Джон Гвинн
Злоба

Глава 8. Кастелл

Кастелл потянулся в седле и сделал глубокий вдох. В морозном воздухе ощущался запах хвои от сосен, растущих на склоне горы, в сторону которой они ехали. Чем больше он удалялся от дома, крепости Микил, тем лучше становилось настроение. В последнее время жизнь в крепости стала тягостной, и, когда дядя Ромар, король всего Изилтира, предложил ему охранять караван этого купца, он согласился без промедления.

Его оруженосец Макуин ехал подле него, на сгибе его руки покоилось длинное копье. Кастелл знал Макуина дольше кого бы то ни было, так как он остался в живых последним из придворных его отца. Все остальные погибли еще десять лет назад от рук великанов, что совершили набег на Форнский лес.

Кастелл натянул поводья и оглянулся, убрав упавшую на глаза прядь рыжих волос. На востоке, всего в паре лиг, лежал Форнский лес – старейший и опаснейший лес во всех Землях Изгнанников. Кастелл бросил взгляд на его мрачную громаду и поежился, несмотря на палящее солнце. Огромные деревья стояли бастионом, словно темные волнующиеся воды океана, что не имел конца и края и простирался далеко на север. Несмотря на то что Микил находился всего в паре дней пути от огромного леса, Кастелл впервые за многие годы рассмотрел его по-настоящему. С тех пор, как вся его семья была убита. Многие воины Изилтира несли дозор у границ леса, защищая родную землю от чудовищ, что иногда покидали его пределы: свирепых великанов из клана Гунен, одержимых жаждой мести за прошлые обиды, стай волчней и роев исполинских нетопырей, что могли досуха высосать всю кровь из человека.

– Ненавижу этот лес, – прошептал Кастелл.

– Да уж, – проворчал Макуин, едущий подле него. – Много связано с ним недобрых воспоминаний…

На западе он видел Микил: серые стены возвышались над окружающей равниной. Кастелл был рад оказаться вдали от него и родни, что там жила. По крайней мере от одного их представителя – его двоюродного брата Джаэла, чей отец был убит в одном из набегов, в котором погибли мать и отец Кастелла.

Они с Джаэлом были примерно одного возраста и могли относиться друг к другу по-братски, но между ними не было никаких теплых чувств. Джаэл очень любил издеваться над Кастеллом. Когда они были молоды, это было не очень приятно, как игра, в которой Кастелл не чувствовал ни радости победы, ни удовольствия от участия. Сейчас же, спустя год с их шестнадцатилетия, испытания воина и Долгой ночи, когда они перестали быть мальчиками, но стали мужчинами, травля перешла на более глубокий, более ощутимый уровень, так что каждый раз, когда Джаэл его подстрекал, в Кастелле вскипала ярость – и он едва себя сдерживал.

«Хорошо быть вдали от Микила».

Кастелл сосредоточился на пути, что лежал перед ним: то была широкая каменная дорога, ведущая в горы. Он пришпорил лошадь.

Они с Макуином были в самом конце длинной колонны: караван купца, что они охраняли, состоял из двадцати повозок, все были загружены товаром из Микила: серебром из знаменитых копей крепости, а также бочками с медовухой, свертками ткани и бочонками с яблоками. Они направлялись в Гальстат, рудокопский городок в Гельвете. Повозки сопровождали четыре десятка ратников. Среди них были наемники из Гельвета, что работали на купцов в Гальстате, и другие воины, нанятые у дяди Ромара, который мог извлечь выгоду из любого положения. Набеги великанов были великолепным предлогом для увеличения количества дозорных, особенно если учесть, что единственная дорога через горы в Гельвет пролегала вблизи Форнского леса.

– Как долго нам ехать до Гальстата? – спросил Кастелл, когда они догнали колонну.

– Двенадцать-четырнадцать ночей, может, и дольше, если продолжим двигаться с этой скоростью, – сказал Макуин. – Кто бы мог подумать, что на соль можно столько всего купить.

Гальстат разбогател на соляных копях, поставляя соль в бо́льшую часть Гельвета и окрестные земли, включая Изилтир.

– Я бы с радостью облегчил наш груз, выпив кувшин медовухи, – добавил он. – А то и три.

