Джордж Генти
Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь (сборник)

Однажды утром они услыхали, что на палубе началась какая-то суета, очевидно, спускали якоря. Потом открыли люк и вывели пленных на палубу. Два пирата, явившиеся с молотками в руках, освободили Франциска из его мучительного положения. Выйдя на палубу, Франциск был сначала так ослеплен светом после долгого заточения в полутемном трюме, что только спустя некоторое время мог разглядеть, что корабль бросил якорь в заливе; на берегу виднелись дома, по виду которых он догадался, что они находятся у берегов Африки или у одного из островов близ Африканского материка. Пленных велено было спустить в шлюпки под надзором матросов. Сначала Руджиеро не было видно на палубе, но в то время, когда наступила очередь Франциска садиться в лодку, он вышел из своей каюты. Одна его рука была на перевязи, а голова была забинтована.

– Следите зорко за этим пленным, – приказал он своим матросам. – Ни под каким видом не снимайте с него оков и приставьте к нему надежную стражу. Скорее я готов лишиться всей захваченной нами добычи, чем допустить, чтобы он вырвался из моих рук!

Когда лодка причалила и пленные высадились на берег, с них сняли оковы и отвели в какие-то хижины, стоявшие в стороне от деревни.

Франциска заперли в тесном помещении вместе с пятью товарищами. Наутро этих последних вывели, а молодой человек оставался один в течение целого дня. Вечером товарищи вернулись и сказали ему, что всех пленных заставили перетаскивать добычу, которой был переполнен корабль, в большой деревянный амбар.

– У них немалая нажива, – сказал один из пленных, оказавшийся капитаном затопленного пиратами корабля. – Я полагаю, что они выбрали себе лучшие партии грузов с доброй дюжины кораблей. Я узнал сегодня, – продолжал он, – о причине ссоры, происшедшей на днях на палубе галеры. Оказывается, что Руджиеро Мочениго настаивал на том, чтобы причалить к острову Корфу, прежде нежели приплыть сюда; он намеревался увезти с Корфу каких-то двух женщин, но команда, опасаясь преследования и нападения венецианской галеры, настаивала на том, чтобы сначала довезти на место груз и спрятать его. Руджиеро вышел из себя и уже обнажил меч, но в конце концов принужден был подчиниться требованию большинства команды. Руджиеро был ранен во время стычки и с тех пор лежал в своей каюте. Но он только на время отложил свой замысел и предполагает тотчас же, как они продадут свою добычу и своих пленных, то есть всех нас, отправиться на Корфу и привести в исполнение свой злой умысел. Я узнал также, что мы теперь находимся на острове близ Туниса.

Прошло два дня, и пленных опять вывели из места их заточения; они узнали от стражи, что прибыли купцы, которых ожидали для покупки награбленных товаров. Джузеппе, проявлявший все время необычайную стойкость, пока находился вместе с Франциском, вдруг точно обезумел от отчаяния, когда узнал, что ему придется расстаться с ним. Он кинулся на землю, плакал и рвал на себе волосы; он умолял стражу не разлучать его с его господином, уверяя, что готов разделить участь Франциска, как бы она ни была тяжка; он грозил, что непременно покончит с собою, если его разлучат с Франциском. Страже пришлось бы увести его силой, если бы Франциск не уговорил его покориться своей участи, обещая, что если только ему самому удастся вырваться из рук врагов, то он не успокоится до тех пор, пока не разыщет и не освободит и его.

Наконец пленных увели, и Франциск, оставшись один, начал размышлять о том, как ему освободиться от своих оков. Он придумывал всевозможные средства для побега. Прежде всего он пробовал расшатать железные прутья у окна, но убедился, что выломать их не было никакой возможности, так как они были очень крепко вделаны в каменную стену, но, впрочем, если бы даже ему удалось выбраться из окна, то тяжесть его цепей все равно лишила бы его возможности бежать. Он был скован двумя длинными цепями; одна цепь была прикреплена к правой руке и затем проведена к левой ноге; другая – к левой руке и правой ноге. Он не мог даже стоять выпрямившись, и все движения его были донельзя стеснены. Известия, переданные ему пленным капитаном, приводили его в отчаяние; он теперь не столько думал уже о своей собственной участи, сколько об участи молодых девушек, которые, наверное, не подозревали об угрожавшей им опасности.

