Дикий Носок
Седьмое небо
Глава 10.
«Рукавицы ежовые
Для семейства бедового.
Будут крепко держать
Никому не дадут сбежать.»
Зычный голос торговца диковинным товаром перекрывал соседних зазывал. Люди у его лотка толклись, но покупать опасались. Товар был колюч, да и цена на него кусалась. Сколько несчастных ежиков расстались с жизнью для изготовления одной пары ежовых рукавиц было неизвестно. Но вид они имели самый устрашающий. Самые обычные кожаные с наружной стороны, с внутренней они были утыканы сотнями игл. Кого бы не схватили такими рукавицами, ему точно не вырваться. Аристарх поежился, представив себе их прикосновение.
Торг – сердце любого города. Столица не была исключением. Для торжища отводилась центральная городская площадь, мощеная булыжником. Но как бы просторна она не была, торжищу места не хватало, и оно выплескивалось на окрестные улочки и переулки, словно поднявшаяся опара из кадушки. Здесь можно было бродить целый день, высматривая диковинки. Чем путешественники, собственно, и занимались
«Мотаем на ус ученье
Без всяческого мученья,»
– орал плутоватого вида мужичок. Вокруг его прилавка, заваленного всяческими, порой весьма причудливого вида, усами, толпились в основном студенты. Усы: моржовые – колючей щеткой, сомовые – воняющие тиной, кошачьи – пучками по два десятка и самые громоздкие и дорогие – китовые, пользовались неизменным спросом у нерадивых студентов и школяров.
«Дедушка Богдан,» – потянула старика за рукав Груша. – «Неужто и вправду можно чему-нибудь так научиться? Или это обман?»
«Ну отчего же сразу обман?» – усмехнулся дед. – «Кое-чему можно. Не быть легковерными глупцами, например. Учиться надо своим умом.»
«Дед, но ведь тогда получается, что это все-таки обман,» – возмутился Иван.
«Спрос рождает предложение,» – авторитетно заявил Аристарх, подняв палец вверх. – «Торговля тем и живет, как говорил папенька, что на дураках зарабатывает. И им наука будет.»
Иван насупился.
Дед же уже поймал за полу другого торговца, оживленно рассматривая его товар. Висевший на шее у мужика лоток был завален издающими резкий неприятный запах кругляшами бурого цвета. Были они разного размера, и к каждому приделана металлическая цепочка.
«Что это?» – брезгливо сморщил нос Аристарх.
«Как что? Это же в каждую бочку затычка. Универсальная,» – восторженно пояснил дед.
«Затычка не может быть в каждую бочку,» – разумно возразил внук. –«Она должна подходить по размеру.»
«Любая другая, деревянная там, или пробковая, действительно должна. А эта, сделанная из смолы редкого резинового дерева, – мягкая, но упругая, в любую дырку вставляется и там расправляется. А чтобы вынуть ее, вот, цепочка есть. В хозяйстве вещь незаменимая.»
«Брать будете?» – скучающе спросил торговец.
«А в какую цену?» – деловито уточнил дед Богдан.
«Пять монет.»
Дед аж застонал от досады. Именно столько у него и оставалось на все житье-бытье. Крайне удрученный, он отступил. Торговец, смерив компанию презрительным взглядом, повернулся к ним спиной и ушел.
А мимо уже продирался следующий. Весь его товар умещался в небольшом ящичке со стеклянной крышкой.
«Сверчки певучии,
мелодии плакучии.
К шесткам приучены.
Сны навлекают.
С шестков не сбегают.»
В ящичке его прыгали, ударяясь о стеклянную крышку, две дюжины коричневых сверчков.
«Смешинки задорные,
Веселые и звонкие.
Ребятам покупайте,
Скучать не давайте.»
Прилавок, заставленный разнокалиберными пузатыми склянками, окружали гомонящие дети. В каждой банке бился маленький огонек. Хозяйка прилавка заговорщицким шепотом просчитала: «Один, два, три! Лови!» и открыла одну из склянок. Из него выпорхнула похожая на пушистое семя одуванчика смешинка и, медленно кружа, стала опускаться вниз.