– Если только от этого повозки начнут двигаться быстрее. – Медленная езда давила Кастеллу на нервы.

«Лучше, чем в Микиле рядом с Джаэлом», – напомнил себе он.

Остаток дня прошел без происшествий. Они продолжали ползти по поднимающейся в гору дороге, пока солнце не опустилось настолько, что их тени вытянулись в причудливые длинные фигуры. Был объявлен привал, и путники быстро разбили лагерь.

Кастелл расположился поодаль от других воинов и купцов и стал тщательно обрабатывать точильным камнем сначала один край своего меча, затем – другой. Выполняя этот ежевечерний обряд, слушая знакомый скрежет, он всецело погрузился в созерцание, как вдруг в поле его зрения возникла пара сапог. Взглянув наверх, он увидел нависшего над ним Макуина: в руках у него были две чарки и мех с медовухой, зажатый под мышкой. Макуин усмехнулся.

– Держи, парень, – протянул старый воин чарку Кастеллу.

Медовуха оказалась кислой и крепкой, и это немного помогало справиться с ночной прохладой.

– Мы в любой момент можем сесть у костра, – напомнил Макуин, когда Кастелл поежился от холода.

– Мне и здесь хорошо, – ответил Кастелл. Вокруг костра сидели воины Микила вместе с наемниками и купцами.

«Скорее всего, ложь Джаэла настроила их против меня», – думал он с раздражением.

Макуин смерил его долгим оценивающим взглядом, но ничего не сказал.

Внезапно меж повозок появился ратник – Агила, руководитель отряда наемников. Он подошел к ним и присел перед Макуином, протягивая мех седому воину. Макуин взял его и сделал большой глоток, по его бороде потекла темная жидкость. Он закашлялся.

– Лучше, чем та лошадиная моча, что вы пьете, – улыбнулся Агила. – И согревает быстрее.

– Верю, – ответил Макуин, сделал еще глоток и вернул мех владельцу.

Агила протянул мех Кастеллу. Тот принюхался.

– Не бойся, приятель, это не смертельно, – сказал предводитель наемников.

Кастелл сделал большой глоток и зашелся в кашле. Горло и желудок словно обожгло пламенем.

– Что это? – выдавил из себя он.

– Лучше не спрашивай, – усмехнулся Агила. – Дальше пойдет полегче. Да и получше.

Кастелл не поверил, но тем не менее сделал еще один глоток, поменьше. На этот раз пламя обожгло не так сильно.

– Красавчик, – хлопнул его по плечу командир. – Рад, что вы с нами. – Он посмотрел на меч и точильный камень Кастелла.

– Приятно побыть какое-то время вне стен Микила, – произнес Макуин.

– Ага. Мой последний приезд точно отличался от предыдущих. Как ни надумаю я заглянуть в таверну, повсюду натыкаюсь на людей Ромара.

– Ты говоришь о моем дяде, – сказал Кастелл. Его голос был не так тверд, как хотелось бы.

– Ты прав, – произнес Макуин. – Странные вещи творятся в Микиле.

– Какие? – спросил Агила.

– Например, камень великанов, что на границе Изилтира. До нас в Микиле дошел слух, что он кровоточит.

– Наслышан, – кивнул Агила. – В Гельвете, к югу от Гальстата, есть круг, составленный из этих камней. Говорят, там происходит то же самое.

– Есть еще кое-что, что гораздо хуже. По крайней мере, если верить Ромару. Вот, скажем, недавно выкрали топор из звездного камня.

– А, тогда понятно, – кивнул Агила.

Топор из звездного камня был легендарной реликвией тех времен, когда нога Изгнанников еще не ступила на их собственные земли, даже до Бичевания. Легенда гласила о камне, что упал с неба, когда люди и великаны еще жили в мире и согласии друг с другом. Кастелл в такое, конечно, не верил – где это видано, чтобы великаны не враждовали с людьми? По преданию, из звездного камня выковали Сокровища, числом же было тех Сокровищ семь: котел, торк, ожерелье, копье, кинжал, боевой топор и кубок. За обладание ими вспыхнули войны, которые привели к тому, что Элион обрушил свой гнев на этот мир: произошло Бичевание. Боевой топор в Микиле, согласно молве, был одним из этих Сокровищ, и люди со всех земель приезжали, чтобы на него взглянуть. Верили, что топор волшебный и что с его помощью можно связать наш, тварный мир с Изнанкой, где обитают Элион и Азрот.

