Артур Вадалеев
И верь в сей ладан

Глава 4

Опять видел сон, про «Рим». Хорошая женщина Светлана Андреевна. Прислушайся к ее словам. Маешься ты, смотрю, не хватало еще, чтобы начал думать о самоубийстве. Оно хоть и прервет с виду бессмысленное существование, но, в сущности, ничего не поменяет, потому что на моем уровне временные периоды между воплощениями несоизмеримы с веком, отпущенным человеку. Не стоит отказываться от жизни, даже трудной, поскольку именно во второй ее половине больше шансов приблизиться к Главной Цели.

Здесь стало комфортнее. Чувствую себя уже лучше, хотя все еще слаб. Хорошо, значит, я обретаю силы после Рождения, а пока они копятся, так и буду засыпать, как бы мне этого ни хотелось. В окне мутность проходит, появляется четкость. Оно немного увеличилось и посветлело, словно приоткрылся доступ в рай.

Тебе кажется, будто знаешь, что такое благодать. Ты знаешь, как это бывает. Например, купаться в ласковом море, а после нежиться на песочке, слушая шепот волн. Или лежать на траве в поле, вдыхая цветочный аромат. В твоем детстве не было ничего вкуснее фруктового мороженого за семь копеек, и ни одно лакомство не могло доставить большее наслаждение. Приятно ощутить легкое опьянение или, выспавшись, вспомнить добрый сон, но вершиной физического блаженства, полное экстаза, может быть только интимная близость.

Ты все это знаешь. Знаешь, что идти куда глаза глядят, держа за руку любимую девушку, так же душевно, как и подать ей утром бодрящий кофе в постель. Вдохновляет, если осчастливить кого-нибудь, хотя бы сущим пустяком, и в ответ получить благодарную улыбку, отчего на душе становится так легко. Радость путешествия, когда находишься за тысячи километров от дома на чужой земле, может сравниться с наслаждением одиночества или даже с обетом молчания, избавляющим от глупых, никчемных разговоров, вынуждающих, порой, объяснять очевидные вещи. Можно испытать восторг от победы над врагом или же счастье от расставания, пожелав уходящим всего доброго, но даже удовольствие от заслуженного с годами уважения, да и все, впрочем, остальное не окрыляет так, как рождение твоего ребенка.

Тебе также доступны глубинные уровни впечатляющих переживаний. Потрясение от книги или фильма способно неведомой силой привнести изменения в привычный быт. Чувственное созерцание природы, будь то моря, звезд или росы на траве, дает такой же внушительный эффект, как и достигнутое медитацией состояние свободного парения в Источнике Знаний, где в избытке есть место для мудрости, познания тайн и объяснений таинственным совпадениям. И все же весь этот трансцендентный опыт и никакие яркие наркотические сессии не смогут близко приблизить к источнику Благодати.

Ты знаешь, как бывает хорошо, приятно и легко, однако никто не в состоянии ощутить истинное блаженство при жизни, так же как и надолго продлить то, до чего способен дотянуться. Я пришел издалека, поэтому мне известна высшая степень упоения, но человеку недоступен мой уровень, ведь он находится за чертой смерти. Мой уровень не только часть совершенства, он еще одновременно трамплин к Свободе, если ты окажешься тем человеком, благодаря которому свершится наше слияние. Все в твоих руках.

Я проснулся, только этого мало. Поверь, так уже случалось, но каждый раз заканчивалось обычной смертью носителя, благо любое воплощение дает бесценный опыт. Перво-наперво ты должен осознать, что теперь не один, а потом пойти мне навстречу. Придется приложить немало усилий и, может быть, принести жертву, ради преодоления уже давно замыленной и бестолковой жизни. Со своей стороны я сделаю все возможное, а будет нужда, то и больше. Так же следует поступать и тебе, чтобы не остаться наедине со своим разумом, который улетучится бесследно с последним вздохом. И если все получится, то исполнится Предназначение – мы сбросим путы и отправимся в бесконечное захватывающее Путешествие по бескрайним мирам творения.

