Борис Юрьевич Борисовский
Боги Бамиана
Оповестив старшину, о размере ежемесячной дани, трое ребят спортивного телосложения, сразу же после разговора отправились в травматологию и, сняли побои. А через пару часиков Колю-Колю приняли48. Наш «справедливый и гуманный» отмерял орденоносцу три с половиной года колонии общего режима. И сейчас Перстень видел, что Коля-Коля очень хочет, у него, что – то спросить. – Давай спрашивай. – На хрена ты ему руки перебил? – Поинтересовался тот. – Днюха моя.– Ответил Перстень. – Поздравляю. Так, на хрена? – Может, пожалел. – Пожалел? – Удивился Коля – Коля. – Ну, да, так бы в курятник49 загнали. – Уверенно ответил Перстень. – Да ты брат гуманист. Он, с таким отношением, всё равно, скоро, туда уедет. – Да, но, не на мой, день рождения. – Слушай, ещё вопрос, если не хочешь не отвечай. Ты, почему на пальме50 кантуешся, по нижнему ярусу шконари свободные есть, и по жизни у тебя всё ровно?
– А, кто тебе сказал, что на нижнем ярусе мазёвее спать? И по жизни мы с тобой брат как минимум, автоматные рожи. Вроде и не западло, но в блат комитет по понятиям ход закрыт. А у пальмы, скажу я тебе, масса неоспоримых достоинств. Это я чётко ощутил в Алма-Атинском приёмнике распределители, в начале перестройки. Попали мы туда с приятелем в пятницу вечером. Небольшая хата карантина, где то три на пять метров, была совершенно пуста, и моей первой мыслью, было занять нижний угол нар. Подальше от параши и поближе к решке. На что, мой умудрённый опытом товарищ, на тот момент уже имеющий три ходки, сказал, что в основном я прав. Кроме одного. Угол занимать надо верхний и пару соседних досок снять, чтобы вши не одолевали.
К понедельнику в хату набили человек тридцать, всех мастей. Контингент разнообразием не отличался. Безработные, спившиеся, сколотые, освободившиеся, и другие, не успевшие отдуплиться, что происходит, в проданной стране. Ни кто из них, не имел, на кармане лаве, чтобы откупиться, от доблестной и не подкупной Фемиды.
– Пацаны, можно я к вам?-
Заехавший в камеру опрятный, и не зачуханный мужичок после кивка моего товарища присоседился к нам. Он вкратце рассказал, что после освобождения с пятилетки, приехал домой, а дома то и нет. Вернее сам дом на месте, только жена продала его, полгода назад, а сама с детьми и новым папой, куда – то стартанула. И, новоиспечённый, бич божий, покантовавшись неделю на воле, решил пересидеть, смутные времена, в охраняемом месте. А что, крыша над головой есть. Хоть и херово, но три раза в день кормят. Подмолаживают иногда, но это мелочи, по сравнению с мировой революцией и перестройкой.
В итоге, каких только персонажей, там не было. И двое торчков на ломках, которые друг за другом стояли в очередь на парашу, то блевать, то дристать. И спившийся профессор, который «за докурить» рассказывал интересные истории. Про то, как он, придумал лампочку Яблочкова. Или как посоветовал Менделееву уже, наконец, опубликовать свою таблицу в широких научных кругах. И перестать пудрить ему мозги на каждой пьянке, своими плюмбумами.
Под нарами тоже была своя движуха. Человек шесть по заезду, сразу нырнули туда и варились там по своему, не докучая остальным. Один дед или не дед, был такой грязный и, от него так воняло, что менты постремались его шманать. А он с собой завёз превосходный чуйский табачок, которым угостил всех желающих. Корче, сверху лучше видно. Ещё вопросы есть?-
Не дожидаясь ответа Коли – Коли, Перстень повернулся к Старому:
– Как думаешь, долго ещё мурыжить будут?
– Да хрен его знает, если больше двух часов продержат, значит, точно лагерёк разгружают. Продержали четыре часа и опять стали называть фамилии. Когда назвали Перстня, он взял свой баул и пошёл к двери. На выходе омоновец в маске сорвал с него бирку и, сунул её в руку. Затем сказал:
– Иди дальше. –
А дальше были неприятности.
– Где твоя бирка? –
Спросил омоновец, стоящий за дверями.
– Вот.-
Ответил Перстень, разжимая кулак.
