Денис Игнашов
Сегментация Жизни
Телефон
– У меня украли телефон, – громко объявил сын, когда следователь Петров, встав утром с большого похмелья, весь в растрёпанных чувствах, доковылял до кухни.
Петров не сразу понял.
– Что-о? – прохрипел он, потом насупился; брови взметнулись вверх и столкнулись, бледно-землистый лоб пополз длинными морщинами; смысл сказанного тихо залез в его ухо, поскрёбся и, наконец, проникнув в гудящую черепную коробку, забренчал там отвлекающим шумом бессмысленной информации.
Петров молча налил полный стакан воды, с жадностью осушил его, налил второй и залпом выпил. Стало легче, сухая горечь отступила от горла, вчерашняя алкогольная муть чуть осела. Шестерёнки сознания, скрепя и подёргиваясь, медленно начали движение. Петров стоял на кухне в одних трусах и майке, тёр пальцами нывшую от избытка молочной кислоты спину и смотрел на сидящего за столом сына. Сын пил чай и медленно жевал бутерброд с колбасой.
– Так что с телефоном?.. – похлопав осоловевшими глазами, отрывисто спросил Петров, снова налил и выпил стакан воды.
– Его украли.
– Да?.. – Удивление было не совсем искренним. – Жаль. – Сожаление тоже трудно было назвать вполне искренним.
Помолчали.
– Ты найдёшь его?
– Кого? – не понял Петров, нечаянно потеряв нить разговора с сыном.
– Не кого, а что. Телефон.
– Новый купим… Симку заблокировал?
– Да, но мне нужен мой телефон.
– Брось… У тебя был старый телефон. Я куплю тебе новый… Какие сейчас из смартфонов новые и модные?
– Я знаю тех, кто его украл, – упрямствовал отпрыск.
Петров хмурым стеклянным взглядом уставился на сына.
– И кто же это?
– Кавказцы из соседнего двора.
Петров поскрёб гудящий чугунный лоб. Он устал, ему не хотелось ни о чём думать, и ни о чём говорить. Но всё-таки он решил выслушать сына и сел на стул напротив.
– Итак, что же произошло?
Сын покраснел и шумно выдохнул.
– Их было трое. Они обступили меня и потребовали отдать телефон… Я испугался и отдал.
– И отдал, – кивнув, задумчиво повторил Петров и прошёлся ладонью по небритому подбородку. – И ты теперь хочешь, чтобы я их арестовал за плохенький, почти неработающий старый телефон, который ты так просто, испугавшись, взял и отдал?.. Ты этого хочешь? – голос Петрова потяжелел, в пустых глазах мелькнуло раздражение.
– Я хочу, чтобы ты помог мне вернуть мой телефон, – настаивал сын.
– Я не вижу смысла… – начал Петров.
– Этот телефон мне подарила мама! – вдруг громко вскрикнул сын.
Петров постучал пальцами по столу, посмотрел в сторону.
Пять лет уже прошло… Нет, тогда был апрель, сейчас октябрь. Получается, четыре года и восемь месяцев… Именно столько времени прошло после гибели жены Петрова. Случайная незначительная авария, никто не пострадал, лишь она была не пристёгнута и ударилась головой о лобовое стекло. Врачи сказали: сотрясение мозга, скоро пройдёт… Но не прошло, стало хуже, а потом лопнул какой-то сосудик, и она умерла. Всё было так быстро и так непонятно, так ужасно и так просто одновременно… Жизнь семьи сломалась, её Вселенная погасла. Сын очень любил мать, он переживал её потерю сильнее и глубже Петрова. Впрочем, что значит «переживал»? Она так и осталась для него самым дорогим и родным человеком, он и сейчас переживает её гибель, может даже сильнее, чем раньше. И, вспоминая, винит отца, всякий раз больно и беспощадно коля его своим холодным и злым взглядом. Ведь именно тот тогда был за рулём… Но прошло время – четыре года и восемь месяцев. Надо жить дальше, прошлое не должно тянуть тебя назад, не должно мешать… По крайней мере, так думал следователь Петров.