Там не будет тревог, проблем, страданий, потому как все желания и причины останутся позади. Злость, обида, месть, рожденные неудачами и высокомерием, презренное властолюбие и оскорбляющая душу алчность – жалкий удел человеческих существ, ранимых от собственного бессилия. Всего этого быть не может, где единственный спутник только Дух. Отчаяние прекратится, как беспокойный сон, а одиночество перестанет быть тоскливым и наполнится радостью безграничной Свободы, недостижимой в земной жизни. Мне снова пришлось спуститься сюда, чтобы накопить еще Опыта и отправиться в Вечность, если, конечно, его окажется достаточно в этом воплощении. Только мы вместе сможем выбрать путь, по которому безвозвратно покинем грубый мир.

Позади сотни попыток достичь Свободы, и столько же раз Великое Окончание оставалось недоступным. Однажды Главная Цель была совсем рядом, и в момент смерти носителя я был уверен, что все получится, но все же Опыта для Пропуска не хватило. Тогда тот одаренный человек еще в ранней молодости осознал меня и открылся, прожив интересно и правильно (в награду, его разум стал частью Источника Знания), а с тобой, вижу, придется повозиться. Мне, конечно, не привыкать, однако, вспоминая прошлые воплощения, я могу воспользоваться своим правом внести изменение в сценарий твоей судьбы.

Да будет тебе известно, что я был нищим и олигархом, юродивым и царем, бездарем и ученым, обывателем и хитрецом, отшельником и мошенником, разрушителем и созидателем, простым и изобретателем, тудягой и странником, монахом и воином, епископом и развратником, скульптором, шпионом, пьяницей, поэтом, а также много еще кем, даже убийцей, и вот сейчас тобой, вроде адекватным и неглупым, но не нашедшим своего места. Кто же ты на самом деле?

Глава 5. Друзья

Друзья – как же гордо звучит! Друг. Подруга. Дружба бесценна и навсегда! И сразу на ум приходит синонимический ряд из морального кодекса: открытость, поддержка, смелость, благородство, великодушие, преданность, чуть ли не самопожертвование. Прям д’Артаньян и три мушкетера – образец для подражания; вот где взаимовыручка оказалась в высшей точке совершенства. Дружба должна быть нечто подобным, ведь друзей связывают не только годы общения, но также радости и печали. Ни для ни предательства нет места, ни для подлости или злой иронии. При таком раскладе можно и работать вместе, не боясь в итоге разругаться.

Даниле не посчастливилось сдружиться по-настоящему. Друзья нынче не те, какие, по видимости, были раньше, но он абсолютно не был согласен с теми, кто считал это чем-то идеализированным. Дружба должна быть только мушкетерской! В противном случае большинство друзей (если не все) рискуют оказаться в категории «приятелей», которые, в силу своего назначения, вряд ли пойдут на подвиг ради тебя, но зато свою душу перед ними достаточно раскрывать весьма поверхностно. То, что такой способ сближения наиболее предпочтительный, Данила осознал только после тридцати.

В детстве он, шляясь с друзьями по дворам после проливного дождя, зашел в большую лужу почти по край резиновых сапог и, смело сделав еще один шаг, чтобы показать свою храбрость, провалился в открытый люк, не видный под грязной водой – ушел вниз с головой, только воронка осталась на поверхности. В то же мгновение Данила, не помня себя, вынырнул, его тут же подхватили оставшиеся за спиной ребята и вытащили. Друзья спасли! Вот это твои люди! «Молодец, – говорили они, когда Данила согревался у батареи в подъезде дома, – ты крут! Не испугался, вперед пошел». Однако много позже Данила пришел к выводу, что любой нормальный человек, да просто посторонний прохожий помог бы, тем более можно было выбраться самому, ведь не трясина же тогда разлилась во дворе. Вскоре от тех друзей и след простыл: один связался со старшеклассниками, а другой, боксер хренов, не стал вдруг отдавать сто десять рублей, показывая свое превосходство в силе и возросшей надменности.

