Денис Игнашов
Сегментация Жизни
– Вот он, твой пистолет! – сказал Буянов. – И знаешь, где его нашли?
Петров молчал. Какая ж теперь разница, где нашли… Валялся в мусорном баке, лежал на тротуаре, был спрятан в водосточной трубе. Это не имело никакого значения. Теперь имело значение совершенно иное…
– В мусорном баке его нашли, – сказал Буянов. – Совсем недалеко от твоего дома… А знаешь, что ещё интересно?
Петров, конечно же, знал, но продолжал молчать. Он думал сейчас о главном.
– Вот из этого пистолета… Из твоего пистолета, – уточнил Буянов и ткнул в оружие пальцем, – вчера убили молодого парня, студента.
Буянов встал, тяжело сопя, прошёлся вокруг стола. Он подошёл к Петрову совсем близко.
– Может, объяснишь, Володя?
Надо было объяснить! И чем ближе это объяснение будет к правде, тем лучше, понимал Петров.
– Я потерял свой пистолет, – сказал он.
– Когда?
– Вчера обнаружил, что потерял… То есть позавчера он был, я помню, а вчера…
– Так-так, – пробормотал Буянов, поглаживая затылок, – так-так… – Отошёл, вернулся, наклонился над сидящим Петровым и прошептал в ухо: – А это не ты часом его шлёпнул? А, Володя?
В вопросе было сомнение, но какое-то совсем слабое, формальное, словно, для порядку.
– Нет, это не я, – ответил Петров поспешно и категорично.
– Ну, да, ты ж здесь, на месте, был. Алиби, однако…
Буянов вдруг громко хмыкнул, потом выпалил с жаром, словно подсказывая правильное решение:
– Шлюхи, небось, стащили?!.. А, Володь? Стащили и шлёпнули того хача… А?
Петров опустил голову.
– Ну, точно, шлюхи! – окончательно решил Буянов, найдя по собственному мнению, красивую, удобную и, главное, очень правдоподобную версию; озабоченность ситуацией сменилась нравоучительным пафосом. – Говорил я тебе, дураку, завязывай с этими саунами, с путанами, с этим всем, понимаешь… Видишь, что получилось-то? Ты слышишь меня?!
– Да, да, – виновато откликнулся Петров, не поднимая головы, но активно ею качая.
Буянов прошёлся ещё по кабинету, посгибал пальцы, пощёлкал ими, схватив одной рукой другую за запястье.
– Ну, вот что, – постановил он. – Сейчас же отправляйся к Василичу… Знаешь Василича, начальника Н-ского отдела?.. Прекрасно. Напишешь заявление о пропаже оружия задним числом. Там у них в журнальчике регистрации всегда найдётся для своих пропущенное местечко. Дуй прямо сейчас! – Буянов ободряюще хлопнул по плечу. – Василичу я позвоню, – и на прощание добавил тихо, почти шепнув в ухо: – Аккуратнее с Хохловым, у него завязки какие-то с кавказцами, может с лёгкостью тебя слить.
С Пегой Петров снова встретился спустя пару дней – на очной ставке. Те же короткие белые волосы и чёрные брови, терпкий запах духов, сразу ожививший воспоминания пьяной ночи, и большие испуганные глаза, с нескрываемым опасением и изумлением оглядывавшие всё вокруг. Она сидела на стуле, вся сжавшись, кусала ногти и совсем не понимала, что от неё хотят обступившие её полицейские. Когда в комнату вошёл Петров, в глазах Пегой мелькнуло нечто вроде надежды, но скоро надежда потухла.
– Узнаёте гражданку? – коротко спросил следователь Петрова.
– Да.
– Кто это?
– Её зовут… Её зовут… – Петров ожидаемо запнулся, следователь сурово посмотрел на него. – Я не помню, как её зовут, возможно, она и не назвала своё имя во время нашей встречи… Для себя я назвал её Пегой.
Больше всех своему прозвищу удивилась сама Пегая.
– При каких обстоятельствах вы познакомились с этой гражданкой? – спросил следователь.
– У нас были интимные отношения.
– За деньги?
– Ну, не даром, в общем.
– Свидетели вашего знакомства имеются?
– Да.
– И они могут это подтвердить?
– Да.
– Скажите, пожалуйста, а на свидание с гражданкой вы пришли со своим служебным пистолетом?
– Да, он был при мне.
– Вы это хорошо помните?
– Я уверен в этом абсолютно.
– Расскажите, что случилось потом.
– Потом, уже наутро, спустя некоторое время после расставания с этой девушкой я обнаружил, что пистолет пропал.
– Много времени прошло?
– Часа два.
– Вы пытались найти пистолет?
– Да. Но я его не нашёл.
– А саму гражданку вы нашли?
– Нет.
– Вы могли просто потерять пистолет?
– Нет, это исключено.
– То есть вы утверждаете, что именно сидящая здесь гражданка украла у вас пистолет?
Петров пожал плечами.
– Выходит, что так.
Потом следователь опрашивал Пегую. Она признавала, что встречалась с Петровым, но категорически отрицала даже саму возможность кражи у него пистолета. «Не крала я пистолета. Не было у него пистолета, не могла я его украсть», – твердила она, опустив голову.
Петров видел её глаза.
Пегой овладело нечто вроде упрямства отчаяния. Она сопротивлялась, как могла, она поняла, что её решили сделать крайней в каком-то подлом деле. Когда Пегая это окончательно осознала, она внутренне собралась, превратившись в ощетинившегося ежа, готового к борьбе с несправедливостью. Но Петров уже не увидел этой борьбы одинокой женщины, волею злой судьбы обречённой на поражение – он вышел из кабинета. Стоя уже спиной в дверях, он услышал угрожающий вопрос следователя:
– Ну, что, гражданка Петрова, будем мы сознаваться в краже оружия или будем усугублять свою вину?
