Джо Аберкромби
Первый закон. Трилогия: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей

Логен прислонился к беленой стене, сложил руки на груди и сделал глубокий вдох. Это не помогло: твердый комок беспокойства в его груди сжался еще сильнее. Он уже слышал тяжелые шаги в коридоре за дверью. Потом дверная ручка повернулась.

Скейл вошел в комнату первым. Старший сын Бетода был дородным даже в детстве, но с тех пор, как Логен видел его в последний раз, он растолстел чудовищным образом. Его голова, похожая на булыжник, как будто наросла на самой верхушке горы мускулов; череп у него был значительно уже шеи, мощная челюсть, плоский обрубок носа и самодовольные маленькие глазки навыкате. Тонкий рот кривила постоянная усмешка, совсем как у его младшего брата Кальдера, но в данном случае в ней было меньше коварства и куда больше жестокости. На его бедре висел тяжелый палаш, и Скейл ни на секунду не отнимал от него свою мясистую руку, злобно взирая на Логена и каждой порой источая ненависть.

Следом вошла женщина. Очень высокая, стройная и бледная, она выглядела болезненно. Ее раскосые глаза были столь же узкими и холодными, сколь глаза Скейла были выпученными и злыми. Густо наложенная на веки черная краска делала их еще уже и холоднее. На длинных пальцах сверкали золотые кольца, на тонких запястьях – золотые браслеты, на белой шее – золотые цепочки. Женщина обвела комнату ледяным взглядом голубых глаз, и каждая новая вещь, которую она замечала, поднимала ее к новым высотам отвращения и презрения: сперва мебель, затем книги, потом Логен, а больше всего – сам Байяз.

Самозваный король Севера вошел последним – внушительный как никогда, в богатом одеянии из дорогой узорной ткани и редкого белоснежного меха. На его плечах лежала тяжелая золотая цепь, а голову венчал золотой венец, где сиял алмаз размером с птичье яйцо. Морщин на улыбающемся лице Бетода прибавилось, волосы и бороду тронула седина, но он оставался высоким и энергичным. В его благообразном облике появилось больше властности, мудрости и даже величия. Он являл собой идеальный образ выдающегося, мудрого и справедливого властителя. Но Логен знал его слишком хорошо.

– Бетод! – приветливо сказал Байяз, захлопывая книгу. – Старый друг! Ты представить себе не можешь, как я рад видеть тебя снова.

Он убрал ноги со стола и продолжил, указывая на золотую цепь и сверкающий бриллиант:

– К тому же ты теперь достиг таких высот в этом мире! Помнится, в былые времена ты был счастлив повидаться со мной с глазу на глаз. Но великим людям необходима свита, и ты привел с собой… других людей. С твоим очаровательным сыном я, разумеется, знаком. Похоже, ты неплохо питаешься, да, Скейл?

– Принц Скейл! – прорычал чудовищный сынок Бетода и еще сильнее выпучил глаза.

– Гм-м, – протянул Байяз, приподняв бровь. – Но я не имел удовольствия встречаться с твоей спутницей…

– Меня зовут Кауриб.

Логен мигнул. Голос женщины был самым прекрасным звуком из всех, какие он когда-либо слышал, – успокаивающий, умиротворяющий, одурманивающий…

– Я колдунья, – пропела она, вскидывая голову с презрительной улыбкой. – Колдунья с крайнего севера.

Логен замер на месте с полуоткрытым ртом. Вся его ненависть мгновенно испарилась. Они все здесь друзья – даже больше чем друзья. Он не мог отвести глаз от женщины, не мог и не хотел. Остальные присутствующие в комнате пропали, и ему казалось, что Кауриб говорит с ним одним. Всем сердцем Логен желал, чтобы она никогда не останавливалась…

Однако Байяз только рассмеялся.

– Подумать только, настоящая колдунья, да еще и с золотым голосом! Восхитительно! Давненько не приходилось мне слышать такого. Но здесь он тебе не поможет.

Логен помотал головой, сбрасывая чары, и снова ощутил прилив ненависти. Это вернуло ему уверенность в себе.

