Артур Кинк
Предпоследний крестовый поход
Обработка одного подопытного могла длиться от пары часов, до нескольких месяцев. Проигравших и победивших не было. Раньше не было. Но сейчас Хьюго почувствовал себя таковым. Что если все эти двадцать лет были долгой дорогой. Затянувшейся игрой. И после всех этих лет он не может понять, что им пытаются управлять.
– Марго, мы ведь с тобой друзья, скажи мне…
– Дружбы не существует, – оборвала его Марго. – Сказки для детей.
– Я остаюсь здесь.
– Уговаривать не буду. – Марго поднялась и расправила замявшуюся от сидения мантию.
– Не прощаемся. – Хьюго неохотно раскинул руки.
– Надеюсь, что нет. – Марго тоже осторожно подошла, и положила руки без нажима на плечи папе.
Это же не было похожим на объятия старых друзей детства, как при встрече в канализационном люке. Оба втянули животы, чтобы не касаться друг друга. Хьюго положил одну руку на напряженную спину и в ответ рука Марго коснулась его лопатки. Но только одна рука. Второй рукой она могла вонзить ему нож в спину или шприц в шею. Папа уткнулся в шею доктора, чтобы, если что, успеть вгрызться ей прямо в горло. Наконец Хейфиц разорвала объятия и легко поцеловала Хьюго в щеку.
– Береги себя.
– Ты тоже. – хрипло выдавил Хьюго и только когда дверь захлопнулась, он смог выдохнуть. Ему показалось что он не дышал и вовсе несколько минут.
Ему было страшно. Как в детстве, перед ямой для рабов. Он давно так не боялся. Не боялся, когда родители умерли от эпидемии, когда ехал под чужим именем во Францию, не боялся быть пойманным, когда травил соперников, не боялся быть застуканным с мальчиком из приюта, не боялся, когда довел тринадцатилетнюю наследницу короля до одного из самых страшных грехов. Не боялся забыть строчки с библии перед огромной толпой. А сейчас, вся его мощь и власть утекала сквозь пальцы. Он вновь стоял перед ямой и цеплялся руками за воздух, ожидая, когда отец толкнет его в спину.
Город опустел. Развеселые военные песни не доносились с площадей. Машины не гудели. Лошади не цокали. Пьяные гуляки, торгаши, зазывалы все ушли на войну или были в тюрьме. Все увеселительные мероприятия были запрещены, пока не придет первая весть с похода. Даже птицы улетели в святые земли и больше не засерали памятники и папский балкон.
Хьюго прятался от колючей тишины города за пластиковыми окнами. Индукционный обогреватель пощелкивал, заставляя Хьюго каждый раз поднимать голову и оглядывать кабинет.
– Имя лучше хорошего масла, и день смерти лучше дня его рождения. – повторял на разный манер Хьюго. – Нет, не то. – он переложил складной нож из одной руки в другую и принялся зачеркивать написанное.
– Возрадуетесь за нее, ибо удостоилась ваша королева увидеть господа во плоти. Удостоилась сбросить кожу свою болезную и отправиться вслед за нашими воинами, оплакивать поражения их и радоваться победам их. Хранить… Хранить. – Хьюго запустил ручку в рот и принялся грызть колпачок. – Надо к лику святых ее причислить! Точно. – Хьюго выудил из стопки чистый лист и принялся строчить.
«Властью данной мне объявляю Анну Бош 22.11.2047 – 10. 2069 гг. королеву французскую великомученицей и по сему канонизирую ее.»
День смерти папа не указал, но не сегодня завтра, начнутся перебои с электричеством и аппарат искусственной вентиляции легких, который и так один на весь город, откажет. Королева умрет и можно будет причислять ее к святым.
Довольный, своей идей папа, позвонил кардиналу. Тот как выяснилось, о канонизации ничего не знает. Тогда папа позвонил Магистру, тот посоветовал спуститься в библиотеку.