Кастелл не располагал какими-либо сведениями на этот счет и сомневался в правдивости всей истории. Но что он знал наверняка – так это, что Микил разбогател благодаря этому топору и что нескончаемый поток паломников, жаждущих увидеть реликвию, приносит в казну устойчивый доход в виде серебра и золота. Ромар тоже это понимал, и потому, когда он узнал о том, что топор украден, гнев его был поистине велик. Вот тебе и еще одна причина побыть немного вне стен Микила. Между насмешками Джаэла и гневом Ромара он очутился как между молотом и наковальней.

– Когда это произошло? – спросил Агила.

– Десять дней назад, – ответил Макуин.

– Но кто же его украл? – проворчал наемник. – Должно быть, великаны из клана Гунен?

– Гунены, – кивнул Кастелл. – Они, конечно, хотят завладеть этим топором, да и нет в пределах ста лиг от Микила никакого другого великаньего клана. Но я считаю, что они не могли незаметно пробраться в крепость – любой, кто возвышается над землей на пятнадцать пядей, явно будет выделяться. – Он отпил еще медовухи; на этот раз тепло показалось почти приятным.

– Так-то оно так, но все же, – возразил Агила. – Они – стихийные маги, так что вполне могли воспользоваться чарами.

– Возможно, – согласился Макуин, потянувшись за мехом в руке у Кастелла.

– Гунены коварны и свирепы, – продолжил Агила.

– Знаю, – пробормотал Кастелл.

– Имел с ними дело?

– Гунены убили его семью, – мрачно сказал Макуин. – Убили человека, которому я присягнул на верность.

Кастелл закрыл глаза, вспоминая огромные подсвеченные полыхающим огнем фигуры, что шли через разрушенные ворота его дома, размахивая гигантскими молотами и боевыми топорами. Он вздрогнул. Ему тогда было всего шесть лет. Он хотел, чтобы Агила перестал об этом говорить. Кастелл молча взял мех у Макуина и сделал еще один глоток.

– Они требовали за тебя выкуп? – спросил Агила.

– Гунены не берут пленников, – ответил Кастелл. – Меня спас Макуин и унес оттуда.

– Гунены – это налетчики и убийцы, – прорычал Макуин. – И ничего больше.

Кастелл пошевелил пальцами, рисуя в воздухе защитный знак от зла.

Агила увидел это и улыбнулся.

– Можешь не переживать о великанах, приятель. Нас сорок воинов, да и ты, бьюсь об заклад, умеешь обращаться со своим мечом. Элион на небесах знает, что твой меч достаточно острый. – Он посмотрел на точильный камень и подмигнул Макуину.

– Ты издеваешься? – воскликнул Кастелл, чувствуя, как его захлестывает волна гнева. – Небось общался с Джаэлом, да? – прорычал он. Кастелл ощущал, что его лицо налилось кровью, а рука опустилась на рукоять меча. С лица у Агилы пропала беззаботная улыбка, и он посуровел.

– Поосторожнее, парень, – одернул его ратник, поднимаясь на ноги. – Может, ты Ромару и родня, но от всего на свете это тебя не спасет.

Агила ушел прочь, провожаемый испепеляющим взглядом Кастелла.

– Ты только посмотри на это, – процедил он сквозь сжатые зубы. – Раз меня презирает Джаэл, то и все остальные считают своим долгом надо мной поиздеваться.

Макуин глубоко вздохнул.

– Кас, иногда ты видишь врагов там, где их нет. – Старый воин покачал головой. – В словах Агилы не было ничего такого. Надеюсь, ты это понимаешь?

Кастелл хмыкнул.

– Я не хотел с тобой об этом говорить, – сказал Макуин, – много раз останавливал себя, надеялся, что ты сам поймешь. Когда ты прошел испытание и Долгую ночь, стал мужчиной, я надеялся, что это прекратится. – Он покачал головой. – Кажется, пора тебе кое-что услышать. Джаэл не настроил всех против тебя, как бы он ни пытался. Тебя не считают мальчиком для битья. Но многие думают, что ты заносчивый и надменный тип. Слишком гордый, чтобы общаться с нами, простым народом. В тебе много хорошего, Кас, но будь осторожнее, иначе ты погребешь все это под толстым слоем жалости к себе. Твой отец был бы разочарован, если бы услышал, что́ ты говоришь. – На этом Макуин поднялся и пошел прочь, а Кастелл так и остался сидеть на траве с широко распахнутыми глазами.