– Скажи мне: чтобы стать колдуньей, надо учиться? Или дело в украшениях и большом количестве краски на лице? – продолжал Байяз. Глаза Кауриб сузились до убийственных голубых щелок, но первый из магов не дал ей возможности заговорить. – К тому же ты с крайнего севера. Только представить себе! – Байяз поежился. – Там, должно быть, ужасно холодно, особенно в это время года. От мороза соски так напрягаются, правда? А сюда явилась, чтобы погреться, или есть еще причина?

– Я иду туда, куда приказывает мой король, – прошипела она, еще выше вздергивая острый подбородок.

– Твой король? – переспросил Байяз и оглядел комнату, словно искал кого-то еще, кто прятался в углу.

– Мой отец теперь король Севера! – рявкнул Скейл. Он презрительно посмотрел на Логена. – А ты должен встать перед ним на колени, Девять Смертей! – И перевел наглый взгляд на Байяза: – И ты тоже, старик!

Первый из магов извиняющимся жестом развел руки:

– Ох, боюсь, мне ни перед кем не встать на колени. Слишком стар. Суставы не гнутся, понимаешь…

Пол дрогнул под тяжелым сапогом Скейла, который выругался и шагнул в сторону Байяза, но Бетод мягко положил руку на предплечье сына:

– Оставь, нет никакой необходимости, чтобы кто-то вставал на колени. – Его голос был холоден и ровен, как свежевыпавший снег. – Нам не подобает ссориться друг с другом. Разве наши интересы не совпадают? Мир! Мир на Севере! Я пришел сюда для того, чтобы просить тебя поделиться со мной твоей мудростью, Байяз, как делал это в прежние времена. Разве это неправильно – искать помощи у старого друга?

Ничто и никогда не звучало более искренне, более разумно, более доверительно. Но Логен знал Бетода слишком хорошо.

– Разве мир на Севере нарушен? – Байяз откинулся на спинку кресла, сцепив перед собой руки. – Разве междоусобицы не закончены? Разве ты не стал победителем? Разве ты не получил все, чего хотел, и даже больше? Король Севера, а? Какую еще помощь я могу тебе предложить?

– Я делюсь своими планами только с друзьями, Байяз, а ты в последнее время не был моим другом. Ты отослал назад моих посланников, даже моего сына. Ты оказываешь гостеприимство моим заклятым врагам. – Он сурово глянул на Логена и презрительно скривил губы. – Знаешь ли ты, с кем ты имеешь дело? Это же Девять Смертей! Животное! Трус! Клятвопреступник! Такую компанию ты теперь предпочитаешь? – Бетод повернулся обратно к Байязу, дружелюбно улыбаясь, но в его словах звучала явная угроза. – Боюсь, пришло время решать, со мной ты или против меня. Здесь нет середины. Либо ты разделишь со мной мое будущее, либо останешься пережитком прошлого. Выбирай, друг мой.

Логен уже видел прежде, как Бетод предлагал людям подобный выбор. Одни уступили. Другие лежат в земле.

Однако Байяз, по-видимому, был не из тех, кого можно торопить с ответом.

– Что же выбрать? – проговорил маг, медленно наклонился вперед и взял со стола свою трубку. – Будущее или прошлое?

Он прошел к очагу и присел на корточки, повернувшись спиной к своим гостям, взял с решетки тлеющий прутик и принялся раскуривать трубку. Казалось, целая вечность прошла, пока эта чертова штука разгорелась.

– С тобой или против тебя? – вслух размышлял он, возвращаясь к своему креслу.

– Ну так что? – требовательно спросил Бетод.

Байяз поднял глаза к потолку и выпустил тонкую струйку желтого дыма. Кауриб оглядывала старого мага сверху донизу с ледяным презрением, Скейл подергивался от нетерпения, Бетод ждал, слегка сощурив глаза. В конце концов Байяз испустил глубокий вздох.

– Что ж, хорошо, – сказал он. – Я с тобой.

Бетод широко улыбнулся, и Логен испытал приступ жесточайшего разочарования. От первого из магов он ожидал большего. Чертовски глупо, но Логен до сих пор не разучился надеяться на лучшее.

– Вот и хорошо, – довольно отозвался король Севера. – Я знал, что ты способен смотреть на вещи с моей точки зрения. – Он медленно облизал губы, словно изголодавшийся человек при виде вкусной еды. – Я собираюсь вторгнуться в Инглию.