С первого же дня заточения Франциск пытался высвободить руку из железного наручника, но скоро убедился, что это было невозможно; кольцо обхватывало руку так плотно, что даже врезалось в тело. Оставалось только одно средство – распилить цепь, а для этого нужен был какой-нибудь инструмент.

Вдруг его осенила мысль: сторож, приносивший ему пищу, был родом сицилиец, любивший поболтать. У его пояса, кроме большого ножа, всегда находился небольшой кинжал, и Франциску пришло на ум завладеть этим оружием.

Когда сторож, по обыкновению, вошел к нему и запер за собою дверь, Франциск, ожидавший его прихода, подполз близко к окну и сделал вид, что высматривает что-то, происходящее снаружи.

– Кто эта девица? – спросил он у сторожа. – Какая красавица! Ты ее не знаешь? Вот там, смотри скорее, а то она скроется за деревьями!..

Сторож бросился к окну и просунул лицо между железными прутьями; в этот момент Франциск без всякого труда выхватил у сторожа кинжал и опустил его в карман своих шаровар.

– Ну что, прозевал? – спокойно сказал он. – Она частенько тут проходит.

– Никого тут не увидишь, в этом проклятом месте, – возразил сторож.

Когда затем сторож удалился, Франциск мог на свободе рассмотреть свою добычу. Кинжал был стальной и очень хорошо наточен. Довольный своей добычей, Франциск поспешил его спрятать в землю, служившую полом его помещения. Не прошло и часа, как внезапно открылась дверь и появился сторож. Было уже темно, и Франциск сидел спокойно в своем углу.

– Неси огонь, Томасо, – крикнул сторож своему товарищу. – Здесь так темно, что ничего не увидишь.

Явился другой сторож с факелом в руках, и оба принялись обшаривать все кругом.

– Что вы ищете? – спросил Франциск.

– Я где-то обронил свой кинжал, – отвечал сторож. – Понять не могу, как он мог выпасть из ножен.

– А когда же ты его видел в последний раз?

– В самый обед. Я подумал, что не уронил ли его здесь; кинжал не такая игрушка, чтобы его оставлять в руках у пленника.

– Я так крепко скован, – возразил Франциск, – что кинжал в моих руках не может быть опасным оружием.

– Так-то так, – отвечал сторож, – разве одно только, что могли бы заколоться кинжалом.

– Пожалуй, мне не ухитриться сделать и это.

– И то правда. Скажу одно, что хоть не наше дело осуждать приказания нашего капитана, а все-таки невольно пожалеешь о таком молодце, как вы, когда видишь, как вас тут держат на цепи, точно лютого зверя! Если бы ему удалось сцапать самого Пизани – дело другое! Но жаль смотреть на вас. А хуже всего еще то, что нам придется тут стеречь вас до возвращения капитана, а он уезжает недели на три или на месяц – кто его знает!

– Что ты все болтаешь, Филиппо, – проворчал его товарищ. – Держи язык за зубами. Идем же! Что ты всю ночь будешь здесь торчать, что ли? Нет твоего кинжала, да и все тут.

Как только они ушли, Франциск тотчас вырыл свой кинжал, будучи уверен, что его больше не потревожат в этот вечер. Он при первой же попытке убедился в том, что его железные наручники довольно легко поддавались острому кинжалу. Поминутно он тщательно осматривал клинок, боясь, чтобы лезвие не испортилось, но он был хорошо закален, так что Франциск стал действовать с большей уверенностью, подстрекаемый надеждой, что при терпеливой работе ему удастся наконец распилить железо наручников и высвободить свои руки.

Через некоторое время он принялся за ножные кандалы; но они были гораздо толще и железо на них было тверже, чем на наручниках. Становилось, однако, так темно, что поневоле пришлось бросить работу, и Франциск, тщательно спрятав кинжал, с облегченным сердцем лег спать.

Глава XIII
Нападение пиратов

На следующий день, едва начало светать, как Франциск снова принялся за свою работу. Его предположения вполне оправдались: достаточно было трех-четырех часов работы, чтобы освободиться от наручников, но оковы, охватывавшие его ноги, не поддавались никаким усилиям, и тогда он прекратил дальнейшие попытки из опасения иступить клинок. Более часа придумывал он различные средства помочь беде, и наконец ему пришла в голову мысль, что если тереть железо о камень, то оно будет стачиваться. Он тотчас же принялся осматривать стены своего подвала, и оказалось, что они были сложены из больших каменных глыб.