Остаток ночи он просидел в одиночестве, слушая тихие разговоры и песни, что доносились от прочих путников. Когда бо́льшая часть лагеря уснула, Макуин сказал, что теперь его очередь нести дозор. Кастелл молча вышел из кольца повозок и пошел на край лагеря.

«Жалость к себе», – думал он, хмурясь в темноте и испытывая то злость, то стыд.

Когда меж гор подул холодный ветер, Кастелл поплотнее закутался в накидку. Месяц то появлялся в небе, то снова пропадал, скрываясь за стремительно летящими облаками. Кастелл до сих пор был под впечатлением от слов Макуина и почти на всем протяжении своего дозора их обдумывал. Нехотя он осознал, что старый воин прав, и эта горькая правда пробудила в нем смущение и гнев. В основном на самого себя, но также и на остальных: на Макуина, Агилу и многих других, чьих лиц он не помнил, за то, что они его не поняли. Он вел себя как ребенок. Как надутый, избалованный ребенок. Однако, помимо этих чувств, он ощущал проблеск надежды. Мысль о том, что львиная доля людей в крепости не поддерживает Джаэла в его нападках на Кастелла, грела душу. Тогда, глубокой ночью, он принял решение.

«Утром», – твердил он себе.

Когда свеча, по которой он отслеживал время своего дозора, потухла, Кастелл зажег новую от тлеющих углей костра и отправился будить однополчанина, который должен был нести дозор следующим. Вскоре после этого он уснул.

Когда Кастелл открыл глаза, серое небо уже подернулось жилками приближающегося рассвета. Он резво встал, занялся привычными утренними делами, оседлал лошадь, помог запрячь остальных лошадей в повозки, собрал свой заплечный мешок. Когда все дела были сделаны и бо́льшая часть людей села завтракать, Кастелл увидел Агилу, идущего в одиночестве к своей лошади, крупной зверюге мышастой масти. Он поспешил за воином и хлопнул его по руке.

– Я… Прости меня за то, что сказал тебе вчера вечером, – проговорил Кастелл с легкой дрожью в голосе. – Я неправильно тебя понял.

Агила взглянул на него и снова беззаботно ему улыбнулся:

– Принято и забыто, приятель.

Кастелл кивнул, затем, не зная, что еще сделать, повернулся и пошел прочь, чувствуя, как его губы тронула улыбка. Краем глаза он видел, что Макуин за ним наблюдает.

Глава 9. Корбан

Геб, озаренный лучами заходящего солнца, воздел руки.

– Фионн ап Торин, Мэррок бен Рагор! – воскликнул он громким голосом, который не соответствовал его хилому телосложению. – Ваш день подошел к концу. Ваши руки и сердца были связаны, вы прожили этот день как одно целое. Настал час Выбора. Останетесь ли вы связаны друг с другом навеки, иль нити, что связывает вас, суждено быть перерезанной?

Мэррок и Фионн посмотрели друг на друга и подняли свои сплетенные нитью руки.

– Мы будем связаны друг с другом и проживем остаток наших жизней как одно целое.

По собравшейся толпе пробежал шепот, Геб сделал шаг вперед и взял их связанные ладони в свою.

– А теперь заключите соглашение! – воскликнул хранитель знаний.

– Фионн ап Торин, – начал Мэррок. – Я клянусь тебе, что ты будешь первой, кто вкусит мою трапезу, кто отведает моего вина…

Корбан беспокойно поерзал.

«Помираю с голоду», – подумал он, глядя на длинные столы, что стояли рядами вдоль костров, наполненные только что приготовленной едой. Его мама со слезами на глазах наблюдала за парой. Возле нее стоял Таннон, его отец. Рядом с Гвенит он выглядел скорее медведем, нежели человеком. У ног мужчины свернулся пес Буддай. Таннону подбили глаз и расквасили губу, но это его, казалось, совсем не беспокоило – он в очередной раз подтвердил звание первого кулачного бойца в окру́ге.