В армии Данила сблизился с однопризывником Колей, родом из какого-то глухого зауральского городка. Коля был высокий, худощавый, внешне несимпатичный, даже пугающий из-за расширенных от природы ноздрей, из которых, казалось, вот-вот вырвется, как у дракона, пламя. Спали на соседних койках, щедро делились между собой гостинцами из родительских посылок, держались вместе в тревожные минуты, ходили в самоволки, воровали мешками из столовой буханки хлеба, а потом продавали их по квартирам за полцены. Почти два года бок о бок.

Однако демобилизуясь на месяц раньше, Коля, улучив момент, украл у Данилы солидный кожаный ремень с бляхой, грани звезды на которой были красиво сглажены тщательной полировкой. В их общей тумбочке от сослуживца осталась только короткая записка: «Извини, дружище, я не прав. Для моей дембельской формы не хватало именно твоего ремня». Данила углядел тогда в записке откровенную издевку, очень оскорбился, позже не ответил на полученное письмо и сам ни разу не написал армейскому другу. Дело было не в бляхе, а в предательском поступке.

В студенческую пору Данила подружился с однокурсником Вовой, похожим чертами лица на рэпера Эминема. Вова был веселым, неглупым парнем, однако не чурался наркотиков. Поначалу друзья вместе иногда покуривали травку, но потом Вова стал время от времени употреблять героин и склонять к этому товарища, ярко описывая опиумные «приходы». Данила категорически не одобрял новое увлечение друга, тем не менее продолжал поддерживать с ним отношения, которые пока еще продолжались. К концу четвертого года обучения все студенты должны были сдать курсовую работу. Время уже поджимало, а Вова даже не приступал к написанию. За неделю до защиты он попросил Данилу дать почитать его «курсовик», и, недолго думая, хитростью сдал двадцати пяти страничную работу профессору, как свою. Узнав об этой подлости, Данила разгневался, но потом сжалился и решил отказаться от идеи разборок на кафедре. Пришлось срочно скачивать из интернета чужую работу и переделывать ее, чтобы избежать обвинений в плагиате. Профессор был не дурак, но все же смилостивился и поставил тройку.

Тогда, ветреным майским днем, Данила смотрел в Вовины глаза и сдерживался, чтобы не врезать по наглой морде.

– Ты поступил не по-дружески, – сказал он.

– Да, – согласился Вова и кивнул. – Но что поделать, такова жизнь…

«Хер с вами, всем все прощаю, – подумал Данила. Он наполнил стакан пивом, выпил без остановки, рыгнул. – Такова жизнь».

Наконец-то наступил долгожданный вечер пятницы и до понедельника о работе можно забыть. Завтра друзья решили собраться на совместную попойку, просто так, без повода, а сегодня самое время немного потренировать печень.

Пришло легкое опьянение. Данила плюхнулся в кресло, вытянул ноги, закрыл глаза. Он все еще находился под впечатлением ото сна, приснившегося позавчера. Собственно, не в самом сне было дело, тем более он не запомнился. От него осталось только чувство происходящего в нем чего-то настолько хорошего, доброго и волнующего, что первые секунды после пробуждения учащенно билось сердце. Сразу, как это часто бывает, кажется, еще можно восстановить все события ночного видения, но стоит только погрузить ноги в тапки и пойти умываться, то порой уже не вспомнить, снилось ли что-нибудь вообще. Тот раз не стал исключением. Зато с самого утра в животе появилось и не пропадало весь день уже знакомое ощущение необычного тепла. Оно было настолько явным, что временами, казалось, могло высушить одежду, будь она мокрой. Вместе с нагревом дышать стало легче, словно в груди освободилось лишнее место, в голове прояснилось, как если бы в один миг выветрился весь алкоголь, и откуда-то появился прилив сил.

Данила припал к горлышку бутылки, сделал несколько глотков. Затем он перешел с кресла на диван и растянулся на нем.

