Джонатан Эйг
Али: Жизнь

13. «Что не так с мусульманами?»

Клей был чем-то из ряда вон выходящим: дерзкий чернокожий, который говорил и делал все что ему заблагорассудится, абсолютно не боясь наказания. Для одних он был «наглым ниггером», которого нужно было поставить на место. Для других он стал источником вдохновения. Но почти для всех он стал уникальным явлением, которое просто невозможно было игнорировать.

«Эта дерзость! Эта молодость! – вспоминал Джесси Джексон, который в то время изучал социологию и стал активным участником движения за гражданские права. – Порхай как бабочка! Жаль как пчела! Он на полном серьезе нес эту чушь!»

К 1964 году у Али были три «Кадиллака», туристический автобус, новый дом в Луисвилле для его родителей и арендованный дом в Майами. Он также подумывал о покупке дома в Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк, чтобы проводить больше времени с Малкольмом Иксом. Неважно, победит он или проиграет в бою с Листоном, он получит кругленькую сумму, и порой создавалось впечатление, будто Клея большее волновали деньги, чем чемпионат.

«Я занимаюсь боксом с двенадцати лет, – сказал Клей, – и очень устаю от тренировок и от того, что постоянно кто-то рвется начистить мне физиономию. Но, пожалуй, денег мне всегда будет мало. Я люблю деньги… Иногда приятно думать о славе и ощущать гордость за то, что делаешь что-то лучше всех – например, становишься чемпионом мира, – но о деньгах, которые я зарабатываю, приятно думать постоянно. Я полагаю, что это единственный стимул, который меня поддерживает».

Если он хотел создать впечатление мелочного и эгоцентричного человека, то у него это успешно получилось. Клей готовился к самой большой битве в своей жизни против человека настолько опасного, что журналист из издания «Sport» назвал поражение Клея «почти неизбежным», отметив, что он использовал слово «почти» на случай, если бой неожиданно отменят. Однако молодой боец не выказывал никаких признаков волнения, никакой явной озабоченности, кроме того, как потратить внушительное состояние, которое он скоро скопит.

«Скоро мне нужно будет идти в армию, а что потом, я не знаю, – сказал он. – Может быть, я вложусь в большой проект по недвижимости, женюсь, остепенюсь и буду наслаждаться богатством».

Сведущие в боксе люди полагали, что у Клея скоро будет предостаточно времени для военной службы, спекуляции недвижимостью, романтики и новой карьеры. По их словам, Клей не был готов к Листону. Ему нужно было больше опыта на ринге, больше времени. Представители прессы и бывшие бойцы почти единодушно придерживались этого мнения.

«Я не могу представить, чтобы этот парень продержался больше одного-двух раундов, – сказал Майк ДеДжон, боксер, который проиграл Листону в 1959 году и провел тренировочный бой с Клеем. – Может быть, через год-два… Листон слишком силен».

Сам факт существования Клея оскорблял некоторых журналистов, которые освещали бокс, в том числе обозревателя Артура Дейли из «New York Times», который писал: «Скорее всего, Сонни Листон возьмет свой кулак и затолкает слова болтуна из Луисвилла обратно в его хвастливый рот». Джимми Кэннон из газеты «New York Journal American» считался самым влиятельным спортивным обозревателем того времени и самой значимой фигурой в мире спортивной журналистики эпохи газет. Он тоже полагал, что у Клея нет шансов на ринге против Листона.

– Только посмотрите! – сказал однажды Кэннон молодому журналисту Джорджу Плимптону, когда мужчины наблюдали за спаррингом Клея в «Тренажерном зале на Пятой улице» в Майами. Клей наносил молниеносные джебы, скользя по рингу на пальцах ног, будто не знал, что тяжеловесам не пристало танцевать и наносить точечные удары. – Мне кажется, это ужасно. Этот номер не пройдет. У него нет шансов».

– Возможно, он победит с помощью своей скорости, – сказал Плимптон.

– Он словно пятый битл, – сказал Кэннон. – За исключением того, что Битлз не занимаются ерундой.

– А неплохое прозвище, – ответил Плимптон. – Пятый Битл.