«Ко мне! Ко мне! Лети сюда!» – хором закричали дети, подпрыгивая и широко открывая рты. Смешинка легким перышком покружила у детей над головами и неожиданно спикировала в рот стоявшей чуть поодаль Груше. Девушка робко хихикнула, прикрыв рот рукой, а потом безудержно расхохоталась. Смех оказался заразителен. Через минуту хохотала уже вся толпа у прилавка. Может ли быть лучшая реклама для товара?
«Вот бы нам мешок этих самых смешинок да несколько дней назад,» – мечтательно сказал Аристарх. – «А то придумали, людям рты зашивать.»
Следующая лавка была полна утробного рычания, грозного урчания и отчаянных завываний. Продавались в ней коты. Как и положено – в мешках. Зверюги дикие, зубастые и клыкастые, готовые вцепиться в любого. Ловили этих диких тварей в лесах, а покупали, не заглядывая в мешок, иначе удерут. Новые хозяева запирали котов в амбарах и погребах, чтобы никогда уже не выпустить. И не было охотников на крыс лучше.
Два сапога – пара
Отдаются не даром.
Не белыми нитками шиты.
Железом подбиты.
Зазывалки носились по рынку подобно стрижам. В одно ухо влетали, в другое вылетали.
Лучшие книжки,
Веселые раскраски:
«Бред сивой кобылы» и
«Бабушкины сказки».
Пусть настоящие птицы облетали городское небо – вонючую клоаку стороной, газетные утки парили над городом вольготно. Шныряя между струйками дыма горящих очагов, миазмов городских сортиров и капельками утренних и вечерних туманов, они летали низко, чуть не над головами прохожих. Стоило какому-нибудь прохожему лишь поднять руку, как в ней немедленно оказывалась свежая утка. Долго газетные утки не жили – желтели, мокли, ветшали и распадались в прах. Но смену им каждый день приходили новые.
Лавку колдуна горожане боязливо обходили стороной, украдкой заглядывая в окна. Колдуну Терентию было скучно. Продажи не шли совсем. Чего нельзя было сказать о его заклятом враге – лекаре Дорофее, чья лавка располагалась как раз напротив. Люди то и дело сновали туда-сюда, хлопая дверьми. Отчасти из озорства, отчасти рекламируя товар, Терентий высунулся за прилавок и пустил прохожему пыль в глаза. Светящаяся таинственным изумрудом (чисто декоративный эффект, на колдовские свойства не влияющий) легчайшая пыль взметнулась с его ладони, когда он дунул, и осыпала голову бедолаги. И прохожий тут же увидел мир другими глазами. Спутница его – носатая, костистая барышня в дырявом переднике мгновенно преобразилась в волоокую чаровницу из тех, что берут за любезность никак не менее десяти монет. А сам он – в бравого капитана городской стражи с залихватски подкрученными вверх усам и пронзительным нагловатым взглядом. Девицы от таких млели.
Морок был недолгим. Изумрудная пыль рассеялась. Носатая барышня ткнула парня острым кулачком в спину и он, проморгавшись, понуро побрел вслед за ней.
Странным образом, покупателей это не привлекло, а, скорее, отпугнуло совсем. Вокруг лавки, несмотря на рыночную толчею, образовалось пустое пространство. Глупые людишки, и чего им надо?
Дела Терентия были плохи. Колдовские опыты по большей части кончались пшиком. А немногие удачные колдовские продукты, как ту же пыль в глаза, еще надо было сбыть с рук. Быть любезным Терентий не умел, улыбаться клиентам не любил. Он вообще предпочел бы никогда не иметь с ними дело. Но ничего другого, кроме как кое-как колдовать, Терентий не умел.
Путешественники не были исключением. Они гуськом пробежали нехорошее место и устремились в людскую гущу. Толпа становилась все плотнее с каждым шагом, пока, наконец, не зажала спутников со всех сторон. С возвышения, находящегося ровно посередине площади, громкоголосый детина вещал зычным голосом:
«Проводится дополнительный набор в группу быстрого реагирования «Робкий десяток». Специализация – охрана домов, лавок, торговых караванов. Опыта работы не требуется.»
«Вечно у них недобор,» – прокомментировала язвительная кумушка рядом, переглянувшись с подругой.
«У Клима Кологрива пропала паршивая овца. Нашедшему вознаграждение – клок шерсти.»
«В стеклодувную мастерскую требуются стеклодувы, умеющие играть с огнем, но не сгорать на работе.»