– А почему он у тебя в руке, а не на одежде? –
Вежливо поинтересовался мент.
– Ваш сорвал. –
Честно ответил Перстень.
– Ты как разговариваешь?!
И тут сапёр ошибся.
– А ты как разговариваешь? –
Ляпнул он, не подумав. Не успел Перстень договорить фразу, как на него обрушился град ударов.
На расстояние сорок метров, до шизо, четверо омоновцев, допинали его, секунд за тридцать. Очнувшись в камере и оглядевшись, Перстень решил проверить, что из частей тела осталось не повреждённым. На удивление поломаны были только два ребра. Синяки и шишки, не в счёт. Хромая и кряхтя от боли, он доковылял до двери камеры.
–Здорова, кича.-
А, в ответ тишина.
– Это Перстень с третьего. Есть кто живой?
– Если пасть не закроешь, сейчас ты тоже умрешь. –
Послышался с продола голос вертухая. Решив не злить лишний раз охрану, и проанализировав ситуацию, именинник пришёл к не утешительным выводам. В свой тридцать второй день рождения он был на самом дне социума. Ни каких примет указывающих, на то, что ситуация изменится, в лучшую сторону не было. Зато была, не хилая перспектива, раскрутится ещё на пару – тройку годиков, за поломанные конечности крысы.
Через трое суток зайдя в полупустой барак, он узнал, что прогнозы Старого начали сбываться.
После отбоя Перстень забрал у Крытника килограмм подарка и решил прогуляться до знакомых. До текущих событий, пройти зону вдоль и, поперёк в любое время суток, не составляло, труда. Локалки были открыты круглосуточно. Контроля в зоне, со стороны администрации не было. Мент зашедший в отряд мог, запросто, получить по хребту, прилетевшим, неизвестно откуда, сапогом. Каждый проход между койками, был завешен парашютами*. Парашюты, это комплекты постельного белья с одним рисунком, которые вешались между шконарями и на выходе на продол между рядами. Этим создавалась иллюзия обособленного пространства. Сейчас же всего этого не было и в помине. Проходы между койками просматривались насквозь. Все прутья заборов локальных зон, были заварены, а на калитках висели амбарные замки.
– Ты как сюда добрался? Все локалки, закрыты.-
Поинтересовался Зендер.
– Да как – то так, получилось, красиво. Где пить будем? –
Спросил Перстень.
– Я смотрю у вас тоже парашюты по срывали.
Отряд, в который пришёл Перстень, просматривался из конца в конец, насквозь. Больше половины двух ярусных коек пустовало.
– Пошли в кишку, там вроде ни кого сейчас. Всех, кто после отбоя, более менее, шевелился, вывезли.
– Ну что, пацаны, вздрогнули. – Перстень поднял кружку с самогоном.
– С Днём рождения.
Сказал немногословный тост Лом. И выпив, продолжил.
– Стесняюсь спросить, ты как самогонку сберёг? Тут шмон такой был – всю зону вверх дном перевернули.
– Ну, это не моя заслуга. –
Ответил ему Перстень.
– Крытник курковал. Я до сих пор в ахере, как крыса его раскулачить решился.
– А он тебя, кстати, не сдал. –
Сказал Зендер.
– Так и я с ним не жестоко обошёлся.
– Шутник ты, однако. –
Улыбнулся Лом.
– Какие тут шутки? Что в зоне творится? Я не как не отдуплюсь.
– Тогда наливай.
Выпив налитый Перстнем самогон, Зендер продолжил.
– Слушай, что мы знаем:
Из лагеря вывезли всех смотрящих, блатных, и приблатнённых. Короче всех, кто может поднять кипишь51, погнали на этап. Говорят, что зону будут делать образцово показательной, чтобы показывать её всяким комиссиям и проверяющим. А это значит, что сейчас пойдут к нам козьи этапы. И наверняка придётся не сладко, когда зону с чёрного на красный перекрашивать начнут.-
Зендер налил в стакан самогон и протянул его Перстню.
– А пока с днём рождения тебя, здоровья, терпения, силы и мудрости. А так – же удачи и скорейшего освобождения тебе желаем. Вздрогнули.
– Что думаешь?– Спросил, закуривая Лом.
– Думаю, что очередная перестройка, мать её, много здоровья и сил отнимет. Так что спасибо за пожелания всё это пригодится. Вам тоже желаю всех благ. Почапал я на отряд, Бог даст, увидимся.