– Все же не совсем точное, – заметил Кэннон. – Этот парень сплошные ужимки и пыль в глаза… Никакой честности.

Для таких журналистов, как Кэннон, Клей был игривым ребенком, не способным понять свою собственную неполноценность, компенсируя недостатки своими грандиозными иллюзиями, ребенком, который способен в один момент презирать взрослых, а в следующий – любить их. Подобное неприятие было распространено среди пожилых белых мужчин. Поворчав с Плимптоном, Кэннон подробнее развернул свою мысль в колонке: «Клей является ярким представителем поколения “Битлз”. Он вписывается в эту компанию раскрученных певцов, которых никто не слушает… парней с длинными грязными волосами и неопрятных девушек – студентов, танцующих обнаженными на подпольных вечеринках. Он выходец из этой компании бунтующих студентов, которые получают от папы чек каждый месяц, и художников, которые копируют этикетки суповых банок, и бездельников-серферов, которые отказываются работать. Он часть этого трендового культа скучающей молодежи».

Настоящие «Битлз» были в Майами, чтобы во второй раз посетить «Шоу Эда Салливана». Неделей ранее они появились на шоу в Нью-Йорке, исполнили пять песен перед визжащей живой аудиторией и 73 миллионами телезрителей. Во второй раз «Ливерпульская четверка» появилась на передаче вместе с боксерами Сонни Листоном и Джо Луисом, а также находчивым рекламщиком Гарольдом Конрадом, который был нанят для продвижения боя «Клей против Листона». Конрад утверждал, что ему принадлежала идея привести ребят с длинными грязными волосами в «Тренажерный зал на Пятой улице», чтобы посмотреть, что произойдет, когда они встретятся с Клеем. Конрад был легендой пиар-бизнеса, организатором десятков профессиональных боев, бесчисленных бродвейских шоу и, согласно легенде, первым кандидатом известного гангстера Багси Сигела на должность организатора зрелищ в ослепительном Лас-Вегасе. Этот взбаламученный парень с энергичным говором будто сошел со страниц рассказов Дэймона Раньона^[15]. Он происходил из эпохи, когда люди верили, что нет предела тому, насколько ярче, быстрее, выше и громче станет мир, равно как и тому, сколько денег человек с головой на плечах мог на этом заработать. Конрад полагал, что у Клея и «Битлз» было достаточно общего, чтобы оправдать их появление в одной комнате: они были молодыми, свежими, самоуверенными.

Когда музыканты поднялись по ветхой деревянной лестнице в зал, они не застали там боксера. «Битлз» не привыкли ждать.

– Где Клей, будь он неладен? – спросил Ринго Старр.

Наконец, когда молодые англичане готовились уходить, объявился Клей.

– Привет, Битлз, – сказал он, разыгрывая сцену перед собравшейся в зале прессой. – Мы должны отыграть вместе пару концертов и разбогатеть.

Битлз тоже любили деньги, эта черта их объединяла.

– А ты не так глуп, как кажешься, – подшутил Клей над Ленноном.

– Я нет, а вот ты – да, – парировал Леннон.

Фотограф журнала «Life» Гарри Бенсон пригласил «Битлз» на ринг, где они притворились, будто они вчетвером сражаются против Кассиуса. После этого Бенсон выстроил «Битлз» в ряд, чтобы Клей изобразил удар, который сбивал их, словно костяшки домино.

Битлз, не привыкшие к тому, чтобы им указывали, что делать, не радовал подобный расклад. «Нас сделали похожими на мартышек», – пожаловался позже Леннон фотографу.

Для некоторых представителей прессы этот трюк послужил еще одним доказательством того, что Клей был фальшивкой без внутреннего содержания. Но правда была за Гарольдом Конрадом. Он вместе с молодыми репортерами в зале понимал, что американская культура меняется. Клей и «Битлз» были не только по-настоящему талантливы – они также явили миру нечто новое. Они были клоунами-бунтарями, удивительным гибридом, который сулил прибыль и пугал некоторых людей.