– Никто ни черта не знает! Еще центр христианства, называется. – выругался папа. В библиотеку спускаться не хотелось. Тут за спиной стена, все двери и окна на виду, под рукой нож. А там, в темных коридорах, неизвестно что может приключиться.
Он набрал новый номер, но абонент был недоступен.
– Наверное еще в дороге. – пытался сам себя успокоить папа, но покой не приходил. Доктор Хейфиц могла попасть в аварию, с ее любовью к лихачеству на заброшенных трассах, или повстречать немцев. Сухое прощание усиливало переживания папы. Она могла и не покидать королевство и сейчас здесь планировать его убийство или раскрытие его личности. Охране он не доверял, а славные войска Ричарда, что могли вырвать злословам языки, уезжают от родины все дальше и дальше. Обогреватель щелкнул в очередной раз, заставив Хьюго подпрыгнуть на стуле. Взяв нож в правую руку и фонарь в левую, он отправился в библиотеку.
В опустевших коридорах гулял ветер. Щелкая выключателями Хьюго шел к библиотеке. Корешки книг хрустели от холода и сквозняков. Папа проклял свое решение, отправить в поход почти всю свою администрацию, нести там его слово. Пока они его донесут, Хьюго либо умрет от страха, либо от чужих рук. Освящая полки фонарем, папа вытаскивал книги, пролистывал и бросал на пол, пока наконец не нашел одно упоминание о канонизации. Как оказалось, одной бумаги мало. Нужно было ждать, собирать совет, конклав, папу, не дочитав и до середины страницы, папа отправил книгу в кучу к остальным.
– И сюда приложили десницу бюрократическую.
– Ваше святейшество, вам помочь?
Хьюго вскрикнул и свернул один их стеллажей, так что все книги с шумом посыпались на пол. В кромешной темноте стоял мальчик и освещал снизу-вверх фонарем свое бледное лицо. От такого угла света чернота его ноздрей и рта походила на бездну, которая того и гляди затянет в себя и мальчишку и папу и всю библиотеку.
– Простите, ради бога, я не хотел пугать вас. Разрешите я приберу.
– Ты кто? – папа спрятал нож за спину.
– Ваше святейшество, я сын Даниэля, что служил у вас библиотекарем. Отец и братья записались в армию, а меня как самого младшего, оставили следить за чистотой и порядком здесь. Я не думал, что кто-то придет сюда, ведь все, кто умел читать уехали на восток.
– Ясно. – папа убрал нож, достал первую попавшуюся книгу и принялся следить за парнем, через дырку, проделанную им в одной из страниц.
– Простите мое любопытство, ваше святейшество, вы читали о канонизации, не хотите ли вы причислить к святым Евгения?
– Может быть.
– Еще рано. Он ведь своей смертью умер, царствие ему небесное.
– А убиенных можно раньше причислять?
– Ваше святейшество, убиенных, по вашему решению можно и сразу.
– Я не расслышал твоего имени.
– Я его и не говорил, ваше святейшество. Луд.
– Знаешь ли ты, что Луд – это краткое форма христианского имени Людовик. В дословном переводе «славный боец». Это имя носили многие правители Франции, до священного огня. Очень хорошее имя. Ты много читаешь?
– Стараюсь, ваше святейшество.
Хьюго ответить было нечего, он ни завет, ни библию не осилил, а что осилил, почти сразу же забыл.
– Мы можем подняться ко мне, у меня есть такие писания, которых ты не найдешь здесь.
– Сначала мне нужно прибрать здесь, ваше святейшество.
