Евгения Черноусова
Тридцать три несчастья
Суд
– Любовь Эдуардовна, я должен перед вами извиниться…
– Это за что? За восстание Спартака?
– А?! – растерялся хозяин. – Я за гостью свою должен извиниться. А что за Спартак?
– И я о том же, – улыбнулась Люба, продолжая заполнять посудомойку. – Я имею в виду, что, когда в древнем Риме рабы восставали, они не планировали общественно-политическую формацию менять. Они понятия не имели о равенстве людей и достоинстве каждого отдельного индивида. Они просто хотели стать рабовладельцами, а нынешних господ сделать рабами. А ваша гостья… мне девочки сказали, что она, судя по её мастерским придиркам, прежде работала официанткой. И теперь отрывается по полной.
Игорь Николаевич засмеялся:
– Понял. Нетрудно вывезти девушку из деревни. Вы передайте официанткам, что я у них тоже прошу прощения, доволен их мастерством и выдержкой и компенсирую их моральные потери. При прощании извинюсь лично.
В дверях кто-то кашлянул. Люба, уже понимая, что произошла накладка, тем не менее, сначала кинула в машину таблетку, нажала на кнопку и только после этого повернулась. В дверях стояла та, о ком их речь велась. Спутница давнего приятеля Игоря Николаевича и делового партнёра, которую он, кажется, даже представил невестой. И он сзади стоит, приобняв её за талию. Неловко получилось… а, впрочем, что она особенного сказала? Что гостья прежде официанткой была? Ну и что обидного? А, пусть Игорь Николаевич оправдывается, на то он и хозяин! Люба покосилась на него. Надо же, ни малейшего смущения на лице! Да тут, наверное, никто смущаться не собирается! Мечет искры из глаз эта невоспитанная красотка. Выражения лица её спутника не видно. Хозяин некоторое время молчит, а потом спрашивает:
– Какие-то пожелания? Сейчас подадут десерт.
Первой не выдерживает невеста. Она вырывается из объятий жениха и убегает по коридору в гостиную. Игорь Николаевич идёт к двери:
– Ты за мной, Валера? Пошли, поговорим.
Они выходят через дверь, ведущую в холл. Через некоторое время из коридора появляется Инесса:
– Люба, как бы мне одеться? Хочу до дома дойти, взять что-нибудь тёплое.
– Да, здесь во всех больших помещениях прохладно. Давайте я вам шаль принесу.
Люба прошла через прачечную в свою комнату и достала из шкафа ажурную шаль.
– О, какая прелесть! Давайте я что-нибудь из посуды или блюд прихвачу, а то девчонки замотались, а вам, наверное, неприятно с этой крестьянкой-барышней пересекаться.
– Крестьянкой?
– У Пушкина барышня крестьянкой прикидывалась, а эта крестьянка пытается барышню изобразить. Она вас сильно обидела?
– Да бросьте, не в том я возрасте, чтобы на взбрыки постороннего подростка внимание обращать.
– Подростка?
– Ну, молодой женщины, задержавшейся в переходном возрасте!
– Да, пожалуй, это верная оценка. Но… я немножко знаю Валеру. Не хотелось бы, чтобы в него навеки вцепились зубы этой ядовитой змеи!
– Не преувеличивайте его беззубость. Если успешен в бизнесе, значит, о невинности говорить не стоит. Разберётся.