Вечером 14 января 1964 года Малкольм Икс, его жена Бетти и три их дочери полетели в Майами на семейный отпуск. Кассиус Клей оплатил их поездку и ждал семью Малкольма на своей машине у аэропорта.

У обоих мужчин были веские причины для беспокойства. Менее чем через шесть недель у Клея намечался самый серьезный бой в его жизни, а у Малкольма были еще более насущные проблемы. Недавно он поверил в слухи об Элайдже Мухаммаде и обвинил своего лидера в интимной связи с секретаршами. Мухаммад, в свою очередь, временно отстранил Малкольма от организации, предположительно из-за того, что Малкольм ослушался приказа не комментировать убийство Джона Кеннеди.

Несмотря на тяготы жизни, Малкольм все еще воспринимал поездку как отпуск. Он сидел у бассейна в своем мотеле и отправлялся на долгие прогулки, вооружившись фотоаппаратом.

Клей знал об отстранении Малкольма, но не в правилах боксера было принимать чью-либо сторону в конфликте, поэтому он просто наслаждался компанией Малкольма. У мужчин было больше общего, чем могло показаться на первый взгляд. Оба любили внимание. Оба наслаждались битвой со своими врагами, манипулируя СМИ и разжигая страхи своими дерзкими речами. Оба отвергали признанные авторитеты. Возможно, Клей чувствовал, что время, проведенное с Малкольмом Иксом, укрепляло его связь с «Нацией ислама», и лишь один шаг отделял его от того, чтобы учиться у самого Посланника.

Малкольм тоже получал пользу от компании Клея. Если молодой боксер каким-то образом одолеет Листона, то может стать ценным активом для «Нации ислама». Заручившись поддержкой Кассиуса, Малкольм обретет бо́льшую ценность для Элайджи Мухаммада. Вместе Клей и Малкольм привнесут в движение образ молодости и силы, если Элайджа Мухаммад не увидит в этом опасности. Среди журналистов ходили слухи: если Клей одолеет Листона, то на следующий день после матча Кассиус и Малкольм отправятся в Чикаго на съезд «Нации ислама». Там Элайджа Мухаммад поприветствует Клея и снимет наказание с Малкольма Икса.

Для Клея Малкольм был словно старший брат, «Большой М», как он называл своего наставника, а сам Клей был для Малкольма многообещающим протеже.

Малкольм сказал журналисту Джорджу Плимптону, что не интересуется спортом. По словам Малкольма, за всю историю спорта с черными ни разу не обращались достойно. Плимптон заметил, что Клей может стать исключением, но Малкольм настаивал, что его не интересует Клей как боксер. «Я интересуюсь им как человеком. – Произнеся эти слова, Малкольм постучал пальцем по голове. – Немногие люди знают, каким умом он наделен. Он обманывает их… Он чувствителен, очень скромен, но проницателен – у него такие же запасы умственной энергии, как и физической силы. Он должен стать дипломатом. У него есть инстинкт видения сложной ситуации – например, мой визит в Майами – и умение разрешить ее… Он заряжается, находясь рядом с людьми. Одиночество для него невыносимо. Чем больше людей вокруг, тем для него лучше».

Малкольм понимал, что его приезд в Майами создавал, как он выразился, «сложную ситуацию». Сложность заключалась в том, что белые репортеры теперь ясно видели, что Клей был связан с «Нацией ислама». Вдобавок кто-то – возможно, агенты ФБР – передал прессе информацию о нарастающем расколе между Элайджей Мухаммадом и Малкольмом Иксом. Таким образом, присутствие Малкольма ставило Клея в положение между молотом и наковальней. Во время отпуска Малкольма в Майами Клей приложил все усилия, чтобы не комментировать свои связи с мусульманами. Он боялся, что, если газетчики заклеймят его членом «Нации ислама», это повредит продаже билетов. Однако вскоре он обнаружил, что эту тему просто невозможно игнорировать.

19 января жена и дети Малкольма улетели домой в Нью-Йорк. Два дня спустя Малкольм и Клей вылетели вслед за ними. Клей взял у Анджело Данди пару выходных без объяснения причин. До боя оставалось менее пяти недель.