Хьюго позабыл о страхах. Возвращаясь в свой кабинет он даже ножа не достал. Обогреватель нагрел помещение к его возвращению так сильно, что у Хьюго загорелись от жары щеки. Выключив аппарат, он распахнул окна. Гнетущая тишина ворвалась в кабинет и тут же нарушилась лязгом канализационного люка. Этот люк на площади еще никто не решался трогать. Довольствовались окраинами и брошенным металлолом. Но теперь, не нужно было никуда ехать и биться с бездомными. Двое мужчин ловко закинули крышку на телегу. Один уже собирался седлать коня, как другой указал ему на фонарный столб. Вооружившись кусачками и обвязав себя и столб ремнем полез наверх. Папу развеселило это зрелище. Упадет или не упадет. Будь рядом Марго они бы сделали ставки, но теперь Марго возможно хочет его предать, и спиной к двери стоять не стоит. Папа закрыл окно и вернулся за стол. Через несколько минут свет на улице погас. Королеву нужно было срочно убивать, пока она не умерла сама.
Глава 9. Осенняя тропа войны
Ни холод, ни жара, ни ливни не страшны войску благословлённому. Но страшны машинам. Те благословлялись наспех, не на все успела пасть капля святой воды. На машины Ричарда, точно попала и не одна. Но Бруно выпил и без того маленький запас незамерзайки, а газовые горелки и прочие разогревательные элементы еще в Клеромне загнали перекупщикам, чтобы пропустить одну другую кружечку или подкинуть денег семье.
– Хорошо, что все грешники и их земли были сожжены в святом огне. Вот бы до России ехали, или вообще до Америки! – рассуждал Бруно, отхлебывая из пластиковой бутылки остатки технического спирта.
– Наговоришь с похмелья! – смеялись другие сержанты, сидя вокруг костра.
– Не поминай, не гневай бога!
– До Америки пришлось бы плыть на огромных кораблях, пить перетухшую воду и есть одну рыбу. В море у нас выпали бы все зубы.
Остальные с интересом слушали рассказы Бруно, согревая у костра посиневшие пальцы. Перчатки они обменяли на порошки да таблетки у Магистра. Кто-то хотел бодрости, кто-то спокойствия, кто-то смелости. В итоге: спокойные, бодрые, смелые и с обмороженными пальцами.
– Цинга называется! А еще от той воды у нас бы опухли яйца, стали бы размером с футбольные мячи! Вы что, в училищах фотки с голыми девками разглядывали или слушали.
– Эй Бруно. – из машины вылез Ричард. – Кончай свой треп и принеси мне воды.
– Сию минуту, мой господин. – Бруно вскочил и понесся к бачку с водой.
А на утро все двинулись в путь.
Так продолжалось каждый день. Солнце сменялось луной. Офицеры спали в машинах и палатках, младшие чины, рядовые и гражданские, что записались в ряды спасителей святых земле ночевали у самодельных костров на земле. По очереди дежурили, грели пищу, носили воду, вытаскивали завязшие машины, чинили обувь.
Но о тяготах похода знали все с самого начала. Они не первые прокладывают путь по костям и развалинам в святые земли. Здесь прошлось не мало войск при Евгении стойком и папах Иоане и Себастьяне. Сюда совершали вылазки ордены, паломники, бандиты, немцы. Все мелкие поселения людей были уничтожены. Ресурсы отобраны, жители убиты.
До священного атомного огня люди ездили в другие страны как в гости к соседям. Пара передержек и ты на месте. Сейчас все страны и города, превратились в степи. Лишь по перекошенным табличкам, можно было понять, что въезжаешь на другую территорию. Торговые центры, памятники, площади и музеи в маленькие холмы, засыпанные песком и полуразрушенные каркасы зданий. Дороги преграждали не таможенники, а кавалькады брошенных сгнивших автомобилей. Военных и гражданских.
На некоторых мелких трассах, в машинах было чем поживиться. Золотые браслеты и серьги в грудах костей водителя и пассажиров, телефоны, невскрытые пачки чипсов и печенья, бутылки с водкой и виски. Нетронутые аптечки, одежда, не тронутая доджем и временем.
