Евгений Николаевич Бузни
Жизнь и любовь. Сборник рассказов
Услышать матерные слова в свой адрес для Ксени было то же самое, что для другого удар хлыстом по лицу. Уши загорелись, руки задрожали. Она стала как вкопанная, не зная, что делать. Рядом были друзья, которые слышали этот позор. Она готова была провалиться сквозь землю. Но и друзья этого стерпеть не могли.
Для шестнадцатилетнего Трифона тридцатилетний верзила на скамейке выглядел уже вполне взрослым человеком, потому он сказал ему:
– Дядя, нехорошо ведёте себя. Надо бы извиниться перед женщинами. Вы не в конюшне.
– Это ещё что за шпана будет мне здесь указывать? – вскричал верзила и, оторвавшись от своей сотрапезницы, которую приобнимал левой рукой, держа в правой бутылку пива (возможно, они пили на брудершафт), быстро перекинул бутылку в левую руку, а правую опустил вниз. Ему хотелось припугнуть, как он решил про себя, школяров и с этой лишь целью выхватил из сапога нож и, угрожающе выставив его вперёд, поднялся, ожидая немедленного испуга. – Дуйте отсюда, пока животы вам не вспорол!
Фёдор стоял по левую сторону от Трифона. Верзила с ножом ещё только поднимался, как Фёдор выбросил левую руку вперёд, пропустив её за ножом под руку противника, схватил её за локоть и рывком потянул руку, а вместе с нею и всё тело на себя, разворачивая и заламывая руку за спину. Не успевший фактически ещё твёрдо стать на ноги верзила повалился вперёд и закричал от боли в почти вывихнутой за спиной руке, сразу выпустившей нож.
Трифон, расправив широкие плечи, натренированные ежедневным поднятием штанги, подхватил верзилу за грудки и поставил на ноги. В этот момент успел подбежать, увидевший начавшуюся драку Володя.
– Федя, отпусти кибера, – приказал.
Фёдор отпустил захват.
– Узнаёшь меня? – спросил Володя, и, не дожидаясь ответа, завершил свою мысль: – В прошлый раз я пожалел тебя, а ты оказался гадёнышем, получи за это.
Удар правой попал точно в цель. Верзила упал.
Пронзительный сигнал полицейской сирены перекрыл шелест шин проносящихся изредка машин и крик девушки, подруги верзилы «Вы что делаете?». Майор хотел подъехать тихо, ещё не зная, каким образом можно арестовать человека, не имея явных доказательств его вины, но проскочив под мостом, увидел впереди на тротуаре скопление людей и явную драку, поэтому попросил водителя включить сирену.
Они подбежали к месту действия, и теперь не надо было ничего придумывать – налицо была драка и её участники, которые даже не пытались убежать. Всё становилось на свои места.
– Что здесь происходит?
Майор обратился сразу ко всем, хотя прекрасно узнал и свою дочь, едва успевшую добежать следом за Володей, и самого Володю, причину всех событий, свалившихся как снег на голову. Все остальные были незнакомы.
Володя не знал, что сказать, так как чувствовал, что нарушил обещание, данное майору, ничего без него не предпринимать, и потому слова его были до удивления бессвязны:
– Вот, как-то так. Пришлось ударить. Упал. Нокаут, конечно, Но, надеюсь, оклемается.
Но тут встала, наконец, со скамейки девушка верзилы, которую впопыхах никто не замечал, и со слезами на глазах запричитала:
– Помогите, пожалуйста. Эти бандиты напали на нас. Мы сидели спокойно на скамейке, а эти всей кодлой навалились и избили моего Стасика.
Стасик зашевелился, приходя в себя. Трифон наклонился, чтобы помочь подняться. Но тот, оттолкнув руку помощи, перевернулся на живот, встал на четвереньки и, опираясь на скамейку, поднялся сам. Осознав сразу, что перед ним представители власти, Стасик, обрадовался и стал выступать как на трибуне:
– Я делаю официальное заявление. Эта шпана распустилась. Их надо отправить в колонию. Меня зверски избили. Думаю, что это не случайно, поскольку я председатель участковой избирательной комиссии.