После Инессы на кухню пришёл самый молодой из гостей, Анатолий. Он и его спутник Виктор Васильевич, пожилой, крупный, но при его внешней мощности какой-то вкрадчивый, слишком навязчивый, приехали самыми первыми. Люба так рано заезда гостей не предполагала, поэтому с утра вышла размести выпавший с ночи снег. Его было совсем немного, можно было и не чистить, но она себя неважно чувствовала, а день предстоял тяжёлый, и надо было набраться чистого воздуха, восстановить координацию и душевное равновесие. Анатолий выскочил из такси, выхватил из рук Любы лопату и принялся скрести ступеньку. Ей с трудом удалось убедить его сначала устроиться в отведённых им комнатах и переодеться в старую Димину куртку. Она немного рассердилась, что он нарушил её одиночество, но потом, увидев, как он радуется снегу, солнцу, морозцу, отмякла и поболтала с ним. Когда Анатолий сказал, что он компаньон Игоря Николаевича, она удивилась. Слишком он был ребячливый и совсем не деловитый. Молодой человек недоверие её уловил и пояснил, что дело к нему перешло от умершего год назад старшего брата. И Люба впервые подумала о делах хозяина, что они не такие уж блестящие, с этаким-то компаньоном. Ещё её напрягало то, что Виктор Васильевич часто подходил к окну своей комнаты и как будто приглядывал, не смылся ли его спутник. Вот и сейчас, когда Анатолий пристроился к столу и принялся болтать с Любой, он появился из коридора, соединяющему кухню с гостиной, по которому сновали две официантки из ресторана «Трактиръ» и попросил стакан холодной воды, зыркнув при этом в сторону своего подопечного. Потом Дима заглянул в дверь со стороны прачечной и кивнул на плиту, намекая, что проголодался.
– Дима, минут через десять гости сядут, и я тебе звякну. Сколько там водителей?
– Со мной трое.
– Скажешь им, чтобы приходили перекусить.
Наконец ушёл Анатолий, но тут же зашла из «рыцарского зала» ещё одна гостья. Люба краем уха слышала разговоры гостей, пока встречала их, провожала в приготовленный под раздевалку для мужчин кабинет хозяина на первом этаже и комнату рядом, которая предназначалась для дам, а потом подвозила сервировочный столик в гостиную, и из этих разговоров поняла, что эта дама либо сама архитектор, либо поднаторела в профессиональных делах мужа, который был владельцем архитектурного бюро. Эта попросила таблетку от головной боли, но пришла явно не за ней. Чтобы гостья не ходила вокруг да около, Люба предложила ей присесть и высыпала перед ней таблетки из аптечки. Та начала разговор с сочувствия по поводу Валериной невесты, которая пыталась облить Любу из бокала, а в результате облилась сама, да ещё и разоралась по этому поводу. И только потом перешла к тому, за чем, собственно пожаловала. Она восхитилась порядком, который Любе удалось навести за столь короткий срок, и сообщила, что бывала здесь при Большакове. Последний раз – за день до его ужасной смерти.
– Да, я слышала об этом, и даже показывала гостям место, где его зарезали.
Этим она дала понять архитекторше, что место работы её устраивает: комплименты по поводу порядка не иначе как предшествовали приглашению на работу в дом, где никого не убивали. Богатенькие, однако, эти строители, если дерутся за столь высокооплачиваемую домработницу! Прямого приглашения не последовало, но визитка с телефонами с намёком: «мало ли что может случиться при его обстоятельствах». Про обстоятельства она сделала вид, что в курсе, но взяла на заметку: надо спросить у самого Игоря Николаевича, что не так у него, если приятели уверены в его грядущем крахе.
Наконец-то эта движуха прекратилась, гости уселись за стол, вернулась из гостиной одна из официанток, хихикая:
– Верка уже вторую десертную вилку подаёт.
– Крестьянка кидает? – ставя на плиту кастрюлю с борщом спросила Люба и посылая СМС Диме.
Та не поняла. Люба объяснила насчёт пушкинской героини наоборот. Под радостный смех официантки зашли водители. Только усадила мужиков и подала им, пришёл Игорь Николаевич. Раздал официанткам чаевые, извинился, впрочем, довольно туманно обозначив, за что, поскольку посторонние присутствовали. Любе сказал:
– Любовь Эдуардовна, я надеюсь, вы согласитесь перенести выходной?
– Ой, никак не могу. У меня суд завтра.
– Суд?!