Ричард наткнулся на одну из таких золотых жил. Так они называли крепкие автомобили, в которых было чем поживиться. Золотая жила – машина в которой была непортящаяся еда, телефоны, плееры, деньги, драгоценности, часы.
Черный лексус, присыпанный грязным снегом. Ричард еле открыл дверь. Это точно была золотая жила. В нос ударил такой запах, что Ричард едва сдержал утреннюю кашу с тушенкой в желудке.
На передних сидениях сидело два истлевших тела. Время, холод и жара превратило их в мумий без глаз, носов и ртов. Обрывки одежды вросли в задеревеневшую кожу. На водительском сиденье лежали золотые женские часы, на пассажирском, на коленях лежал пистолет.
Эти люди погибли не от огня, но от его волны. Ее сдержал автомобиль, но не хрупкие человеческие тела. Так же как во всей линии из машин, эти люди спасались бегством.
Ричард отодрал игл от колен пассажира. Курок не двигался, нужно будет попробовать смазать. Ричард подобрал часы, достал из бардачка зажигалку и пачку сигарет, пошарил на полу салона, нашел бумажник. Там было пара сотен евро и всевозможные карты. Под пленкой фотография. Пара с ребенком. Жизнерадостные загорелые мужчина, женщина и мальчишка. Они улыбались с потускневшего снимка.
Ричард оглянулся на заднее сидение. Маленький скелет в детском кресле. Мальчик с фото был на несколько месяцев старше Альберта. Ричард осторожно, чтобы не порвать вынул фотографию и положил в бардачок. Остальное забрал.
Бруно сидел на капоте авто в другом ряду с бутылкой Вильяма Лоусона и шумно рассуждал о возможных причинах смерти всех этих людей.
А впереди было еще много километров таких машин. Золото и деньги магистру, оружие в костер или спрятать в штаны. Остальное себе.
Глава 10. Сделай сам
Королевский двор был одет в траур. Служанки в черных платьях, черные шторы, черная посуда. Папа вошел в душную спальню и ему подали стул.
– Ваше величество. Кардиналу поступил первый звонок. Мы… – папа взял руку Анны в свою. Ладонь была ледяной. Папа взглянул на аппарат. Он гулко шумел, на экране были какие-то цифры и две зеленых полоски.
– Ваше величество… – повторил Хьюго. Королева не отвечала. Голова была повернута в сторону аппарата, глаза закрыты, трубка, торчащая из горла, монотонно, свистела.
– Анна! – Хьюго включил фонарик на телефоне, поднял Анне веко и посвятил. Ничего не изменилось. Анна была мертва. Кислород лишь зря поднимал грудную клетку. Планы рушились на глазах. Ничего нельзя было изменить. Почти ничего. Хьюго достал свой нож из-под балахона, вытер об оделяла и окликнул слуг.
– Ваше святейшество. – служанка в черном фартуке, не поднимая головы вошла в спальню.
– Ее величество больна, а здесь такая пыль. Немедленно вытрите.
– Слушаюсь. – служанка пробежала к окну, капая тряпкой на пол, протерла подоконники и принялась за тумбочки. Папа встал с поданного стула. Прислуга почти закончила с тумбочкой и готова была переключиться на другую мебель. Хьюго выдохнул, собрал все свои силы и навалился на девушку в черном фартуке.
От неожиданности она даже не сопротивлялась.
– Охрана! – позвал Хьюго, быстро обхватил нож своими руками и руками служанки и упал на королеву.
Охрана застала следующую картину: нож в груди ее величества, девка служанка, и оттаскивающий ее назад святейший папа.
Служанка молчала и шлепала губами как рыба. Папа вопил об убийстве, а королева продолжала лежать на постели, на ночной рубашке расплылось маленькое пятно крови.
Девушку уводили под руки, а папа крестился.