«Все прошло гораздо лучше, чем я ожидал», – подумал Корбан, поглаживая разбитую губу. Мама спросила, куда делась накидка, но, похоже, осталась вполне удовлетворена, хотя и несколько раздражена его ответом: он рассказал ей, что оставил накидку на Ивушке, торопясь на церемонию. Свои порезы и синяки Корбан объяснил тем, что якобы они с Датом неудачно впечатались в какое-то дерево (и это было не так уж далеко от истины). Удивленное выражение лица матери и молчаливый пристальный взгляд отца его немного встревожили, но тут Корбан решил, что самое время раздать подарки, и таким образом смог предотвратить дальнейшие расспросы.

Он вздохнул.

«Почему все эти церемонии такие скучные?» – думал Корбан. К счастью, Геб уже распевно произносил слова завершающего благословения:

– …чтобы мир вас окружал, счастью путь в ваш дом давал.

Он поднял объемистый кубок, и пара взяла его связанными руками. Вместе они испили из кубка, после чего хранитель знаний бросил его на землю и раздавил ногой.

– Дело сделано! – воскликнул он, и толпа разразилась радостными возгласами.

– Идем, – сказал Дат, ткнув Корбана под ребра. – Давай поедим.

Корбан кивнул, и вместе с Датом они двинулись к столу с едой, где до этого он видел Дилана.

Дилан улыбнулся, увидев Корбана.

– Ты все же вернулся.

– Ага.

– Так что все-таки случилось с твоим лицом? – спросил Дилан.

Корбан пожал плечами, а внутри у него вспыхнул огонек злости при одной только мысли о Рэйфе.

– После нашей с тобой встречи я пошел в Баглун, – сказал он в надежде сменить тему.

– Один?

– Да. Один.

– Ох и зря ты это сделал, Бан. Мог угодить в нешуточный переплет.

Корбан фыркнул.

«Я и так угодил в нешуточный переплет».

– Я не ребенок, – отрезал он. Корбан не знал наверняка, что́ заставило его так грубо ответить Дилану. Он тут же почувствовал стыд за свои слова. Корбан знал, что на самом деле он злится на Рэйфа, а не на Дилана. Но тут Дилана позвал Дэрол, и он покинул мальчиков. Корбан и Дат доверху наполнили свои деревянные подносы мясом и теплым хлебом, а Дат так еще и ухитрился походя сунуть под мышку кувшинчик с подливкой. Внезапно он замер.

Перед ним стояла женщина – наполняла свой поднос едой. Длинные серебристые волосы волнами спадали ей на спину. Это была Брина, целительница.

– Что случилось, Дат? – пробормотал Корбан.

– Да вон… – прошипел Дат и кивнул в сторону Брины. Среди жителей Дун-Каррега об этой женщине сложилась слава весьма определенного рода. – Она ведьма!

Брина, должно быть, услышала его слова – она посмотрела прямо на Дата и скривила рот.

У Дата чуть глаза не вылезли из глазниц. Он быстро развернулся и врезался в плотную стену из кожи и железа, при этом опрокинув на воина, с которым только что столкнулся, свой поднос и кувшин.

Над мальчиками возвышался брат королевы, Пендатран, и хмуро на них взирал, в то время как с его рубахи на сапоги медленно стекала подливка. Мужчина не просто так получил прозвище Медведь.

– П-п-прошу… п-п-прощения, – заикаясь выдавил Дат, пытаясь очистить одеяние воина от остатков еды, но в итоге просто размазал ее еще больше. Пендатран схватил Дата за руку и зарычал. На мгновение Корбану показалось, что его друг вот-вот потеряет сознание от страха, но тут Пендатран перестал хмуриться и усмехнулся.

– Не переживай, парень, – произнес ратник. – Сегодня женился мой племянник, и по такому случаю я тебя прощаю. Даже несмотря на то, что ты – неуклюжий дурачок.

Дат с облегчением улыбнулся. Пендатран поднял взгляд, и его благодушное настроение как рукой сняло, уступив место суровости.

– Пендатран, – окликнул худощавый мужчина, который выглядел весьма невзрачно на фоне какого-то широкоплечего и высокого юноши.

