bannerbannerbanner
Рейд. Оазисы. Книга 2. Старшие сыновья

Борис Конофальский
Рейд. Оазисы. Книга 2. Старшие сыновья

Звук мотора в степи разносится очень далеко, поэтому, не доезжая до нужной скалы-клыка километра, он нашёл укромное место, загнал мотоцикл в тень камня и заглушил двигатель. Выкрутил свечу зажигания – на всякий случай – и быстро, почти бегом, пошёл по обрывистому берегу вдоль реки, прижимаясь вплотную к камням. Берег стал подниматься над водой крутым откосом. Камни нависали над рекой всё круче. Солнце уже начинало припекать. Горохов шёл так быстро, что ему не хватало воздуха, даже долгие и глубокие вдохи не помогали, но снимать маску тут, на берегу, нельзя категорически, даже на минуту. Он уже видел скалу-клык, когда услышал хлопок, который ни с чем перепутать было нельзя. Того, кто собирался потрошить его схрон, ждал сюрприз, и этот небольшой сюрприз сработал. Теперь у него уже не оставалось никаких сомнений: Жупан добрался до схрона, попытался его раскопать и, скорее всего, уже умирает, разорванный осколками небольшой мины, что оставил там инженер для непрошенных копателей. Горохов, хоть это далось ему нелегко, ещё прибавил шагу и уже через пару минут остановился осмотреться, прислушаться и, главное, отдышаться: стрелять, когда ты задыхаешься – дело бестолковое, глупая трата патронов. Он машинально взвёл курки на обрезе, привёл дыхание в норму и лишь после этого медленно пошёл дальше. Вокруг клыка камни. Инженер забирается на них, даже не заглянув вниз, видит воду и корму лодки. Ещё чуть-чуть, осторожно приближается к краю, чтобы снизу не заметили. Всё так плохо, как он и думал. Сволочь Жупан притащил каких-то двух типов. Они попытались раскопать схрон и подорвались на мине. Всем троим и досталось, капитану осколок ударил в ногу, в бедро, кровь лилась из него изрядно. Жупан не без труда влез на нос своей лодки и теперь помогал ещё одному, высокому и чернявому, с разорванной осколками, окровавленной кистью левой руки, втолкнуть на палубу лысого невысокого типа. На том ни респиратора не было, ни головного убора. Лысый был ранен сильнее других. Ему осколки прилетели в брюхо, и теперь он почти не шевелил ногами, а руками только зажимал рану на животе. Чернявый приволок его к носу лодки, и они вместе с капитаном пытались его туда втащить. Инженер встал на одно колено, аккуратно спустил курки на обрезе, отложил его и потянул из кобуры на правом бедре револьвер. Видит Бог, он не хотел этого, но отпускать эту троицу теперь уже было нельзя. В этом случае можно было сразу отсюда направляться на север, в Губаху. И тогда год подготовки, и все материальные затраты, все усилия – всё на ветер. Нет, отпускать их нельзя. Никак нельзя. «Жупан, безмозглая ты саранча, почему ты не дождался своих пяти рублей и не убрался отсюда целым и невредимым, жадный дурак, хотел получить больше? Это понять можно, но за каким хреном ты приволок сюда этих бедолаг? Боялся, что ли, один всё сделать?»

Тихий щелчок. Горохов взвёл курок, с холодной отстранённостью прицелился капитану в грудь. Тридцать метров, возвышенность, цель не движется – тут не промахнёшься. Честно говоря, он не хотел стрелять. Но деваться ему было некуда.

Выстрел! Жупан сразу мешком валится на палубу, а лысый, которого уже втолкнули на палубу, падет рядом, бьётся своею лысой головой о металл. Горохов спокойно взводит курок, не торопясь целится. Больше никаких сожалений. Чернявый как раз поворачивается к инженеру лицом. Он не сразу увидел, что Жупан мёртв. Лица его за маской не видно, чернявый озирается, глаза, кажется, у него удивлённые: что это? Какого…? Кто стреляет?

Выстрел. Он тоже получает пулю в сердце. Почти плашмя падает тут же на песок. Горохов снова взводит курок. А лысый уже всё понял, брюхо разорвано, но жить-то ему хочется, придерживая рану на животе, он пытается на боку ползти по палубе.