Тогда Франциск, смочив часть стены водой из своей кружки, приподнял одно звено своей цепи и начал тереть его об угол торчавшего из стены камня. Спустя некоторое время он с радостью заметил на железе блестящую полосу и убедился, что камнем, во всяком случае, можно было распилить железо.

Тщетно, однако, старался он согнуть ногу так, чтобы можно было тереть железные кандалы об стену; необходимо было во что бы то ни стало добыть осколок камня; долгое время он взрывал своим кинжалом землю, но все его усилия были бесплодны.

Проработав до полудня, он дал себе отдых, предварительно сровняв землю, чтобы уничтожить следы своих напрасных поисков.

После завтрака он снова усердно принялся за поиски и наконец у самой двери нашел то, чего искал. Там оказались куски камня. Он набрал несколько таких обломков, выбирая из них такие, у которых поверхность была более плоская, смочил один из них водой и приступил к работе. Весь день работал он почти без перерыва, обернув камень тряпкой, чтобы заглушить шум от трения. Пальцы его наконец онемели от работы, а дело все-таки подвигалось вперед очень медленно. Когда сторож принес ему обед, он спросил у него, скоро ли отплывет галера.

– Она должна была уйти сегодня, – отвечал сторож, – но наш капитан все еще не может поправиться от лихорадки.

Франциск не решался продолжать работу среди ночной тишины из опасения, чтобы не услышали шум от трения, но проработал еще несколько часов кинжалом над наручниками. На другое утро он снова принялся за заклепки на ножных кандалах. К ночи они уже были стерты так тонко, что небольшого усилия достаточно было, чтобы переломить их надвое. Прежде чем он лег спать, наручники его были тоже почти перепилены.

Он узнал от стражи на следующее утро, что капитану стало лучше и что он уже отдал приказание готовиться к отплытию на рассвете следующего дня.

Около полудня к Франциску явились двое сторожей и повели его к дому, где остановился Руджиеро Мочениго. Когда Франциск вошел в комнату, Руджиеро, лежавший на диване, обратился к нему со словами:

– Я послал за вами, чтобы вы не подумали, что я забыл о вас. Я принужден был отсрочить свою месть, но черед для нее еще настанет. Я теперь отправляюсь за дочерьми Полани. До меня дошел слух о том, что вы, отстранив меня, втерлись в их дом и стали там самым близким человеком, что сам Полани относится к вам как к члену их семьи и что дочери его очень благоволят к вам. Теперь я решил привезти сюда дочерей Полани, и когда Мария сделается моей женой, тогда я покажу ей, как я обхожусь с теми, кто становится мне поперек дороги. Это послужит хорошим уроком не только для вас, но и для нее. Скажу вам, что вы тысячу раз будете молить о своей смерти, прежде нежели я ее дарую вам.

– Я всегда считал вас за отъявленного негодяя, Руджие-ро Мочениго, – спокойно отвечал Франциск, – но все-таки никак не мог допустить, что человек, в котором течет благородная кровь венецианского гражданина, унизится до того, чтобы сделаться тираном и разбойником. Вы властны, конечно, увезти Марию Полани, но никогда вам не удастся женитьбой на ней воспользоваться хотя бы частицей ее отцовского наследства; я знаю, что она скорее вонзит себе нож в сердце, чем отдастся во власть такому презренному человеку, как вы!

Руджиеро схватился было за лежавший около него кинжал, но бросил его опять на прежнее место.

– Дуралей, – презрительно сказал он, – неужели ты не сообразил, что я увезу обеих сестер и что Мария укротит свой гордый нрав, когда узнает, что, лишив себя жизни, она только заставит меня сделать своей женой ее сестру!

В ушах Франциска прозвучал торжествующий смех негодяя, и он, забыв о своих оковах, хотел уже броситься на Руджиеро, чтобы задушить его, но, обессиленный тяжестью своих цепей, упал на пол.

– Стража! – вскрикнул Руджиеро. – Убрать этого мерзавца! Зорко наблюдайте за ним; помните, что вы отвечаете за него своей жизнью.

Руджиеро нетерпеливо махнул рукой, и Франциска увели в прежнее место заточения.