«Петрова?» – успел удивиться следователь Петров.
Дверь кабинета, резко щёлкнув замком, закрылась.
Октябрьская ночь наступает рано. Город, на несколько часов вырвавшись в серый облачный день, вновь опускается в темноту. И эту грязную мокрую темноту разряжают лишь разноцветные электрические огни фонарей и рекламы.
Сын был дома. Он сидел в своей комнате перед компьютером и играл в нечто стреляющее и ревущеее, сидя неподвижно, каменным изваянием. Петров, не скинув куртки, зашёл в комнату, сел на стул в углу, сын не повернулся, но Петров чувствовал напряжение в его спине. Некоторое время Петров сидел молча, наблюдая за мелькающей, дёргающейся картинкой монитора, в которой он совершенно ничего не видел и не понимал, потом спросил:
– Ты ел?
– Да. – Сын не обернулся, инстинктивно наклонил голову, не отрываясь от экрана.
– Там котлеты были…
– Да, я ел, – повторил сын и вдруг прибавил со странной и совершенно непривычной для себя заботой об отце: – Я тебе тоже оставил… И салат сделал. В холодильнике. – Голос его сделался мягким, виноватым.
– Спасибо, – откликнулся Петров. – Что в институте?
– Всё нормально.
– Может, съездим куда-нибудь на ноябрьские?
Картинка монитора застыла, момент вырвал какой-то большой и злой красный глаз. Поставив игру на паузу, сын повернул голову, изумленно уставившись на отца.
– Куда?
– Ну, не знаю, куда хочешь, – пожал плечами Петров. – Нам, думаю, надо отдохнуть от всего… В Таиланде сейчас тепло?
– Там всегда тепло.
– А сезон дождей?.. Там же бывают сезоны дождей?
– Не знаю, наверное.
Петров улыбнулся.
– Ну, если будут идти дожди, будем сидеть под навесом, смотреть на серое небо и дышать соленым морским воздухом. Как тебе? – он стукнул ладонью по колену, не услышав ответа, и встал. – Решено. Завтра же куплю путевки в Таиланд… – На минуту замялся, – Слушай, я хотел тебя спросить… – посмотрел на сына, их взгляды встретились, и всё, в общем-то, стало понятно. – Впрочем, нет, теперь вопросов нет, – сказал Петров и вышел.
Утром выпал снег. Белым лёгким покрывалом он постарался прикрыть грязь поздней московской осени, но грязь не сдавалась, медленно, но верно, всасывая в себя белый цвет наступающей зимы.
Петров стоял у окна и пил кофе. В одной руке он держал кружку, в другой – старенький потрёпанный смартфон сына. Тот самый – мамин подарок… Сегодня утром Петров обнаружил его в комнате спящего сына, на полке. Петров внимательно осмотрел его заношенный, поцарапанный во многих местах корпус и погладил большим пальцем, как старую и драгоценную вещь, потом аккуратно положил на кухонный стол.
Глоток обжигающего крепкого кофе, потом ещё один. Пора на работу… Отставляя в сторону чашку, Петров заметил во дворе старенькую ауди, которую он видел около своего дома впервые. Он не знал, почему обратил внимание на эту машину. В ауди, разрезавшей утренние сумерки светом фар, явно сидел водитель. Петров не мог его видеть, но был почему-то уверен, что тот кого-то ждет, готовый в любой момент резко рвануться с места. Петрову казалось, что, скрытый лобовым стеклом, водитель волновался, и какое-то непонятное напряжение, так сильно контрастировавшее с легким спокойствием утра, читалось в этой странной машине, на крыше и капоте которой не было белого снега… Или это просто казалось? Петров накинул куртку, замотал вокруг шеи шарф, взял ключи и портфель, и вышел.
Площадка перед квартирой была пуста. Он всё ещё думал о машине, топчась на месте и ожидая вызванного лифта. Тот, шумя, медленно подъехал. Петров спустился вниз и сделал два шага из распахнувшейся двери лифта.
Дальше всё произошло очень быстро и в тоже время разложилось в памяти чёткой и ясной последовательностью действий. Хлопок выстрела сзади, совсем негромкий. Пуля чиркнула стену где-то впереди, свинцом вырвав штукатурку. Петров автоматически пригнулся и бросился в сторону, успев разглядеть движущуюся в углу тень. Еще хлопок. Вторая пуля с громким звоном пробила стекло двери подъезда. Третьего выстрела допустить было нельзя. Петров ринулся в угол, где прятался стрелявший. Схватив за руку, он смог резким ударом повалить того на пол. Пистолет с металлическим лязгом отлетел в сторону, а на ступеньки спиной упал молодой парень, кавказец. Схватившись за грудь, он сипел и судорожно хватал ртом воздух. Он задыхался. Его правая рука, трясясь, скользнула в карман куртки и вытащила маленький баллончик. Дрожащими руками кавказец не смог удержать баллончик, тот вырвался и неторопливо скатился вниз по ступеням. «Астматик?» – удивился Петров. Парень попытался встать, поднимая вверх руку и словно прося пощады и помощи, но сильный свистящий всхлип остановил его и опрокинул на бок. Он страшно захрипел, мучаясь удушьем.
Петров хотел было поднять упавший на пол баллончик, но вдруг вспомнил старый смартфон, лежащий на столе в кухни, и остался стоять недвижимым. Он ждал и смотрел, как умирает человек. И только когда парень окончательно затих, достал свой мобильный и набрал нужный номер…
А через пару недель Петров с сыном уже отдыхали в Таиланде, оставив на время укутавшуюся в белоснежные одежды зимнюю холодную Москву.
И больше никогда в жизни они не обсуждали судьбу того злосчастного телефона.