Байяз приподнял бровь, потом засмеялся, потом захохотал, молотя кулаком по столу.

– Ох, вот это здорово, нет, это действительно здорово! – восклицал он. – Ты обнаружил, что мирная жизнь не подходит для твоего королевства, да, Бетод? Кланы не привыкли дружить, а? Они по-прежнему ненавидят друг друга и тебя. Я прав?

– Ну, – усмехнулся Бетод, – они действительно строптивы.

– Ручаюсь, что так! Но если послать их воевать с Союзом, они объединятся! Им придется действовать вместе против общего врага. А если ты победишь? Ты станешь человеком, который совершил невозможное! Человеком, который выгнал проклятых южан с северных земель! Тебя будут любить или еще сильнее бояться. А если ты проиграешь – что ж, тебе удастся хотя бы на время примирить враждующие кланы и использовать их силу в своих интересах. Теперь я вспомнил, почему ты мне всегда нравился! Превосходный план!

Бетод самодовольно приосанился.

– Разумеется. И мы не проиграем. Союз слаб, самонадеян, неподготовлен. С твоей помощью…

– С моей помощью? – прервал Байяз. – Ты хочешь слишком многого.

– Но ты же…

– Я соврал. – Маг пожал плечами. – Ведь я лжец.

Байяз поднес трубку ко рту. Воцарилось изумленное молчание. Затем глаза Бетода сузились. Глаза Кауриб раскрылись. Тяжелый лоб Скейла покрылся морщинами от удивления. На лицо Логена медленно вернулась улыбка.

– Лжец? – прошипела колдунья. – Да ты хуже, чем лжец!

Ее голос по-прежнему звучал напевно, но теперь это была другая песня – жесткая, пронзительная, убийственно-острая.

– Ты старый червяк! Прячешься за своими стенами, за своими слугами, за своими книгами! Твое время давно ушло, глупец! У тебя нет ничего, только слова и пыль!

Первый из магов невозмутимо сложил губы трубочкой и выпустил струйку дыма.

– Только слова и пыль! Старый червяк! Ну что ж, мы еще посмотрим. Мы еще придем в твою библиотеку!

Волшебник аккуратно положил на стол трубку, из которой вился прозрачный дымок.

– Мы придем в твою библиотеку, мы разрушим твои стены, мы предадим мечу твоих слуг и сожжем твои книги! Мы…

– Тихо.

Теперь Байяз насупился и выглядел еще мрачнее, чем во время недавнего разговора с Кальдером. Логену снова захотелось отступить назад – захотелось сильнее, чем в прошлый раз. Он поймал себя на том, что оглядывает комнату в поисках места, где можно укрыться. Губы Кауриб продолжали шевелиться, но из ее горла вылетал лишь бессмысленный хрип.

– Вы разрушите мои стены, вот как? – проговорил Байяз.

Его седеющие брови сошлись к переносице, кожу между ними прорезали глубокие жесткие морщины.

– И убьете моих слуг? – спросил Байяз.

В комнате вдруг стало очень холодно, несмотря на горящие в очаге поленья.

– И сожжете мои книги, да? – прогремел Байяз. – Ты слишком много болтаешь, ведьма!

Колени Кауриб подогнулись. Она медленно сползла вниз по стене, цепляясь белой рукой за косяк и звеня всеми своими цепочками и браслетами.

– Слова и пыль, вот что я такое? – Байяз поднял вверх четыре пальца. – Четыре дара ты получил от меня, Бетод: солнце зимой, грозу летом и еще две вещи, о которых ты никогда бы не узнал, если бы не мое искусство! А что ты дал взамен? Озеро и долину, и без того мне принадлежавшие, и еще лишь одно! – Бетод посмотрел на Логена, но тут же отвел глаза. – Ты мой должник. Но ты посылаешь ко мне гонцов, предъявляешь требования и осмеливаешься приказывать! Такие манеры мне не нравятся.

Скейл наконец понял, что происходит, и вытаращил глаза от возмущения.

– Манеры? – вскричал он. – Какое дело королю до манер? Король сам берет все, что захочет! – И сделал тяжелый шаг по направлению к столу.

Огромный и злобный Скейл легко мог бы забить ногами упавшего. Но Логен пока не упал и падать не собирался, и ему до тошноты надоела похвальба этого надутого болвана. Он шагнул вперед, заступая принцу дорогу, и положил ладонь на рукоять своего меча.