«Городское казначейство предлагает услуги кур, которые денег не клюют. Куры – лучшее средство для проверки подлинности монет. Безошибочно определяя настоящие, они склевывают только фальшивые. За услуги – 5% отмытых денег.»
«Владелица большого хозяйства Аграфена Батьковна вступит в брак с претендентом, умеющим работать за троих: за себя, за нее и за того парня. За подробностями обращаться к свахе Лисе Патрикеевне.»
«Требуются добровольцы на мокрое дело для добычи уса китового, хрена моржового, рыбы летучей и гадов ползучих. Оплата натурой, сдельная.»
После череды рекламных объявлений детина перешел к делу: «Объявляется аукцион. Продаются три короба вранья. Напоминаю: короба формируются хаотичным образом, в них содержатся невыполненные обещания разных людей. Вскрыть короб можно только после покупки. Цена за один короб – пять монет.»
После этих слов детина выволок на помост тяжелый мешок и, развязав, продемонстрировал собравшейся толпе его содержимое. Несдержанные слова и невыполненные обещания грудой камней, металлических болванок и деревянных заготовок лежали внутри. Глашатай высыпал их в загодя приготовленные короба, разровнял и, захлопнув крышки, запечатал их воском. Торговля враньем приносила казне небольшой, но стабильный доход. Азартных глупцов, мечтающих разбогатеть таким путем, всегда было в избытке, а городу ничего не стоила.
Аристарх оживился: «Я слышал про такие короба. Порой там находят полезнейшие вещи. Например, обещание новобрачной печь супругу блинчики каждое утро или родительское слово завести отпрыску собаку. Пес нам, конечно, без надобности, а блинчики каждое утро были бы очень кстати.»
Груша же, тоненько охнувшая, когда толпа, затаив дыхание, наблюдала за манипуляциями аукциониста, побледнела и схватила Ивана за плечо: «Это тятенькино Слово! Оно там, в мешке.»
«Не может быть! Мы же его в Тихий омут бросили! Как же оно могло … ? Да не ошиблась ли ты часом? Многие Слова похожи.»
«Оно это. Точно оно. Черное, с седыми прожилками, будто ветви дерева. Что же теперь будет?»
Дед призадумался. Пока он размышлял, один короб вранья под веселое одобрение толпы быстро сторговал дородный круглощекий весельчак в кожаном фартуке. Даже изображенные на нем череп и кости, казалось, добродушно хихикали.
Второй короб унес шустрый поваренок. Был он азартен и в покупке невыполненных обещаний видел способ изменить свою судьбу. А вдруг внутри окажется в сердцах данное богатой наследницей обещание выйти замуж за первого встречного?
Опомнившись, наконец, дед подсуетился и купил третий короб вранья. На сегодня торги были закончены, и толпа начала расходиться.
Короб вранья оказался тяжелым. Аристарх считал это хорошим знаком. Вскрывать покупку отправились на постоялый двор. Их ждало фиаско. Слова Антипа в коробе не оказалось. Хотя кое-что интересное все же нашлось.
Глава 11.
Колдуном Терентий мечтал стать с детства. С детства же ему и не везло. Взять хотя бы имя. Ну какого приличного колдуна зовут Терентий? То ли дело Феропонт, Яхонт или, например, Среброус, – солидно, звучно, высокопарно, даже несколько театрально, что колдуну очень даже кстати. А Терентий? Тьфу, а не имя. Для недалекого пастуха с самодельной дудочкой в самый раз будет. А для серьезного, грозного, могущественного, знающего себе цену (не меньше сотни монет за масштабный долговременный морок и не меньше десяти за пустячок) колдуна категорически не годится. Именно таким, грозным и всемогущим, Терентий и мечтал быть.
Получалось плохо. Если у могущественного мага урчит в животе, то клиент, и так робкий и пугливый, начинает задаваться ненужными вопросами. Вроде того, как всезнающий колдун может быть голоден?
В общем, отсутствие денег очень тормозило обретение могущества. Намного больше, чем неподходящее имя. Возможно поэтому Терентий был желчен, сух и вспыльчив, как высохший хворост. Его внушительная лысина была обрамлена мягким детским пушком, подвижные костлявые пальцы вечно что-нибудь теребили, а в уголках глаз и губ притаилось раздражение неудачника.