– Кстати, насчёт Бога. –
Лом встал, чтобы проводить Перстня:
– Ты в курсе, в лагере храм православный строим? Если, что приходи.
– Да я как то сам привык справляться, что Бога вмешивать. –
Ответил Перстень.
– Вот это «Сам» нас и доводит до ручки. Я конечно не настаиваю. Но если будет туго – приходи. С Божьей помощью всё намного лучше складывается.
– Там видно будет. –
Сказал Перстень, выпрыгивая в окно барака.
***
Прошёл год.
– Перстень к отряднику.
Проорал, шнырь, заглянув в секцию.
– Осужденный вас долго ждать?-
Дверь с табличкой «Начальник отряда» открылась и улыбающийся отрядник со словами: – Давай чай остывает.
Запустил Перстня в кабинет и закрыл дверь на ключ.
– Ну что, уважаемый, у меня две новости хорошая и плохая. – Начал он с противной улыбкой.
– Давай хорошую.– Хотя, что хорошего ждать от администрации было не понятно.
– С днём рождения тебя. – Сказал отрядник.
– Спасибо. А плохая?– Поинтересовался Перстень.
– А плохая состоит в том, что если ты не переселишься с последнего проходняка в любой другой, то поедешь в шизо на пятнашку52.
– С какого это? – Поинтересовался Перстень.
– Я вроде ни чего не нарушаю. Вон даже в ПТУ на сварщика отучился.
– Отучился, это, да. – Согласился отрядник.
– Только на промке ты почему – то не работаешь.
– Не работаю. – Согласился Перстень.
– А собираешься? – Полюбопытствовал начальник отряда.
– За три рубля, нет.– С уверенностью ответил Перстень.
– А за сколько? Если конечно не секрет. – Заранее зная ответ, спросил отрядник.
– Кончай базар начальник, хочешь закрыть – закрывай.– Не желая продолжать разговор, Перстень пошёл к двери.
– Смотри, пятнашка в шизо, в конце января, далеко не Гагры.
– Не пугай начальник.
– Да я не пугаю, знаю, «шурави» пугать только время зря тратить. Упрямые вы. А мне в отряде сейчас упрямцы не нужны. Да и честно сказать я сам пару годиков за речкой был. – Сказал он, достав из тумбочки бутылку коньяка и два гранённых стакана.
– Поэтому давай-ка мы с тобой, по стакану накатим. Не стрёмно с ментом пить?
Он налил два полных стакана и один подвинул в сторону Перстня.
– За тех, кто там остался.
– За это нет.
Перстень вернулся к столу и, выпив залпом вопросительно посмотрел, на отрядника.
– Иди, скатывай матрас. После обеда в подвал поедешь.
Выйдя после второй пятнашки, Перстень зашёл в проходняк, к смотрящему, на чай.
– Ну как тут, поживаете, господа сидельцы?– Поинтересовался он.
– Тоскливо, господин страдалец. Вроде всё есть, а её родимой, не хватает.-
Ответил смотрящий:
– Самогон будишь?
– Буду. Только сначала схожу, помоюсь, побреюсь.
– Давай, а я пойду, пообщаюсь. С карантина, нам пятерых на отряд подняли. Сейчас они у отрядника. Выйдут, надо таво – этово. Сам знаешь.
Помывшись, Перстень расположился, в проходняке у смотрящего Кима. От сюда, был хорошо виден, его пустующий шконарь, сиротливо стоявший в углу, без матраса.
– Ну, что дальше, поедешь страдать или переедешь всё-таки. Вон смотри, соседний проходняк пустой.-
Задал вопрос, вернувшийся со встречи этапа, смотрящий:
– Тебе сколько до звонка осталось?
– Пять месяцев.
– Смотри, со стороны общества, к тебе претензий нет ни каких. Досидишь спокойно и домой. Подумай.
– Опа. А это, что за кадр. Похоже с последнего этапа. Зырь Перстень, он на твой шконарь мостится. Сейчас приколемся.
Действительно, к койке Перстня, стоящей в дальнем углу подошёл новенький зек. И запихав под кровать спортивную сумку, стал раскатывать на ней свой матрас.
– Слышишь, неуважаемый, я так понимаю, ты на этот лежачок кости кинуть собираешься? – Спросил, смотрящий за отрядом, новенького.
– Не твоё дело. – Хамовато ответил спортивного вида чернявый зек. Видимо, он чётко придерживался инструкции, данной ему, каким-то, не доброжелателем.