– Только одно и удерживает меня здесь, что я не получил еще до сих пор своей доли захваченной добычи, – проворчал Филиппо дорогой, – а то, кажись, дня не стал бы я служить этому человеку. Когда вернется галера и мы все получим наши доли да ту сумму, которую он обещает, если удастся его замысел, то только он меня и видел! Довольно с меня! Уже и без того обидно, что приходится якшаться с этими проклятыми маврами.

Лишь только Франциск остался один, он тотчас же приступил к осмотру своих кандалов. Достаточно было бы небольшого усилия, чтобы они тотчас же разомкнулись. Франциск, однако, решил подождать до вечера, прежде чем окончательно освободится от оков, так как сторожа легко могли бы заметить, что он снял свои оковы; во всяком случае, он не решился бы выйти из места своего заточения до наступления ночи.

Филиппо на этот раз принес ему обед позже обыкновенного.

– Все ли готово к отплытию корабля? – спросил Франциск, когда Филиппо вошел к нему.

– Да! Команда уже вся в сборе, капитана подвезут к кораблю часам к девяти вечера. Подул попутный ветер, и они скоро уже пустятся в путь.

Франциск обождал наступления сумерек; тогда он просунул конец кинжала под тонкое проточенное место наручника, и достаточно было сильного и ловкого нажатия, чтобы левый наручник раскрылся: рука его была свободна! Еще несколько минут работы, и ножные кандалы тоже лежали на земле. Он поднял цепи, и они громко загремели. В одну минуту сторож уже был у двери.

– Что вы тут затеваете? – спросил Филиппо, быстро входя в комнату.

Франциск уже стоял у самой двери, и, едва сторож успел войти, он сразу бросился на него, сбил его с ног, уперся коленями в его грудь и поднес острие кинжала к самому его горлу.

– Только пикни, – прошептал Франциск, – и я всажу тебе кинжал прямо в горло.

Филиппо чувствовал прикосновение кинжала к своему горлу и лежал не шелохнувшись.

– Я не хочу лишать тебя жизни, Филиппо, – продолжал Франциск. – Ты был добр ко мне, и я желал бы тебя пощадить; подыми руки над своей головой и соедини их так, чтобы я мог их связать, тогда я позволю тебе встать на ноги.

Филиппо молча исполнил требование Франциска и позволил ему крепко связать его руки заранее приготовленной веревкой из скрученного полотна. Только после этого Франциск позволил ему встать на ноги.

– Ну, теперь, Филиппо, я должен тебе заткнуть рот, – объявил Франциск, – затем я привяжу твои руки к высокой балке, чтобы ты не мог развязать их зубами, и в таком положении я оставлю тебя здесь до утренней смены.

– Лучше уж покончите со мной разом, синьор, – взмолился Филиппо. – Мой товарищ рассвирепеет, когда узнает, что вы бежали отсюда, ведь ему тоже уж не уйти от гнева нашего капитана. Тут еще останутся несколько человек из команды, и они меня будут держать под стражей до возвращения капитана, а он уж не пощадит нас. Нет, лучше уж убейте меня сразу!

– Но как же мне быть, Филиппо? Должен же я прежде всего подумать о своем собственном спасении. Придумай, как мне поступить с тобой, и я постараюсь исполнить твое желание.

– Я готов поклясться, синьор, что не выдам вас. Дайте мне только уйти отсюда, я отправлюсь прямо на берег и успею отплыть далеко, прежде чем кто-либо узнает о вашем побеге.

– Ну, слушай, Филиппо, так и быть, я доверяюсь твоей честности; клянись мне тем, что для тебя дороже всего на свете, что ты не выдашь меня.

– Вы можете проследить за мною, синьор; не развязывайте моих рук до тех пор, пока мы не дойдем до берега, и вонзите в меня ваш кинжал, если я попытаюсь поднять тревогу.

– Нет, Филиппо, уж доверять, так доверять вполне! Поклянись же, что ты не изменишь мне!

Филиппо поклялся страшной клятвой, что честно исполнит все как обещал, и тогда Франциск тотчас же освободил его.

– Итак, Филиппо, – сказал он, – придется тебе лишиться обещанной доли добычи – ведь ты принужден будешь немедленно удалиться отсюда; советую тебе, когда ты доберешься до Туниса, тотчас сесть на первый отплывающий корабль. Если же ты когда-нибудь будешь в Венеции, то разыщи меня, и я обещаю вознаградить тебя за все, что ты потерял по моей вине. Но прежде чем мы расстанемся, надо мне поменяться с тобой платьем. В Тунисе тебе дадут за мое платье хорошую цену; придется тебе также поделиться со мною и деньгами, ведь не могу же я уйти отсюда без гроша в кармане.

