Елена Дымченко
Соседский пёс
На выходе с кладбища располагалась здание администрации, зайдя туда, Вера Петровна, застала там высокого могильщика, который на вопрос, видел ли он сегодня собаку ответил, что та здесь не появлялась. Вера Петровна записала ему свой телефон и слёзно попросила позвонить, если пёс появится. Высокий обещал.
Вернувшись домой около девяти часов вечера, Вера Петровна просидела в кресле до глубокой ночи. Она снова переживала своё унижение перед Клавой и горло перехватывало от обиды, когда она думала о том, как та бессердечно с ней поступила. Всплыла в памяти и гнусная ухмылка её хахаля. Вспомнила она, как глупо себя чувствовала, сидя в подъезде с верёвкой в руках и как прятали усмешку проходящие мимо соседи.
А могильщик? С какой жалостью он на неё сегодня смотрел! Да, кто он такой? Необразованный мужлан!
А старушка? Этот божий одуванчик, в её глазах сегодня тоже мелькнуло жалостное выражение.
Боже, какой стыд! Какой жалкой и уязвимой она стала и, даже хуже: она теперь всеобщее посмешище. Все эти люди, которые по уровню на порядок ниже неё, сейчас свысока посмеиваются над ней и, наверное, считают её ничтожной или даже глупой. Во всём виноват этот пёс! Зачем он ей нужен? Пропал и хорошо. Она не будет о нём больше думать.
Она должна подумать о себе.
Надо взять себя в руки.
Всё, с неё хватит!
С такими мыслями она и заснула.
Утром, услышав робкий звонок, Вера Петровна, сделав непроницаемое, строгое лицо, открыла дверь и увидела на пороге старушку, соседку Клавы.
Улыбка, которая начала было проявляться на чисто вымытом, морщинистом личике пожилой женщины, застыла уродливой, испуганной маской после того, как она взглянула в суровое лицо Веры Петровны.
– Простите, я вчера совсем забыла вам ключи отдать. Клавка же перед отъездом занесла, попросила вам передать, – протянула она несмело брякнувшую связку.
Удивившись и обрадовавшись тому, что ключи от квартиры к ней вернулись, Вера Петровна ни одним мускулом этого не показала, её лицо оставалось таким же холодным и подчёркнуто вежливым.
– Благодарю, – сухо ответила она. – До свидания.
Взяв ключи, она стала закрывать дверь, давая понять, что разговор окончен.
– Э, я хотела… – начала было говорить старушка, но дверь уже закрылась перед её носом.
– Мда, бедолага, – зашамкала пожилая женщина и, покачав жалостливо головой в беленьком платочке, осторожно стала спускаться по лестнице.
Сегодня на уроке Вера Петровна никому не давала спуску. Особенно досталось Воробьёву, она сегодня совсем не была настроена прощать его выходки. Когда он начал спорить по поводу того, что доказанная им теорема верна, хотя к решению он пришёл другим путём, она влепила ему двойку и, сама, почему-то, расстроившись, быстро вышла из класса, благо прозвенел звонок.
Подходя к подъезду, она поймала себя на том, что озирается в поисках пса. Одёрнув себя, глядя только строго вперёд, она твёрдой поступью промаршировала по лестнице к своей квартире. Закрыв дверь на два оборота, первое, что она сделала – это плотно задвинула шторы, решив ни под каким видом не выглядывать в окно и в дверной глазок тоже.
Всё, один раз она допустила глупость, дала волю своим чувствам и вот что из этого получилось – один стыд и унижение. Хватит с неё, пора браться за ум.
А пса не было ни в окрестностях дома, ни в подъезде, пёс пропал.
Прошла неделя, а он не появлялся. Вера Петровна старательно боролась с любыми попытками сознания задаться вопросом: а где же всё-таки собака? Она старалась занять себя по максимуму, что бы ни оставалось ни времени, ни сил предаваться «пустым» мыслям. Записалась на семинар, от которого отбивалась уже года два и сейчас всё своё свободное время усиленно готовилась, ложась спать уже тогда, когда глаза резало от усталости. Только положив голову на подушку, она тут же проваливалась в тяжёлый сон. Утром, вскочив по звонку будильника, бежала на работу, с работы – домой, за книги, за свою статью.