– Развожусь. Я надеялась, что как-нибудь вы день перебьётесь, тем более, с рестораном на эти дни договорённость есть…
Хозяин растерялся. Внезапно вмешалась одна из девушек:
– Развод – дело неотложное, сама через это проходила. Вер, у тебя же завтра выходной? Можешь остаться? Переночуешь здесь и утром завтрак подашь гостям. К обеду наша доставка приедет, я договорюсь, чтобы тебя дождались. Обслужишь и тогда уедешь. А к вечеру Люба так или иначе возвратится.
– Спасибо, девушки. Машину задерживать не будем, мой водитель отвезёт.
Вера оказалась девушкой общительной и весёлой. Когда гости разъехались, а приезжие расползлись по отведённым им комнатам, она, к тому времени уже прибравшись с Любой на кухне, ухватилась за пылесос. Анатолия, ещё до разъезда гостей пристроившегося на кухне, Вера сразу стала звать Толиком и приспособила к хозяйству. Сначала он, подпоясавшись полотенцем, доводил до блеска бокалы, а когда перешли в гостиную, переставлял мебель. Люба, всё более погружавшаяся в невесёлые думы о завтрашнем дне, невольно отвлекалась на её грубоватые шутки и присоединялась к смеху Анатолия. Дело близилось к полночи, но ещё двое гостей всё никак не успокаивались. Сразу после ужина удалилась к себе пожилая супружеская пара, а Валеру, перебравшего виски, пришлось даже сопровождать. Эти спали. А невеста Валеры и Виктор Васильевич то и дело мотались по лестнице, заглядывали в гостиную: им то вода нужна, то таблетка, то телевизор плохо показывает, то вайфай подавай. На просьбы мужчины отзывалась Люба, а когда в первый раз обслуживания потребовала невеста, Вера весьма чувствительным тычком откинула Любу с дороги по пошла за гостьей. Вернувшись, пояснила:
– Не обижайся, но уж больно ты мелкая, соплёй перешибёшь. С неё станется и с лестницы тебя скинуть. Даже не подходи к этой дуре, если жизнью дорожишь!
А после второго раза обратилась уже к Анатолию:
– Толь, ты ей что, авансы какие выдавал? Ну там, поцелуй на балконе, перепих за шкафом? А может, не дай бог, жениться обещал?
– Да ничего такого, – засмущался молодой человек.
– Знаешь, Толян, а не пошёл бы ты спать! И охранник твой успокоится, и психопатка эта угомонится. У Любы завтра очень ответственный день, ей бы закончить всё по-быстрому. Да и мне уже баиньки пора.
Когда Люба последний раз прошла по первому этажу, выключая свет, по лестнице спустился хозяин с телефоном и спросил:
– Во сколько Диме за вами заехать? Да не спорьте, я же вижу ваше состояние! И отвезёт он вас, и будет ждать сколько надо.
На обратном пути она оценила его предусмотрительность. Если бы не Дима, она бы не то, что до автостанции не дошла, но и с детьми бы не смогла попрощаться. И в посёлке он не ко входу её подвёз, а завернул за угол к грузовому крыльцу:
– Давай прямо к себе, а то тут полон дом!
Люба безвольно кивнула, зашла в свою комнатку, скинула пальто на кресло и ничком упала на кровать.
А Дима прошёл на кухню, остановив летевшую ему навстречу Веру:
– Не надо туда. Любе поспать надо… или поплакать… или что там у вас, у женщин, для разрядки…
– Как же? А если ей плохо?
– Да уж не хорошо…
– Что с ней?
Дима с досадой поглядел на гостя, со вчерашнего дня, кажется, прописавшегося на кухне. Что он тут забыл, этот мозгляк?
Прошедший в кухню из холла Игорь Николаевич сказал:
– Толя, у Любы развод сегодня состоялся… состоялся ведь?
