Дарья Михайловна Присташ
Улыбка из далёкого прошлого
Три дня спустя я сидел на бесцветной траве в каком-то чистом дворе: такой она казалась из-за мрачности этой ночи. Она была мне по душе. Ближе к окраине города, где нельзя было потеряться во взглядах прохожих, я сидел, запрокинув голову, и наблюдал за звёздами. Было ли этой моей привычкой – мысленно посылать свои тревоги ночным светилам, или же просто совпадение, я делал это, чтобы их неяркий свет хоть немного озарял мой разум. Я не мог уловить суть и понять смысл моего поведения. Я казался себе жалким за то, что следил за чужой жизнью больше, чем за своей. Думал о том, что ближе Виктора Ивановича у меня и нет человека. Думал о том, что среди этих тысяч и тысяч звёзд я была словно одинокая безжизненная планета, крутящаяся сама по себе в таком бескрайнем космосе.
Знакомый голос донёсся до моих ушей. Но он был переплетён с каким-то звонким, мелодичным и ясным голоском. Виктор Иванович шёл с ребёнком. Точнее, шёл он сам, а дитя катил в инвалидной коляске, на ручке которой висел пакет внушительных размеров. Белокурый мальчик, бездвижно сидевший в коляске, улыбнулся мне издалека, обнажив белые, как снег, зубы. Виктор Иванович, встретившись со мной взглядом, направился ко мне. Мы не поздоровались, даже не кивнули друг другу, но мне не хотелось обижаться на него в присутствии такого миловидного ребёнка. На вид ему было лет 7-8, тоненький, с почти прозрачными руками, он радостно вскричал:
– Папа, папа, доставай же скорее! Я так долго этого ждал!
Виктор Иванович – я не поверил своим глазам – улыбнулся, самой доброй и нежной улыбкой, которую мне только доводилось видеть. Он осторожно взял пакет, вытащил из него несколько отдалённо напоминавших телескоп вещиц, судя по всему, немало весящих. Из кармана своего пасмурного пальто достал фонарик, положил его на траву и туда же сложил свои творения. Врач присел, немного повозился и поставил на ножки довольно необычную штуковину. То действительно оказался телескоп, но такой, каких я видеть не видывал, но я никак не мог понять, что в нём такого странного. Труба телескопа на вид была чуть больше обычного, и, кажется, окуляр тоже был увеличен. Я не намеревался лезть с расспросами, а только тихо ждал, также сидя на траве в глухой темноте ночи.
– Ну, Андрюша, давай-ка испытаем это недоразумение.
Виктор Иванович что-то подкрутил в своём изобретении так, чтобы мальчик мог дотянуться до телескопа, не вставая с коляски.
– Какой холодный окуляр! – На возглас мальчика доктор лишь тихонько посмеялся.
– Что ты видишь, сын мой?
– Я вижу…я вижу звёзды! Такие же, как я видел без телескопа, только ярче! О, какие же они яркие!
– А теперь смотри внимательней, сын мой, и расскажешь мне всё-всё, что видел. – С этими словами Виктор Иванович подкрутил какую-то крошечную деталь на своём приборе и слегка нахмурился. Я весь поддался вперёд, чтобы ничего не упустить.
– Папа, угадай, кого я вижу! Это же наша мама! Ой, а вот какой-то мальчик! Этот кроха очень похож на меня. Что это, папа? Откуда эти картинки?
Я увидел, как слеза поползла по щеке доктора. Он небрежно смахнул её тыльной стороной ладони, лёгким касанием предупредил мальчика и поднял телескоп себе.
– Эти картинки, Андрей, наше с тобой прошлое. Помнишь, я рассказывал тебе, что те звёзды, за которыми мы так любим наблюдать, скорее всего, уже не существуют. Ночное небо – это просто фотографии их прошлого, которое мы наблюдаем через года, столетия, тысячелетия.