В тот день получалось все, будто за дела брался кто-то другой. Во всем чувствовались спокойная уверенность и хладнокровие. В «Риме» текущая работа будто не замечалась, более сложные задачи не тяготили и выполнялись на удивление быстро. Никто из коллег не вызывал раздражения, наоборот, некоторые ни с того ни с сего показались приятными людьми. На воле «магические явления» продолжались: автобус приехал сразу и почти пустой, по дороге в магазин повезло найти сто рублей, а уже в самом доме посчастливилось не застрять в лифте после того, как Данила отважился подняться к себе пешком, увидев, какая внизу скопилась очередь.

– Мы только что застряли, – доносился из лифтовой шахты недовольный мужской голос, хорошо слышимый на тринадцатом этаже. – Нас четверо, собака и маленький ребенок на руках.

Диспетчер что-то неразборчиво ответил.

«Как же все-таки иногда легко жить, – подумал Данила, входя в квартиру. – Прям благодать снизошла сегодня. Вот бы всегда так».

Правда, на следующий день все пошло по привычному сценарию, а сегодня утром какой-то малолетний сопляк, вылезая из маршрутки, смачно наступил на ногу, оставив на начищенном ботинке жирный след волнистого протектора: наступил и молча побежал по «зебре» под мигающий зеленый, падла такая.

Потягивая пиво, Данила размышлял, мог ли сон привести к таким изменениям внутри и снаружи? Если бы не какое-то сильное переживание во сне, а после ощущение тепла в животе, то можно было допустить, что просто выпал удачный день, какой изредка случается с каждым. Однако здесь явно была какая-то взаимосвязь. Сразу вспомнилась Светлана Андреевна и ее чуть ли не ежедневное везение. Возможно, она могла бы объяснить такие чудеса, но искать ее ради этого было как-то неловко. Она что-то говорила про цветок, который надо выпустить… По цепочке Данила перескочил воспоминаниями на дачу Ивана, где появился невидимый, пугающий третий персонаж, который, подобно каменному цветку…

И Данила незаметно для себя заснул.

Матвей, в квартире которого решено было провести субботний вечер, жил на другом конце города. В столь дальний путь Данила согласился отправиться с одним условием – его личная драма с Марией обсуждаться не будет; собственно, родственникам тоже был дан запрет вспоминать при нем это поганое событие, чтобы не бередить измотанную душу. Он вышел заранее, добирался очень долго (сначала наземным транспортом, потом с двумя пересадками на метро, а последние пятнадцать минут шел, преодолевая сильное сопротивление ветра с дождем) и все равно опоздал, за что был наказан штрафной стограммовкой водки, благо холодной. Впрочем, Данила не ломался, потому что промок и сильно продрог. Пересилив гадкий вкус, он облегченно выдохнул и почувствовал себя лучше.

– Чего зонт не взял? – спросил Рома, наматывая на вилку морковь по-корейски. Он, как всегда, был элегантно одет в брюки и заправленную в них рубашку. – Думал, проскочишь, наивный?

– Забыл. Его могло поломать таким ветром, – ответил Данила, наполняя себе тарелку магазинным оливье, маринованными огурчиками и долькой помидора. – А ты чего без своего любимого галстука? Тоже забыл?

– Да конечно, – усмехнулся Жора. – Когда это Пионер без галстука был? В кармане, небось, аккуратно скрученный.

– Да не, я про колумбийский, – сказал Данила, и все засмеялись.

– Ха-ха-ха, – лыбясь ответил Рома. – Дома он, придурки. Нравится мне деловой стиль, даже по выходным.

Матвей по-хозяйски разлил по стопкам.

– Ладно, придурки, давайте «за встречу», – сказал он. – Сколько вместе не собирались вот так? Черт знает сколько.

Друзья чокнулись, выпили, закусили.

Вторая порция алкоголя раздобрила Данилу окончательно, мир начал казаться дружелюбным.

В комнате стало уютно после недавнего ремонта: приятные пастельные тона стен и пола, неброские занавески, пара забавных картин в жанре современного искусства, в меру мебели с разными декоративными финтифлюшками на полках, удобный диван и пуфик в углу, на котором растянулся рябой кот Юпитер. В дизайне чувствовалась женская рука. Большой телевизор работал без звука, дополнительно к включенному торшеру освещая комнату.