Дима кивнул. Хозяин мягко взял гостя за плечи и повёл к выходу:
– Иди, отдыхай. К вечеру она оклемается и займётся ужином. При всех её болезнях и внешней хрупкости Люба очень волевая женщина, – закрыл за ним дверь и сказал водителю. – Вера сейчас тебя покормит. Но сначала расскажи, что видел и слышал. Не её же мне пытать.
– Да. Не надо. Я скажу, я на суде был. А что? Там в зале несколько женщин только сидели. И я зашёл. Значит, так. Муж – сволочь. Старый, плешивый. Лет, наверное, под полтинник. Мать его – вообще! Я бы таких в деревенском нужнике топил. А опека за них. И судья купленная. Назначила ей алименты платить в размере двух минимальных прожиточных минимумов. Бабка сияла!
– Суд что, решил ребёнка с отцом оставить? – поразилась Вера.
– Двое детей. Двое! А у ней ничего! Говорит, была квартира, когда замуж выходила. Они её продали и дом построили. Бабке! А Люба с семьёй в бабкиной квартире жила. Понимаете? Всё бабкино, с мужа взять нечего. Но детей он содержать может. У него оклад. А у Любы рак и никаких перспектив! А такие алименты, она сказала, для того, чтобы была задолженность, и они бы её потом материнства лишили!
– Как же можно было без адвоката, – покачал головой Игорь Николаевич.
– А Люба сказала бесполезняк. Там бабка полгорода держит.
– А дети что? – спросила Вера.
– Дети большие. Девчонка чуть не на полголовы выше матери. Плакали оба. После суда кинулись к матери, а бабка их оттаскивает. Ну, я подошёл и на ногу ей наступил. Она орать, а я извиняться. Ну, и ещё раз наступил. И ещё там женщины были. Оттесняют нас так, оттесняют. Одна бабуля ей проклятия посылала. И всё вполголоса, чтобы, значит, не арестовали. Вот, значит, пока мы их загораживали, они стояли обнявшись. Потом отец детей увёл, а женщины Любу до машины довели.
– Ладно, адвоката я ей обеспечу. Вера, вы можете до вечера побыть? Я всё компенсирую. Вы её не тревожьте, но в комнату заглядывайте тихонько. Ну? У нас тут женщин нет. Не эту же Валеркину психопатку к Любе посылать!
– Да вопросов нет, конечно, я побуду. Но вам как хозяину надо с бешеной дамой вопрос решить. Не дело, когда гости свои порядки… вернее, беспорядки устанавливают. Я вчера замаялась Любу от неё загораживать.
– А что такое? – спросил Дима.
– За обедом она хотела на Любу вино вылить. А я между ними поднос метнула…
– И что?
– Бокал разбила, сама облилась и руку порезала. Истерику закатила. А вечером часа два нам мешала убираться, то ей кондиционер отладить, то телевизор, то воду поменять.
– И что?
– Да что ты заладил! А если бы она с ней пошла? Эта баба реально прибить может!
– Но не прибила же!
– Это потому что я Любу ни разу к ней не подпустила. Сама ходила. А со мной хрен справишься!
– А почему она на неё взъелась? – спросил Игорь Николаевич.
– Да из-за вашего порочного мальчика! Из-за Толика! Эта невеста на него глаз положила, а он вокруг Любы крутится.
Хозяин опешил:
– Вера, что за романтические бредни? У Алисы жених, у Любы развод. Зачем им этот Толик?
– Любе он точно не нужен. А Алисе вашей… ну, скажем так… за столом все говорили о том, что у Валеры трудности, а у Толика акции. Вот акции Алесе точно бы пригодились. Но вообще-то ей и Толик приглянулся. Знаете, как пары складываются? Он садист, она мазохистка. Или наоборот. А вот два садиста не уживутся. Ваш Валера с виду мягкий, пухленький. Но я же вижу, он – мужик. Он командовать умеет. Ему баба нужна мягкая, домашняя. А эта Алиса сама командовать хочет. А Толик ваш – размазня, он как раз для неё. Дура она! Попёрло – хватай, кто попался! Валера, конечно, потом с ней разведётся, но без штанов не оставит. А она думает, к богатеньким затесалась – и можно всех перебирать. Не понимает, что к Толику для того охранник приставлен, чтобы на крючок не попался.