– Благодарю вас, синьор, – отвечал Филиппо. – Я не знаю, что у вас на уме, но советую вам, уходите отсюда до рассвета! Тут подымут на ноги весь остров и вас скоро разыщут.

– Благодарю тебя за совет, Филиппо, будь уверен, что на рассвете меня здесь уже не будет, но у меня есть неотложное дело, и я не могу идти с тобою.

– Да сохранят вас святые угодники и окажут вам помощь!

Обменявшись одеждой и разделив поровну шесть дукатов, оказавшихся у Филиппо, они оба вышли из места заточения, и Филиппо запер дверь снаружи.

– Как ты полагаешь, Филиппо, – спросил Франциск, – должны ли мы опасаться скорого возвращения твоего товарища? Если он придет сюда и не застанет тебя, прежде чем отчалит корабль, то за нами пустится в погоню вся команда.

– Едва ли он скоро придет сюда, синьор, но осторожность никогда не мешает, и поэтому я останусь здесь у входа до смены. Он должен прийти сюда к двенадцати часам ночи и в темноте не заметит моей одежды; до шести часов утра он будет тут спокойно караулить, а к тому времени, когда я должен буду его сменить, я успею уже удрать с острова.

Франциск простился с Филиппо и дошел беспрепятственно до берега; там он увидел маленькую рыбачью лодку.

– Эй вы, ребята! – крикнул он рыбакам. – Подвезите меня к тому кораблю; он скоро отплывает, и мне давно следовало быть на месте, но я, признаться, выпил немножко и проспал. Беретесь ли вы незаметно доставить меня туда, чтобы я мог потихоньку прокрасться на борт? За ваши труды я вам обещаю целый дукат.

– Это мы смастерим, – отвечал один из рыбаков. – Мы только что оттуда, мы там продали весь наш сегодняшний улов. Там идет страшная суматоха: они скупают рыбу у рыбаков. Прыгайте в лодку, мы вас живо доставим туда!

У корабля действительно была такая суетня, что; Франциску легко удалось, затерявшись в толпе, незаметно проскользнуть в трюм и спрятаться в самом отдаленном углу среди больших бочек, наполненных водой и вином. Устроившись там, он вздохнул свободнее и возблагодарил Бога за свое освобождение.

Время для него тянулось бесконечно долго, но наконец он услыхал скрип канатов и топот ног матросов и догадался, что корабль снялся с якоря. Тогда Франциск улегся как можно удобнее и скоро погрузился в крепкий сон.

Проснувшись на другое утро, он убедился, что люк не был плотно закрыт, так как люди часто спускались туда за водой и провизией. Франциск мог бы без труда утолить свой голод и жажду, так много было всяких фруктов и хлеба в трюме, но днем он боялся шевельнуться в своей засаде и только к вечеру решился встать, чтобы расправить затекшие члены; он забрал себе один из хлебов, запасся водою и, плотно закусив, опять улегся спать в своем углу.

Так прошло шесть томительных дней. Изредка Франциск выходил на палубу подышать свежим воздухом, будучи в полной уверенности, что в темноте его не заметят. На седьмой день пути он узнал из разговоров матросов, что они приближаются к Корфу; уже видна была земля, и часа через два они должны были пристать к берегу.

Было отдано приказание готовить к спуску шлюпки, и команда должна была держать наготове оружие. Люди знали отлично, что главная цель экспедиции состояла в том, чтобы увезти двух молодых девушек, но вместе с тем команде разрешалось, кстати, грабить, что бы только ни попалось под руку. Остров был населен богатыми венецианскими негоциантами, и было чем поживиться. За исключением нескольких человек, оставленных на судне, вся команда должна была сойти на берег.

Вокруг капитана, уже оправившегося от болезни, собралась отборная партия команды; остальные должны были разделиться на отряды и, рассеявшись по острову, нападать на встречавшиеся по пути жилища обывателей и предавать все огню и грабежу. Этим разгромом Руджиеро надеялся нагнать такую панику на жителей, чтобы никто из них не решился заступиться за молодых девушек; к рассвету следующего дня все должны были собраться на пристани у корабля.