– И почему я неуважаемый. – Осмыслив вопрос, спросил он.
– О, ты даже, этот момент уловил.– Обрадовался Ким:
– А то я думал, ты совсем, тугой. Я не люблю объяснять очевидные, вещи.
Сказал он, не выходя из проходняка:
– Но когда ты вошёл в хату, ни кто таки, не услышал, твоего «здравствуйте». Значит ты общество, не уважаешь. Ну а нам, тогда, с чего, тебя уважать? И ещё. Ты вообще в курсе, что за последний проходняк, у нас мусора крепят, не по детски. Ты как, готов?
– К чему? – Непонимающе, спросил зек. Похоже, инструктирующий первохода упустил, то ли по халатности, то ли специально тот момент, что последний проходняк, имеет, не только блага, но и обратную сторону.
– Ладно, разберусь. – Заваливаясь в обуви на кровать, нагловато ответил кадр.
– Ну-ну разбирайся. – Задумчиво проговорил смотрящий.– Давай Перстень выпьем за святую простоту.– Сказал он, протягивая стакан.
– За неё.– Поддержал тост Перстень.
– Тебя к отряднику! – Заглянув в секцию, крикнул новичку, шнырь.
– Как думаешь. – Поинтересовался Ким.– Съедет? Или вы с ним, на киче словитесь?
– Думаю, съедет, но могу и ошибаться, посмотрим. – Ответил ему Перстень.
– Что раньше времени гадать, минут через пять, видно будет.
Увидели чуть пораньше. Всего через три минуты. Не на кого не глядя, заезжее хамло, зашло в секцию и, скрутив матрас и, куда-то свалило из хаты. Конечно, кому охота, зимой в шизо париться, в отряде, в любом случае, теплей, будет.
– Ладно. – Сказал Перстень, кидая матрас, на свой шконарь
– Дорога, на пятый отряд есть? Хочу после отбоя в гости сходить.
– Дорога есть. – Сказал Ким.
– Но лучше идти днём – меньше палева. Я так понял ты завтра опять в подвал?
– Не будем о грустном. – Перстень присел на койку, – Давай рассказывай дорогу.
– Смотри, в нашей локалке, в правом нижнем углу, три прута сделаны из алюмишки и покрашены в цвет основного металла.-
Начал объяснять дорогу смотрящий
– Дожидаешься пока, вертухай в сидке отвлечётся, отгибаешь и, ныряешь в соседнюю локалку. Там второе окно с права, открыто. Ныряешь туда. Потом проходишь по продолу и, лукаешься в третье справа окно. Когда пролезешь, окажешься во внутреннем дворике. Там проходишь через него и лезешь в Зендеровский проходняк. Только смотри по аккуратней. Он психует, когда много народу через проходняк шастает.
– Понял. С ним, как-нибудь, договорюсь. Куда дальше?
– Через окно от Зендера проход в локалку пятого отряда. Ещё раз повторюсь, это лучше делать после трёхчасовой проверки, мусора обычно в это время не лютуют.
– Зендер открывай.
– Кого там ещё несёт? А Перстень, ты? Залазь.– Обрадовался Зендер.
– Хоть кто – то к нам. А то все через нас, только нервы треплют.
– И я рад тебя видеть. И тебя Лом тоже. – Сказал Перстень, усевшись в проходняке земляков:
– Как сами?
– Как зеки, у которых по девять отсижено и по шесть впереди. – Мрачно пошутил Зендер.
– Да не слушай ты его. – Сказал Лом. – Всё нормально. Просто депресняк его давит. Да ещё, дорога пошла, через проходняк. Народ туда – сюда шастает. Вроде и благое дело – общее. Но нервяк, сам знаешь, трудно сдержать. Водку будешь?
– Буду. Стесняюсь спросить. У всех самогон, а у вас, что за праздник?
– Да у нас один товарищ, решил в двадцать одно покидать. Вторую неделю с москвичом каким – то шпилят, пока наши побеждают. А вообще знали, что ты сегодня зайдёшь и, барыге, заранее заказали. Ну, давай.
Стук в окно, не смог обломать, самый повторяемый в мире тост.
– Давай за Давая.
– Какого на хрен. Давая?
– Чего надо?
Открыв окно, спросил Зендер.
– На шестой.– Ответили с улицы.