Ему хотелось ещё что-то сказать, но майор остановил тираду:
– Заявления будете делать в суде, когда попросят. Меня интересует в данном случае, что именно сейчас произошло, и он посмотрел вопросительно на Володю.
Володя повернулся к Фёдору. Его взгляд был понят, как команда докладывать и он доложил:
– Товарищ майор, наша группа нравственного патруля проходила спокойно по набережной, когда этот человек, распивавший со своей подругой алкогольные напитки, вдруг оскорбительно нецензурно выразился в адрес одной из наших девочек. Мы попросили его извиниться. Он достал нож и хотел ударить им моего товарища Трифона. Я обучался приёмам самбо с детства, поэтому заломил ему руку. Он упал, ударился подбородком о землю и потерял сознание. Вот и всё, что было.
– Это всё неправда, – закричала подруга Стасика.
– Помолчите, – остановил её майор. – Будете говорить, когда я спрошу, – и, обращаясь снова к Фёдору, спросил: – А где нож?
– Он тут, я сейчас подниму.
– Стой! – приказал майор. – Не трогать нож. Ты его брал в руки? Где он?
– Нет, товарищ майор. Я нож не трогал. Я только руку вывернул, а этот гипер заорал от боли и сам его выпустил. Ну, такой приём. Вы же знаете.
Майор подошёл к месту борьбы и увидел на земле клинок.
– У кого-нибудь есть носовой платок?
Он оказался у припасливой Людмилы. Она достала из своей сумки расшитый шёлковый платок. Майор взял его в руки и им поднял нож.
– Ещё раз спрашиваю, кто-нибудь трогал этот нож?
Все молчали.
– Тогда я спрашиваю вас, – он обратился к Стасику, – это ваш нож?
– Нет, никоим образом. Они всё врут. Они мне специально подкинули нож.
– Разберёмся. Сержант, – майор повернулся к сопровождавшему его сержанту, – аккуратно отнесите и положите в машине в пакет. Проверим отпечатки пальцев.
Прежде чем отдать нож сержанту майор внимательно осмотрел его и как бы про себя тихо, но так, что бы его услышали, сказал:
– М-м-да, тут, по-видимому, остались следы крови.
– Никакой там крови нет! – закричал Стасик.
Майор резко повернулся к нему, спрашивая:
– Откуда вам это известно, если это не ваш нож и его вам подкинули?
– Вы меня специально подставляете. Я чист. Я буду жаловаться, – закричал истерично Стасик и неожиданно, оттолкнув свою девушку, перепрыгнул через скамейку и бросился бежать.
Но за ним тут же бросился Фёдор и догнал Стасика в несколько прыжков. Он играл центральным нападающим в футбольной команде и умел бегать быстро. Сделав подножку, заставил беглеца упасть на землю, не добежав даже до дороги. А оттуда уже спешили навстречу полицейские из машины.
В полицейском отделении
Майор вошёл в кабинет с внучкой. Сел за стол. Посмотрел на Катю улыбающимися глазами.
– Ну как тебе понравилась вся эта история, внучка? Собрала для себя материал?
Катя тоже села и поставила на колени сумочку.
– Думаю, дедуль, я не только для себя собрала, но и тебе помогу.
– Это чем же, моя ты радость?
– А вот давай послушаем. Надеюсь, в этот раз всё записалось.
Катя достала из сумочки диктофон и нажала кнопку перемотки плёнки назад.
– Ты всё записывала?!
В голосе майора звучало не то изумление, не то восхищение.
– А как ты думал? Я всё-таки журналист или кто?
Диктофон включился. Послышалась иностранная речь.
– Это что такое, – удивился майор.
– Дедуль, к нам подошли случайно американцы. Это не нужно, но я записала. Они преподают английский у нас. К делу не относится.
Дальше был записан разговор с момента, когда Володя и вся компания подбежали к дерущимся, и было слышно, как Володя говорит с кибером Стасиком, падение тела, вой сирены и появление полиции.
– Ты даже не представляешь, внучка, насколько хорошо то, что ты сделала, – сказал майор, прослушав до конца запись. Это же, как у нас говорят, вещьдок, от которого этот кибер не отвертится.
Майор поднялся, подошёл к Кате, обнял её и поцеловал со словами:
– Спасибо, родная! Какая же ты у меня умница.