Франциск наметил среди сложенного в трюме оружия большой кинжал и меч, которыми он вооружился, и, выждав минуту, когда все двинулись наверх, он смешался с толпой людей, занятых спуском лодок, и вместе с ними высадился на берег.

Команда начала строиться под предводительством офицеров, и Франциск воспользовался этой минутой, чтобы незаметно отделиться от нее. Не зная дороги и боясь быть замеченным, он скрылся за береговыми утесами и оттуда крадучись последовал за командой. Дорогой Франциск тщательно обдумал план, которому он будет следовать по прибытии на Корфу; не зная, однако, местности, ему оставалось одно – добыть себе проводника, который провел бы его на виллу Полани, и добраться до нее еще до прихода туда банды Мочениго. Так как команда должна была разделиться на партии, то трудно было, следуя за ними, догадаться, которая из них идет по направлению к дому Полани, а терять время было опасно. Он решил поэтому пропустить мимо себя отряды и затем бегом пуститься боковой дорогой. Пробежав около мили, он остановился у хижины, в которой виднелся свет, постучал в дверь и обратился к обитателям хижины с просьбой дать ему проводника до виллы Полани.

Ему объяснили, что до виллы будет еще около трех миль.

– Я заплачу дукат тому, кто сейчас же проводит меня туда, – заявил Франциск.

Хозяин хижины недоверчиво посмотрел на него, и надо сознаться, что Франциск, немытый, в своей грубой одежде, мало внушал к себе доверия.

– Смотрите, – сказал Франциск, вынимая дукат из кармана, – вот деньги; я готов вам сейчас же отдать их, только надо торопиться.

– Идет! – отвечал хозяин хижины. – Руффо, – обратился он к своему сыну, – ступай сейчас же с синьором!

Франциск ни словом не обмолвился крестьянам о пиратах; он знал, что одно упоминание о разбойниках наведет на них страх и ему трудно будет добыть себе проводника.

Пройдя с Франциском несколько сот шагов, мальчик круто свернул по боковой тропинке в совершенно противоположную сторону от дороги, по которой они шли, и Франциск понял, что он сделал большой крюк перед тем, как подошел к хижине, и что банда пиратов должна была значительно опередить его, но он не падал духом и молча бежал вперед по тому направлению, на которое указывал его проводник.

Франциск молчал всю дорогу. Только один раз он обратился к мальчику с вопросом: «Далеко ли еще до виллы Полани?» – и получил в ответ: «Еще только шагов двести, синьор».

– Смотрите, у них все освещено, – сказал мальчик немного погодя, – они еще не спят, вот и вход к ним, синьор.

Очутившись перед домом, Франциск стал громко стучать в дверь рукояткой своего меча. Кто-то показался у окна верхнего этажа.

– Кто там стучится так громко в такой поздний час? – крикнули ему из окна.

– Это я, Франциск Гаммонд! Открывайте сию же минуту дверь, синьоринам угрожает опасность! Ваша жизнь висит на волоске!

Слуга узнал голос Франциска и поспешил вниз, чтобы открыть двери.

– Где синьорины? – вскричал Франциск, вбегая в освещенный зал. – Сейчас же ведите меня к ним!

Дверь отворилась, и на ее пороге показался сам синьор Полани с обеими дочерьми; они только что хотели ложиться спать, но были встревожены шумом. Полани уже успел вооружиться и приготовился защищать своих дочерей, когда узнал голос Франциска.

– Не теряйте ни минуты, – вскричал Франциск. – Вы должны тотчас бежать отсюда! За мною следом идет сюда Руджиеро Мочениго с целой шайкой пиратов.

Молодые девушки вскрикнули от ужаса, а отец их обратился к Франциску с вопросом:

– Нельзя ли нам защищаться в нашем доме, Франциск? У меня здесь восемь слуг, и мы можем продержаться до прибытия подкрепления.

– У Руджиеро более ста человек в шайке, а в случае надобности их наберется и гораздо больше, остается только одно – бежать отсюда! Ради бога, синьор, не медлите ни минуты дольше!