– Хватит, – сказал он.

Принц сверху донизу оглядел Логена своими выпученными глазами, поднял мясистый кулак и сжал огромные пальцы так, что побелели костяшки.

– Не искушай меня, Девятипалый, жалкая дворняжка! Твои дни давно в прошлом! Я раздавлю тебя, как яйцо!

– Можешь попытаться, но я не позволю тебе. Ты знаешь, каков я в бою. Еще один шаг, и я буду биться с тобой, опухший хряк!

– Скейл! – рявкнул Бетод. – Нам здесь больше нечего делать, все ясно. Мы уходим.

Толстый принц выпятил мощную глыбу своей челюсти, сжимая и разжимая возле боков огромные руки. Он сверлил Логена взглядом, и в его глазах сквозила самая лютая животная ненависть. Затем он презрительно хмыкнул и отвернулся.

Байяз наклонился вперед.

– Ты говорил, что принесешь Северу мир, Бетод, а что ты сделал? Ты громоздишь одну войну на другую! Страна истекает кровью от твоей гордыни и твоей жестокости! Король Севера? Ха! Ты не стоишь того, чтобы тебе помогать! Подумать только, я надеялся на тебя!

Бетод нахмурился, его глаза оставались холодны, как алмаз у него на лбу.

– Ты сделал меня своим врагом, Байяз, а я очень опасный враг. Самый опасный из возможных. Ты еще пожалеешь о том, что совершил сегодня. – Он обратил презрительный взгляд на Логена. – А что до тебя, Девятипалый, ты больше не дождешься от меня милости! Отныне любой человек на Севере станет твоим врагом! Тебя будут ненавидеть, за тобой будут охотиться, тебя будут проклинать, куда бы ты ни отправился! Я сам прослежу за этим!

Логен пожал плечами: ничего нового. Байяз поднялся со своего кресла.

– Ну что ж, ты высказался, а теперь забирай свою ведьму, и выметайтесь отсюда! – приказал он.

Кауриб, спотыкаясь и ловя воздух ртом, первой выбралась за дверь. Скейл на прощанье окинул Логена свирепым взором, повернулся и загромыхал прочь. Самозваный король Севера вышел последним. Он качал головой, и в его глазах горела смертельная ненависть. Когда шаги троицы затихли в коридоре, Логен перевел дыхание, расправил плечи и снял ладонь с рукояти меча.

– Ну, – весело сказал Байяз, – вроде бы все прошло неплохо.

Дорога между двумя дантистами

Полночь уже миновала, и Прямой проспект заливала темнота. Темнота и вонь. Здесь, возле порта, всегда воняло: застоявшейся соленой водой, тухлой рыбой, дегтем, потом и конским дерьмом. Через несколько часов эта улица вновь наполнится шумом и суетой, зазвучат крики разносчиков, носильщики с руганью потащат грузы, появятся торговцы, сотни повозок и телег загромыхают по грязным булыжникам. Хлынет бесконечный поток народа – те, кто спешит сойти с корабля или взойти на корабль, люди со всех концов мира, слова на всех языках, какие существуют под солнцем. Но ночью здесь спокойно. Спокойно и тихо.

«Тихо, как в могиле, а пахнет еще хуже».

– Это здесь, – проговорил Секутор, направляясь к темному тупику узенького переулка, зажатого между двумя нависающими пакгаузами.

– Были проблемы? – спросил Глокта, ковыляя следом.

– Почти никаких, – ответил практик и поправил свою маску, чтобы через нее мог проникать воздух.

«Должно быть, под маской очень душно, там на ней скапливается пот, и она затрудняет дыхание. Неудивительно, что у всех практиков скверный характер».

– Проблемы были только у матраса, – продолжал Секутор. – Реус изрубил его ножом в лохмотья, пока не получил от Инея по голове. Интересное дело: стоит этому парню долбануть кого-нибудь по голове, как все проблемы тут же исчезают.

– А что с Реусом?

– Пока жив.

Свет от лампы Секутора упал на груду гниющего мусора. В темноте послышался писк крыс, спешивших убраться с дороги.

– Ты знаешь все подходящие закоулки, Секутор?