Пендатран какое-то время смотрел на него сердито, затем развернулся и пошел прочь. Худой мужчина понаблюдал за удаляющейся спиной Пендатрана, покачал головой и двинулся дальше.

– Кто это был? – спросил Дат у Корбана, когда они заново наполняли опустошенные поднос и кувшин.

– А то ты не знаешь? Это же Энворт со своим сыном Фарреллом. Если верить слухам, то Энворт – это тот трус, который притворился мертвым, когда Рагора, брата королевы Алоны и Пендатрана, убили разбойники в Темнолесье.

– Я думал, в этом виновен советник Эвнис.

– Его обвиняла Алона, но король Бренин не наказал ни Эвниса, ни Энворта. Сказал, что у него нет доказательств.

Дат надул щеки.

– Получается, они друг с другом на ножах.

– Все верно.

Дат кивнул.

– Как это Фаррелл умудрился так вымахать? Его отец такой щуплый!

– Ну а мамашу его ты видел? Она весьма крупная дама. А Фарреллу примерно столько же лет, сколько и нам, – он даже немного младше. Он очень восприимчив, как я слышал. К словам, очерняющим доброе имя его отца.

– Это как? – поинтересовался Дат.

– А очень просто: кто эту тему затронет – тому тотчас в бубен и прилетит.

– Да уж. Напомни тогда мне не говорить при нем об этом. Такое ощущение, что он скоро твоего папу в размерах догонит.

Корбан усмехнулся:

– Должно быть, мама хорошо его кормит.

– Хотел бы я жить в крепости, – размечтался Дат. – Там можно услышать много чего любопытного.

– Ну, не знаю. Жизнь в деревне тоже довольно интересная. Где еще узнаешь столько о различных видах рыб…

Дат пнул друга по голени.

Когда они нашли Гвенит и Таннона, те сидели на разостланной накидке, доедали угощение со своих полупустых подносов и пили медовуху. Кивэн тоже была здесь, но Корбан присел, даже не взглянув в ее сторону.

– Бан, я нашла твою накидку, – сказала Кивэн, передавая ее брату. Она, как и обещала, заштопала этот злосчастный предмет одежды. Однако облегчение быстро сменилось раздражением: Корбан не хотел быть в долгу у сестры.

– Спасибо, – выдавил он.

– Где твой отец? – спросил Корбан у Дата.

Друг скривился.

– Да как-то без понятия, где он сейчас…

Корбан понял, что тот имеет в виду. Дат и не желал знать, где находится отец. Мордвир тяжело принял смерть жены и начал напиваться все в более и более раннее время.

– Присядь с нами, поешь, – похлопала Гвенит по свободному месту рядом с собой.

Дат благодарно улыбнулся.

Уже было темно, и на лугу горело множество небольших костров. Озираясь по сторонам, Корбан увидел Бренина и Алону: они смеялись чему-то вместе с Мэрроком и Фионн. Вдруг рядом с Бренином появилась Эдана. Она улыбалась ему, Корбану, и махала рукой…

Его лицо расплылось в мечтательной улыбке, он поднял руку и смущенно помахал в ответ. Эдана поманила его ладонью, приглашая присоединиться. Немало удивленный, он начал было подниматься, но тут позади него раздался голос Кивэн.

– Мам, пап, меня Эдана зовет. Я приду позже, – сказала она и побежала к дочери короля.

Корбан рухнул на землю, щеки пылали огнем. Когда он наконец набрался мужества и поднял глаза, то наткнулся взглядом на Вентоса – тот смотрел ему прямо в глаза, улыбался и держал в руке кружку медовухи. Его пес Талар был подле него.

– А я тебя искал, – обратился он к Корбану.

– Привет, Вентос. – Корбан представил торговца маме с папой, которые настояли на том, чтобы мужчина присоединился к их трапезе.

Таннон вытянул руку, чтобы Талар ее понюхал. Пес зарычал. Буддай сел и раскатисто рыкнул в ответ.

– Мой Буддай не из тех, кто затевает драки, – заметил Таннон, – но уж если кто к нему полезет, тому несдобровать.

– Талар! – прикрикнул торговец, и рычание прекратилось.