– Давай залазь. Шустрей давай. – Проворчал он, пропуская в окно, зека, с другого отряда.
– И так день, и ночь, вторая неделя.
–Так, а что вы паритесь? – Удивился Перстень:
– Есть же свободные проходняки. Переехали и всё, а сюда новеньких кого-нибудь поселили.
– Я ему давно уже об этом говорю. – Сказал Лом, наливая водку в стаканы.
– А он заладил, я в этом проходняке, шесть лет прожил, и переезжать не собираюсь.
– Ну, тогда один выход. – Предложил Перстень. – Менять дорогу.
– Скорей всего, так и будет, вон, пусть через соседей, лазают. – Проворчал Зендер.
– Я мужики, тоже до пятого прогуляюсь. – Сказал Перстень.
– Не обессудьте, надо мулю земляку передать, а на обратном пути с вами ещё пообщаемся.
– Ну вот.– Буркнул Зендер. – А кто там у тебя?
– Мага Махачкалинский. Я на киче с Закиром славливался. Его из бура в шизо кидали на десяточку53. Просил зайти к Маге. Да и он расстроится, если не зайду.
– Он сам к тебе, чуть попозже, с нами, собирался. Иди, конечно.-
Проворчал Зендер и, вышел из проходняка.
– Ты на него сильно не обращай внимания. Весеннее обострение и сопутствующие факторы, имеющиеся в наличии. Ну, ты меня понял.– Извинился за друга Лом.
– Понял. Скажи Лом, что надо сделать, чтобы покреститься?
– Выучить три молитвы: – Отче наш, Богородицу и Символ веры. Что, без помощи Отца небесного тяжко?
– Ты знаешь да. Выйду с третьей пятнашки покрещусь. Если как говорят крещёные «Бог даст». Напиши мне, пожалуйста, молитвы. Я их на обратном пути заберу. – Что опять в шизо поедешь? – Поинтересовался Лом
– Скорей всего да.
– Ну, Бог в помощь. – Сказал Лом, передавая Татарину листок с молитвами. Зендер просто сказал: – Увидимся.
***
–«Сууууууууууууууууууууууукккка, как холодно, на киччччччччччччччччччччччччччччччче, в феврале месяццццццццццццццццццццццццццццццццце».-
Думал Перстень, подтягиваясь на висящем над железной дверью камеры наморднике. Подтягиваться он мог долго, минут двадцать. Потом столько же приседать и столько же отжиматься. Отжиматься ещё можно было к верху ногами, на руках. Потом, пока тело разогрето, попытаться уснуть.
– Что за бумажка? – Подумал он, нащупав во внутреннем кармане робы, какой то листок.
– А это молитвы. Те, что Лом, написал. Посмотреть, что ли. Хотя какая от них помощь. Навряд – ли теплее станет. Так что там написано?:
–«Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя, яко же на небе, и на земле. Хлеб наш насущный даждь нам днесь. И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь».
Больше половины слов не понятно. – Не спать, до отбоя спать запрещено! Встать, подойти к стене, руки на стену ноги шире. Сколько человек в камере? Почему молчишь? -
Три зоновских вертухая, в масках, с дубинками, ворвались в камеру. За ними вальяжно зашёл холёный майор.
– А, Афганец. –
Сказал он.
– Не пойму вас, афганцев. Почему вы все, такие упёртые. Вот ты же Перстень не блатной? А на промку ходить не хочешь так? Что молчишь?
– Тепло берегу, гражданин начальник.
Поёживаясь и пытаясь сохранить остатки тепла, Перстень снял руки со стены и, попытался закутаться в бушлат.
– Руки на стену! –
Последовал окрик. И дубинка прилетела, точно, в правое бедро зека. – СУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУКА. БОООООООООООООООООООООЛЬНО.– Подумал Перстень упав, но при этом, не проронил ни звука.
–Сидишь вот в одиночке, на пониженной пайке. –
Как ни в чём не бывало, продолжил офицер:
– Холодно. А, правда, почему так холодно. Дайте ему картонки, пусть решку, заложит. И прибавьте батарею, нам труп перед комиссией, совсем не пригодится. Да, и покормите, его пару, тройку дней. Три дня, до комиссии осталось. Всей киче внимание. Говорит майор Катков. – Выйдя из камеры он, повысив голос продолжил: – Через три дня приезжает комиссия по правам человека. И, если у вас, господа зеки, есть какие-то претензии или пожелания, то я вас выслушаю прямо сейчас. Если же претензий нет. Каток вышел в коридор между камерами и закончил свою речь словами:
– То вся кича умоется кровью, если какая-то падла, откроет рот, с жалобами. Надеюсь, услышали все?
