимний полевой сезон для этого сейсмоотряда заканчивается. Так было и так будет, пока не осушат болота Сибири. Но когда осушат эти злосчастные болота, то исчезнет и это вселенское чудо – сибирская тайга.
15. Железная рука оператора чередой идут рабочие будни.
рука оператора.
Оператор сейсмостанции.
Здесь всё подчинено его воле. Здесь всё зависит от его профессионализма и от его интеллекта. Он должен безошибочно определить глубину скважины и величину заряда. Он должен исключить любой отказ аппаратуры и безошибочно зарегистрировать сейсмограмму. Он должен оценить качество получаемого материала и сразу же внести коррективы для его улучшения. Но это далеко не всё. Оператор должен манипулировать психикой отряда. Не давать ему впадать в уныние и заражаться вирусами недовольства и конфликта. Пожалуй, это есть самое трудное и главное в профессии оператора. И этому таланту – таланту разряжать все конфликтные ситуации со своими рабочими я учился у Каравацкой Е.В. и у Высоцкого В.Т. А их главными инструментами в этих случаях всегда были выдержка и …юмор. Да, это были настоящими профи. Ночь и мы с Василием мчимся на базу. Вот на нашем пути обычная протока Оби. Такие протоки черпают свои воды из Оби, петляют по её пойме и затем вновь возвращают свои воды полноводной Оби. Обские протоки отличаются своим взбалмошным характером и коварством. Они могут неожиданно прорвать свои берега, прорыть себе новое русло и соединиться с Обью совсем в другом месте. На них не составляют лоций, потому что они все время меняют свой фарватер и положение своих мелей. Ширина нашей протоки была порядка 50 -70 м., а её заснеженные пологие берега поросли кустарником и мелколесьем. Мы останавливаемся на берегу протоки. Медленно съезжаем на лед и останавливаемся. Затем Василий врубает пятую скорость, одновременно берёт рычаг сцепления на себя и одновременно переводит рукоятку газа в крайнее – максимальное положение. Трактор срывается с места и как оголтелый мчится к противоположному берегу. Стоит невообразимый грохот. Но даже в закрытой кабине сквозь мощный рёв тракторного дизеля ты слышишь, как трещит лёд под грохочущими гусеницами нашего трактора. Мое сердце останавливается, проваливается вниз и мне кажется, что и мы вот, вот провалимся в тартарары на дно протоки. Но нет! Трактор благополучно достигает противоположного берега, взлетает на него и мы, уже не сбавляя скорости, продолжаем приближаться к базе. Там мы заправляем трактор под завязку, закрепляем на форкопе бочку солярки, мчимся снова к протоке и форсируем её опять строго по предыдущему алгоритму. Как ни странно, но именно этот алгоритм, проверенный многими годами практики, прижился в сейсморазведочных партиях. В силу своей пластичности лед перед своим разрушением должен обязательно прогнуться и этого времени обычно бывает, чтобы трактор успел занять новую позицию на ещё не начавшемся прогибаться участке льда, потом на следующем и так далее, но бывает и наоборот… Когда лед, всё-таки, не выдерживает, то трактор на полной скорости уходит далеко под цельный лёд, и у тракториста и его пассажиров нет никаких шансов выбраться из затонувшего трактора. Каждая переправа на протоках, помимо всего, имеет свои характерные особенности – окружающий её рельеф, залесённость, ориентировку на солнце и т.д., и всё это, так или иначе, определяют тот момент, когда весной, а то и посреди зимы, воды протоки подмывают лёд действующей переправы, и при этом надо ясно понимать, что все они находятся в глухой тайге и, до поры до времени, их никто не проверяет. Именно с этой непредсказуемостью переправ на протоках, как правило, и связаны те трагические происшествия с человеческими жертвами, которые случаются на переправах в зимних сейсмопартиях, без которых не обходится редкий зимний полевой сезон в экспедициях.