– Ну да. За это вы мне и платите, инквизитор.

Его грязный черный сапог неосторожно ступил в вонючее месиво и вырвался оттуда с чавкающим звуком. Глокта осмотрительно прохромал кругом, свободной рукой поднимая повыше полы своего пальто.

– Я вырос неподалеку, – продолжал практик. – Здесь люди не задают вопросов.

– Задаем только мы.

«У нас всегда есть вопросы».

– Точно. – Секутор приглушенно хихикнул. – Мы же инквизиция!

В свете его лампы показались помятые железные ворота и высокая стена, утыканная по верху ржавыми остриями.

– Вот это место.

«Да, судя по виду, место вполне подходящее».

Воротами, очевидно, пользовались нечасто: бурые петли протестующе завизжали, когда практик отпер замок и распахнул тугую створку. Глокта осторожно переступил через лужу, собравшуюся в яме перед воротами, и выругался: его пола все же попала в грязную воду.

Петли завизжали снова, когда Секутор, наморщив лоб от усилия, подпихнул тяжелую створку на место. Затем он поднял колпак с лампы, осветив широкий внутренний двор, заросший сорняками, засыпанный мусором и дровами.

– Ну вот мы и пришли, – объявил Секутор.

Когда-то, похоже, здание было по-своему величественным.

«Сколько стоили все эти окна? И все эти скульптурные работы? На посетителей наверняка производило впечатление богатство хозяина дома, если не его вкус».

Но так было в прошлом. Теперь окна заколочены прогнившими досками, скульптурные завитушки задушены мхом и покрыты слоем птичьего помета. Зеленый мрамор, тонким слоем облицовывавший колонны, потрескался и местами отвалился, открывая выщербленную штукатурку. Все осыпалось, рушилось и разлагалось. Отколовшиеся детали фасада лежали на земле, отбрасывая длинные тени на высокие стены двора. Половина головы разбитого херувима печально взирала снизу на хромавшего мимо Глокту. Он ожидал увидеть грязный пакгауз или сырой подвал возле самой воды, но никак не это.

– Что это за место? – спросил он, разглядывая полуживой дворец.

– Его построил один купец много лет назад. – Секутор поддел ногой обломок скульптуры, и тот со стуком откатился в темноту. – Богатый человек, очень богатый. Захотел поселиться поближе к своим складам и пристаням, чтобы присматривать за делами. – Практик начал подниматься по замшелым ступеням к огромной и облезлой парадной двери. – Ему казалось, что идея приживется, но как это могло случиться? Кто бы захотел жить в таком месте без особой надобности? Ну а потом купец потерял все свои деньги, как обычно и бывает с купцами. Кредиторам пришлось немало повозиться, чтобы найти покупателя.

Глокта посмотрел на чашу сломанного фонтана, до середины заполненную стоячей водой.

– Ничего удивительного.

Лампа Секутора едва освещала зияющее пространство холла. Две огромные и крутые изогнутые лестницы вырисовывались в полумраке напротив них. На уровне второго этажа вдоль стен проходил широкий балкон, но большая его часть обрушилась, проломив гнилые доски пола внизу, так что одна из лестниц обрывалась прямо в воздух. Сырой пол был завален кусками штукатурки, упавшими с крыши плитами сланца и старыми балками. Их покрывали серые брызги птичьего помета. Ночное небо заглядывало внутрь сквозь зияющие отверстия в крыше. До Глокты доносилось тихое воркование голубей среди темных стропил и размеренные звуки капающей воды.

«Какое место! – Глокта сдержал улыбку. – Оно в некотором роде напоминает меня самого. Мы оба когда-то были великолепны, и у нас обоих лучшие дни далеко позади».

– Здесь достаточно просторно, как вы думаете? – спросил Секутор, пробираясь среди мусора к зияющему дверному проему под сломанной лестницей. Лампа практика отбрасывала на ходу причудливые косые тени.

– Да, пожалуй. Если у нас не окажется больше тысячи узников одновременно.

Глокта ковылял вслед за Секутором. Он тяжело опирался на трость, озабоченный тем, куда поставить ногу на осклизлом полу.

«Сейчас я поскользнусь и хлопнусь на задницу прямо посреди птичьего дерьма. Вот будет здорово!»