И он принял решение.
– Я куплю тебе новый телефон, – твёрдо заявил Петров.
– Но мне нужен мой телефон, – упорствовал сын.
– Я куплю тебе новый телефон, – повторил Петров, и стало понятно, что это его последнее слово.
Бросив недоеденный бутерброд, сын быстро встал из-за стола и выбежал из кухни – он торопился в институт.
Полное, водянистое после вчерашней пьянки лицо Хохлова с маленькими острыми хихикающими глазками и широкой плотоядной улыбкой было похоже на большой, рыхлый круг сыра. Его голос шелестел по-барски – со смешливым довольством и снисходительностью.
– Ну, как ты вчера?.. – И ещё тише: – Как девчонки? Ничего? Как эта твоя пегая?.. Как её звали-то? Забыл. – Улыбка доползла до ушей, пухленькие пальчики поболтались в воздухе, пощёлкали друг о друга, потом соединились в ладошку и по-приятельски снисходительно потрепали Петрова по плечу.
Петров что-то прошипел неопределённое в ответ, поморщился и уселся за свой стол в кабинете.
– А я пришёл домой из сауны в четыре утра, с женой поругался, кричала жуть как. Истеричка… Детей разбудила, едва мне рожу не расцарапала, – вещал устало, на удивление равнодушно и монотонно Хохлов, потом вздохнул и сказал глубокомысленно: – Вот тебе хорошо, ты холостой…
– Заткнись, идиот! – не сдержавшись, с глухой яростью швырнул в ответ Петров.
Хитренькие глазки Хохлова округлились, в них мелькнуло нечто вроде изумления, он сразу замолк, но как человек не только недалёкий, но и незлобивый, минут через десять он уже забыл об этой обидной вспышке гнева у товарища, так и не поняв её причин.
Петров вытащил из своего сейфа несколько папок с уголовными делами и водрузил их стопочкой на столе. Некоторое время он сидел неподвижно, бесцельно созерцая пухлые картонные папки, которые даже не открыл, затем стал смотреть в окно, где порывистый осенний ветер крутил и дёргал уже почти голые ветки тополя. Конец октября, ещё чуть-чуть и должна прийти зима со спасительным первым белым снегом… Но пока всё тускло, мутно, уныло. Холодный, продуваемый северными ветрами город плавал в грязи и серости.
Вдруг Петров вспомнил вчерашнюю проститутку, с которой был в сауне. Пегая?.. Хм. Почему Хохлов назвал её Пегой?.. Ах, да. Необычные, крашеные в седую белизну волосы, чёрные густые брови и длинные ресницы. Странное сочетание, и сама она была странная. Как же её звали? Ведь говорила же… Петров покопался в своей памяти, но нет, он совершенно не помнил, как её звали. Что ж, пусть навсегда останется Пегой.
Сонная усталость растекалась по телу, где-то справа сопел и бубнил по телефону Хохлов, а Петров не мог оторваться от скучной и пасмурной, но отчего-то такой завораживающей уличной картинки. Полдня Петров сидел и смотрел в окно, опустив свои худые кулаки на столешницу. Он ни чём особо не думал и ничего особо не делал, сидел неподвижно, молчал и смотрел в окно. Ни говорить, ни даже глядеть в сторону коллег ему не хотелось. Лишь в голове, чередуясь в навязчивой бестолковости, всплывали образы Пегой и сына: бесхитростная глуповатая улыбка первой и жгучий, ненавидящий взгляд второго. Почему-то именно перед ними сегодня Петров чувствовал себя виноватым.
Вечером пришлось выехать по срочному делу – во дворе соседнего с петровским дома случилось убийство.
Молодой кавказец лежал в тёмном переходе под аркой, запрокинув голову и подняв вверх острый подбородок.
– Ловко его тут положили, – сказал Хохлов.
– Всего один выстрел, – утвердительно кивая головой, добавил эксперт. – В грудь.