Выстрел. На этот раз инженер торопится и стреляет плохо. Пуля бьёт лысого под правую ключицу. Теперь он даже и ползти не может. Горохов выругал себя, это не дело, нельзя в идеальных для стрельбы условиях так мазать, и снова взвёл курок. Выстрел. Теперь исправился. Эта пуля добивает несчастного. Четыре патрона – дело сделано. Он вытряхивает стреляные гильзы, но не выбрасывает их, прячет в карман, а на их место вставляет новые патроны. Ещё раз осматривается, чтобы убедиться, что вокруг никого. Тишина, река, песок, камни и небо с белым солнцем и без единого облачка. Он один тут живой. Только после этого инженер берёт обрез, встаёт и начинает спускаться к реке.

Дело нужно доделать. И сначала он снимает пыльник. Пыльник выцветший, почти белый, на нём не должно остаться никаких пятен. Перчатки он тоже снимает. Подходит к телу чернявого. Не без труда взваливает его себе на плечо и, утопая во влажном песке, закидывает его на палубу, к уже лежащим там двум телам. Затем он подбирает старенькую винтовку, маску, две шляпы, всё, всё летит на палубу. Тут ничего не должно остаться. Инженер осматривается, кроме его вещей и лопаты, ничего на берегу больше нет. Тогда он подходит к лодке и, упираясь в борт, пытается столкнуть её, оттолкнуть от берега. Это дело безнадёжное. Придётся лезть в рубку. Когда плыли вверх по течению, он, от нечего делать, запоминал все действия Жупана. В общем, имел некоторое представление об управлении плавсредством. Тут, в закрытом помещении, ещё сохранилась прохлада. Горохов жмёт чёрную кнопку с подписью «Мотор». Сразу по палубе прошла дрожь. Рык, выхлоп чёрного дыма на корме. Ровное урчание. Отлично, мотор – есть. Он берётся за рычаг. За тот, что справа от штурвала. Тянет его до отметки «М.З.» – малый задний. И сразу лодка едва заметно дёрнулась. Горохов сразу выскакивает из рубки. И вовремя.

Лодка медленно сползает с берега, он успевает спрыгнуть.

Жупан и два его товарища поплыли, лёжа на палубе, вниз по течению. Инженер на них не смотрит, пусть плывут. Теперь ему нужно разобраться со схроном. Он, чуть подумав, решает ничего не выкапывать. Снова накидывает песка. Разравнивает его. Присыпает лопату. Большой веткой колючки заметает следы. Осматривается. Да, всё нормально. Вечерний заряд поднимет песок с пылью, и уже никто не разглядит и намёка на то, что здесь что-то происходило. Он собирает свои вещи и поднимается наверх, к скале, похожей на клык. Оттуда бросает взгляд на реку, на уплывающую по течению кормой вперёд лодку. Если её и найдут, то всем будет ясно, что мужичков, что плыли на ней, расстреляли с берега дарги. Обычное дело. Такое здесь случалось уже не раз.

Он вернулся к мотоциклу, выпил воды, ввернул свечу зажигания. Настроение было дрянь, но нужно было делать дело. Он вытащил из потайного кармана в левом рукаве пыльника карту на тонкой прозрачной бумаге, снова достал секстан и компас. Уселся в тени камня и минут десять сидел, прикидывая, куда ему ехать. Когда разобрался с картой – понял, что ехать ему недалеко. Нужное место было отсюда в получасе-часе езды. Солнце быстро ползло всё выше и выше так, что тянуть было нельзя.