Молчание знак согласия.
Замок камеры защёлкнули. Послышались удаляющиеся шаги вертухаев и снова тишина в штрафном изоляторе. Тишина, которую не спутаешь, ни с чем, насквозь пропитанная болью, отчаянием и злостью. Перстень, опираясь о стенку, на одной ноге допрыгал до забетонированного посреди хаты столика и двух скамеек. Сильно болела ударенная нога. Холодно опять, аж колотит. – Покурить бы. – Подумал Перстень, морщась от боли, в ушибленной ноге. – Вот только нет курева, то – есть, ни хрена. Только бумажка с молитвами. Всё равно завернуть нечего. Ещё почитать что ли?
– Богородица дево радуйся, благодатная Мария. Господь с тобой, благословенна ты в женах и, благословен плод чрева твоего, яко спаса родила, еси душ наших. Аминь.
Кормушка открылась и через нее, в хату влетели две кортонки, и пачка «примы».
– Командир, а спички?– Крикнул Перстень.
– Может тебе ещё бабу, в пионерскую правду, завернуть?– Послышался удаляющийся голос вертухая.
– Это от вас навряд – ли дождёшься, а за картон и курево душевно благодарен, граждане начальники.– Крикнул в никуда Перстень, закладывая решётку уличного окна, картоном.
– А огонь добудем с Божьей помощью. Интересно.– Подумал он:
– Откуда у меня такие мысли?
Первая затяжка наполнила голову туманом. После второй он медленно сполз по стене на бетонный пол, ноги стали ватными. Куда-то на второй план отошли холод и боль. Казалось, что тлеющий огонёк дешёвой сигареты, прибавил тепла, остывшему до предела организму. Сквозь туман он увидел, как через открывшиеся тормоза, в камеру зашли два вертухая. Один из них отстегнул шконарь, другой, кинул на него матрас. Затем оба молча вышли, ни разу даже не ударив прикайфовавшего зэка.
***
Море, жара, полный пляж, отдыхающих. Глиссируя, на крутой волне, мой серфинг развил, приличную скорость. Этим финтом я, вызвал восторг, дефилирующих по кромке прибоя, двух молодых особ в бикини.
– А можешь ещё так? – Попросила меня одна из красавиц:
– А то мы сфотографировать не успели.
– Для вас красавицы, всё что угодно, особенно для тебя рыжая. Тебя как зовут?
– Лена.
– А ты откуда?
– Из Волгограда.
– В восемь на мосту встретимся?
– Я подумаю.
– Для рыжей Лены из Волгограда трюк на бис.
Глиссирующий виндсерфинг, очень капризная штука. Если корпус доски, больше чем на половину, повисает в воздухе, то судно становится не управляемым. Так и вышло. Тресь… серфинг в одну сторону Перстень в другую. И, с лёту, ударился боком, об лежащий на берегу, огромный валун.
–Бооооооольно. – Простонал зек, вставая с бетонного пола.
Приснится же посреди кичи пляж. Кстати, в хате заметно потеплело, уже не шёл пар изо рта, и не колотила зябкая дрожь. Эта самая дрожь, порядком надоела, за последние полтора месяца. Без неё было как – то не привычно, но хорошо.
– Что Бог не делает всё к лучшему. – возникла из глубин памяти, услышанная, от прабабушки фраза.
– Кстати о Боге. Где эта бумажка? ВЕРУЮ…..
Лязг замка, прервал дальнейшее изучение листка. Вертухаи затолкнули в камеру ещё, трёх сидельцев.
– Здоровья тебе Перстень.– Сказал один из них. Я Руслан с Хасавьюрта.
– И тебе тоже, зёма. Проходите, располагайтесь. – Сделав широкий жест рукой, в шутку предложил Перстень.
Не смотря, на дневное время, охрана отстегнула шконари, кинула на них матрасы и ушла.
– Я Мирный с Мирного. – Представился второй сиделец.
– А я Джон. – Сказал третий.
Уточнять, откуда родом Джон, Перстень не стал. Если захочет, сам расскажет. Все трое выглядели крайне истощёнными.
– Наверняка у меня вид не намного лучше.– Подумал Перстень.