– А что Толик к Любе клеится?
– Да говорю же, слабак он! Ему нужно к кому-то прислониться. А Люба здесь самая добрая.
– Вот не было печали! Спасибо, что просветили. Придётся разбираться.
Вечером, когда гости разбрелись по своим комнатам, Игорь Николаевич зашёл на кухню. Люба только бросила на него мимолётный взгляд, и тут же снова уставилась на сковороду.
– Любовь Эдуардовна…
– Да просто Люба. Всё равно никто кроме вас меня по отчеству не зовёт. Да и не люблю я своё отчество. Оно от имени предателя.
– Тогда и я для вас… для тебя Игорь. Давай по-дружески, тем более, то, что я тебе предложу, звучит странно.
– Вперёд, Игорь!
Распахнулась дверь, в помещение вплыла Алиса.
Хозяин встал:
– Вы что-то хотели?
– Да. Люба, принеси мне воду. Славяновскую или Смирновскую.
Люба положила лопатку и направилась к холодильнику. Когда повернулась с бутылочкой в руках, гостьи уже не было. Хозяин прошипел: «Ну, нарвётся она!», выхватил бутылку из Любиных рук и вышел. Впрочем, вернулся он буквально через полминуты. На вопросительный взгляд прыснул:
– Валерка с прогулки шёл. Попросил передать. Вот разочарование для дамы! Но поговорить нам тут не дадут. Сейчас ещё кто-нибудь придёт. У тебя на сегодня ещё много дел?
– Да вот… всё.
– Тогда закрой изнутри все двери, выключи свет и пригласи меня в свою комнату.
– Ну… прошу.
– Значит, так, – начал он, усевшись в кресло. Любе пришлось сесть на кровать, больше некуда. – Прежде всего о суде. Я связался с адвокатом… не перебивай, Люба, это очень хороший адвокат. Он сказал, что проблему с алиментами решит на раз-два. А вот с квартирой – увы.
– Я с ней сразу простилась. Но алименты… это что, апелляция?
– Да знаю я, что твоя свекровь крутая. Дима сказал. Эта крутость сыграла против неё. Решение они приняли хамское, незаконное. Теперь вынуждены будут подписать мировое соглашение. С этим закончили. Теперь моё предложение…
Вот в чём заключались обстоятельства Игоря Николаевича, о которых намекала архитекторша. Четыре года назад он женился по страстной взаимной любви на Алине Большаковой. Нет, не дочь. То есть, конечно, дочь, но не Большакова-старшего, а Большакова-младшего. Этих братцев так и звали: большой Большой и маленький Большой. Хотя маленький ростом больше большого. Племянница туза, короче. Через два года только до Игоря стало доходить, что с её стороны это не страсти в клочья, а мозги всмятку. Попытался с папой поговорить. Папа чуть не убил. Таким же ненормальным оказался. Игорь полгода пытался жену лечить. Потом просто сбежал. Счастье, что детей не завели, Алина фигуру портить не хотела. Теперь уже год пытается развестись. Вся сложность в том, что папа желает отомстить по-негоциантски: без штанов оставить. Но Игорь, прежде чем о разводе заговорить, стал укрывать финансы и производственные мощности. Был у него лучший друг, в одном дворе росли. Никита Милославский. Всё на него перевёл. А он внезапно умер. Наследник – брат Толик.
– И он что, не отдаёт?
– Да нет, что ты. Он хороший мальчишка был. Я его с рождения знаю. Но сейчас…
– Что?