Горохов поехал на северо-восток, почти навстречу ползущему вверх солнцу. Петляя между барханов, отъехал километров на пять от реки и там остановился, заглушил мотор и с огромным удовольствием стянул с лица маску. Фу, наконец-то можно было вздохнуть без усилия. Он пару раз ударил влажной маской об перчатку. На перчатке остался влажный след, конденсат от выдоха. Он был уверен, что в маске немало страшных спор красного грибка. Но тут, вдали от реки, в местном зное и сухости, споры долго не выживают. Инженер бросил маску на горячий бак мотоцикла, чтобы сохла, и достал сигарету. Пошёл размять ноги и, покуривая, стал приглядываться к окружающим его пескам. Сразу бросились в глаза две цепочки следов. Дрофы. Не очень хороший знак. Нет, ничего против этих больших и вкусных птиц он не имел, наличие дроф – подтверждение того, что тут в достатке саранчи и гекконов, и верный знак того, что тут меньше пауков, чем везде. Птица ими не брезгует, их страшный яд её не берёт, но вместе с дрофами тут должны быть и вечные её преследователи – сколопендры. Значит, нужно быть настороже. Он взобрался на бархан и пару минут смотрел во все стороны. Ничего необычного, кроме… Он поглядел на термометр – обалдеть: сорок два, а ведь ещё и десяти нет. Жарко. Надо было выпить воды, и он вернулся к мотоциклу.

Следы дроф тут были повсюду. А ещё он нашёл окурок, он был несвежий, почти занесённый песком. Осмотрев окурок, он его выбросил и завёл мотор. Следы мотоциклов или квадроциклов на песке живут обычно до вечера, не более. Как только на землю спускаются сумерки, поднимается резкий порывистый ветер, его называют зарядом, длится заряд недолго, минуту, две, три, иногда пять минут, но за это время песок и пыль затирают в степи все следы. Но вот окурок песком на замело. Где-то тут должны были быть люди. Далеко от реки они никогда не уходят. Им нужна вода и масло из рыб для моторов. А кто таскается по степи, не имея постоянного места? Степняки, кочевники, бродяги – казаки. А с этими людьми нужно было быть осторожным, любой молодой воин из этих кочевых сообществ может убить, выстрелив из-за любого бархана просто потому, что ему нужен мотоцикл.

Поэтому инженер не гнал, ехал аккуратно, останавливался, приглядывался, прислушивался. И уже через час заметил то, что искал. В полукилометре от него на длинном бархане была растянута сеть. Он поехал к ней. Пока ехал, увидал ещё одну. И нашёл место, где собранную саранчу перерабатывали. Теперь там пировал десяток гекконов, жадно пожирая выброшенные людьми головы и жесткие крылья и лапы насекомых. Люди здесь были утром, ещё недавно. Следы колёс на песке, ещё один окурок. И дальше, на восток и на юг, на самых высоких и длинных барханах стояли сети. Он нашёл тех, кого искал. Инженер сначала достал карту и отметил это место. Затем, разорвав упаковку с бинтом, оторвал полметра. Светлая тряпка на колу значила – мне нужно с вами поговорить. Любая другая – убери сети с моей земли. Горохов собирался поговорить. Он влез на бархан и привязал к одному из кольев, на которых крепилась сеть, этот кусок бинта. Завтра на рассвете инженер снова будет тут, он наделся, что теперь хозяева сетей в него сразу стрелять не будут.

 

Глава 4

Дальше снова дорога с бесконечными петлями вокруг бесконечных барханов. Но на сей раз Горохов ехал на место, указанное в его карте. Где-то как раз между казачьими кочевьями и Полазной он нашёл нужную ему местность. Здесь все барханы были испещрены свежими следами дроф, он даже в тени, под камнем, в относительной прохладе, нашёл гнездо с кладкой в десяток крупных яиц. О, редкий деликатес. Но инженер даже не подумал забрать яйца. Может потому, что… Он сегодня уже убивал. Горохов посидел рядом, поглядел на яйца и пошёл по своим делам. Инженер опять достал секстан, карту и компас, залез на камень, осмотрелся, потом спустился, сел в тени и высчитал своё местоположение. Да, он был там, где нужно. Прямо в центре большой низины, которая была отмечена на его карте. Теперь карта ему была больше не нужна. Он достал сигарету, прикурил её, а после поджёг тонкую бумагу. Посмотрел, как она сгорает. Пепел перемешал с песком. Докурил, закопал окурок, сел на мотоцикл, завёл мотор.

Тут с ума сойти можно было, время полвторого, а на термометре пятьдесят шесть. Инженер увеличил скорость, замотался в платок, пил много воды, но всё равно чувствовал себя не очень и даже был близок к тепловому удару. Пришлось найти тень под камнем. Тут он облился водой и сидел до пяти часов, пока температура не упала до пятидесяти градусов. Только тогда вылез из-под камня и поехал на юго-запад, к Полазне.