Вернулась Клава, они с ней как-то столкнулись на лестнице. Увидев её, Вера Петровна почувствовала болезненный укол обиды, но тут же, обуздав свои эмоции и сделав неприступное лицо, прошла было мимо, но Клава её окликнула:
– Вера Петровна! – голос звучал неуверенно и слабо.
Вера Петровна, приостановилась было на секунду, но, вздёрнув подбородок, двинулась дальше.
– Вера Петровна, как собака? – Клавин голос догнал её уже за поворотом.
Ей показалось, что её ударили в спину.
Она остановилась как вкопанная, потом развернувшись, как солдат строго на сто восемьдесят градусов, чуть ли не чеканя шаг, спустилась на несколько ступеней ниже и, сощурив серые глаза, зашипела:
– Это ты меня спрашиваешь, как собака? Ты! – её опять обуяли эмоции, она готова была порвать Клаву на маленькие кусочки. Все её разумные доводы по поводу спокойствия и выдержанности сейчас не работали, она была просто в ярости от наглости этой распущенной, лживой мерзавки. Перед глазами сейчас насмешливый, издевательский взгляд Клавы, когда она поднимала упавшие на пол ключи.
Клава смотрела на неё снизу вверх, как испуганный цыплёнок на коршуна. Губы у неё тряслись, она напоминала испуганного ребёнка.
Вера Петровна вдруг обмякла, её злость куда-то испарилась. Поникнув плечами, она хотела развернуться, чтобы уйти, но Клава схватила её за рукав.
– Вера Петровна, простите меня, я не виновата. Петька вывел его на улицу, ну, чтобы он сделал свои дела, а он удрал от него. Он его звал, звал, а тот убёг. Ну, я подумала, ничего страшного, побегает и вернётся. Нам ехать надо было, я ключи Васильевне отдала, она ведь вернула? Я ничего у вас не трогала, правда, правда. А вы на кладбище ходили? Может он опять там прохлаждается?
Вера Петровна, выслушав её, отцепила Клавины пальцы от своего плаща и молча стала подниматься по лестнице.
Раздевшись, Вера Петровна сразу села за стол и не без усилий, но всё, же включилась в работу над корректурой своей статьи.
Только она смогла включиться и сосредоточиться, как её отвлёк короткий, резкий звонок в дверь.
«Боже, ну кто там ещё!» – с раздражением подумала она.
Заглянув в глазок, она увидела, что на площадке стоит незнакомая женщина.
Открыв дверь, она с молчаливым вопросом посмотрела той в глаза.
– Здравствуйте, вы Вера Петровна? – спросила довольно приятным голосом незнакомка. Она была среднего возраста, плотная, с короткой стрижкой и с ясными, ярко-синими глазами.
– Да, слушаю вас, – Вера Петровна была рада, что это не Клава или кто-нибудь из соседей.
– Вы позволите? Я на минутку, – женщина, улыбнувшись, показала глазами вглубь квартиры. – Неудобно на лестнице разговаривать.
– Да, извините, конечно, заходите, – Вера Петровна распахнула дверь шире, пропуская гостью в квартиру, – Проходите в комнату.
Женщина, присев на кресло, с улыбкой посмотрела на Веру Петровну. Та не могла не признать, что улыбка была очень милой.
– Я вас слушаю, – повторила она.
– Меня зовут Анна, Анна Андреева.
Вера Петровна кивнула, как бы говоря: «Очень приятно и что дальше?»
– Я к вам вот по какому вопросу. Напротив вас жил Олег Кузнецов.
Услышав фамилию соседа, Вера Петровна внутренне напряглась и сразу же эта женщина показалась ей не такой уж и симпатичной.