– Дедуль, ты пригласи сюда и мальчика с фотоаппаратом. Я заметила, что он всё снимал своей камерой.
– Это я видел. Он тоже энпэшник?
– Да, он мне обещал бесценный кадр. Представляешь, там мы сначала встретили четверых подростков с сигаретами в зубах. Ребята отобрали сигареты, но главное то, что они убедили мальцов не только не курить, но и придти в спортивную секцию. Вот в чём я вижу смысл работы энпэшников. Это такой козырь, против которого редактор не сможет устоять.
– Интересно. Может ты и права, но не обольщайся особенно. Я с подростками много работал. Они могли согласиться при всех, а потом пойти в другое место и снова закурить. Такое тоже бывает.
– Не хотелось бы, дедуль. Я за то, что бы они поверили своим старшим товарищам. Мне показался их разговор очень убедительным и откровенным.
– Я тоже за это, внучка, но, к сожалению, бывает и по-другому. Но посмотрим. А ты иди теперь, напиши там, что видела, и домой, я тем временем поговорю с остальными. Надо же всех отпускать потихоньку.
– А кибера отпустишь?
– Нет, его придётся задержать. Он подозревается в покушении на убийство. Это серьёзная статья.
– А они не подерутся у тебя?
– Ни в коем случае. Ты же видела, что его отвели в другую комнату. Все уже пишут свои объяснения случившегося. Дело за тобой.
– Деда, а вещьдок ты мне отдашь?
– Только не сейчас, малышка. Для своей газеты пиши по памяти. Им такая точность не нужна.
Катя насупилась, говоря:
– Не называй меня малышкой, дедушка. Я уже большая.
– Извини, конечно, большая. Небось, замуж хочешь за своего профа?
– Хотела бы, дедуль, но у него есть уже девушка, которая без ума от него.
– А он как к ней относится?
– Не знаю. Но в нашем треугольнике, по-моему, Вика сильней меня.
– Почему?
– Ты пойми, дедуль. Я сегодня видела сама, как эта Вика готова была горло перегрызть парню, когда узнала, что он тот самый кибер, который ножом пырнул Володю. Он её едва удержал, схватив за руку. Она любит, не думая, почему или за что. Мне кажется, это какая-то звериная любовь. Может, я не так выразилась. Но Вика никому Володю не отдаст. А я люблю, наверное, головой. Володя хоть и моложе меня, но очень умный. То есть по интеллекту он даже старше меня. И всё же я никому глаза за него, наверное, не смогу выцарапать, а Вика сможет.
Майор прижал голову Кати к своей груди, задумчиво говоря:
– Да, внучка. Любовь калькулятором не вычислишь. Настоящая любовь рождается от сердца, которое стучит в унисон другому, а не от головы. Тут ты права. Но ты, пожалуй, иди, а то мы других задерживаем.
– Дедуль, у меня ещё вопрос к тебе. Не знаю, ответишь ли. Ты там на улице, когда поднял нож, сказал, что следы крови на нём. Действительно там были следы?
– Нет, конечно. Только ты этого никому не говори. То была моя хитрость, и она сработала. Вишь, как напугал парня, что бежать бросился. Но мы ещё исследуем нож в лаборатории. Возможно, струйка крови затекла под рукоятку. Если нож не мыли особенно тщательно, то всё обнаружится. Так что я, может, и не наврал.
Катя восхищённо посмотрела на деда, тряхнула одобрительно головой и пошла к выходу.
Следующим собеседником майора был Жора. Оба сели за стол, как старые друзья и начали рассматривать на дисплее фотоаппарата сделанные снимки. Просмотрев все, майор попросил тут же перекинуть на компьютер кадры с кибером. А фотографу удалось зафиксировать буквально все основные моменты: и то, как Стасик выхватывает нож из-за голенища сапога, и как Фёдор проводит приём, и момент удара кулака Володи в челюсть.
– Ты удивительный мастер оперативной фотографии, – сказал майор. – Я бы взял тебя к нам фотографом.
– Спасибо, не надо, – ответил Жора.
– Брезгуешь работой полиции?
– Нет, я мечтаю быть оператором и снимать классные фильмы. Хочу поступить в институт кинематографии.