Когда въезжал в город, уже темнело, – устал, ноги затекли, спина не разгибалась, есть хотел, кое-как вылез из седла. Нинка, запирая гараж, спросила:

– Ужин подавать?

– И побыстрее… И хлеба тройную порцию, – ответил инженер и, не выходя в многолюдный зал за стеной, пошёл по крутой лестнице на второй этаж, к себе.

Горохов уже знал, что в его комнатушке кто-то был. Знал, как только открыл дверь, но не придал этому значения. То, что его будут проверять, было ясно с самого начала. Разделся и с большим удовольствием плюхнулся на кровать, стал стягивать сапоги, стянул – остался в одних штанах. Как раз постучала Нинка в дверь, он впустил её. Девчонка принесла целый поднос еды и холодной воды. Инженера так и подмывало спросить её, этак невзначай, мол, никто меня не искал? Но этого делать было нельзя. Те, кто был в его комнатушке, пока он отсутствовал, не должны знать о том, что он знает о них. Еда была, как и вчера, – так себе, и вода всё с тем же привкусом йода, но когда ты не ел весь день и когда тебя весь день жарило солнце, то на такие мелочи обращать внимания не будешь. Горохов с удовольствием съел всё, тем более что хлеб тут был неплох, и выпил всю воду. А потом занялся делом. Он хотел знать, кто тут был и что искали. Уже первый, поверхностный осмотр позволил ему понять, что это были вовсе не гостиничные воры. Осматривали всё тщательно, заглянули в папку с картами, все до единой карты вытаскивали, возможно сфотографировали. Открывали ящик с инструментами, даже доставали и рассматривали нивелир. А вот денег, которые были «спрятаны» в один из кофров, не тронули. Не тронули.

«Ну, что ж, теперь нужно ждать гостей для более близкого знакомства».

Он разделся, намочил полотенце и стал себя обтирать, расходуя воду из кувшина, что стоял под столом. Воду нужно было экономить: вчера ночью, после двух часов, судя по всему, аккумуляторы подсели, и кондиционер, что охлаждал воздух в комнате, «подсдулся», и уже к трём часам тут было жарко, пришлось вставать и мочить простыню, спать под нею. Наверное, то же самое будет и сегодня, так что вода ему ещё пригодится, а заказать себе ещё кувшин – нет, не пойдёт, он сюда приехал как простой инженер, а не богатый торговец. Он должен экономить. После Горохов снова отодвинул кровать и стол, снова осмотрел стены, снова разглядывал швы на матрасе. В его нынешнем деле даже банальный укус обычного степного клеща мог серьезно помешать. Даже простая повышенная температура от заурядных укусов клопов, и та могла затормозить дело. Он должен был исключить любой риск. Только после тщательного осмотра Горохов лёг в постель.

Чтобы успеть к сбору саранчи к казачьим сетям, ему нужно было выехать в три часа, то есть у него на сон и сборы было ещё шесть часов. Он устал и был уверен, что быстро уснёт. Если… не будет думать о тех трёх бедолагах, что сейчас лежат на палубе старой и ржавой лодки, облепленные кучами серого, мерзкого мотылька-трупоеда. И плывут себе по течению, под степным небом, на котором отлично видно каждую звезду.

Горохов не любил выпивать на ночь, алкоголь притуплял восприятие, поэтому сон после выпивки даже небольшого количества алкоголя будет излишне крепкий. В этот вечер он не пил. Ещё до того, как в железную дверь ударили, он уже сидел на кровати, револьвер был в его руке, а курок на оружии был взведён.

За дверью двое. Как минимум. Ещё не было двух, когда в дверь постучали. «Ошиблись? Собрались пограбить? Или это те, кто копался в вещах?»

– Что надо? – спросил он и на всякий случай положил на стол обрез.

– Открывайте, инженер, – донесся из-за двери голос, – разговор есть.

Тон повелительный. Голос явно принадлежал человеку, который привык к тому, что его слушают.