– Да, конечно, знаю, – послышался сухой ответ.
Вера Петровна молчала и ждала, что ещё скажет эта женщина.
– Ну вот, такая ужасная трагедия! Кто бы мог подумать, такой был хороший человек! – женщина смотрела на Веру Петровну, явно ожидая, что та выразит своё согласие.
Но Вера Петровна, поджав губы, молчала.
– Хм, ну, я собственно к вам пришла по поводу его собаки, Берендея. Мне сказали, что вы… Ну, как бы это сказать, опекали его, что ли…
Женщина пытливо заглянула в глаза Вере Петровне, но та была непроницаема.
– Опекала? Странно.
Вера Петровна начинала раздражаться: «Опять этот пёс!»
– Я не понимаю, что вы от меня хотите, – в её голосе послышался металл.
– Хорошо, объясню, – синеглазая поёрзала на кресле и продолжила.
– Берендей – мой щенок! – с горделивой улыбкой произнесла она и так посмотрела на Веру Петровну, как будто ожидала, что та сейчас захлопает в ладоши от такого радостного известия.
Вера Петровна не поняла, что она имела в виду. Вероятно, по выражению её лица синеглазая догадалась об этом и, залившись тихим, переливчатым смехом, продолжила:
– Щенок от моей суки. Лучший щенок в помёте! Чемпион России, и, между прочим, – она опять горделиво улыбнулась, – у него полевой диплом первой степени, да, да. Это сейчас такая редкость! Теперь понимаете? – спросила она с улыбкой, всё ещё смеясь глазами.
Вера Петровна всё равно не понимала, почему она должна радоваться этой новости.
Женщина, потускнев вдруг глазами, откашлялась и продолжила:
– Ладно, давайте по сути объясню.
Тон её изменился, стал суше и в голосе послышались деловые нотки:
– Я только вчера узнала, что случилось с Олегом, в отъезде была. Я знаю, что Олег жил один, вот я и приехала, чтобы узнать, что с Берендеем, хотела его забрать. Стала расспрашивать соседей, они мне и сказали, что Рюша вроде жил у вас, а потом куда-то пропал.
«Рюша? – Вера Петровна была поражена, – Рюша, ну, кто бы мог подумать!» – она была крайне удивлена такой детской, несерьёзной кличкой этого величественного красавца.
– Вы меня слышите? – женщина привстала с кресла.
– Да, да, теперь поняла. Я не могу сказать, что он прямо «жил» у меня, он был-то у меня всего одну ночь. А потом убежал и больше я его не видела.
Вера Петровна проговорила это всё быстро, глядя на свои колени. Ей хотелось, чтобы эта жизнерадостная женщина побыстрей оставила её в покое.
– Больше я ничего не знаю, – добавила она уже более твёрдым голосом, вставая и, тем самым давая понять, что аудиенция закончена.
Синеглазая женщина тут же поднялась с кресла. Если бы Вера Петровна взглянула сейчас ей в глаза, то увидела, что сейчас они потемнели и даже как будто потухли, взгляд их был печален.
– Хорошо, поняла, ухожу, – синеглазая направилась к выходу, но вдруг приостановилась и полезла в свою сумку. Выудив оттуда маленький блокнотик и ручку, она быстро записала номер телефона и протянула Вере Петровне.
– Очень вас прошу, если Рюша объявится – позвоните мне. Я очень за него волнуюсь.
– До свиданья! – уже выходя, сказала она и почти бегом стала спускаться по лестнице. Рыжие завитки её короткой причёски весело прыгали, переливаясь золотом на солнце.
Вера Петровна бесшумно прикрыла дверь.
На душе у неё было пусто, она не чувствовала ни злости, ни радости, а только смертельную усталость.
«Господи, как вы все мне надоели, оставьте меня, наконец, в покое!»
А в это время Берендей работал. Работа его заключалась в том, чтобы вместе с Собачником и ещё двумя грязными, неухоженными псами сидеть на перроне пригородной станции, вызывать жалость и тем самым, зарабатывать себе право на жизнь.