Петров наклонился, внимательно рассмотрел мертвеца, борясь с непонятным желанием подвинуть поближе к корпусу тела широко раскинутые в сторону руки убитого.
– Из чего стреляли? – спросил Петров.
– Девяточка, точно… Девять миллиметров, – ответил эксперт. – Похоже, из макарова, может, настоящего, а может, и переделанного.
– И кто такой?
– Студент. – Хохлов помахал студенческим билетом, осклабился. – Султаном зовут… То есть звали.
– Все они студенты… – недовольно проворчал эксперт, сидя на корточках и с фонарём сантиметр за сантиметром подробно исследуя тротуар. – А вот и гильза! – радостно объявил он. – Один выстрел, одна гильза… Хороший стрелок, но не аккуратный. Не позаботился даже подобрать за собой.
– Стрелок? – спросил Петров. – Один?
– Один, – заявил эксперт.
– Уверен?
– Абсолютно.
– Оружие нашли?
– Нет пока.
Петров отошёл в сторону. Было зябко, он застегнул поплотнее куртку, поправил шарф и запихал холодные руки в карманы.
– Свидетели есть?
– Не-ет, – протянул Хохлов, борясь с зевотой. – Выстрелы слышала одна бабка, но никто никого не видел.
Следователи поспешили быстрее всё оформить – усилившийся промозглый ветер со свистом продувал арку, пробирая насквозь.
Вернувшись в отделение, Петров первым делом заглянул в сейф и не нашёл там того, что надеялся найти.
– Я вчера с пистолетом был? – спросил он у Хохлова.
Тот нахмурился.
– Нет, кажется.
– Так «нет» или «кажется»?
Хохлов нахмурился ещё больше, видимо, пытаясь вспомнить.
– Нет, нет, не было… А вообще что-то я не помню… Потерял что ль? – с искренним сочувствием поинтересовался Хохлов.
– Дома, вероятно, оставил, – махнул рукой Петров.
Его надежда ещё не была окончательно разрушена.
Домой Петров вернулся уже далеко за полночь. Сын спал в своей комнате. Для начала Петров тщательно осмотрел прихожую, потом кинулся в свою комнату. Стол, комод, второй комод, шкаф, диван, тумбочки… Петров обыскал комнату один раз, второй, третий, потом вытащил припрятанную давно и далеко пачку сигарет, сел в кресло и закурил. Он не курил уже больше года, но сейчас ему обязательно надо было выкурить сигарету.
В коридоре прошлёпали тапки. В комнату заглянул заспанный, щурящийся на свет сын.
– Не видел мой пистолет? – спросил Петров, нервно пустив из носа клубы дыма.
– Нет, – сказал сын и исчез в темноте коридора.
Бледный лицом, с серыми мешками под глазами, подполковник Буянов, часто оправдывавший свою фамилию резкими взрывами эмоций, не матерился и не кричал, как обычно бывало, когда он вызывал Петрова на ковёр и распекал его. Он выглядел уставшим, был молчалив и сосредоточен. И это было хуже всего. Петров наверняка знал теперь, что случилось что-то серьёзное. Он видел, что Буянов был зол, и в не меньшей степени озадачен и огорчён чем-то. Буянов, казалось, обдумывал, решал для себя что-то важное, прекрасно осознавая, что должен сделать сейчас нелёгкий выбор.
– Ты это… – Буянов шумно попыхтел и повелительно махнул рукой в сторону стула, – присядь.
Петров сел.
– Потерял, значит, пистолет-то, – сказал Буянов и укоризненно покачал головой.
И это был не вопрос, а, скорее, констатация некого непреложного и печального факта, произнесённого с начальственным упрёком: мол, что ж ты, подставляешь-то меня, дрянь такая!
– Уже и до вас слухи дошли, Семён Сергеич. Но…
– Слухи, говоришь?
Подполковник повернул голову, кольнув Петрова злым прищуренным взглядом, потом вытащил из ящика стола пистолет в полиэтиленовом пакете и с громким стуком швырнул его на стол.
