Дарья Викторовна Шаповалова
Слёзы в глубине ненависти
Он стоял во внутреннем дворе, одетый в свою любимую одежду, зелёный кафтан и чёрные охотничье сапоги и штаны.
Светло-русые волосы были лишены какого-либо головного убора (принц в принципе не любил ничем накрывать голову), его карие глаза щурились, впрочем, привычка принца тоже давняя. Иными словами, Кир выглядел, как всегда – нелюбезный и откровенно над всеми насмехающийся.
Марианну его слова обидели. Да, у неё было множество поводов ненавидеть принца Дамантии, но она никогда не испытывала этого чувства. Только жалость.
– Я рада, что поеду теперь домой, если ты это хочешь знать.
Кир как-то странно усмехнулся. Правда, Марианна уже давно догадывалась, что он, несмотря на все его самодовольные речи и хвастовство, совсем не хотел умирать, и оттого и ненавидел тех, ради блага которых должен был умереть. Но свои мысли девушка высказала только одному человеку и сильно поплатилась за это…
Марианна уже готова была покинуть тот дом в Дамантии, где прожила шесть долгих лет, как неожиданно принц сказал:
– Подожди. Должен же я обнять человека, без которого я не мог дышать?
Снова попытка обидеть, но Марианна решила, что не имеет права отказывать в этой просьбе.
Она осталась стоять и развернулась к Киру. Он медлить не стал – быстро подошёл и обнял.
– Ты даже не хочешь видеть мою смерть?
Девушке показалось, что она впервые услышала просьбу в его голосе.
– Если хочешь, я могу остаться с тобой. До конца.
Кир отпустил руки в брезгливом жесте.
– Нужна ты мне больно!
И ушёл. За ним последовали люди, негласная свита принца, заботившаяся о его комфорте, удобстве и безопасности. Этим людям запрещено было хоть как-то выражать свои чувства и своё присутствие, поэтому Марианна нередко даже забывала о них. А Кир, возможно, даже и не вспоминал.
«Наверное, он мне тогда это и положил», – подумала девушка, разворачивая сложенные восемь раз лист бумаги.
Судя по всему, это было прощальное письмо Кира.
«Дорогая Анна, – Марианна поморщилась: принц Дамантии почему-то упорно не хотел запоминать её имя. – Думаю, это письмо тебя удивит, как же так, чтобы я и что-то писал тебе. Но через два дня день моей смерти, а, как известно, перед её лицом не лгут. Вот и я не хочу тебе лгать, и, хотя бы так давно сказать, что я чувствую и в чём давно не осмеливался признаться. Возможно, ты меня сочтёшь эгоистичным дураком, заботящимся только о себе, и будешь права, потому что мне действительно нравится мысль, что ты будешь думать обо мне хотя в тот день, хотя бы в тот час как о человеке, а не о неком непонятном средстве!
Оставим лирику! Ближе к делу.
Ты как-то спросила у меня, а как я жил все эти годы? Что ж, могу ответить. Всю свою жизнь обо мне заботились и опекали как хрустальную вазу, не забывая постоянно говорить, что я особенный и, умирая, я спасу нашу страну от страшного проклятия, наложенного на нас одним богом.
«Угу, – думал я каждый раз в такие минуты, – предок провинился, а потомку отвечай за его глупость!»
Я всегда жил с осознанием, что долго не проживу, и всегда с завистью смотрел на тех, кто не был «проклят». Мне всегда казалось, что эти люди живут за счёт меня, раз я умираю ради них, поэтому они обязаны мне служить, чтобы постараться хоть немного сделать моё существование ярче. У них не получалось, и я снова винил за это их, однако виноват был только я.