Всех собравшихся Данила знал больше двадцати лет. Друзья не разбежались до сих пор потому, что не ругались по-крупному, хотя каждого в разное время можно было обоснованно обвинить в неподобающем поведении с точки зрения дружеской этики: Матвея в чрезмерной грубости и дерзости в общении, и вообще для него в жизни главное – деньги, Рому в высокомерии, Жору в лукавстве и скрытности, Павла в трусости, а всех вместе в халатной забывчивости. Каждый из них иной раз умудрялся, без видимой причины, с опозданием поздравить друга с днем рождения, а двое как-то вовсе забыли про юбилейную дату. И вроде до старческого склероза еще далеко, и серьезных травм головы ни у кого не было, поэтому порой возникало ощущение, что им, друзьям, просто плевать.

Однако, судя по всему, мнение Данилы на то, какой на самом деле должна быть дружба никем из них не разделялось. А он никогда и не заводил речь на эту тему, предпочитая смиренно закрыть глаза на недостатки. Он считал, что, если никто не понимает очевидных вещей, то какой смысл попусту сотрясать воздух? С другой стороны, Данила сам не был идеальным, легко мог в сердцах ответить взаимностью, за что его также могли упрекнуть; и понеслось бы: это ты начал, нет – ты, и так далее. Он не раз за собой замечал, что в компании друзей невольно становился каким-то немного дурным и неправильным, как будто оказывался среди не своих людей. Тем не менее переступать черту Данила не позволял себе никогда. С годами друзья вроде как образумились, помудрели, стали мягче, но он до сих пор не был уверен, пойдет ли кто-нибудь из них на подвиг, если, конечно, не будет стоять неудобный выбор между другом и родственником.

– Кстати, а где Паша? – спросил Данила.

Матвей усмехнулся:

– Где, где… в рифму ответить?

– Там же, где всегда – под каблуками, – сказал Рома и чихнул. – Вот видишь, не вру.

– Кто с ним разговаривал? – спросил Жора.

Разливая всем водку, Матвей сказал:

– Я ему эсэмэску отправил, объемную такую, описывающую грядущий вечер, а он коротко ответил, что не сможет прийти. Ну, надеюсь, всем все понятно.

– Ты куда погнал-то? – Рома указал на стопки.

– Между пятой и шестой перерывчик небольшой! – парировал Матвей. – Сам теперь будешь разливать.

– Не, я не буду. Пусть опоздавший разливает.

Данила, развеселенный шуткой Матвея, сразу нахмурился:

– Я-то почему?

– Ты последний пришел.

– И что?

– Ну и все.

Мелочные ссоры случались на пустом месте потому, что временами все просто надоедали друг от друга. Рома надоедал чаще остальных.

– У нас сегодня мальчишник? – спросил Данила. – Где жена, дочка?

Матвей потянулся и ответил:

– Анфиса у бабушки, так что отдыхаем без детей по полной. А Таня скоро придет, с подругой.

– Что за подруга?

– Ксюша. В представлении, думаю, не нуждается.

Жора взял свою стопку.

– Вот за баб и выпьем, – сказал он. – Чтобы, как говорится, все были здоровы.

В этот момент брякнул дверной замок, и в квартиру вошли две молодые женщины.

– Ага, – сказала Ксения, задорно глядя на мужскую компанию, застывшую с водкой в руках. – Прервали вас на самом интересном месте.

– Так им и надо, – добавила Таня, снимая сапоги. – Нечего без нас начинать.

Матвей наигранно повысил голос:

– Щас будете наказаны штрафным стаканом вина!

– Уже боимся, – ответила жена. – Будешь наказан неделей без секса.