– Принимаем ужин.– Кормушка с лязгом открылась, и в хату пополз, ароматный запах, борща.
– Глюк.– Подумал Перстень.
Но глюк не пропал, за четырьмя мисками, наваристого борща, последовали, макароны по-флотски. Сказочный обед, завершился, кружкой сладкого напитка, из шиповника. Отдав миски, зеки завалились на отстёгнутые шконари.
– Что это было? – Отдуваясь, удивлённо поинтересовался Мирный:
– Кто-нибудь мне объяснит, что происходит? То месяцами полпайкой кормят, а тут такой пир закатили, как бы, не просраться с непривычки.
– Ты чё, Мирный, спал, когда Каток на продоле про комиссию орал? Нас сюда на откорм согнали, чтобы не напрягаться, по хатам не разносить. В одну кормушку сунул и не сильно устал, бегая по продолу. А откормить надо, иначе комиссия, как по Станиславскому скажут, не верим. Не верим, что людей можно довести до такого состояния. – Сказал Джон, доставая из складок поношенной робы, пачку Мальборо:
– Угощайтесь.
– Ни хрена себе.– Удивился Мирный:
– Это как?
– Всё просто коллега. Двумя словами, рыночная экономика в действии. На воле подошли к вертухаю и, за хорошее вознаграждение, попросили передать мне, на день рождения, литр коньяка, курево и закуску.– Так, что у нас, сегодня, после отбоя, не запланированный той54. Кормушка в двери, опять открылась.
– Принимаем витамины, жалуемся на здоровье.
– О, и медицина пожаловала. Красивая, умираю без любви. – Начал подкатывать к миловидной медсестре Руслан.
– Жалобы на здоровье есть?– Невозмутимо повторила вопрос, привыкшая к подкатам медсестра.
– Да есть, вот здесь болит.– Руслан, через кормушку, схватил руку медсестры и, прижал её к своей груди.
С трудом освободив руку, медсестра, с криком, отскочила от кормушки. В камеру ворвалось трое охранников и, от души, прошлись дубинками, по хребтам сидельцев.
– Чтоб витамины съели.– Сказали вертухаи, защёлкивая со стороны продола замок камеры.
На столе, посередине камеры, остался стоять, пластиковый пузырёк с пилюлями.
– По две пилюли на брата.– Сказал, разглядывая содержимое пузырька, Мирный и продолжил:
– Кто будет?
– Я схаваю, хуже не будет: сказал, заглатывая пилюли Джон.
– А я обожду. Гляну, что с тобой будет. Пойду, прилягу. – Перстень завалился на откинутый шконарь. – Лафа, как мало человеку надо.– Подумал, засыпая он: – Тепло, мягкий шконарь, сытое брюхо и, чтоб не били.
***
БОГИ БАМИАНА.
– Перстень, вставай. Постой в окопах со снайперкой, пока мы обедаем. -
Попросил, заглядывая в блиндаж Снайпер.
– Ага. – Сказал я, вставая с нар.
– Сейчас иду. Движуха в секторе была?
– В мёртвом секторе, двое в овраге сидят. Так иногда постреливают, патронов видимо маловато. Ну и по пещерам посматривай, может какая-нибудь зараза пальнуть, сам знаешь.
– Ладно, давай.
Я взял из рук снайпера СВДэшку и вылез из блиндажа, под жаркое афганское небо. Идти пришлось, пригнувшись, по окопу, мимо сидящих у агэса,* двух бойцов, разогревавших на сухом спирте тушёнку.
– Приятного аппетита. – Пожелал я, проходя мимо них, на снайперскую позицию.
– Чего в блиндаж кушать не идёте? Там по прохладней будет, а я, пока посмотрю. Снайперка ваш сектор тоже перекрывает.
– Вот Перстень – человек, о других заботится. А ты, ни о себе, ни о расчёте.-
Проворчал Сэмэн, поворачиваясь к своему другу, командиру расчёта Маркелу. А мне с улыбкой сказал:
– Спасибо добрый человек, мы воспользуемся твоим предложением. Пойдём немного остынем, а то мозги на этой жаре закипают.