– А кто вы такой? – Горохов не торопился к двери.

И тут послышался женский голос, это была хозяйка:

– Господин постоялец, с вами хочет поговорить начальник безопасности Полазны, господин Тарасов.

– Минуту!

Инженер быстро надевает галифе, натягивает сапоги, подходит к двери, прислушивается.

Если бы его хотели ограбить, то не стали приходить бы ночью, все деньги и ценные вещи забрали бы днём. Горохов револьвера не спрятал и курка не опустил, подошёл к двери и отодвинул засов. Ну, вот и они. Входят, один за другим, три человека, два высоких крепких, один невысокий, лица холодные, глаза острые, внимательные, трезвые. Те, что высокие, – при оружии, сразу смотрят на его револьвер, за ними невысокий, широкий человек в чёрном пыльнике и чёрных галифе. В руках у него чёрная шляпа. Пижон, сразу видно. Кто может в местах, где температура днём дотягивает почти до шестидесяти, позволить себе носить чёрное? Только тот, кто передвигается от кондиционера до кондиционера. У этого человека в чёрном даже в квадроцикле кондиционер стоит. Наверное, это и есть начальник местной безопасности Тарасов.

– Уберите оружие, – властно говорит «черный».

Горохов не собирается спорить. Он надевает ремень с кобурой, прячет в неё оружие.

У Тарасова большая лысая голова в шрамах, на поясе многозарядный пистолет, начальник безопасности серьёзен. Осматривается, подходит к инструментам, что стоят в углу, делает вид, что видит их впервые, но инженер уверен: это они были тут, пока его не было.

– Уж извините за позднее вторжение, но днём вас не было.

– Понимаю, – кивает Горохов, – работа у вас такая.

– Да, да… Работа-работка у нас такая, – говорит Тарасов. – А вы к нам откуда приехали, с какой целью? Может, документики у вас имеются какие-нибудь?

– Приехал из Соликамска, но сам я из Березняков, – Горохов лезет в свой пыльник, там, во внутреннем кармане, бумаги, он протягивает их Тарасову.

Но тот их не берёт. Документы берёт один из высоких. Читает вслух:

– Калинин Сергей Владимирович, Березняки, горный инженер.

– Инженер, значит? – большая голова начальника безопасности поворачивается к инженеру. – А к нам зачем пожаловали?

– Я, – Горохов успокаивающе поднимает руки, – всего на пару дней, может на недельку, это максимум, после уеду на юг.

– На недельку? – переспрашивает Тарасов, а сам всё так же, не отрываясь, внимательно смотрит на Горохова.

Горохов этот взгляд знает, он сам подобными вещами пользуется. Пристальный сверлящий взгляд, взгляд человека, который не верит ни одному твоему слову, – это хороший способ разбалансировать собеседника, заставить немного нервничать. У инженера нет и намёка на расслабленность, он знает, с кем имеет дело, и согласен играть по его правилам:

– Уверяю вас, я тут больше недели не задержусь, – убеждает он Тарасова, – да и цены местные мне не позволят.

А тот продолжает его сверлить взглядом:

– Ну хорошо, неделька так неделька, а зачем вы приехали, неужели собрались искать тут воду?

– Не тут, не тут, – быстро говорит Горохов, – севернее и чуть восточнее, вдоль реки должны быть линзы. Здесь, на правом берегу реки, сплошные низины, вероятность водяных линз достаточно высока.

– А в Березняках уже нет воды? – продолжает допрос, а это именно он, начальник безопасности.

– Там все берега давно поделены, всё застолбили крупные компании, а тут никто и не ищет.

– И вы не боитесь? – спрашивает Тарасов. – Дарги, казаки, старатели, у которых не вышло дело.

– Если я найду воду, будет и финансирование, а будет финансирование, то и с казаками договоримся, и от остальных отобьёмся, – разумно объясняет инженер. И добавляет. – Думаю, что и вам хороший источник воды не помешает. Ведь Полазна пьёт опреснёнку из реки, причём воду первого перегона. А тут настоящая вода, это большая ценность.

По виду этого Тарасова и не поймёшь, что у него в голове, как он вообще отреагирует на эту информацию. Скорее всего, понесёт её своему руководству, и потом они вынесут вердикт. И каков он будет, остаётся только догадываться.