– Она говорила, что лишь хотела избавить ее от мучений. Но разве, это мучение, служить своему народу. Она убийца! – папа остался один на один с убитой после смерти королевой. Он успел. Не обогнал. Но опередил. Сомнения не заставили себя ждать. Папа заерзал на стуле. Что если кто-то видел через замочную скважину? Да нет. Никто не поверит. Никто не усомниться. В кармане завибрировал телефон. Королева все еще оставалась на своем месте. Охрана заперла дверь, но в нее вломились всполошенные слуги.
– Ало. – шепотом ответил папа.
– Ты звонил?
– Я убил королеву.
– Корову? Ну и что?
– Королеву. – все так же шипя повторил папа.
– Вымой руки с содой и лимонным соком. Орудие убийства тоже.
Папа сбросил звонок. Марго не умела действовать в таких щепетильных ситуациях. Она не знала, что такое свидетели. Она была одна в своем госпитале. Неграмотные паломники да малолетки. Которым можно было внушить любую сказку.
– Ваше святейшество, вы целы? Она вас не тронула?
– Я пытался ее остановить, но она была так сильна, словно в нее вселились бесы. – ответил Хьюго охраннику.
– Пожалуйста, мы проводим вас.
– Нет. Я должен проводить ее величество как положено.
Охранник вышел. Папа раскрыл шторы и озарил дневным светом пыльную спальню покойницы. Насос все еще вздымал безжизненную грудь, заставляя кровь в ране пузыриться.
– Жаль, что мы так мало работали вместе. – сказал папа. В спальню прорвались остальные слуги и придворные доктора. Они все кланялись папе, прежде чем бежать к своей подопечной. Хьюго шел к двери. Но это было бы слишком нелепо. Жалость или власть. Все средства хороши. И Хьюго завалился прямо на полу королевской спальни. Что при жизни обоих, что при смерти. Папа был удостоен большего внимания. Все бросились к потерявшему сознание папе. Совали вонючие ватки под нос, растирали ладони и легонько били по щекам.
– Блажен тот, кто отдал жизнь свою служению рабам божьим. Блажен тот, кто принял смерть от рабов своих… – голос папы исчез и теперь он молча раскрывал рот. Виго отбросил пульт на стол и налил себе вина, расплескивая красные капли.
– Отмучилась.
– Карты предвидели это. Твоя армия на верном пути, смерть Анны, осталось ждать, когда наши солдаты найдут священный источник силы. – лепетала Аделаида, боясь приблизиться к мужу.
– Осталось разогнать толпу бастардов, что облизываются на трон французского королевства. Мой племянник – внебрачный сын Элиота, младшего брата Евгения.
– Элиот был отлучен от церкви, и твоя сестра прижила его, не состоя в браке.
– Твои карты показывают лучших наследников? Евгений породил только одного ребенка и то больную. Зато брат разбросал ублюдков по всей Европе. И сейчас, увидев труп Анны, все бабы, от последней беззубой проститутки, до графини, будут толкать своих отпрысков на не неостывший трон.
– Источник силы – решение всех твоих проблем. С ним ты и твоя армия станет настолько могущественной, что перед тобой склонятся все жалкие остатки европейских государств и даже сам папа!
– Наведи порчу на всех, кроме Генри.
Аделаида хотела воспротивиться, но взглянув в красное от злости и вина лицо мужа, кротко опустила голову.
Аделаида спустилась в подвал. Очень долго он служил ей и спальней, и туалетом и кухней. Виго спас ее от костра и достаточно долго держал ее здесь, обращаясь за помощью к магии раз или даже два в неделю. Виго верил не в господа, но в высшие силы. Верил, в то, что правильный обряд поможет ему сыскать поддержку земли небес и воды. Через пять лет заточения Аделаиде удалось приворожить Виго и выйти за него замуж. Но это расширило ее свободу лишь на несколько этажей и дорогу до местного кладбища. Виго предпочитал держать Аделаиду при себе. Прятал в стенных нишах во время собраний и советов.