– Смотри Перстень. – Маркел задержался в ячейке и, стал рассказывать мне обстановку:
– Из второго кишлака, духи пытались в мёртвую зону, ишака, с ящиками провести. Они его запустили без погонщика. Наверное, думали, что сам дойдёт. Мы перед ним пару гранат кинули. Он развернулся и назад пошёл. Наверняка, ещё раз попробуют запустить. Им патроны надо туда, как-то переправлять. Похоже, они ночью не успели запастись. Ну, давай, через часик вернёмся. Закончил он инструктаж. Потушив спирт и забрав тушёнку, пацаны, сгорбившись, ушли в сторону блиндажа. А я остался в окопе один.
Высунув ствол в бойницу, я приложил глаз к прицелу СВД. Приближал он капитально. Второй кишлак, находящийся под горкой Восточной, в провинции Бамиан, был как на ладони. Дети играли в альчики* в дорожной пыли. Рядом клевали что-то штук пятнадцать жирных кур. Какая-то не молодая ханумка* развешивала бельё во дворе. Вроде ни какой активности не наблюдается. Оставив винтовку в левой бойнице, я посмотрел в стерео трубу. В правой бойнице, в пяти километрах по шкале, зажатый между двумя горами, стоял кишлак Таджик. С этой стороны тоже всё спокойно. А вот прямо передо мной, в километре от окопов, вертикальной стеной, стояла гора. А в ней, шестьдесят восемь пещер, и из каждой, могло прилететь то, что может отнять жизнь. У подножия горы находился овраг, а перед оврагом, стояли развалины двухэтажного дома. И из этих развалин, духам было очень удобно, обстреливать расположение десантников. Один минус был у этой прекрасной позиции. Доставить туда боеприпасы и питание можно было только со стороны второго кишлака или со стороны кишлака Таджик. Оба эти направления, полностью контролировались нашим блокпостом. Активных боевых действий в провинции Бамиан не было года два. Но ежедневные перестрелки, а иногда и ракетно – миномётные обстрелы присутствовали. Так, что расслабляться не будем, подумал я, доставая фляжку. Жара конечно капитальная. Маскировочная сеть, тень толком не даёт. Под пятьдесят не меньше. Посмотреть, что там, в секторе происходит. Высунув стереотрубу я увидел, смотрящую мне в лицо, задумчивую морду ишака. Ишак стоял перед минным полем, гружённый, привязанными к нему двумя зелёными ящиками.
– Ты, что тут делаешь? –
Спросил я ишака, как будто он мог мне ответить.
Джихад ишак, пошевелил ушами, и ни чего мне не сказал. Но всем своим видом показал, как ему не охота, в такой солнечный день, идти, через минное поле. Однако, у его хозяев, были собственные планы, прямо противоположные со взглядами скотины. Со стороны оврага я услышал, щелчок выстрела, из подствольного гранатомёта. Взрыв в двадцати метрах сзади осла, не потревожил, привычное к войне животное. Зато досрочно закончил обед подразделения.
– Что за стрельба со взрывами, мешает нам переваривать обед? –
Поинтересовался у меня, тихо появившийся со спины снайпер:
– Мы только с товарищем лейтенантом, в нардишки55 сели покидать, а тут веселуха какая – то намечается. Дай-ка гляну. – Снайпер, взял стерео трубу, и стал, по очереди совать её во все бойницы, приговаривая при этом:
– Ага, хорошо, замечательно. Ах, вы вот как. Ладно, сейчас подумаем, как вам ответить. Перстень подвинься. – Попросил он меня.
– Я сейчас, Герасима в дозор отправлю, мало ли что.
Герасим был не убиваемой куклой сделанной из черенка лопаты и куска фанеры. С нарисованным на ней усатым лицом и, надетой сверху старой каски. Прежде чем вылезти самому, снайпер всегда отправлял в дозор Герасима. Как только силуэт стрелка показался в бойнице, несколько сухих ударов, поднявших пыль на бруствере окопа, показали, что спокойно работать не дадут. Но и на минное поле ни ишак, ни духи идти не собирались.
– Смотри пацаны, что происходит. -
Снайпер протянул стерео трубу молодому летёхе. Тот второй день был на блокпосту и вёл себя прилично; в атаку не шёл и старшего из себя не изображал.
– Посмотрите в среднюю бойницу, товарищ лейтенант. Видите в конце второго кишлака движение?
– Да там, что-то происходит. – Подтвердил летёха.
– Наш осёл отвлекающий. – Продолжил Снайпер
– Они сейчас там ишаков к пещерам перегонять будут. Командуйте товарищ лейтенант.
Попытавшегося привстать лейтенанта я поймал, за ещё не успевший выгореть ХБэ56.