– Ладно, – Тарасов делает знак, и его помощник возвращает инженеру документы. – Вы, Сергей Владимирович, приплыли сюда на лодке, кажется.

– Да, меня сюда привёз капитан Жупан, – отвечает Горохов.

– Плыли из Березняков?

– Из Соликамска.

– Приплыли и произвели расчёт?

– Нет, он должен был ждать меня пять дней, за это время я собирался произвести разведку, снять метки на местности и либо рассчитаться с ним и отпустить, либо отплыть обратно. Я должен был ему ещё пять рублей.

– А вы знаете, что он не стал вас ждать?

– Знаю, на рассвете я отправил к нему местную девочку с чаем, с завтраком, она вернулась и сказала, что не нашла его лодку.

– И что, он отплыл, не дождавшись денег от вас? – спрашивал Тарасов.

– Ну, судя по всему, отплыл. Этот Жупан казался мне ответственным человеком. Но когда мы расставались, он сказал, что будет искать груз или пассажиров на обратный путь, я подумал, что он нашёл себе что-то более выгодное, чем мои пять рублей за пять дней ожидания.

Тарасов всё глядел и глядел на него всё с тем же выражением недоверия на лице:

– Этот ваш Жупан пошёл в заведение, что прямо там, возле пристаней, и стал пить, а после сел играть в карты. И на рассвете сел в свою лодку вместе с теми, с кем играл, и отплыл куда-то.

Он замолчал, как будто ожидая, что инженер ему что-то на это скажет, но Горохов, благоразумно, молча ждал, и тогда начальник безопасности продолжил:

– С вашим Жупаном играл в карты человек, который работает на господина Дулина, и сегодня этот человек не вышел на работу. И нигде в городе его нет. А господин Дулин очень расстраивается, когда вот так вдруг исчезают его люди и ваш Жупан…

– Стоп, – первый раз за всё время Горохов осмелился прервать начальника безопасности, он даже поднял руку, показав Тарасову ладонь, – давайте всё сразу уточним: этот Жупан никакой не «мой», я его нанял на один рейс. И всё. Моих вещей на лодке не было, он должен был ждать меня пять дней у причала, я должен был ему пять рублей, больше меня с ним ничто не связывало. Я не знаю, с кем он играл ночью, ночью я был тут, я не знаю, куда он уплыл, утром я выехал в степь и пробыл в степи почти до вечера. Я к этой истории никакого отношения не имею.

Его речь была вполне себе убедительна и окончательна, тем более инженер был уверен, что Тарасов уже опросил хозяйку заведения на предмет того, что новый постоялец делал ночью. И та сказала, что постоялец встал только на заре, а его мотоцикл был в гараже. Горохов был уверен: если его никто не видел, когда он делал дело на берегу у скалы, похожей на клык, ему нечего было бояться.

Он сказал всё это, конечно, убедительно, только вот этот Тарасов был не тем человеком, которого было легко убедить.

– Если это так, – сказал он многозначительно и повторил, – если это так, то вам не о чем беспокоиться.

Горохов понял, что начальник безопасности дело не оставит. После этой неприятной фразы гости покинули комнату инженера. А тот, заперев засов, сняв ремень с кобурой, пошёл и сел на кровать, стянул сапоги: «Жупан, идиот, выпил и сел играть в кабаке с местными, те, конечно, пьяного развели, выиграли все деньги, что Горохов ему заплатил, потом ещё и в долги этого недоумка загнали. А ближе к утру потребовали рассчитаться. Пригрозили отобрать лодку, а Жупан сдуру и сказал про схрон инженера, думал, что рассчитается тем, что там спрятано. Вот и рассчитался. Так бывает с игрочишками, конец у них у всех почти всегда одинаковый».

Всё это осложняло ему задачу. Если кто-то прошлой ночью в том кабаке слышал, что Жупан рассказывал про схрон инженера своим партнёрам по карточному столу, значит, риск значительно возрастал. Дело становилось очень опасным. Этот Тарасов, кажется, не дурак, перетряхнёт всех, опросит… И рано или поздно всплывёт информация, что эти трое поехали искать какой-то схрон.