В Нью-Йорке Клей поужинал с Малкольмом, перед тем как принять участие в съезде «Нации ислама» в зале «Рокленд пэлас». Там Клей выступил с короткой речью, сказав, что испытывал вдохновение каждый раз, когда посещал мусульманские собрания.

Когда до ФБР дошла информация, что Клей присутствовал на собрании, агенты слили эту новость белой прессе. Два дня спустя «Herald Tribune» опубликовала на первой полосе сюжет, в котором упоминался визит Клея на мусульманское мероприятие. Хотя Клей и не предоставил комментариев «Herald Tribune», он начал открыто говорить с белой прессой о своей поддержке черных мусульман. «Конечно, я разговаривал с мусульманами и вернусь к ним снова, – сказал он. – Мне нравятся мусульмане. Я не хочу, чтобы меня убили за то, что я навязываюсь людям, которые меня не принимают. Я люблю свою жизнь. Интеграция это ошибка. Белые люди не хотят интеграции. Я не верю в нее, мусульмане не верят в нее. Так что не так с мусульманами?»

Тем временем Элайджа Мухаммад смотрел и ждал. Газета «Нации ислама» «Слово Мухаммада» не отправила своего репортера освещать бой Клея против Листона и не упоминала о дружбе Клея с Малкольмом Иксом. Похоже, Посланник, как и большинство американцев, думал, что у Клея было мало шансов на победу. В случае проигрыша Клея не будет иметь значения, был ли боксер другом Малкольма Икса, равно как и то, был ли Клей членом «Нации ислама». Его быстро забудут и выбросят, как вчерашнюю газету.

Клей и Малкольм вернулись в Майами. Однажды за завтраком Малкольм показал Кассиусу фотографии Флойда Паттерсона и Сонни Листона в сопровождении белых католических священников, которые служили духовными советниками боксеров. Клей уже был знаком с позицией «Нации ислама», которая гласила, что христианство было навязано чернокожим американцам во время рабства. Теперь Малкольм подталкивал Клея сделать следующее логическое заключение: его борьба против Листона приравнивалась к борьбе ислама против христианства.

«Это бой за истину, – сказал Малкольм. С глазу на глаз его голос звучал нежно, но при этом сохранял силу и внушал спокойствие. – Впервые крест и полумесяц схлестнутся на ринге. Это современный крестовый поход: христианин и мусульманин столкнутся лицом к лицу, а телевизор покажет это на весь мир, чтобы все увидели, что происходит! Как ты думаешь, Аллах устроил все это для того, чтобы ты покинул ринг без короны чемпиона?»

Клей никогда не страдал от недостатка уверенности в себе, но теперь Малкольм подарил ему еще одну причину поверить в себя.

«Я сомневаюсь, что меня возможно одолеть, – сказал он. – Он собьет меня с ног, но я встану, он снова собьет меня с ног – я снова поднимусь, тогда ему опять придется сбить меня с ног, но я все равно буду вставать. Я слишком долго и усердно работал, чтобы получить этот шанс. Я скорее умру, чем проиграю, а убить меня будет ох как непросто».

По мере приближения боя каждый репортер в Майами узнал о связи Клея с «Нацией ислама».

Федеральные агенты взяли интервью у Анджело и Криса Данди. Данди предоставил им список мусульман, с которыми Клей проводил время. В интервью несколько лет спустя Анджело Данди сказал, что в те дни еще ничего не знал о «Нации ислама» и перепутал слово «мусульманин» со словом «муслин», тонкой хлопковой тканью. Он также заметил, что человек имеет право исповедовать любую религию, которая ему по душе. Несмотря на это, братья Данди не были рады новым друзьям своего бойца. Когда к ним нагрянули агенты ФБР, они с радостью согласились помочь. Их беспокоило, что белые фанаты будут бойкотировать бой с Листоном, если слухи о вере Клея распространятся. Согласно записке ФБР от 13 февраля 1964 года, за двенадцать дней до боя «Данди заявили, что будут полностью информировать офис в Майами о любых дальнейших событиях в этом направлении».