– Вентос из Гельвета, – сказал Дат.

– Гар ведь оттуда, да, мам? – спросил Корбан.

– Да, – ответила мама, переглянувшись с Танноном.

Тут из темноты вышел Гар и хромая подошел к ним. Похлопал Таннона по плечу и неуклюже присел, вытянув перед собой ногу. Нахмурился при виде Вентоса.

– Как седло? – спросил Вентос у Гара.

– Село хорошо.

– Слыхал, ты из Гельвета, – сказал Вентос.

– Да. А что?

– Ничего. Я тоже оттуда – только и всего. Дун-Каррег далековато от Гельвета. Как тебя сюда занесло?

Гар прикрыл глаза, и на мгновение Корбану показалось, что управляющий конюшен снова пропустит неудобный вопрос. Но тот поднял взгляд и начал рассказ.

– Я жил в деревне неподалеку от Форнского леса. Однажды на нас напали великаны, сожгли всю деревню, почти всех убили. Я и еще пара человек едва сумели сбежать. Вся моя родня мертва, – пожал он плечами. – Больше меня ничего там не держало, вот я и ушел. Шел-шел – да и оказался здесь. Бренин сделал доброе дело – взял меня к себе на службу.

Таннон передал ему чарку медовухи. Гар сделал большой глоток.

– Великаны, чтоб им пусто было, – буркнул Вентос. – Гунены до сих пор досаждают Гельвету будто заноза в заду, и в последнее время они обнаглели, забираются все дальше от Форнского леса. Ходит слух: дескать, Брастер, король Гельвета, собирает войско, чтобы пойти в этот лес и перебить их всех до единого.

– Добро бы так, – сказал Гар и отхлебнул еще медовухи.

Корбан увидел, как Дэрол запрягает своего пони в телегу, в которой сзади сидит Дилан. Вскочив на ноги, Корбан подбежал к ним.

– Чего это вы уезжаете так рано? – спросил он у Дилана, поспевая за движущейся телегой.

– Отец устал, – поморщился Дилан. – Я бы и хотел, чтобы мы остались. Слышал, Геб сегодня будет рассказывать какое-то из своих преданий. – Он вздохнул. – Да вот только отец в дурном настроении и не хочет оставаться. А ты так и не рассказал мне, почему у тебя такой вид, будто ты врезался в дерево.

– Приду к тебе завтра, – сказал Корбан, когда телега начала набирать скорость. Помахал Дилану и его семье, после чего они скрылись в темноте.

Другие тоже начали покидать луг, растворяясь во тьме ночи. Корбан вернулся к скромному кругу семьи и сел рядом с мамой. Пришла и Кивэн. Он все еще дулся на сестру, но, пока сидел с близкими, слушал их рассказы и смеялся, настроение постепенно улучшалось. Корбан лежал положив руки под голову, смотрел на звезды и луну, что сияли на темном полотне неба, и слушал размеренный шум морских волн. Мама протянула руку и начала гладить его по голове.

Некоторое время спустя он услышал рукоплескания и поднялся. Геб забрался на стол рядом с костром. Кучки людей на лугу начали собираться вокруг него, жаждая услышать одну из знаменитых историй хранителя знаний, и Корбан вместе с семьей тоже присоединились к ним.

– Что бы вы хотели услышать? – крикнул Геб.

Из толпы зазвучали голоса, но прежде чем Геб успел ответить, на свет костра вышла королева Алона.

– По заветам предков, выбрать должен Мэррок, – промолвила она, подзывая своего племянника и его невесту. Геб вопросительно взглянул на Мэррока, который пристально смотрел на огонь, затем улыбнулся какой-то своей мысли.

– Расскажи нам о Камбросе, – сказал он.

– Столь грустную повесть в столь радостный вечер? – спросил Геб, вопросительно изогнув бровь.

– Повесть, в которой говорится о том, как я родился в здешних землях и встретил свою невесту, – не может быть грустной, – возразил Мэррок, глядя на жену.

– Да он уже пьян! – выкрикнул голос из толпы, вызвав волну смеха.

Геб поднял ладонь.

– Повесть о Камбросе, – провозгласил Геб, затем склонил голову – и на луг опустилась тишина.