– Со школы он подсел на наркоту. Никита его лечил, и вроде успешно, но случилась драка подростков. Травма головы. Эпилептический припадок. Почему-то Никита решил, что это так же постыдно, как наркомания. Возил по разным клиникам, везде говорили, что поддержать здоровье можно, а совсем вылечить нельзя. Там у него в мозгах какой-то сосудистый узел с рождения. И травма спровоцировала болезнь. А может, переходный возраст. Сначала приступы были раз в год, потом чаще. После каждого провал в памяти, заторможенность, потом, вроде, восстанавливался. А потом стало заметно ухудшение. С каждым приступом он как будто утрачивал часть себя. Сейчас он фактически уже не человек. Вот, вроде бы, разговаривает, но, заметь, только о том, что в данный момент видит. Ни памяти, ни чувств. Как утёнок, кто рядом, за тем и идёт. Из клиники забрал сейчас, чтобы лицом посветил и очередную доверенность подписал. В любой момент может уйти в себя и уже не вернуться. И тогда… мои деньги уйдут их двоюродной тётке. Короче, Люба, я твой развод финансово компенсирую, если ты согласишься на фиктивный брак с Анатолием!
Люба опешила. Но, взглянув на его напряжённое лицо, поняла, что он вполне серьёзен. А потом вспомнила про свои перспективы и выставила вперёд руку:
– Не торопи, дай подумать. Что это уголовщина, я понимаю. Но я сейчас за детей должна бороться. Поэтому, если пригласишь банк ограбить, я сразу отказываться не буду. Сначала риски оценю.
– По документам он здоров. Всё это время Никита содержал его в частной клинике, где у него две истории болезни. В официальной только депрессия. Поэтому дееспособным считается, если, к примеру, запрос от правоохранительных органов – вполне здоровый человек. Когда наступит полная деменция, тогда уж… но задним числом доказать, что он уже давно… ну, не получится!
– А что тебе даст наличие жены у Толика?
– Брачный договор. По нему у вас будут раздельные счета, на доходы друг друга вы обязуетесь не претендовать. Только в качестве свадебного подарка он передаёт небольшую фирму, она зарегистрирована как ИП.
– Ясно. Через эти «Рога и копыта» ты деньги из вашей совместной фирмы выводишь.
– Не совсем так. Я через неё все дела веду. Наша совместная в безопасности. Там в учредительных документах предусмотрено, что мы свои доли не можем ни на сторону продать, ни по наследству передать. Расширение списка акционеров невозможно. Кто жив, тот и владелец. В случае смерти одного из акционеров его наследникам выплачивается стоимость акций теми из акционеров, кто желает их купить. Так что Никитины акции мне перешли. Там ещё есть несколько акционеров, это мои сотрудники и Толик в том числе. Вся сложность в том, что фирма последние два года стабильно работает почти в нуль. Из-за тестя. Приходится каждый договор дробить и на разных субподрядчиков раскидывать. Я теперь не строитель, я финансист! А столько потерь при переадресации и обналичивании… эти бы энергозатраты, да в мирных целях!
– А просто купить у него эти «Рога»?
– Тесть внимательно отслеживает все мои операции. Если я на глазах уважаемой публики протяну к этому камушку свои дрожащие ручонки, все сразу заподозрят, что этот камушек – алмаз. И начнут его рассматривать.
– Так, а дальше что?
– Я же сказал, все Большаковы – психи. У большого был пунктик на почве собственного величия, ты это сразу поняла. У его сына лудомания, он батино наследство в два счёта спустил, я долг с него успел ухватить только этим дурацким зданием. Причём формально его передали Никите, так что теперь хозяин здесь Толик.
– Точно! Из правления квитанцию за воду принесли на А. Милославского, она, кстати, в кабинете на столе. Я ещё подумала, что ты, значит, не владелец, а арендатор! А это, значит, на Анатолия!