В Майами Клей проживал на 461 °Cеверо-Западной Пятнадцатой улице, в маленьком белом доме, расположенном в черном районе. На передних окнах были жалюзи, а на крыльце хватало места только для одного стула. Сетчатая дверь без остановки открывалась и закрывалась, поскольку дети, парни и девушки из окрестностей заходили без стука, чтобы посмотреть на местную знаменитость. Ночью Клей показывал фильмы на большом экране во дворе. Мотыльки кружились в лучах света проектора, а на улице шумели машины. По большей части никто не обращал внимания на фильм, потому что все шумели и смеялись. Клей объяснял происходящее на экране детям, сидящим вокруг него. Только страшные фильмы ужасов, например «Вторжение похитителей тел», заставляли гостей притихнуть. Когда фильмы заканчивались, команда Клея отправлялась спать по два или три человека в комнату. В спальне Клея на одной стене висела крошечная картина маслом с изображением гавани Новой Англии, а также газетные статьи о предстоящем бое. Каждое утро Бундини Браун будил Клея в 5 или 5:30, чтобы боксер мог зашнуровать пару больших тяжелых армейских ботинок и пробежать три-четыре мили. После пробежки Клей завтракал и отправлялся в «Тренажерный зал на Пятой улице», где молотил по грушам, проводил несколько спарринг-раундов и развлекал представителей прессы. После этого он шел домой и спал.

Все только и говорили, что о невероятной мощи Листона. Действительно, чемпион был одним из самых сильных панчеров, которых когда-либо видел бокс. Но спортивных журналистов так забавлял необычный боксерский стиль Клея и так восхищала сила Листона, что многие не заметили очевидного – Клей рос. Начав в 1960 году свою профессиональную карьеру против Танни Хансакера, обладатель золотой олимпийской медали весил 192 фунта [≈ 87 кг]. Теперь он весил около 210,5 фунтов [≈ 95,4 кг], набрав бо́льшую часть веса в груди и плечах. Он был силен как бык. Будь Клей с Листоном двумя незнакомцами, которые встретились лицом к лицу в барной драке, Клей мог бы стать фаворитом зевак. Он был примерно на десять лет моложе, на два дюйма выше, всего на семь с половиной фунтов легче и намного, намного быстрее. Помимо этого он усерднее тренировался. В то время как Клей бегал по улицам каждое утро и подвергал свое тело испытаниям жестокими спаррингами с мускулистыми противниками в «Тренажерном зале на Пятой улице», Листон двигался по инерции с допущения Нилонов. Он тренировался в зале с кондиционером в общественном центре «Серфсайд» в Норт-Майами-Бич, прыгал через скакалку, колотил тяжелую грушу, упражнялся с медицинболом и пробегал милю или две снаружи, когда у него было на это настроение, что случалось довольно редко. Он занимался спаррингом, но ни один из его спарринг-партнеров не был таким же большим и быстрым, как Клей. По ночам Листон ел хот-доги, пил пиво, играл в карты и веселился с проститутками. Он тренировался, как человек, который верил, что может одним лишь взглядом отправить своего соперника в нокаут.

«Был ли в истории тяжеловес, который обладал таким же сильным ударом, как Сонни, и при этом мог выдержать удар сопоставимой силы? – сказал тренер Листона, Вилли Реддиш. – Я отвечу вам: никогда!»

Клей, в свою очередь, был не только в отличной форме; он был прилежным учеником бокса, который отсмотрел бесчисленные часы боев на пленке, особенно бой Джейка Ламотта против Шугара Рэя Робинсона, здорового сокрушительного панчера, который дрался против более быстрого, проворного соперника. По его словам, он «вновь и вновь» смотрел схватку Робинсона против Ламотты. Когда Клея спросили, что он чувствует по поводу того, что его называют «аутсайдером 10: 1», Клей спокойно объяснил, почему считает этот прогноз ошибочным:

«Десять к одному? Не делайте из этого человека монстра. Он был никем, пока не избил испуганного Паттерсона… я настоящий боец. Я ложусь спать с мыслями о драке, ем с мыслями о драке и даже в снах вижу драку. Это будет мисматч и самый легкий бой за всю мою карьеру… С чего вы взяли, что он меня разобьет? Я вас еще не убедил? Думаете, я буду стоять там как истукан, пока он будет отвешивать мне оплеухи? Если он вздумает обрушиться на меня, я пресеку это дело на корню, оттолкну его и ударю левой. Флойд Паттерсон не шевелился, но я буду двигаться. Секрет моего успеха в скорости… я самый быстрый тяжеловес из когда-либо живущих. Вы думаете, что 230-фунтовый медведь сможет поймать меня? Весь мир думает, что Листон меня одолеет. Что ж, больше нечего писать и говорить. Я готов бороться сейчас. И когда я стану чемпионом, я как следует отпраздную. Я буду пользоваться таким спросом во всем мире, что мне понадобятся четыре шофера и два вертолета. Для охраны я найму двадцать пять полицейских. Мои автографы будут стоить по сто долларов за штуку. За каждое свое выступление я буду получать по 20 000 долларов. Зарубите себе на носу».

Места у самого ринга стоили 250 долларов (около 1 900 долларов по курсу 2016 года) – самая высокая цена, которую когда-либо знал бокс, и повод безудержной радости для Уильяма Макдональда, бывшего водителя автобуса, который стал миллионером и вложил 800 000 долларов, чтобы перенести бой в Майами. Клей был величайшим мастером самопиара за всю историю бокса. Он был храбрым молодым героем, который пришел уничтожить людоеда, наводящего ужас на округу. Даже «Битлз» рекламировали это событие. Что могло пойти не так?

Но с приближением даты боя становилось совершенно ясно – что-то явно пошло не так. Билеты не продавались. «Аудиториум» Майами-Бич вмещал 15 744 человека, но Макдональду показалось, что большой удачей будет продать хотя бы половину мест. Возможно, виной тому были высокие цены. Пресса тоже постаралась, ведь репортеры единодушно сошлись во мнении, что Листон сокрушит Клея. Конечно, зрители обожали насилие, но 250 баксов – слишком дорого за то, чтобы увидеть, как один человек делает три шага по рингу и одним ударом укладывает своего соперника.

Билл Макдональд считал, что существовала еще одна причина слабого интереса к матчу. Предполагалось, что Кассиус Клей будет отважной серой лошадкой, свежей кровью, новым лицом, который мог бы победить хулигана Листона. Однако новости об отношениях Клея с Малкольмом Иксом и «Нацией ислама» изменили сюжетную линию. Теперь это был черный мусульманский радикал против хулигана, и фанаты не могли решить, кто из них был главным злодеем. Сложные моральные выборы были совсем не тем, чего желали фанаты кровавого спорта.

За три дня до боя Макдональд в отчаянии отправился к Клею и сказал ему, что бой будет отменен, если тот не откажется от своих слов в поддержку «Нации ислама». Учитывая, что Макдональд готовился к многотысячным убыткам, он, скорее всего, искал предлог для отмены матча. Но его угроза не сработала.

«Я не отказываюсь от этого, потому что это истина, – сказал Клей, – и если вы хотите отменить бой, это ваше дело. Для меня религия важнее, чем борьба». Возможно, именно тогда Клей впервые назвал ислам своей религией.

Промоутер Гарольд Конрад призвал Макдональда не отменять бой.

«Предположим, Малкольм Икс сейчас же уберется из города, – сказал Конрад. – Это заставит вас передумать?»

Когда Макдональд сказал, что такой шаг может сыграть свою роль, Конрад посетил Малкольма и объяснил всю сложность ситуации. Малкольм согласился исчезнуть на несколько дней, при условии, что он сможет вернуться к началу большого события.