Если бы Вера Петровна увидела его сейчас, то скорей всего и не узнала. Он ещё больше похудел, хребет и рёбра отчётливо проступали через тонкую кожу. Когда-то длинная, струящаяся псовина, грубо обкромсанная тупыми ножницами, стала серой и грязной и торчала уродливыми клочьями. Одно ухо было порвано и покрыто отвратительной коростой. Вид его был ужасен.
* * *
Когда Клава закрыла дверь за Верой Петровной, взгляд её чуть заплывших серых глаз был задумчив и плутоват.
– Петька! А, Петька! – Клава ринулась в комнату. – Во, дела! Верка-то совсем на этом псе помешалась! Кто бы мог подумать!
– А тебе-то что? – сграбастав её в охапку, Петька повалил смеющуюся Клавку на кровать.
– Нет, хватит, давай собираться. Мы же обещали Ксюхе, что к двенадцати подъедем, а уже время-то сколько. Мне собраться надо, причепуриться, ехать нам с тобой ещё часа полтора, вот ещё пса вывести надо.
Клавка, вырвавшись, начала метаться по комнате, подбирая разбросанные вещи.
– Петь, может сходишь с ним, а я пока быстренько в душ? – она пощекотала его под жирным подбородком:
– Ну, Петь!
Пётр потянулся и сел на кровать.
– Ладно, пойду пивка глотну, давай ключи.
Он встал и накинул рубашку и, заглянув в зеркало, пригладил пятернёй взлохмаченные волосы.
– Давай ключи-то, егоза.
Клавка подскочила к нему, сунула в руку ключи, чмокнула в щёку и, развернув за плечи, тихонько подтолкнула к двери.
– Квартира-то, какая?
– Пятая! – крикнула она и закрыла за ним дверь.
Пётр спустился по лестнице и, подойдя к пятой квартире, прислушался. Там царила полная тишина. Повозившись немного с заедающим замком он, наконец, справился и приоткрыл дверь. Она во что-то упёрлась и дальше не открывалась. Просунув голову в щель, Пётр увидел, что шире открыть дверь мешает собака, лежащая на полу.
– Эй, братан, ну-ка встань! – миролюбиво сказал Пётр. Голова у него начинала потихоньку трещать, вчера он явно перебрал.
Пёс поднял голову, но не встал.
Посильней нажав на дверь, Пётр заставил всё же собаку подняться. Зайдя в тёмный коридор, он осторожно прикрыл дверь.
– Здорово, паря, – обратился он к собаке. Тот, не обращая на него внимания, снова улёгся на полу.
– Гулять щас пойдём, погоди немного. – Пётр, сделав пару шагов, заглянул в комнату.
Зашёл, огляделся. Подошёл к письменному столу, выдвинул ящик, закрыл. Большой платяной шкаф привлёк его внимание, он распахнул дверцы, оценивающе посмотрел на висящую одежду, подвигал туда-сюда вешалки, хмыкнул и закрыл дверцы.
Удовлетворив своё любопытство и не найдя ничего интересного, чем можно было бы поживиться, он вышел в коридор и, взяв конец верёвки, несильно дёрнул лежащего пса:
– Ну, пошли, что ли, страдалец.
Тот не двигался, Пётр дёрнул сильнее:
– Пойдём, говорю!
Собака нехотя поднялась, и они вышли во двор, прошли через арку и вышли на улицу.
Дойдя до ларька, Пётр остановился и, взяв две банки пива, сел на ближайшую скамейку. Открыв банку, он залпом выпил первую и сразу же открыл вторую. Теперь уже не спеша, он прихлёбывал пиво, разглядывая проходивших мимо него женщин. Головная боль вроде бы понемногу начала проходить.
– Петька, здорово, братан!
Высокий, накачанный мужчина, в узких джинсах подсел к нему на скамейку.