А раздражало Терентия многое. И в первую очередь лекарь Дорофей, чья лавка находилась напротив. Для клиентов такое расположение лавок имело вполне определенное преимущество. Если лекарь не мог решить проблему, то можно было, не мешкая, обратиться к колдуну, и наоборот. Казалось бы, беспроигрышная ситуация. Но вот парадокс – большинство клиентов почему-то доставалось Дорофею.
Лекарь был кругл, румян и свеж, будто булочка, только вынутая из печи. Дорофей сам был лучшей рекламой своего товара – розовощекий и пышущий здоровьем. Он катился по жизни добродушным колобком, проявляя к бедам клиентов столько участия и сопереживания, что те невольно проникались к лекарю уважением. Пусть даже проданные им мази, пилюли и притирания нисколько не помогали.
К Терентию люди обращались лишь в случае крайней нужды. Колдун мог исправить то, что лекарю просто не под силу.
Вот, например, у какой-то кумушки зачесался язык. Болезнь не больно серьезная, но чрезвычайно заразная. Стоило только ей зацепиться языками с соседкой, как у той тоже немедленно начинал чесаться язык. Далее болезнь распространялась среди кумушек сродни лесному пожару. Лечение, между тем, было простейшим, посильным даже ученику лекаря. Надо было всего лишь смазать языки кумушек горчицей, да позлее. Охота к болтовне у них пропадала немедля. Языки горели огнем.
А вот, скажем, если какой-нибудь обжора проглотил язык, предаваясь чревоугодию, то тут только колдун и мог помочь, вытащить его обратно целым и невредимым.
Тяжкие раздумья Терентия о хлебе насущном прервал нерешительный стук в дверь. Клиента, как всякую редкую птицу, упускать было нельзя. Поэтому грозно сдвинув брови, колдун поспешно распахнул дверь.
«Я занят,» – рявкнул он, нагнав страху на стоявшую за порогом компанию и сделал попытку (впрочем, притворную) закрыть дверь.
«Подождите! Подождите, господин колдун,» – отважно сунула в дверной проем голову средних лет взъерошенная дама. – «Это вопрос жизни и смерти. Нам нужна Ваша помощь.»
Вопросы жизни и смерти Терентий любил. Они всегда хорошо оплачивались, особенно такими вот экзальтированными дамочками.
Смерив компанию недовольным (тоже притворным, разумеется) взглядом, Терентий оставил дверь открытой и, повернувшись к страждущим спиной, вошел в лавку.
Следом за ним в дверь гуськом втянулись: вышеупомянутая слегка помятая жизнью дама с торчащими во все стороны (видимо от волнения) волосами; заламывающая руки тщедушная девица с лихорадочным блеском в глазах; еще одна девица – постарше, с отчетливо читающейся на лице отчаянной решимостью, и зажатый между ними юный поэт.
О, поэта можно узнать без труда! По шапке буйных кудрей, трагическому взгляду, оторванности от всего суетного и мирского (вследствие чего оторванными у поэтов часто бывают пуговицы, рукава и подметки штиблет) и шлейфу восторженных поклонниц, даже если поэт непризнанный. Особенно, если не признанный. Не каждый поэт становится бессмертным классиком, но каждый мнит себя гением.
Влекомый родственницами юноша выглядел классическим поэтом, включая разорванную на груди рубаху. Мать и обе кузины бережно ввели его под руки и поставили в центре лавки прямо напротив колдуна.
Терентий знал по опыту, что разговаривать с поэтами о вещах прозаических зачастую бывает бесполезно, поэтому обратился сразу к матери: «Что с ним случилось?»
«Сердце,» – всхлипнула та. – «Его сердце разбито. Эта недостойная поганка, как она посмела … Ах!»
«Вдребезги или просто сердечная рана?» – деловито поинтересовался колдун.
«Вдребезги,» – уверенно заявила дама.
«Будем склеивать,» – мрачно пообещал Терентий.
«Но дело это долгое и сложное,» – тут же предупредил он.
«Да. Да, конечно,» – с готовностью согласилась обеспокоенная мамаша.
«И стоить будет соответственно,» – плавно подводил клиентку к нужной мысли колдун. – «Двадцать монет.»