– Наши предки, – начал он, – прибыли в эти земли с огромным флотом; себя они называли Изгнанниками, ибо их сослали из Солнечных земель после долгой кровавой войны. Выбросило их на берег далеко к югу и востоку отсюда. И нарекли они новый мир Землями Изгнанников. Королем же их был тогда Сокар.

– Вскоре, – продолжал Геб, – поняли наши предки, что они в этих землях не одни и что здесь живут великаны, вернее, те, кто пережил Бичевание Элиона. У старой неприязни глубокие корни, и вражда между родом человеческим и великанами ничуть не ослабла, несмотря на то, что не одно поколение сменилось со времен Бичевания, когда ярость Элиона чуть ли не полностью выкосила род людской и великаний. Это положило начало войнам с великанами, великих сказаний о горе и победе в которых сложено слишком много, чтобы рассказать их все за один вечер.

– Во времена этой великой войны разослал Сокар своих военачальников в разные стороны, – молвил хранитель знаний. – На запад отправил он Камброса, по прозванию Бык, вместе с сыновьями – Кадласом и Ардом, – дабы сразились те с Беноти – кланом великанов, что обитали тогда даже здесь и возвели Дун-Каррег. – Геб остановился, указывая на нависшую над ними крепость. – Повержены были великаны, бежали, а Кадлас со своими воинами их преследовал…

Корбан прикрыл глаза, представляя рассказ Геба так, будто он сам был свидетелем этих событий. Он знал эту историю, потому как его мама и папа часто учили его сказаниям о жизни предков. Корбан слушал, как Геб рассказывал о походе войска, что одолело великанов Беноти и оттеснило их далеко на север.

– Затем объединились великаны для решающей битвы на склоне Дун-Ванера, – сказал Геб. – Гордым строем – а надо вам сказать, что непомерная гордость во все времена несла великанам погибель, – выступили Беноти из своей каменной твердыни, дабы встретиться с Быком Камбросом и его войском. Два дня не утихала битва. Поле боя почернело от пролитой крови, небо потемнело от вороньих стай, что слетелись полакомиться павшими.

– Под конец второго дня, – продолжал Геб, – когда уходящее солнце обагрило небо красным цветом, прорвали Камброс и его щитоносцы оборону Беноти и столкнулись лицом к лицу с Руадом, королем великанов. Один на один схватились они друг с другом, окруженные телами павших своих щитоносцев. И поразил Руад Камброса огромным своим боевым топором и расколол его щит. Трижды удалось Камбросу ранить Руада, да только растрескался постепенно меч в его руках, и вскоре рухнул Бык на землю.

Корбан услышал, как собравшиеся на поле застонали, и увидел, что мама вытирает проступившие слезы.

– В отчаянии схватил Камброс упавшую с дерева ветвь. И когда замахнулся Руад топором, ударил Камброс изо всех сил великана по колену, сломал кость и разорвал сухожилие. Взревел Руад и пал на землю. Забрался Камброс великану на грудь и вонзил свой сломанный меч глубоко ему в самое сердце. Увидев, что король их мертв, утратили Беноти боевой дух, а на том сражение и закончилось.

– Итак, Беноти были разбиты и скрылись на севере, где и обитают по сию пору. Камброс же разделил завоеванные земли между собой и своими сыновьями, Ардом и Кадласом, и с тех пор они жили в мире. – Геб взглянул на Мэррока и Фионн и продолжил: – Именно так ты, Мэррок бен Рагор, оказался здесь, на этом лугу посреди королевства Ардан, и переплетя руки с Фионн.

Мэррок склонил голову в знак признательности. Бренин произнес тост, и толпа разразилась одобрительными криками.

Корбан еще долго сидел в тишине, думая об услышанном. Разговор между его соседями затянулся до глубокой ночи. Тем временем семьи вокруг них начали потихоньку возвращаться в деревню или к своим близлежащим угодьям. Костры потухли, и звезды на небосводе засияли еще ярче.

Из раздумий Корбана вырвали голоса за спиной, что становились все громче и громче. Люди смотрели вдаль, на запад, в сторону Баглунского леса. Корбан поднялся на ноги и подошел поближе, чтобы посмотреть, что происходит.

Вдали колыхались красно-оранжевые огни – то поднимались, то опускались, словно пламя свечи на ветру.