– Не стану отговаривать. Мечта есть мечта. Хорошо, когда знаешь, чего хочешь в жизни. Но твоя сегодняшняя работа нам очень пригодится. Мы-то с собой не брали фотографа в этот раз. Так что твоя помощь прямо скажу бесценна. Спасибо! – и майор от всей души пожал руку Жоры.
Следующий разговор в кабинете майора был настоящим допросом. В дверь ввели долговязого Стасика. Майор посадил сержанта писать протокол.
– Вы не имеете права меня задерживать, – закричал с порога Стасик. – Я буду жаловаться. Дайте мне мой телефон, который отобрали. Мне нужно позвонить. Вам придётся отвечать. Вы не знаете, с кем связались.
Майор спокойно слушал и потом так же спокойно спросил:
– Вы всё сказали? Теперь слушайте меня. Мы задержали не только вас, а всех, кто участвовал и был свидетелем драки.
– Но это меня били.
– Правильно. Об этом вы и расскажете, как свидетель и потерпевший. Но у меня есть сведения о том, что вы сами были зачинщиком драки.
– Это неправда. Оговор. Я докажу, кричал Стасик.
– Очень хорошо, – по-прежнему спокойным голосом отвечал майор. – Но начнём всё по порядку для протокола. Ваша фамилия, имя, отчество, год рождения, место проживания. Дайте ваш документ, если есть.
Отвечавший достал из кармана брюк паспорт. Это оказался Станислав Романович Романов тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения.
– Зачем вы достали нож? – спросил неожиданно майор, смотря прямо в глаза Романову.
– Я ни откуда его не доставал. Мне его подбросили, может, даже вы сами.
– Любопытства ради посмотрите, пожалуйста, на экран компьютера, – сказал майор, и повернул экран так, чтобы допрашиваемый мог увидеть крупный снимок человека с ножом, выставленным вперёд. – Узнаёте кого-нибудь?
– Это не я. Это подстава.
– Я не сказал, что это вы, но усы на лице явно ваши, не находите? А рядом, между прочим, ваша девушка с испуганными глазами. Она-то, я полагаю, вас легко узнает, как и себя. Вы её хоть узнаёте? Как её зовут.
– Валерия.
– Ну вот, а говорите, что это подстава. Тут есть и снимок, как вы достаёте нож из сапога. Смотрите, похоже?
Стасик хмуро кивнул головой.
– А теперь я попрошу вас снять с себя правый сапог.
– Зачем ещё?
– Это наше дело. Снимайте, пожалуйста. Не звать же мне для этого солдат.
Стасик с мрачным видом стянул с себя правый сапог и протянул его майору. Офицер внимательно стал смотреть внутрь сапога. Потом нажал кнопку вызова. В кабинет вошёл солдат.
– Возьмите сапог, отнесите в нашу лабораторию. Пусть возьмут на анализ следы от крови на внутренней стороне, вот здесь.
Солдат взял сапог и вышел, а майор продолжил разговор:
– Как я и ожидал, кровь на сапоге изнутри смыть не удалось. Точнее, вы даже не подумали о таком пустяке. Лезвие, конечно, вы вытерли, но забыли, что перед этим вставили нож в сапог, когда убегали с места драки. Это мы и докажем в ближайшее время. Скажите мне сейчас, где вы были ровно две недели назад в тринадцать часов дня.
– Не помню.
– Я напомню. Вы были со своими друзьями у станции метро Автозаводская. Оттуда направились вслед за молодым человеком, который сегодня вам врезал кулаком так, что вы отключились. Не скажете ли мне, за что он вас ударил?
– Не могу сказать. Я его никогда раньше не видел.
– Неужели? – Майор придвинул к себе диктофон и, подумав секунду, слегка отмотал назад плёнку, затем включил воспроизведение. Услышав свой собственный голос, остановил и отмотал назад ещё немного. Снова включил.
Из маленького динамика донеслось: «Федя, отпусти кибера. Узнаёшь меня? В прошлый раз я пожалел тебя, а ты оказался гадёнышем, получи за это».
– Вам это ни о чём не говорит? – спросил майор, уставившись опять напряжённым взглядом в глаза Станислава.
– Ни о чём.