Клиентка замерла. Материнская любовь боролась в ней со здравым смыслом, который настоятельно советовал поискать другого колдуна и скостить цену до 15 монет. От напряженных размышлений на ее виске выступила капелька пота. Следом еще одна. Когда появилась третья, Терентий приуныл. Шансы на то, что мать гения согласится воспользоваться его услугами, таяли на глазах. Она, в отличии от сына, все-таки была здравомыслящей женщиной. Дело решили кузины. Понимая, что пауза затягивается, они хором воскликнули: «Согласны!» Поэт отстраненно пялился в стену.
Мысленно потирая руки в предвкушении гонорара из образа Терентий, тем не менее, не выходил. Сурово сдвинув брови и приказав кузинам «держите его», он быстро подскочил к поэту и кольнул иглой в районе сердца. Гений оскорбленно взвыл. Не обращая на него внимания, Терентий промокнул выступившие капельки крови сомнительной чистоты тряпицей и пояснил ошеломленной публике: «Сердечная кровь. Нужна для лечения сердечных ран.»
«Для зелья потребуется еще прядь волос,» – сообщил он.
Не дожидаясь внезапной атаки колдуна, поэт сам торопливо вырвал несколько волосков из своей шевелюры и подал ему. Потом снова принял гордый и независимый вид.
Компания внесла задаток и отбыла восвояси, чтобы явиться в назначенное время за зельем. Удовлетворенный Терентий бросил в очаг ненужную окровавленную тряпицу, брезгливо смахнул туда же прядь волос, зевнул и отправился в трактир. Произвести впечатление на клиента, чтобы набить себе цену – первое, чему его научил когда-то мастер-колдун. Кровь и волосы на самом деле нужны были лишь для очень сложных персональных заклинаний и зелий. А разбитое сердце – явление массовое, хоть раз в жизни случается с каждым. Мудрить тут нечего. Получит завтра поэт свою дозу универсального сердечного клея и успокоится, будет и дальше слагать вирши как ни в чем не бывало.
Домой Терентий вернулся изрядно захмелев. С колдовским ремеслом всегда так, никакой стабильности. Сегодня густо, завтра пусто. Двадцати монет ему надолго хватит, если не шиковать. А то уж он от отчаяния уже подумывал податься в колдуны на окладе у города. А это совсем последнее дело. Все равно, что публично признаться в собственной некомпетентности.
Терентий вытянулся на ложе. Домишко его, по-холостяцки захламленный, одной стороной выходил на торговую площадь, где и был вход в лавку, а другой на узенькую, заваленную отбросами улочку, по которой после наступления сумерек безбоязненно могли передвигаться только крысы, кошки и колдуны. Терентий удирал через эту дверь, когда с парадного входа ломились потерявшие всякий страх перед колдуном заимодавцы. Сейчас в дверь лавки стучали требовательно и настойчиво, что ничего хорошего не предвещало. Так стучат уставшие ждать кредиторы.
Терентий на цыпочках прокрался в лавку и, смахнув сушеных мух со стекла, выглянул в мутное окошко. Так и есть. В дверь колотил суровый дедок. Такие здравомыслящие, с хитрецой мужики по колдунам обычно не шастают, не их это целевая аудитория. Значит – заимодавец. Рисковать Терентий не стал. Так же на цыпочках, стараясь, чтобы ни одна половица не скрипнула, добрался до задней двери, отворил и остолбенел. За дверью стояли трое: парень с рыжей копной волос на голове, девица, да шустрый франт, немедля сунувший ногу в дверной проем, чтобы не захлопнули перед носом.
«Мы войдем,» – заявил парень, плечом отодвигая Терентия в сторону и протискиваясь в дверь. – «Разговор есть.»
«Вы что себе позволяете?» – возмутился было колдун. Но плечо у парня было крепкое.
«Вы не ершитесь, господин колдун,» – примирительно сказал франт. – «Лучше дверку деду Богдану отворите. Дело у нас к Вам.»
«Ну, чего надо?» – недружелюбно осведомился Терентий, когда вся компания была в сборе.
«А вот чего,» – эффектным жестом вынул из мешка позеленевший медный шар гость.
Терентий схватился за голову и застонал. Это было оно – обещание исполнить любое желание, давно и безвозвратно, как надеялся колдун, сгинувшее невесть где. Такие обещания дают только полные дураки. Точнее, очень пьяные дураки.