Клей месяцами досаждал Листону, поднимал его с постели, поджидал в казино, подстраивал сюрпризы в аэропортах, и всегда у него была одна и та же фраза наготове: «Ты болван. Большой уродливый медведь! Я отделаю тебя прямо сейчас». Позже он признался, что все это было спланировано. Разъяренные бойцы не могут думать трезво. Они не могут придерживаться своих планов, в ярости они будут совершать ошибки. Клей знал, что Листон трепетно относился к своему имиджу и стремился к уважению, поэтому Кассиус старался относиться к нему как можно больше неуважительно. Назвав Листона уродливым медведем, Клей наступил на любимую мозоль противника и, возможно, добавил своему высказыванию нотку расизма, намекая, что Листон никогда не станет кем-то большим, чем глупое животное. Можно надеть блестящий чемпионский пояс на большого уродливого медведя и назвать его чемпионом мира в тяжелом весе, но он все равно останется большим уродливым медведем. Клей не ослаблял своего напора. Он повторял оскорбления столько раз, что всем вокруг, возможно даже самому Клею, уже осточертело их слышать. Психологическая война длилась вплоть до самого дня матча, когда Клей устроил свое самое грандиозное шоу.

Утром 25 февраля, в холодный, сырой, ветреный день, Клей рано прибыл на взвешивание перед боем в «Конференц-центре», одетый в синюю джинсовую куртку с надписью «Охота на медведя» красными буквами на спине. Его сопровождали Шугар Рэй Робинсон, Билл Фавершам, Анджело Данди и Бундини Браун. Малкольм Икс оставался вне поля зрения. Клей и Бундини начали кричать в унисон: «Порхай как бабочка, жаль как пчела!» Мужчины вошли в раздевалку, где Клей переоделся в белый махровый халат. Данди и член Комиссии по боксу Майами-Бич строго напомнили Клею, что тот должен «вести себя подобающе», как выразился Данди, будто кто-то впрямь надеялся на джентльменское поведение.

Клей не слушал. «Я чемпион! – кричал он. – Я готов драться!». Он и Бундини вышли на площадку для взвешивания, но обнаружили, что там никого нет. Они прибыли на час раньше, поэтому им пришлось чем-то занять себя некоторое время. В 11:09 Клей и Бундини снова принялись кричать. Листон появился через две минуты, и шоу началось.

Теперь комната для взвешивания была битком набита журналистами, в воздухе витали густые клубы дыма и пахло лосьоном после бритья. Взвешивание бойцов перед боем не требовало внимания публики, но, равно как подбрасывание монетки перед футбольным матчем или перерыв в седьмом иннинге в бейсболе, когда весь стадион поет песни, это был устоявшийся ритуал. Для репортеров, которые должны были сдать материал еще до вечернего боя, это был шанс взять последнее интервью и дать последний прогноз своим читателям. Но пресса еще никогда не видела такого взвешивания, как в тот день.

«Я готов драться сейчас! – кричал Клей. – Я могу отмудохать тебя в любое время, болван. Кто-то сегодня умрет на ринге! Испугался, болван? Какой же ты гигант? Я съем тебя живьем!»

Клей рванул вперед. Бундини сдерживал его. Клей снова сделал выпад, тогда Шугар Рэй Робинсон попытался прижать его к стене.

«В восьмом раунде я докажу свое величие!» – вскрикнул Клей, показывая восемь пальцев.

Листон ухмыльнулся и показал два пальца.

«Эй, лопух! – кричал Клей на Листона, когда тот встал на весы. – Ты болван! Тупой увалень!»

Клей продолжил: «Ты слишком уродлив! я отделаю тебя как следует. Болван, болван, болван…»

Репорты в комнате решили, что Клей спятил, что молодого боксера поразила паническая атака из-за страха перед ужасным Листоном.

Публика отрицательно восприняла этот безумный спектакль. «В один миг почти все в комнате возненавидели Кассиуса Клея, – писал журналист Мюррей Кемптон. – Сонни Листон лишь смотрел на него. Из хулигана Листон стал нашим полицейским; он был большим негром, которому мы платили, чтобы он защищал нас от нахальных негров. Он просто дожидался сигнала от начальника, что пришло время проучить этого птенца».

Клей не успокоился даже после того, как организаторы пригрозили ему штрафом в 2 500 долларов. Он не успокоился, даже когда доктор боксерской комиссии попросил его сидеть спокойно, чтобы измерить пульс. Доктор сказал, что его пульс и давление были угрожающе высокими, и предупредил, что бой будет отменен, если его состояние не улучшится. Но и это не заставило Клея утихомириться.