– Вы можете, конечно, упорствовать, сколько вам угодно, однако имейте в виду, что следы крови в вашем сапоге, а так же те, что мы найдём за рукояткой ножа, совпадут с кровью человека, которого вы ударили этим ножом. Отпечатки пальцев на вашем ноже совпадут с вашими, которые мы сейчас снимем. Ваша попытка к бегству, связанная с психологической неустойчивостью, подтверждает версию о вашей причастности к попытке на убийство. При этом ваши компаньоны, которых мы легко найдём теперь, напрочь от вас отрекутся и скажут, что не собирались никого убивать, и это лишь ваше собственное решение. Они обязательно будут свидетельствовать против вас. Всё это светит вам лишением свободы на приличный срок, поэтому я вас задерживаю по подозрению в попытке убить человека, а не за сегодняшнюю драку. Вы, там на набережной, что-то упомянули о вашей работе председателем участковой избирательной комиссии, если я не ошибаюсь. Не подскажете ли, в каком округе? Завтра я позвоню туда и поинтересуюсь их отношением к вашему задержанию, связанным с тем, что мы называем поножовщиной.
Станислав поставил локти на стол и охватил голову руками. Он не хотел, чтобы видели, как на глазах наворачиваются слёзы. Это были слёзы страха от предстоящего впереди позора.
Энпэшники укрепляются
Первого сентября в школе провели день знаний. На торжественной линейке директор школы Зинаида Григорьевна, поздравляя учеников, упомянула об инициативе учащихся десятого класса по нравственному контролю в прошедшем учебном году и выразила надежду на то, что работа эта будет продолжена дальше, что позволит всем учащимся становиться культурнее, вежливее и, конечно, грамотнее.
После нескольких запланированных выступлений учителей, родителей и представителя районной администрации Зинаида Григорьевна спросила, скорее всего по инерции или для порядка, а не для того, чтобы получить реальный ответ, хочет ли кто-нибудь что-то ещё сказать. И к её вящему изумлению руку поднял из группы одиннадцатого класса Володя.
– Левый? Володя? Ты хочешь выступить?
– Да, Зинаида Григорьевна, если можно.
– Ну, конечно, проходи. Чего ж ты заранее не предупредил?
– А я только сейчас надумал, – сказал Володя и пошёл к трибуне под дружные аплодисменты своего класса, которые тут же подхватила и вся школа.
Володя скромно поднял руку, призывая всех к вниманию.
– Друзья, Зинаида Григорьевна уже сказала несколько тёплых слов об энпэшниках. Мы, конечно, продолжим нашу работу и призываем всех к ней подключаться. Вы видите на моей руке красную повязку, а на груди символический знак, который придумала Люда Звонкина. Он уже работает. Вы скажете, что сегодня ведь первый день занятий. Это так, но мы, энпэшники решили расширить рамки нашей деятельности. Мы решили вести работу по нравственному контролю не только в школе, но по всей Москве.
Бурные аплодисменты прервали речь Володи. Он опять поднял руку, останавливая крики восторга.
– Два дня назад мы впервые вышли на нашу набережную и провели первый рейд. Нам сразу попались четыре шкета, лет по десять-двенадцать куривших прямо на набережной сигареты. Два мальчика и две девочки. Им никто ничего не говорил. И вот из них, курцов с малолетства, вырастут дохленькие человечики. Мы выбросили их сигареты и стали объяснять, что это плохо, а они спрашивают, есть ли у нас документ, позволяющий отнимать у них сигареты. Я думаю, они правильно спросили. Не каждый согласиться слушать нас, если у нас нет документа. Сегодня все стали такими грамотными в своих правах, что без бумаги с печатью не хотят и разговаривать. Поэтому я и решил здесь при всех попросить районную администрацию и руководство школы помочь нам зарегистрировать наше движение по борьбе за нравственность и получить удостоверения энпэшников. Положение и устав мы сами разработаем, да они уже есть у нас. Нужно только помочь получить разрешение. Как вы думаете, Зинаида Григорьевна, можем мы на вас рассчитывать?
Весь школьный двор взорвался аплодисментами и криками. Директор школы долго стояла, укоризненно глядя на своих подопечных в ожидании, когда, наконец, они утихомирятся. Володя опять поднял руку, и все затихли.
