Екатерина Гейзерих
Писькохудожник
Художник зашел во двор. Он безошибочно вычислил свой балкон, чтобы проверить свет. Спит ли жена? Свет горел. В свете темнели две фигуры – знакомая женская и незнакомая мужская. Высок. Крепко сложен. У художника не было шансов. Ему ничего не оставалось, кроме как докурить.
– Ваша собака?, – рядом вырос рыжий пацан. Он бесхитростно пялился на странников во все глаза. Молодость.
– Мой, – и глазом не соврал художник.
– А мне мама собаку не разрешает завести.
Художник в ответ закурил и улыбнулся. К мальчишке уже подбежал пёс, чтобы получить заслуженную ласку. Чёрное ухо трепалось от души.
– Чей будешь?, – спросил художник.
– А ничей.
– И не мамин?
– Не мамин, – вскинул голову рыжий с нескрываемой гордостью, – А отца я ни разу не видел.
– Не бывает такого, что ничей. Каждый кому-то принадлежит.
– А ты разве чей-то?
Он не ответил, но посмотрел в сторону балкона. Рыжий тоже взглянул туда. Теперь их было двое, кто знает.
– Люди не должны принадлежать кому-то, – грустно отметил рыжий, – Это неправильно.
Художник потрепал пацана по рыжей голове.
– Присмотришь за псом?
– А ты куда?, – рыжий удивился. Но холку пса сжал покрепче.
– Увидимся.
Он натянул воротник пальто повыше и пошел подальше от дома. Мальчик некоторое время стоял, провожая его взглядом, но затем освистнул пса и вернулся к делам на детской площадке. Художник был уверен, что всё у них будет хорошо. И у него тоже. Ведь рыжий был прав – люди не должны никому принадлежать.
Бзззззз. Бзззз. На бетонном полу вибрировал телефон среди кучи кирпичей, осколков стекла и ветоши. Художник открыл глаза. От дряного старого матраса воняло. «Нужно купить ортопедический», – подумал он и перевернулся на другой бок. Перед ним высилась белая стена заброшенного дома. «Нужно будет нарисовать что-нибудь», – подумал он и окончательно проснулся. Ведь теперь он может рисовать что угодно! Художник перевернулся обратно и наткнулся на пса.
– И ты тут! Чего за парнем не пошел?
Пёс лежал рядом на матрасе. Он поднял умные глаза и сухо гавкнул. Спорить с ним художник не стал. Телефон. 67 пропущенных звонков. Жена, начальник, мама… А, к чёрту. Он достал из рюкзака консервную банку и немного орешков. Забыл приборы. Открыл ключом. Отдал банку псу. Сам же взял несколько орехов в рот, но тут же выплюнул. Сегодня не тот день. Не день сухой еды. Не день турникетов. Не день циферблата. Не день бесполезной и тусклой жены. Не день кислой капусты в автобусе. И не день ширинки начальника. А главное – сегодня не день просроченного молока. Художник вскочил и раскинул руки, как огромный белый аист в грязном пальто. Он открыл рот и закричал. Он кричал долго. Долго-долго кричал, пока не сорвал легкие. А потом снова. От всей души. Но никто ему не ответил. И он мог кричать столько, сколько хотел. Пёс настороженно смотрел на художника, но понимал. Какое великолепное утро!
– Ну идём, – наконец сказал художник псу, – Нас ждёт свобода!
Они стояли в очереди за кофе. Ласково светило солнце, и художник чувствовал, как солнце ласкает его щетину и брови. Солнце ласкало и пса, отчего его бок потеплел. Люди в очереди принюхивались к художнику, но пах он или нет, ему было все равно. Он был самым богатым человеком на свете. Он владел миром. Он владел временем.
– Здравствуйте… Эм…, – как же давно он не покупал зерновой кофе, чёрт, чёрт, нужно выбрать хоть что-нибудь, – Кофе с молоком?
– Молоко горячее, холодное?, – лицо бариста не изменилось. Художник очень нуждался в поддержке, а вместо получил новый вопрос, что лишь усугубило его потерянность. Но вдруг его озарило. Он знал, как переиграть бариста и всю очередь.
– Слушайте, а вы можете продать пакет молока? В смысле… Целый пакет?, – для верности художник показал руками, что ему нужен пакет.
– Дополнительное молоко стоит пятьдесят рублей за пятьдесят миллилитров. Литр обойдётся в тысячу рублей.
– Да, да… Я не могу больше ждать!
Нервно озираясь, художник сорвал пакет и стаканчик кофе с прилавка, а затем сбежал из очереди. Бариста некоторое время провожал странного покупателя взглядом, но вернулся к заказам.
Художник шёл по улице с пакетом молока. Кофе уже был не нужен. Художник заметил скамейку, белоснежную в лучах солнца, как свежее молоко из под коровы. Но до коровы он не готов был жить. Он дожил до пакета. Он прыгнул на скамейку. Не убирая кофе, отгрыз уголок у пакета и налил в стакан молоко. По пакету текли капли, лаская морду коровы на этикетке. Она смотрела ему в душу. Она почти украла у него молоко. Он приложился к отгрызенной дырке. Этот вкус… Он пил залпом, а по его щекам текла жидкость, теряясь в бороздах счастливой улыбки. Затем художник потянулся и расслабился на скамейке. Кофе полетел в урну. Кофе был не нужен.
Он покупал шампанское и икру, дорогой зеленый сыр и закуски, ёлочные гирлянды в отделе «Всё для праздника» и целый хамон. Он знал, что жена знает, где он и что делает, потому что у неё был доступ к банковскому приложению. Он взял книгу «Секреты счастливой жены» и положил её в корзину, затем презервативов несколько пачек. В электронике нашел батарейки, сразу вставил в гирлянду и включил, обмотав её вокруг шеи. На кассе на него нервно смотрели, а покупки пробивали, держась рукой за аварийную кнопку. Охранник смотрел на художника в упор. Тот, как дурак, улыбался. Как только он оплатил покупку, а вокруг вздохнули с облегчением, он достал из пакета книгу и выбросил в корзину. Затем прыгнул к охраннику и поцеловал в щеку.
– С праздником, брат!, – звенел художник весенней капелью.
– Алкоголик…, – отмахнулся охранник.
Художник был абсолютно трезв. Но лишь до тех пор, пока не привез в тележке из супермаркета несколько бутылок шампанского в берлогу. Там уже ждали подобранные с помойки мебель – стол, стул, торшер. И новый матрас, благо в доставке можно было заказать не на адрес, а просто поставить точку. Весь вечер, распивая шампанское и щедро окропляя им пол, художник украшал жилище. Заправлял постель батистовым бельем. Цвета слоновой кости, как он всегда мечтал. Лампа не подключалась, но ничего. НИЧЕГО. И электричество проведём, кивал сам себе художник, и водопровод. Весь дом – мой, думал художник. Он отошел на два шага, чтобы обозреть собственноручно созданный уют. Во все стены светили елочные гирлянды – красным #FF0000, синим #0000FF и зеленым #008000. Уют, да. Но чего-то не хватало.