Приведя себя в порядок, женщины вошли в комнату, и началась дурацкая приветственная процедура лобызания. Симпатичные, конечно, нечего сказать: немного располневшая после родов жена Матвея с вьющимися каштановыми волосами и стройная невысокая брюнетка Ксения, простая и одновременно манерная. Даниле нравились обе. В целом он находил очень милым, когда девушки между собой целовались при встрече или прощании, но потом эту привычку они стали распространять и на мужчин. По его мнению, причиной тому стал французский сериал «Элен и ребята», который показывали в середине девяностых годов, и очарованный российский народ, прежде надолго закрытый «железным занавесом» от массовой западной культуры, кинулся жадно перенимать все подряд, не задумываясь об эстетике и последствиях. Эта чисто женская форма приветствия со временем проникла во многих мужчин чуть ли не на генном уровне, подобно тому, как пиво постепенно насыщает организм фитоэстрогенами – растительными аналогами женских гормонов. Иногда Данилу терзала догадка, что в немалой степени из-за этих поцелучиков начали в большом количестве появляться парни с сомнительной сексуальной ориентацией.

«Вот зачем ходить вокруг стола и изображать поцелуи? – думал он. – А если бы нас было двадцать, а не четверо? Двадцать прекрасно знакомых, замечательных людей. Да вообще бы не стали чмокаться, чтобы никого не обидеть и самим не устать, не обалдеть. А ведь еще можно заразу подцепить какую-нибудь, от кого-нибудь».

Благодаря присутствующим дамам на протяжении всего вечера споров о политике не было. Матвей попытался заговорить о ненавистных ему американцах, но жена быстро одернула его, пригрозив, что тогда она с Ксюшей поедет отрываться в ночной клуб. В самом деле, мало того что от политики уже воротило, так еще можно было самим разругаться в запале эмоциональных, но бестолковых «кухонных» разговоров, все равно ведь не изменится ничегошеньки. Однако тему работы избежать не удалось. Все устали от нее, всем хотелось высказаться жестко, успокаивало только одно – там дают деньги. Матвей коротко объяснил, почему все клиенты обнаглевшие твари, а Рома охарактеризовал свою трудовую деятельность одним словом – дрочиловка.

– Фу, как грубо, – сказала Ксения и спросила: – Почему дрочиловка?

Ее вопрос всех развеселил.

– Ну, мать, кто про что, а ты по Фрейду. – Таня чокнулась с подругой, и они пригубили мартини.

Рома махнул рукой:

– Целыми днями толкаюсь в пробках: туда-сюда, туда-сюда…

– Работа от слова «рабство», – икнув, констатировал Жора. – Но по иронии судьбы я на кухне целый день держу в руках холодное оружие, благодаря которому, при определенных обстоятельствах, можно решить много вопросов и любую сволочь поставить на место.

– Ну да, – кивнул Данила, – и сесть потом за убийство.

– Кстати, меня однажды в метро менты задержали, потому что нашли в сумке большой нож. Таким курицу рубят в мясном цеху.

– Таак, – с интересом протянул Матвей. – Ты их поставил на место?

Все рассмеялись.

– Поставил бы, – Жора снова икнул, – но у них-то оружие огнестрельное.

– Ну, и? – спросила Ксения.

– Я его на работе спер, нож все равно с дефектом был – кончик обломан, потому и списали. Домой вез. Что ну и? Я им объяснил, что я повар, работа у меня такая тяжелая, с опасными предметами. Кинули меня на другую точку, а там нет подходящего инструмента, вот и пришлось взять с собой. Меня обыскали всего, проверили документы и отпустили. В общей сложности минут сорок промурыжили.

Все снова выпили. Данила сказал:

– А меня не только работа напрягает, но и коллеги. Я вот только недавно прочувствовал, как меня бесят лицемеры. И вот не знаю, что с этим делать.

– Пей какой-нибудь антибесин, – рассмешил себя Рома, а Таня хихикнула скорее по инерции.

Данила указал на водку.

– Ну а я что делаю?

– А че там у тебя не так? – спросил Матвей.

У него уже начинал заплетаться язык.

В этот момент Данила понял, что совсем не хочет рассказывать о своей работе. Внезапно вспомнилась Светлана Андреевна, и все плохое сразу отступило на задний план. Спасибо Тане, она опередила:

– Лицемеры, конечно, отвратительны, но если они пассивные, это полбеды. У моей мамы есть давняя подруга, которая всю жизнь в школе отработала, сейчас уже на пенсии. Так вот, Дарья Петровна эта рассказывала, что у них был учитель истории, весь такой положительный, примерный семьянин, которого директор решил выдвинуть на ежегодный конкурс… этот… как его… скажи мне, и я отвечу…

– Учитель года, – подсказал Данила.