Зинаида Григорьевна приблизилась к микрофону, чтоб лучше было слышно:
– Ребята, Володя, наша светлая голова не останавливается на достигнутом, и это очень хорошо. Рекомендую всем у него учиться. Мы, конечно, как всегда готовы помочь. Надо было, правда, сначала мне рассказать об этом. Евдокия Васильевна говорила мне что-то о вас. Она звонила в городской отдел наробраза, но там явно не поняли, в чём дело. Поэтому я надеюсь, что мы сегодня же посоветуемся с Людмилой Ивановной, нашим шефом в районной администрации, она только что перед вами выступала, и найдём правильное решение. Помогать вам, ребята, конечно, будем.
– Ур-р-а-а! – раскатилось по двору школы.
Володя довольный возвратился в свой строй.
* * *
Вернувшись домой, Катя с нетерпением ждала, когда на компьютер придёт электронное письмо от Жоры с фотографией маленьких курильщиков. Не теряя времени, села переделывать статью. Прежде всего, изменила заголовок, напечатав крупно: «МЫ МОЛОДЫЕ ЭНПЭШНИКИ». Пусть, – решила она, – если им не нравятся советские тимуровцы, будут современные непонятные сначала энпэшники. Тут же дополнила несколько строк о встрече с американскими учителями и как им понравилась идея нравственного контроля, которую они сравнили со скаутским движением во всём мире.
Фотографии от Жоры пришли поздно. Он извинялся, пояснив, что его продержали вместе со всеми ребятами, пока в полиции не получили полную картину события. Но зато помимо снимка подростков с сигаретами, были и снимки Володи, Вики и других ребят. Катя посчитала возможным взять в редакцию все, поэтому тут же скинула их себе на флешку вместе с новым вариантом статьи.
Перед сном младший член семьи пришла на кухню выпить чашечку кофе. Родители сидели там же, довольствуясь цейлонским чаем. Отец сразу же поинтересовался, когда выйдет публикация Кати. Услышав недовольное «Может, никогда», удивлённо поднял глаза:
– Что так, Катюша? Я же читал, мне понравилось.
– Так то тебе. Ты мой папа. А завреду глаза колет сравнение с тимуровцами. Он терпеть не может советское время и его героев.
– А что редактор?
– Сказал, что подумает. Но я уже новую статью написала. Завтра понесу с фотографиями. Там уже ни слова о тимуровцах. Хочешь почитать?
Пётр Сергеевич встал из-за стола и, как бы протестуя, поднял обе руки:
– Прочитаю в газете.
– Если напечатают.
– Куда они денутся? Материал-то живой и уникальный.
– А с первой статьёй что будешь делать? – ввернула свою обеспокоенность мама. – Тоже ведь почти всю ночь не спала.
– Направь её по электронке в «Советскую Россию», – посоветовал отец, выходя из кухни. – Думаю, туда даже звонить не надо. Эта тема их должна заинтересовать.
Утром Катя ещё спала, когда отец уехал в издательство, но проснувшись, быстро подхватилась, глотнула кофе, распечатала новую статью и побежала в редакцию. Аркадий Феликсович встретил её саркастическим вопросом:
– Очередное совковое эссе принесла? Давай-давай, почитаем.
Увидев заголовок, удивлённо раздвинул брови.
– Так, это что-то новое.
Пробежав глазами текст быстро, как это умеют делать опытные редакторы, улавливающие смысл абзацев, минуя детали, почесал в голове указательным пальцем и сказал загадочно:
– Это уже кое-что, хотя, конечно…
– У меня есть и фото. Посмотрите. Вот они на флешке, – торопливо сказала Катя, протягивая маленькое съёмное устройство.
Аркадий Феликсович, тяжело нагнул своё грузное тело, вставляя флеш карту в компьютер.
Через некоторое время стал внимательно рассматривать снимки на экране.
Зазвонил телефон прямой связи с главным редактором, в кабинете которого происходила другая картина, тоже связанная с приходом Кати в редакцию.