Позже он назвал это «своим лучшим представлением», добавив, что станет одной из самых ярких звезд Голливуда, если всерьез решит выбрать кинокарьеру. Переодевшись в свою уличную одежду, Клей спросил своих друзей, что они думали о его спектакле. Как он справился? Отлично, верно? Был ли Листон расстроен? Он был очень расстроен, верно? Он ответил на свой вопрос: «Я думаю, что он был раздавлен».

Наступил долгожданный вечер поединка.

Сорок три из сорока шести опрошенных обозревателей предсказывали победу Листона, и большинство из них пророчили ранний нокаут. «Вероятность пятьдесят процентов, что Клей падет еще до того, как сыграют государственный гимн», – колко заметил один журналист.

Зал «Конференц-центра» был наполовину пуст. Зрители остались в стороне из-за высокой стоимости билетов, чрезмерной жестокости Листона и, возможно, потому, что белые фанаты не поддерживали ни одного из боксеров. Что еще хуже, местная радиостанция пустила утку, что Клей якобы был замечен в аэропорту, где в страхе покупал билет в другую страну. Этот слух явно отпугнул тех, кто намеревался купить билет в последний момент.

Подавляющее число зрителей были белыми мужчинами, которые сидели в пелене дыма от сигар и сигарет. Малкольм Икс сидел у ринга на седьмом месте в компании певца Сэма Кука и футбольной звезды Джима Брауна. Среди других знаменитостей значились писатели Норман Мейлер и Трумэн Капоте, боксер Рокки Марчиано, бейсболисты Джо ДиМаджио и Йоги Берра, радиоведущий Артур Годфри, ведущий телешоу Эд Салливан, легенда бокса Джо Льюис, актер Джордж Джессел и икона моды Глория Гиннесс. Конечно, в зале присутствовали Одесса с Кассиусом Клеем-старшим, а также несколько членов спонсорской группы Луисвилла. В Кентукки более десяти тысяч человек собрались в «Фридом-холле» Луисвилла, чтобы посмотреть прямую трансляцию. По всей стране около 700 000 фанатов заплатили за просмотр трансляции в кинотеатрах – это была самая большая аудитория, которую когда-либо собирала прямая трансляция боксерского поединка. Фанаты заплатили в среднем 6,42 доллара за билет, в результате чего общий доход от показа составил 4,5 миллиона долларов. Для сравнения: в 1964 году права на трансляцию всех двадцати команд высшей бейсбольной лиги обошлись в 13,6 миллиона долларов. Другими словами, трансляция всего лишь одного матча по боксу принесла одну треть дохода от показа целого сезона бейсбола. Отчасти это объяснялось новизной самого формата прямых трансляций, а также отличной рекламой, которую Клей обеспечил этому поединку. Аудитория матча в Европе насчитывала 165 миллионов человек благодаря соглашению, заключенному с НАСА, которое с помощью спутника передавало отснятое видео со станции в штате Мэн на станцию в Европе, а оттуда на весь континент. Таким образом, пока арена в Майами была наполовину пуста, бой «Клей против Листона» ставил рекорды по количеству зрителей и слушателей. Это был яркий пример новой эры телевидения и спорта, эры беспрецедентных возможностей для молодых людей, которые желали прославиться.

Перед боем, когда большинство зрителей полагали, что Клей будет молиться или писать завещание в своей раздевалке, он, вопреки ожиданиям, был на арене, одетый в облегающий черный костюм с черной бабочкой и белой классической рубашкой. Кассиус стоял на цыпочках, чтобы увидеть, как его брат Руди побеждает в своем первом профессиональном бое – ничем не примечательные четыре раунда против заурядного боксера по имени Чип Джонсон. Родные братья и сестры инстинктивно понимают друг друга. После всех тех бесчисленных часов, проведенных вместе в детстве, они замечали друг в друге черты, недоступные остальным. Руди всегда видел в своем старшем брате героя, и чем популярнее становился Кассиус, тем сильнее Руди укреплялся в своей вере. Когда матч Руди закончился, Кассиус сказал ему: «После сегодняшнего вечера, Руди, тебе больше не придется драться».