– Точно, Даня. – Таня ему подмигнула.

– Угу, – произнес Матвей, изображая ревность.

Таня игриво ударила его по колену и продолжила:

– И представляете, сразу в Комитет по образованию посыпались на него анонимки…

– Какие анонимки? – вклинился Рома.

– Что он педофил, конченный и так далее.

– А кто посылал?

Похоже, Рома начал терять связь с реальностью.

– Тебе же говорят, дебил – анонимы. Соберись, тряпка, – шутливо сказал Матвей.

– Анонимы – это слова противоположные по значению, – пояснил Рома.

– Так, я эту историю знаю, так что по-быстрому носик попудрю. – Ксения поднялась и вышла из комнаты.

– Это антонимы, – настоятельно сказал Данила. – Запомни, отсталый, ан-то-ни-мы.

– Э, ты че… рогатый, – фыркнул Рома и попытался толкнуть Данилу, но тот отклонился и огрызнулся:

– Убейся, дрочила!

– Успокойтесь, мальчики. Завистники писали. Ром, не перебивай, пожалуйста, – попросила Таня.

Рома показал пальцем, что закрыл рот на замок и косо посмотрел на Данилу.

– Начали бедного учителя таскать на допросы и в Комитет, и в полицию. В общем довели мужика до того, что он уволился.

Наступила минута молчания, которую прервал Жора, громко и весело икнув.

– Мда, – наконец, произнес Матвей. – Я всегда знал, что люди – твари.

– Бывает, – подтвердил Жора.

Вернулась Ксения и сразу потянула руки к коту, незаметно перебравшемуся с пуфика на ее место.

– Юпик, котик мой, иди к мамочке.

Она села на диван, аккуратно положив кота на колени. Юпик от души зевнул, потянулся и, не удержавшись, свалился на пол.

– Бум, – озвучил Матвей.

– Стой, стой, стой! – Ксения хотела схватить кота, но тот оказался проворней и успел-таки выбежать из комнаты по своим делам.

– Наверно, в детскую пошел, – предположила Таня. – Ему там нравится.

– Какой-то он стал вялый, – сказал Жора.

– Ну так десятку уже оттянул. По человеческим меркам это шестьдесят будет, – ответил Матвей под одобрение жены. – Я на тебя посмотрю в таком возрасте.

– Кстати, хороший тост. – Жора принялся наполнять стопки. – Дожить хотя бы до шестидесяти.

– Согласен, – поддержал Данила. – Значит, пьем за Юпи. И предлагаю, наконец, пойти покурить.

Матвей и Рома курить отказались, а остальные перешли на кухню. Таня распахнула окно, с улицы тут же повеяло свежестью и холодом.

– Не, давай чуть прикроем, – попросила Ксения. – А то мы все простудимся.

Данила глубоко затянулся и медленно выдохнул: опьянение уже достигло той степени, когда раскованность и смелость взяли вверх над осторожностью и сдержанностью, но мир двоиться еще не начал. Украдкой глядя на приятное личико и стройную фигуру Ксении в черном обтягивающем платье, Данила вдруг ощутил желание переспать с подружкой. Однако муж у нее был настолько серьезный и крутой, что для перехода к активным действиям надо было накидаться до беспамятства. Несмотря на давнюю взаимную симпатию, все же было непонятно, как на это отреагирует сама Ксения? Не влепит ли пощечину или коленом в пах? Что если потом еще расскажет о домогательстве?

Сделав над собой усилие, Данила выкинул весь этот бред из головы и неожиданно для самого себя спросил:

– Вопрос на засыпку: ни у кого не возникало такого ощущения, что внутри тебя есть еще кто-то? Ну, типа, второго Я, что ли.

– Думаю, у любой беременной бабы есть такое ощущение, – сказал Жора, всех развеселив.