– Идемте! – сказал Полани своим дочерям. – И вы, – обратился он к собравшимся около него слугам, – следуйте за нами! Сопротивление бесполезно; защищая мой дом, вы будете только рисковать своей жизнью. Дай мне твою руку, Мария. Франциск возьмет под свою охрану Джулию. Когда вы все выйдете отсюда, – приказал Полани слугам, – то заприте главный вход и задвиньте засовы; пока они успеют вломиться сюда и убедятся, что мы скрылись, мы выиграем еще несколько минут.

– По какой же дороге направляются сюда эти мерзавцы, Франциск?

Молодой человек указал на дорогу, по которой он сам прошел к вилле, и все бросились в противоположную сторону.

Не прошло и пяти минут, как громкий стук в двери виллы нарушил ночную тишину.

В это время Полани с семейством уже выходили с противоположной стороны из сада виллы. Негоциант хотел было умерить шаг, полагая, что они уже вне опасности, но Франциск настоял на том, чтобы они торопились скорее вперед.

Один из слуг оглянулся назад и воскликнул:

– Они подожгли дом! Я вижу пламя в окнах.

– Я этого ожидал, – спокойно отвечал Полани. – Руджиеро поджег дом со злости, что ему не удалась его попытка застигнуть нас врасплох.

– Недалеко отсюда роща, синьор, – сказал один из слуг. – Там нам было бы всего удобнее скрыться от погони.

Углубившись в рощу, они умерили свои шаги и поднялись на возвышение, с которого видны были окрестности.

Вилла Полани представляла из себя уже одно сплошное море пламени, и слуги, глядя на пожарище, пришли в неописанную ярость.

– Не горюйте, – успокаивал их Полани, – дом можно выстроить вновь, и все вы будете вознаграждены за понесенные вами потери. Теперь, Франциск, объясните нам, как случилось, что вы пришли к нам на выручку?

– Прежде чем я начну свой рассказ, синьор, прошу вас ответить на весьма важный вопрос: скажите мне, не стоят ли здесь в гавани какие-либо военные суда и далеко ли отсюда до гавани?

– Гавань отсюда в шести милях; она находится с этой стороны острова, и мы все время шли по направлению к ней, после того как покинули нашу виллу. Смотрите туда, – оборвал он свою речь. – Пламя подымается еще в трех-четырех разных местах; шайки Руджиеро не теряют напрасно времени.

– Но вы мне не ответили про галеры, – прервал его Франциск.

– Да, сюда были посланы из Венеции три судна, тотчас после того, как туда дошел слух о том, что мавританские пираты крейсируют в этих водах и что они уже захватили несколько судов. По прибытии в Венецию капитан встреченного вами корабля сказал мне, что он предупредил вас о разбоях пиратов. Спустя некоторое время после его приезда прибыло еще другое судно с письмами от моего здешнего агента, который, однако, ни слова не упоминал о вашем прибытии сюда. Это меня так сильно обеспокоило, что я поспешил приехать на одной из военных галер, посланных сюда по требованию здешнего губернатора.

– В таком случае, синьор, – заявил Франциск, – нам нельзя медлить ни одной минуты. Нужно уведомить губернатора о том, что пираты причалили сюда и производят тут грабеж. Если губернатор тотчас же вышлет галеры, то можно будет отрезать отступление этим грабителям.

– Пойдемте сейчас же к губернатору, – решил Полани. – Мои дочери могут следовать за нами не спеша, под охраной наших слуг.

– Но неужели, отец, – вскричала Мария, – вы захотите увезти Франциска, прежде чем мы услышим от него подробный рассказ о том, как ему удалось спасти нас из рук Руджиеро? Разве нельзя послать к губернатору одного из наших слуг?

– Нет, милая моя; возможно, что губернатор уже лег спать, и тогда к нему не допустят никого из слуг; мне надо доложить ему обо всем лично. Мы не можем быть спокойны, пока этот негодяй на свободе. Франциск расскажет вам все завтра. Что же касается нашей признательности, то он сам понимает, как глубоко мы благодарны ему за то, что он вырвал тебя из рук твоего преследователя. А теперь двинемся в путь, Франциск. Мы возьмем с собой в качестве проводника одного из наших слуг; остальные слуги останутся тут с моими дочерьми и проведут их на виллу нашего знакомого Карло Маффене; она должна быть здесь поблизости. Надо надеяться, что пираты не проникнут туда, так как, наверное, будут держаться поблизости своего корабля, чтобы еще до рассвета перетащить туда награбленную добычу и отплыть подальше от преследований.