– Завидный жених, да? Ну вот, а маленький Большой сдвинулся на том, что его слово последнее. Сказал он, что разорит мою фирму, значит, должен разорить. И я решил сдаваться. Есть договорённость со всеми акционерами, что я их доли выкупаю. После этого меняю устав по своему усмотрению, переоформляю и передаю Алине в качестве отступного.
– И он не поймёт?
– Да чёрт его знает! Последний год я производственные мощности другим фирмам постепенно передал, а офис сокращаю. В курсе дел только несколько человек, остальные видят, что дела неважные, и постепенно расползаются. Наблюдать моё медленное падение, конечно, приятно, но разом лишить всего – это кайф! Думаю, заглотит.
– Ладно, теперь говори, что кроме алиментов буду иметь с этого я.
– Алименты к этому отношения не имеют. Я вмешиваюсь как товарищ по несчастью. Сосницкий выезжает в Утятин завтра с твоей доверенностью. С собой берёт главную феминистку области. Твоя судьиха – дура. Миф о независимости судей мы обсуждать не будем. Поговорят они с председателем суда, она баба вменяемая. Апелляция им совсем не в масть. Повозят мордой по столу одну дуру, выкрутят руки другой, и твой муж мировое соглашение подпишет. У юриста на руках будет справка из моей фирмы, что ты принята с 1 декабря на должность офис-менеджера, а по-русски завхоза, с окладом 15 тысяч.
– А что так мало?
– Чтобы твой бывший муж оттуда 5 тысяч получал. Работать ты там не будешь, и появляться тебе не обязательно. Получишь карту, оставшиеся копейки будешь снимать.
– А что скажут твои сотрудники про мою мёртвую душу?
– А плевать на них. Или ты думаешь, твоя душа одна такая? А потом фамилию сменишь, тогда уже ни у кого вопросов не останется.
– А это обязательно, фамилию менять?
– Да. Мне так удобнее. А тебе должно быть всё равно. Но пока то, что я сказал, относится только к твоим алиментам. А теперь поговорим, что последует после замужества. Но сначала выясним, что нужно тебе. Детей ты сразу заберёшь?
– Нет, я ещё не знаю, сколько проживу. Я не имею права выдёргивать их из родного дома в неизвестность. В мае пройду второй курс химии, тогда будет видно. Пока буду ездить в Утятин раз в неделю и видеться тайком, чтобы не дразнить гусей. Дочь в любом случае останется с отцом, у неё через год выпускной. А сына я мечтаю забрать. Он другой. Ему с ними будет плохо.
– Ладно. После свадьбы ты как владелица будешь получать некоторые отчисления от своей фирмы.
– От «Рогов»?
– От них. Только называется фирма «Стройсервис МР». Вот, примерно столько.
– Ого! На эти деньги я могу снимать квартиру и вполне комфортно жить с детьми, даже не работая.
– Ты серьёзно?
– У нас в райцентре жизнь дешевле. Ладно, я так понимаю, надо будет мне завещание написать на тебя. Ты что глаза выпучил? На друга понадеялся, спортивного, молодого, а он взял и от инсульта помер. А у меня онкология, причём стадия такая, что хорошего ждать не приходится. Я верю, что ты не собираешься меня подставлять. Ответь мне только на один вопрос: ты давно это задумал? Ну, фиктивный брак?
– Вот не поверишь, но сегодня.
– Правда, не поверила.
– Понимаешь, я Толика в качестве жениха представить себе не мог. Мне Вера сегодня сказала, что Алиса на него глаз положила, и потому на тебя кидается, что он за тобой хвостиком ходит. Тут до меня стало доходить. Я сначала просто с адвокатом связался насчёт твоего развода. И в кадры позвонил, чтобы тебя на работе оформили. А потом подумал: ты в разводе, он за тобой хвостиком. Как мужик он, конечно, никуда, Виктор Васильевич сказал, он как ребёнок. Но смотреться вы будете вполне гармонично. Завтра с юристом мы это обмозгуем. Надеюсь, что получится.