– Э, мужлан, какие мы тебе бабы? – Ксения легонько ударила его в плечо.

– Мы женщины, милые и очаровательные, – подтвердила Таня.

Жора в знак примирения показал, что целует их.

– Нет, я имею в виду… ну… душевное состояние что ли. Духовное, – попытался пояснить Данила.

– Я понимаю, о чем ты, – авторитетно заявила Ксения. – Это энергетический двойник. Он есть у каждого человека.

Ксения была не только красива, но и неглупа. Она увлекалась всякими эзотерическими знаниями и, естественно, во все это верила. Благодаря богатому мужу она не нуждалась в деньгах, располагала уймой свободного времени, так как нигде не работала, поэтому могла позволить себе заниматься чем угодно и где угодно. Она легко могла улететь на всю зиму в Индию, сперва в какой-нибудь Мумбаи или Дели на обучение йогой или семинар с Далай-ламой, затем пуститься в паломничество по буддийским местам, а после месяца два балдеть на пляжах Южного и Северного Гоа. Оттуда она возвращалась домой или прямиком летела в Париж на модный показ, или в Нью-Йорк на премьеру мюзикла, да куда угодно в зависимости от своих беззаботных обстоятельств. Радость и уверенность в будущем излучала Ксения: еще бы. Правда, последние три года путешествовала она мало, так как в престижной лондонской клинике у нее родился ребенок.

– Его также называют «Другой», «Дубль», «Второй», – продолжила Ксения. – Его можно развить вплоть до того, что он станет твоей совершенной копией, благодаря которой ты сможешь находиться в двух местах одновременно. Например, пить чай дома и встречаться с кем-нибудь в другой стране. Наяву, понимаешь? Одновременно. Для этого надо провести колоссальную работу над собой, но для начала поверить, что такое возможно.

– Да ну, бред сивой кобылы, – отрезал Жора, но тут же спохватился, видимо, поняв, что выразился оскорбительно после слов женщины. – Ну, в смысле, я хотел сказать, ерунда это все. В общем, нашей милой Ксюше больше не наливать. И Дане тоже. Это же противоречит всем законам физики и здравому смыслу!

Ксения изобразила шутливо-надменный взгляд и выдохнула сигаретный дым Жоре в лицо. Тот подыграл: набрал в легкие побольше дыма, щелкнул пальцами и затаил дыхание. Данила подавил смешок, но из ноздрей предательски надулись сопливые пузыри. Тут же шмыгнув носом, он спрятал их обратно, так что этого маленького неприглядного происшествия никто, кажется, не заметил. Что-то похожее, о чем говорила Ксения, он уже слышал, но не помнил откуда.

– Я не про копию, – возразил Данила, ощутив, как сигарета запускает «вертолет». – Я изначально немного неправильно выразился. Не второе Я, а точнее, другое Я, что ли. «Другой», наверно, ближе всего по смыслу, хотя…

Ксения кивнула:

– У человека несколько тел. Помимо физического, которое видят все, есть эфирное, астральное, ментальное и другие. Всего их семь. У каждого своя функция, каждое проявляет себя по-разному, поэтому тебе может казаться это другим Я, но все же это ты. Понимаешь?

Таня и Жора громко рассмеялись.

– Ой, капец какой-то, – выдохнула Таня. – Ну, подруга, ты завернула: ты, я, вы, мы. А вроде кроме алкоголя больше ничего.

Данила начал жалеть, что поднял эту тему. Во-первых, мешали сосредоточиться насмешки равнодушных к этой теме людей – Жоры и Тани, во-вторых, Ксения будто бы не совсем понимала, о чем именно идет речь и еще больше все запутывала, а в-третьих, он сам никак не мог точно высказаться не только вслух, но даже мысленно, хотя где-то на подсознательном уровне все было кристально ясно: тот внутри, не энергетическая копия физического тела и мысли, а некто не поддающийся тренировке. Чужой, но как бы свой. Ты, и в то же время не ты. Не состоящий из нескольких видов тел, а цельный, обладающий собственным разумом и волей, сидящий в тебе, как в тюрьме.