Арка вела в полуразрушенный коридор, где гнилая штукатурка отваливалась большими кусками, обнажая влажные кирпичи. По обе стороны один за другим открывались сумрачные дверные проемы.

«В таких местах чувствительные люди начинают нервничать. Им мерещатся неприятные вещи в этих комнатах, сразу за границей света от лампы. Им приходит в голову, что там, в темноте, творятся мрачные дела. – Глокта посмотрел на Секутора, который беспечно шагал впереди, еле слышно насвистывая что-то под маской, и нахмурился. – Но у нас нервы крепкие. Возможно, мы и есть те самые неприятные вещи. Возможно, мы и творим эти мрачные дела».

– Насколько велик этот дом? – спросил Глокта.

– Тридцать пять комнат, не считая помещений для прислуги.

– Целый дворец! Как, черт возьми, тебе удалось отыскать его?

– Я иногда ночевал здесь раньше. После того, как умерла моя мать. Я нашел способ пробраться внутрь. Крыша тогда была почти целая, и спать было сухо. Сухо и почти безопасно.

«Ах, какая у тебя была тяжелая жизнь! Сделаться палачом и убийцей – большой шаг вперед, не так ли? Каждый человек находит себе оправдание, и чем более подлым он становится, тем трогательнее у него история. Интересно, какую историю мог бы рассказать я?»

– Ты изобретателен, Секутор.

– За это вы мне и платите, инквизитор.

Перед ними открылось большое пространство – гостиная, кабинет, может быть, танцевальный зал. С заплесневелых стен свисали панели с облезающей позолотой, некогда великолепные. Секутор подошел к одной из них, еще державшейся, и сильно толкнул ее. Раздался тихий щелчок, и панель распахнулась внутрь, открыв за собой темный арочный проем.

«Потайная дверь? Как восхитительно! Как зловеще. И как кстати!»

– Этот дом полон неожиданностей, как и ты, – сказал Глокта, мучительно ковыляя к открывшемуся проходу.

– И вы не поверите, сколько я за него заплатил.

– Мы купили его?

– О нет. Его купил я. На деньги Реуса. А теперь сдаю вам в аренду. – Глаза Секутора искрились в свете лампы. – Это золотая жила!

– Ха! – хохотнул Глокта, осторожно спускаясь по ступенькам.

«Ко всему прочему у него и деловая хватка имеется! Может быть, настанет день, когда я буду работать на архилектора Секутора? Случались вещи и более необычные».

Собственная тень маячила перед Глоктой, уходя в темноту. Он боком, как краб, слезал вниз по лестнице, нащупывая правой рукой щели между неровными каменными блоками, чтобы обеспечить себе хоть какую-то опору.

– Подвалы уводят от здания на целые мили, – бормотал сзади Секутор. – У нас есть собственный доступ к каналам и к сточным трубам, если они вас интересуют.

Они миновали темное отверстие слева, затем еще одно справа, понемногу спускаясь все ниже и ниже.

– Иней мне сказал, отсюда можно добраться до самого Агрионта, ни разу не выйдя на поверхность.

– Это нам пригодится.

– Да. Если удастся выдержать подземное зловоние.

Лампа Секутора осветила тяжелую дверь с маленьким зарешеченным окошечком.

– Ну вот, мы снова дома, – сказал он и постучал: четыре быстрых удара. Через миг в окошке мелькнуло прикрытое маской лицо практика Инея, внезапно вынырнувшее из темноты. – Это всего лишь мы.

В глазах альбиноса не проявилось ни единого намека на теплоту или узнавание.

«Но так с ним всегда».

Тяжелые засовы с той стороны двери лязгнули, и она легко распахнулась навстречу гостям.

Здесь стояли стол и стул, по стенам висели свежие факелы, еще не зажженные.

«Здесь ведь было темно, как в яме, пока мы не появились со своей маленькой лампой».

Глокта посмотрел на альбиноса и спросил:

– Ты что, так и сидел в темноте? – Массивный практик только пожал плечами, и Глокта покачал головой. – Иногда я беспокоюсь за тебя, практик Иней. Правда беспокоюсь.

– Он здесь, внизу, – проговорил Секутор, направляясь по коридору.