 

«Да. Хоть собирайся и уезжай, с местными лучше не шутить».

Было жарко, и вправду аккумуляторы в гостинице после двух ночи сдыхали, кондиционер еле-еле дул. Инженер вылил на себя остатки воды из кувшина. Вздохнул, посидел немного, поразмышлял. Пару минут, не больше. Взвесил все за и против. Против была только его собственная безопасность. Риск, конечно, налицо, но слишком много уже было вложено в это дело.

«Ладно, будем надеяться, что никто ничего не слышал, а меня у скалы никто не видел».

Надежда на авось? Нет, Горохов на «авось» никогда не полагался, поэтому до сих пор был жив, он просто производил подсчёт вероятностей. И сейчас он считал, что всё должно сложиться в его пользу. А Тарасов пусть ищет, конечно, своего человека, на то он и начальник безопасности у Папы Дулина.

Горохов встал, на часах половина третьего, смысла ложиться уже не было. Он стал собираться в долгую дорогу, в степь.

Глава 5

Он не очень торопился, нужно было подождать, пока рассветёт, иначе можно было приехать раньше, чем к сетям пожалуют сборщики саранчи. Их ещё не было, и он стал прохаживаться по округе, пока не жарко. Было тихо, он не надевал маску, вдыхал полной грудью не нагревшийся воздух. Саранча ещё не вся спряталась в песок. Кое-какие особи ещё шелестят в воздухе. Машинально и без всякой злобы инженер раздавил очень опасного паука на склоне бархана. В принципе, это место ему нравилось. Низина, река километров пять-шесть на запад. Всё указывало на то, что тут есть вода. Камни встречаются нечасто. Здесь можно бурить. Завтра он приедет сюда с инструментом, ещё раз поглядит и посчитает.

Солнце едва выползло из-за горизонта, степь засыпала. Живность пряталась. Но все барханы вокруг и одна длинная, но невысокая дюна были испещрены следами гекконов. Ну а раз тут есть ящерицы и саранча, конечно, здесь, естественно, водятся и дрофы. Да, дроф тут было много, и козодой в этих местах, скорее всего, тоже водился. Но ему попались и следы опасного животного. Прогуливаясь вдоль одного из барханов, он наткнулся на широкую, почти незаметную полосу – сантиметров двадцать.

«Большая тварь», – отметил он про себя и взвёл курки на обрезе.

Дальше не пошёл; конечно, нужно было пойти прикончить это опасное существо, пока след свежий, но это заняло бы время, а у него его не было. Инженер направился к мотоциклу. Повернул и через сотню шагов набрёл на ещё один такой же след, только поуже. Да, сколопендр тут было предостаточно. Если сегодня всё сложится, придётся ими заняться.

Горохов ещё на подъезде к сетям увидал трёх людей с оружием. Сапоги они не носили – самодельные башмаки, обмотки, короткие, почти белые пыльники, головы укутаны в тряпки. Они стояли на бархане и смотрели в его сторону. К ним он и направил мотоцикл. Подъехал почти вплотную и заглушил мотор.

– Здравы будьте, добрые люди, – произнёс он, слезая с мотоцикла.

– И тебе здравия желаем, – отвечал ему один из них, не снимая маски и не спускаясь с бархана, так и говоря сверху.

Горохов и не ожидал другого, казаки – люди гордые, а если говорить честно, то и заносчивые. Эти жители бесконечных степей и раскалённых песков на всех других смотрели свысока. Конечно, они кичились свой выносливостью, своей выдержкой, врождённой приспособленностью жить в адских условия юга и умением стрелять почти без промаха. В общем, для них он был каким-то горожанином или северянином.

– Это ты, что ли, оставил метку? – продолжал казак. Кажется, он был немного озадачен тем, что какой-то северянин знает об их способах извещения.

– Я, – отвечал инженер достаточно твёрдо, лебезить и заискивать перед этими жителями пустыни нельзя было ни в коем случае, – мне нужно говорить с атаманом Васильком.

– А о чём ты хочешь говорить с Васильком? – спросил казак.

– А ты Василёк? – теперь уже спрашивал сам Горохов.