– Оба, Вован, здорово! – Петька обрадовался, встретив старого дружка.
– Как дела, брат? – Вован щурился и без того узкими глазами, его тонкие губы растянулись, обнажая жёлтые прокуренные зубы.
– Да, ничего, нормалёк, а ты как? Давно тебя не видел, где пропадал?
– Да так, в местах не столь отдалённых, – Вован нехорошо улыбнулся и сплюнул прямо Петру под ноги.
– Ах да, я что-то слышал, – протянул Пётр.
Он хотел ещё что-то спросить, но Вован его перебил:
– А я вижу, ты остепенился, женился, поди, детей наплодил! – он хлопнул Петра по коленке и опять растянул тонкие губы в подобии улыбки.
– Я-то? Да, брось! – заржал Пётр. – Чего это я себя ограничивать буду. Прибился вот сейчас к одной, баба вроде неплохая, а надоест – другую найду. Вон их сколько ходит-то.
Пётр опять заржал.
– Ясно, а то я гляжу – собака у тебя. Чин-чинарем сидишь, со своей собакой, – Вован ухмыльнулся.
– Да, это баба попросила прогуляться. Да и собака-то не её, соседская.
– Интересный пёс. Тощий-то чего такой?
– А, хрен его знает. Говорят, порода такая – борзыя. Оборзевший пёс, точно, – Пётр опять развеселился.
– Соседская, говоришь? Интересно… – Вован пожевал губами, глаза его ещё больше прищурились. – Слушай, брат, продай его мне, а? – не снимая улыбки с лица, он сверлил Петра острым, как нож взглядом.
– Чего это вдруг? Тебе-то он зачем? – удивился Пётр. Перевернув пивную банку, он вылил остатки пива в рот, сжал её со скрежетом в кулаке и выбросил в стоявшую рядом урну.
– А, понравился! – Вован подмигнул и, сплюнув, опять изобразил на своём лице кривую улыбку.
Пётр ухмыльнулся;
– Скажешь тоже понравился! Чего же я не помню, что ли, как ты кошек казнил?
– Тю, вспомнил! Это когда было-то? В детстве, а теперь-то я добрый стал, – Вован опять хмыкнул. – Давай, чё ты. Скажешь бабе своей, что сбежал пёс. С какой тебя спрос? Ночью всё простит, а? – Вован подмигнул Петру, и тот глумливо заржал.
– А сколько дашь?
– Тыщу.
– Ты чё, смеёшься? – Пётр, сделал вид, что хочет встать и уйти.
– Ладно, две. Две тысячи и не рубля больше, – Вован схватил его за рукав и, потянув, заставил снова сесть.
– Ладно, давай две с полтиной и по рукам, – Пётр протянул ладонь.
– Ладно, по рукам, – Вован полез в задний карман джинсов и, достав толстую пачку грязных, мятых десятирублёвок, стал отсчитывать оговорённую сумму.
– Ты чё их, на паперти собирал? – опять заржал Пётр.
– Типа того, – промычал, поморщившись, Вован, – Не мешай, собьюсь.
Отсчитав две с половиной тысячи, он протянул их Петру, а другой рукой взялся за верёвку.
Пётр почему-то медлил, сомневаясь, и верёвку из рук не выпускал.
– Ну, чё ты? Уговор был-был, бери деньги и вали, – Вован уже не улыбался, и взгляд его узких глаз резал собеседника, как бритва.
Пётр, вдруг почему-то струхнул и выпустил верёвку из рук; сунув торопливо деньги в карман, он поднялся со скамейки.
– Ладно, братан, бывай!
Пожав друг другу руки, они разошлись. Пётр отправился к Клавке, на ходу придумывая достоверную историю, а Вован, посвистывая, двинулся в сторону вокзала, за ним на верёвке плёлся пёс.
Сев на электричку, через час Вован, ведя за собой Берендея, вышел на станции, и, пройдя по краю посёлка, зашёл в заброшенный старый хлев.