Елена Кулешова
Когда цветы заговорят
При всём этом присутствовала Стася, которой Дмитрия свет Светлановича выделили в качестве ассистента: носить воду, рыхлить кусты и считать на гигантской голубике ягоды, которые посетители норовили оторвать и унести.
– Дикие люди какие-то, – огорчался Дмитрий Светланович. Он, конечно, мог создать хищную голубику, обороняющую потомство, но это было с научной точки зрения неэтично, а с общечеловеческой так и вовсе преступно. Буквально через два месяца он получил повышение, и стал заниматься уже подвязыванием кусов и высаживанием рассады. Еще через месяц Дмитрий Светланович занимался орхидеями Французской полянки, не забывая проталкивать идею с полигоном «особых» растений.
Помощь пришла, откуда не ждали: новгородский БиоКвантум Кванториума запросил помощи. Бобров ринулся в кабинет ректора, потрясая письмом:
– Герман Инирееч! Иринеревич! Герман Иринеевич! Вот, вот – смотрите! – и в течение следующих двадцати минут несвязно, путаясь и ошибаясь в словах, объяснял ректору суть. Которая состояла в том, что новгородские школьники открыли технологию спайки генов, которая быстро и точно позволяла сначала разобрать любые геномы на кирпичики, а потом собрать из этих кирпичиков то, что надо.
Понятное дело, что детям экспериментировать разрешили ограниченно – когда поняли, что отныне с генетическим конструированием справится даже первоклассник. Но к этому времени двор Кванториума уже заполонили поющие и бродящие из угла в угол настурции, шахматно-одаренные пихты, выводки прыгающих кабачков и прочие странные существа, напоминающие картины Босха и Брейгеля. Набсовет по ГенЭтике потребовал существ не уничтожать, но выделить для них отдельную свободную зону. Новгород запросил помощи у столицы – у самого крупного вуза, которым и являлся ОМГУ.
– Герман Иринеевич, ведь такой шанс для науки, для нас! – упрашивал непоколебимого ректора Бобров. И упросил-таки, не без помощи Стаси: как раз в это время по программе реновации снесли целый квартал старых домов. И часть земли прирезали к Аптекарскому огороду – там ректор планировал открыть подводную галерею. Но что-то не вышло, и земли так и пустовали за оранжевой строительной сеткой.
– Владей, – отпустил Боброва царским жестом Герман Иринеевич.
С тех пор в ботаническом саду ОМГУ не стало никакого покоя: подопечные Димы преград не признавали, а, обладая зачатками интеллекта, по хитрости сравнялись с краснобрюхой мартышкой. Поймать их было сложно, почти невозможно, и поймав – что делать-то? Особо вредными были птицеядные лианы и бродячие росянки, пугавшие посетителей огорода и отнимавшие у них еду.
Стася вздохнула:
– Почти три года уже мучаемся, но и это полбеды. Генетика, понимаешь ли, Вася, гигантские шаги делает.
– И? – всё ещё не понимал я.
– Великий Новгород оказался не единственным. К нам в сад прислали выводок иглорогих баклажанов из Воронежа, прибыла экспериментальная партия гарцующей моркови от ростовчан. И ты, конечно, ещё не видел бормочущих дубов из Брянской области? И вот не надо, не советую… В прошлом году Токийский университет намекнул, что готов оплатить уход за частью коллекций, если мы возьмём к себе их воинствующие хризантемы. Символ императора, срезать нельзя – но уж больно агрессивные цветы. Мы их держим под замком, а заходить можно только в ватнике для дрессировки собак…