Его шаги гулко стучали по каменным плитам пола. Когда-то здесь, видимо, находился винный погреб: по обеим сторонам располагались камеры с цилиндрическими сводами, заделанные толстыми решетками.

– Глокта! – Пальцы Салема Реуса плотно обхватили прутья решетки, из-за которой выглядывало его лицо.

Глокта остановился перед камерой, давая отдых пульсирующей болью ноге.

– Реус, как поживаешь? Не ожидал, что снова увижу тебя так скоро.

Торговец сильно исхудал, его кожа стала дряблой и бледной, на ней до сих пор виднелись поблекшие отметины синяков.

«Он выглядит не слишком хорошо. Точнее сказать, он выглядит плохо».

– Что происходит, Глокта? Прошу тебя, объясни, почему я здесь?

«Ну-ну, почему бы и не объяснить?»

– Кажется, у архилектора на твой счет имеются кое-какие планы. Он хочет, чтобы ты дал показания. – Глокта наклонился к прутьям и шепотом закончил: – Перед открытым советом.

Реус побледнел еще больше.

– А потом что? – спросил он.

– Потом посмотрим.

«Инглия, Реус, Инглия!»

– Что, если я откажусь?

– Откажешься исполнить волю архилектора? – Глокта рассмеялся. – Нет-нет, Реус, ты не сделаешь такую глупость!

Он отвернулся от него и зашаркал вслед за Секутором.

– Ради всего святого! Здесь темно!

– Ничего, постепенно привыкнешь! – отозвался Глокта через плечо.

«Удивительно, к чему только люди не привыкают».

В последней из камер находился их недавний пленник. Его приковали цепью к скобе, вделанной в стену, раздели и, разумеется, набросили на него мешок. Он был низеньким и крепким, несколько полноватым, со свежими ссадинами на коленях – полученными, без сомнения, когда его швырнули на грубый каменный пол.

– Значит, вот наш убийца. Не так ли?

Заслышав голос Глокты, человек поднялся на колени и рванулся вперед, натягивая цепь. Немного крови просочилось спереди сквозь его мешок и засохло, оставив бурое пятно на холстине.

– Весьма отталкивающий субъект, – заметил Секутор. – Сейчас, правда, он уже выглядит не таким грозным.

– Как всегда, когда они попадают к нам. Где мы будем работать?

Глаза Секутора заулыбались еще больше.

– О, ручаюсь, вам там понравится, инквизитор.

– Немного театрально, – заключил Глокта, – но от этого ничуть не хуже.

В просторном круглом помещении с куполообразным потолком всю длину изгибающейся стены занимала фреска. Сюжет ее был таков: на траве лежит тело человека, израненного и истекающего кровью, позади виден лес; одиннадцать фигур уходят прочь – шестеро с одной стороны, пятеро с другой, в профиль, в неестественных позах, в белых одеждах, с неразличимыми лицами. Они смотрят на другого человека – одетый в черное, он распростер руки, а за его спиной полыхает море ярко раскрашенного огня. Резкий свет шести светильников не льстил мастерству художника.

«Не шедевр, конечно; картинка для украшения стены, а не искусство. Но эффект весьма необычный».

– Понятия не имею, что бы это могло быть, – заявил Секутор.

– Маффер Велафель, – промычал практик Иней.

– Разумеется, – отозвался Глокта, не сводя глаз с темной фигуры на стене и языков пламени позади нее. – Тебе нужно учить историю, практик Секутор. – Инквизитор повернулся и указал на умирающего человека на стене напротив: – Это Канедиас, мастер Делатель. А это великий Иувин, которого он убил. – Он обвел рукой фигуры в белом. – А вот ученики Иувина, маги. Они спешат отомстить за него.

«Эти сказки годятся лишь на то, чтобы пугать детей».

– Кто же станет платить за то, чтобы ему намалевали такое дерьмо на стенах подвала? – спросил Секутор, качая головой.

– О, подобные вещи в свое время нравились людям. Во дворце есть комната с такой же росписью. Здесь только копия, причем дешевая, – ответил Глокта. Он взглянул на окутанное тенью лицо Канедиаса, мрачно взиравшее с фрески, и окровавленное тело на противоположной стене. – Однако в ней есть нечто тревожное, не правда ли? – «Точнее, было бы, если бы меня это хоть отчасти волновало». – Кровь, огонь, смерть, отмщение. Не представляю, зачем рисовать это у себя в подвале. Возможно, у нашего купца была своя темная сторона.