Главный сидел, просматривая вёрстку завтрашнего номера. Раздался звонок. Из динамика громкоговорящей связи донёсся знакомый голос главного редактора издательства, того самого главреда, чья дочь сидела в кабинете редакции газеты:
– Привет, старик! Глянул сейчас на рукопись твоей книги и подумал, что нужно её ещё дорабатывать. У вас ведь даже статьи замораживаются, а тут книга. Спешить не надо. Рукопись должна отлежаться.
Главный редактор большой газеты, через голову которого проходят тонны информации в единицу времени, по роду своей деятельности обязан уметь быстро мыслить, иначе он не будет в состоянии управлять потоками сообщений и провалит газету. Да, он умел соображать быстро и сразу понял, о чём речь. Не прерывая разговора с коллегой, назвавшим его по традиции «стариком», нажал кнопку отдела Аркадия Феликсовича и коротко бросил:
– Пулей ко мне с материалом Кати!
Отключив связь с отделом, ответил в микрофон на пульте:
– Я понял, дружище. Не стоит волноваться. Я не отключаюсь пока. Если у тебя есть время, послушай, как мы решаем вопросы.
В кабинет буквально ввалилось тело завреда. И с порога Аркадий Феликсович радостно-оправдывающим голосом сообщил:
– Шеф, как раз собирался вам звонить. Наша практикантка принесла переработанную статью и любопытные фото.
– Текст смотрел?
– Конечно.
Аркадий Феликсович протянул листы. Главред побежал глазами по строчкам, продолжая обсуждение:
– Давать можно?
– Отчего же нет? Тимуровцев убрала. Но статья может взорвать.
– Вот и пусть взрывает.
– Готовить в этом месяце или подальше?
– Даём завтра.
– Как завтра? У вас полоса на столе.
– Ты кого учишь? – взревел редактор. – Я сказал завтра!
– Извините, шеф. Я не думал, что это так срочно. А кого снимать?
– Не ду-у-мал, – передразнил редактор. – Это оперативный материал. Нужен был ещё вчера. Снимаем твою статью. Она недельку подождёт, не засохнет. И снимки дай, раз говоришь, что любопытные. Пару фото, чтоб на всю полосу. Всё. Одна нога здесь, другая там. Новую вёрстку на стол.
Аркадий Феликсович забрал листы Кати со стола и вышел.
– Всё слышал? – спросил в микрофон главред.
– Да, круто, как любят сегодня выражаться. Спасибо. Завтра почитаем. Но мы тоже умеем работать быстро. Не переживай. Всё будет нормально. До связи.
Отец Кати не стал говорить главреду, что перед этим звонил в «Советскую Россию» и узнал, что там уже успели прочитать статью «Тимуровцы нашего времени» и поставили в завтрашний номер без каких-либо правок. Редактор не знал ни автора статьи, ни тем более, кто у неё отец. Им понравился сам материал. Это звонившему было особенно приятно. Выступать в роли толкателя ему приходилось, но он этого очень не любил.
Сама Катя, сдав материал Аркадию Феликсовичу, сразу ушла, не дожидаясь его возвращения от главреда, и поспешила в институт, где предстояло сидеть на двух парах по журналистскому мастерству. Придя домой, с нетерпением ждала появления отца, который задерживался из-за совещания, затянувшегося допоздна. Почти в одиннадцать вечера он приехал и, ничего не рассказывая, не отвечая на вопросительный взгляд дочери, прошёл в свою комнату, поманив её за собой, включил компьютер, вошёл в интернет, открыл сайт газеты «Советская Россия». В анонсе основных статей завтрашнего номера стояла и статья о тимуровцах. Отец нашёл её и нажал на надпись «подробнее». Появился знакомый заголовок, текст и потом фото Володи с ребятами, среди которых рядом с Викой стояла и автор публикации.
– Поздравляю, – сказал отец. Встал и поцеловал Катю. – Один материал уже есть.
Катя хотела тут же сесть за папин стол и прочитать то, что должно было выйти завтра в газете, но отец остановил её.
– Погоди, Катюша. Я хочу посмотреть ещё и свежий номер «Московского комсомольца».
– Папуль, они не дадут так быстро.
Но отец, не слушая, открыл сайт газеты. В анонсах, под рубрикой «срочно в номер» стояла статья Кати. Отец открыл статью. В глаза сразу бросилось фото четвёрки ребят с сигаретами в зубах. Чуть ниже поместился снимок паренька, бросающего сигареты в урну.