– Я нет, – чуть подождав, снизошёл до ответа казак.

– Так зачем ты спрашиваешь?

– Чтобы знать, – уже достаточно грубо отвечал казак. – А то всякий торгаш будет атамана спрашивать, а у атамана и своих дел хватает. Говори, что хотел, или уматывай отсюда.

– Я не торгаш, – отвечал Горохов, – скажи Коле Васильку, что инженер Калинин хочет с ним говорить по хорошему делу.

Инженер – это вам не торгаш, казаки переглянулись, и теперь уже заговорил не тот, кто говорил до этого.

– А ты, что, знал Колю Василька? – спросил второй.

«Знал?» Горохов чуть задумался – получается, что собранная для дела информация устарела? Коли Василька уже в живых не было?

– Его знал мой друг Каменков. Он имел с Васильком дела, – ответил инженер и уточнил. – Так что, Коля уже не с нами?

– Нет. Пусть песок хранит его кости, – сказал тот, что заговорил второй, и сделал жест, который у казаков выказывал почтение.

– Пусть песок хранит его кости, – повторил Горохов и сделал такой же жест. – А кто теперь водит ватагу вместо атамана Василька?

– Его племянник, Лёва Василёк по прозвищу Ходи-Нога, – сказал тот, что говорил с ним первый.

«Главное – не засмеяться, когда буду с ним говорить, – подумал Горохов, усмехаясь под респираторной маской. – У этих степняков забавная методика выбора прозвищ».

– А как мне его увидеть? – спросил инженер.

– Езжай на северо-восток, отсюда через девять километров начнётся каменная гряда, там наш кош. Кто спросит, так скажешь, что Салов дал добро.

– Понял, скажу – Салов дал добро, – ответил Горохов и сел на мотоцикл.

Термитники. Удивительно. Жарко, но здесь они не редкость, Один, другой, третий. Горохов не знал, что так далеко на юге встречаются термиты. Заросли белой, почти как бумага, колючки, роскошные кактусовые поляны, песчаные холмы, где, по ходу, обитает немало саранчи. Хорошие места. Тут можно выжить, и даже неплохо жить, если, конечно, найдёшь воду.

И тут же на один из барханов, что был от него метрах в пятидесяти, выскочил невысокий казак с винтовкой, а винтовочка направлена была в его сторону.

– А ну стой! – орёт казак высоким голосом.

Горохов бросает газ, поднимает руки, показывает перчатки: смотри – у меня в руках ничего нет.

– Я к атаману, меня Салов пропустил! – кричит он, чуть оттягивая маску, чтобы было слышно, чтобы этот с винтовкой не дурковал.

– Он к атаману, – кричит кому-то тот, что стоит на бархане, – его Салов пустил.

И через секунду уже кричит Горохову: – Езжай, – машет рукой в сторону начинающейся гряды камней. – Вон туда.

Да, голос у него высокий. Теперь Горохову ясно – это пацан лет двенадцати. Инженер заводит мотоцикл и едет к гряде.

Девять километров двести метров по спидометру. Салов был прав. Умение точно определять расстояние – ещё один полезный навык степных людей. Природный дальномер у них – что надо. Причём они отлично определяют и дистанцию, когда прицеливаются, и расстояние, когда едут по пустыне. Этот навык распространён в степи поголовно. Наверное, те, у кого с этим делом было туго, не успели оставить наследников.

Палатки всегда ставят с севера, прячут от солнца. Тут, у камней, с северной стороны, в тени стояли большие квадроциклы, прицепы, мотоциклы, бочки с рыбьим маслом, на одном прицепе аккумуляторы, на солнце разбросаны панели. Где-то у палаток тихо гудят кондиционеры. Палатки стояли вплотную к камням, так прохладнее. Горохов заехал с северной стороны, загнал свой мотоцикл в тенёк, заглушил мотор. Тут же со всех сторон к нему побежали дети. Все любопытные, почти все без масок, глаза у некоторых даже не синие, не серые, почти белые, как и волосы, а сами смуглые. Лица чистые, ну не в смысле не грязные, грязи-то на них хватало, а в смысле, что опухолей и желваков проказы на них нет.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31 
Рейтинг@Mail.ru