– У людей с деньгами всегда есть темные стороны, – сказал Секутор. – А кто эти двое?

Инквизитор нахмурился, вглядываясь в картину. Две маленькие, почти неразличимые фигуры виднелись под руками Делателя, по одной с каждой стороны.

– Как знать? – отозвался он. – Может, это его практики.

Секутор засмеялся. Даже из-под маски Инея раздался тихий звук вроде выдоха, хотя в его глазах не было заметно ни тени улыбки.

«Ого! Да он, похоже, не на шутку развеселился».

Глокта прошаркал к столу, расположенному в центре комнаты. Два стула стояли лицом друг к другу по разные стороны его полированной поверхности. Один был дешевым и жестким, из тех, что можно увидеть в подвалах Допросного дома, зато другой представлял собой нечто внушительное: настоящее кресло, почти трон, обитый коричневой кожей, с приветственно раскинутыми подлокотниками и высокой спинкой. Глокта прислонил свою трость к столу и осторожно опустился на сиденье, чувствуя боль в позвоночнике.

– Превосходное кресло! – выдохнул он, медленно опуская спину на мягкую кожу и вытягивая ногу, пульсирующую болью от долгого перехода.

Он ощутил легкое сопротивление и заглянул под стол. Там стояла небольшая скамеечка той же работы, что и кресло.

Глокта откинул голову назад и рассмеялся:

– Ох, как здорово! Не стоило так беспокоиться. – Он поставил ногу на скамеечку с удовлетворенным вздохом.

– Это самое меньшее, что мы могли сделать, – возразил Секутор. Он скрестил руки на груди и прислонился к стене рядом с окровавленным телом Иувина. – Мы получили неплохой доход с вашего друга Реуса, очень неплохой. Вы всегда хорошо относитесь к нам, и мы не забываем этого.

– Уф, – подтвердил Иней, кивая.

– Вы меня балуете. – Глокта погладил полированное дерево подлокотника.

«Мальчики мои. Что бы я делал без вас? Лежал бы дома в постели, не иначе, а мать хлопотала бы надо мной и беспокоилась о том, как теперь найти для меня хорошую невесту».

Он посмотрел на инструменты, разложенные на столе. Здесь, разумеется, была его коробка и еще несколько предметов, истертых от долгого употребления, но по-прежнему в высшей степени полезных. Пара щипцов с длинными ручками привлекла его особое внимание. Он поднял голову и взглянул на Секутора:

– Зубы?

– По-моему, подойдет для начала.

– Согласен. – Глокта облизнул собственные беззубые десны и по очереди хрустнул костяшками пальцев. – Что ж, пусть будут зубы.

Как только кляп вынули, убийца принялся орать на них по-стирийски. Он брызгал слюной, ругался и безуспешно пытался избавиться от цепей. Глокта не понимал ни единого слова.

«Однако, я полагаю, смысл понятен. Скорей всего, он кричит нечто в высшей степени оскорбительное – что-нибудь насчет наших матерей, и так далее. Только оскорбить меня непросто».

Это был сурового вида человек: лицо рябое от оспы, нос сломан, причем явно не один раз, и совершенно потерял форму.

«Какое разочарование! Я‐то надеялся, что торговцы шелком найдут что-нибудь более высококачественное, хотя бы для такого случая. Но купцы есть купцы. Всегда думают только о выгоде».

Практик Иней положил конец потоку нечленораздельных оскорблений, тяжело ударив пленника под дых.

«Это на минуту лишит его дыхания: как раз хватит, чтобы вставить первое слово».

– Ну ладно, – произнес Глокта, – довольно этой бессмыслицы. Мы знаем, что ты профессионал, которого послали смешаться с толпой и сделать дело. И вряд ли бы тебе это удалось, если бы ты не умел говорить по-нашему. Я прав?

К узнику вернулось дыхание.

– Чума вас забери, проклятые ублюдки! – хрипло выговорил он.

– Превосходно! Всеобщий вполне подойдет для наших бесед. Чувствую, что мы не ограничимся только одним разговором. Хочешь ли ты узнать что-нибудь, прежде чем мы начнем? Или сразу приступим к делу?