Отец опять поднялся и снова поцеловал дочь. С трудом сдерживая волнение в голосе, сказал:
– Завтра, моя милая, ты будешь знаменитостью. Поверь, это не так легко. Теперь ты читай, а я пойду ужинать и обрадую маму.
– Папа, я чувствую, что не буду сегодня спать, – прошептала Катя. – Я так счастлива, – и заплакала.
– Ну и чего плакать, глупышка?
– От радости, папа, от радости.
* * *
На следующий день Катя с самого раннего утра оделась и побежала в киоск покупать газеты.
– Ты хоть бы позавтракала сначала, – крикнула вдогонку мать.
– Потом, мама. Я сейчас вернусь.
Действительно вернулась очень скоро.
– Свежих газет ещё не привезли, – недовольно сказала Катя, но не села за завтрак, а схватила телефонную трубку и позвонила Володе.
– Привет! Это Катя. Ты ещё не ушёл в школу?
– Нет, раз отвечаю по домашнему. Что-то стряслось?
«Да», хотела прокричать в трубку Катя, но сдержалась и сдержанным голосом сказала:
– Рекомендую, Проф, купить сегодня «Советскую Россию» и «Московский комсомолец». Надеюсь, эти газеты тебя и всех твоих ребят обрадуют.
– Неужели там твоя статья?
– Представь себе. И не статья, а статьи. И фотографии Жоры в обеих газетах. Так что раскупайте тиражи.
– Фантастика! – потрясённо произнёс Володя.
– Сначала прочти, а потом комментируй. Я уже читала, но в интернете. А у нас в киосках ещё нет свежих номеров. Может, в вашем районе уже есть, спроси по пути в школу.
– Заранее спасибо огромное, Катя! Ты сделала огромное дело. Но, извини, я обзвоню сейчас своих пацанов и пацанок. А то в школу пора.
Газеты Володя купил, как купили их и все, кому он сумел дозвониться. Первым делом по одному экземпляру были вручены директору школы Зинаиде Григорьевне. Взяв номера газет так, словно ничего другого она в это утро не ожидала, она ошарашила Володю своим сообщением:
– А ты знаешь, что о нашем нравственном патруле – она сказала именно «нашем», а не «вашем» – сегодня утром говорило на весь мир радио «Голос Америки»? Откуда они только узнали? Причём, как меня проинформировали, говорили положительно.
– Ну, ясное дело, – невозмутимо ответил Володя, – это, наверное, те парень и девушка, американцы Том и Алис, которые видели нас на набережной с повязками и спрашивали, чем мы занимаемся и где учимся. Они не знают русского языка, так что с ними говорила Жанна. Но о них тоже уже написано в газете.
– Вот вы наделали делов. Значит так, Володя, если меня будут ругать за всё это, я вас тоже отругаю, а если похвалят, то и вы ожидайте похвалу.
Володя хмыкнул и ответил, наверное, совсем не то, что ожидала директор школы:
– Мы, Зинаида Григорьевна, работаем не за похвалу, а за идею. Нам нужны удостоверения, а не похвальные грамоты.
– Да-да, – согласилась директор, – ты очень умный, я знаю. Идея – это хорошо, но похвала руководства нам не помешает, кстати, и для получения удостоверений. Но ты иди на урок. Звонок прозвенел. А я пока почитаю, что ты принёс. И, кстати, что ты там на линейке говорил об уставе и положении организации? Они есть у тебя?
– Написаны, только они дома.
– Прекрасно. На переменке сбегай и принеси.
Уроки в школе едва начались, а телефон кабинета директора уже начал разрываться от звонков. Звонили из департамента образования Москвы:
– Зинаида Григорьевна, голубушка, что там у вас происходит? Я понимаю, что вы развернули у себя в школе борьбу за культуру поведения. Мы помним ваше начинание. Хотели рекомендовать по другим школам. А тут в газете пишут, что ребята вышли в город. И не всем это, конечно, нравится. Пишут, что даже драка началась.
– Я уже читала, Вадим Вадимыч, – сокрушённо ответила директор. – Ну что делать? Это же дети. Так ведь их хвалят в газете.