Просевший от влаги матрац, стопки пыльных книг, свечи. Аделаида провела пальцем по корешкам. Звезды, церемониальная магия, зелья и некромания. Все это неэффективно. Ада просунула руку в дыру в матраце и извлекла увесистую книгу и металлический блестящий ящик. Ящик выглядел прочным и новым. Слегка оббитые углы и царапины. Книга же была истертой практически до дыр, без корешка, сшитая на несколько раз толстыми нитками, название на обложке стерлось, остались лишь очертания распятого на перевернутой звезде вниз головой человека.
Это книга не покидала подвала Аделаиды несколько лет. Было страшно выносить ее наверх. К варварам, которые изорвут, растопчут, сожгут единственное, что спасало женщине жизнь столько лет.
Аделаида нашла нужную страницу, переписала заклинание на листок, достала из ящика сверток и поспешила наверх.
Прижимая к себе листок и сверток, будто это ее дитя, Аделаида села в машину. Несмотря на уменьшение транспорта в сотни , германская империя предпочла оставить дорожные знаки, правила и ограничения скорости, как было до священного атомного огня. БМВ тащился по серому городу и задымленным окраинам. Лишь на трассе, обрамленной выжженным и лысым лесом.
Бывший центр паллиативной помощи, ныне пансионат святой Гертруды, радовал глаз своим белым фасадом, с редкими подтеками от осенних ливней. Жидкая, но ухоженная растительность, педантичное кладбище прямо во дворе с маленькими памятниками, как на подбор. Пансионат выглядел жизнерадостнее дворца Виго. Клиенты гуляли среди кустов, сидели на лавочках или в инвалидных креслах. Их называли не больными, а именно клиентами. Эту формальность германская империя тоже сохранила. Сестры и санитары были одеты в яркие синие костюмы. Весь пансионат выглядел приятнее чем город, Аделаиду это успокаивало.
– Ваше императорское высочество. – к Аделаиде подскочила молоденькая сестра. – Генри готов к встрече с вами. Разрешите проводить вас в его палату.
Внутри пансионата было так же чисто и светло, пахло испражнениями, но в целом прилично.
Сестра приоткрыла в двери щелочку и пригласила Аделаиду в палату. На кровати сидел мужчина, с мокрыми после душа, волосами и рисовал что-то в клетчатой тетрадке. Большие круглые глаза и сросшаяся с носом верхняя губа, делали его похожим на зайца или другого зверька. С таким выражением лица трудно было определить возраст. Но Генри было двадцать восемь лет.
– Здравствуй Генри. – тихо сказала Аделаида.
– Ада! – пуская пузыри слюней косого рта сказал Генри. Он оживился, отложил тетрадь и стал суетиться по постели.
– Как нужно говорить? – строго спросила Ада и Генри насупился.
– Ваше высочество. – пробурчал он. Мужчина жутко шепелявил, но Ада могла разобрать, что он говорит.
– Молодец. – Ада потрепала Генри по голове и уселась рядом. Она заглянула его тетрадку. Квадратные кошки и собаки, люди из палочек, деревья. На одной картине зубастая голова собаки пыталась проглотить что-то похожее на душевую кабину.
– Ты что, не любишь мыться, Генри? – Аделаида перешла на более мягкий тон.
– Никто не любит.
В коридоре раздался визг и Аделаида вздрогнула.
– Это кого-то моют. – шепотом сказал Генри и прикрыл рот рукой.
У Аделаиды своих детей не было, и она понятия не имела как с ним обращаться. А уж тем более не знала, как вести себя со взрослым мужиком, у которого развитие пятилетнего.
– Королева Франции умерла.
– Когда? Я не видел, что бы рыли новую могилу.
– Она не жила здесь. И похоронят ее на родине. А ты скоро можешь стать королем. Ты хочешь быть королем? Тебе не придется жить здесь, и никто не будет заставлять тебя мыться.
Генри задумчиво пытался поймать соплю своей уродливой губой. Это оказалось не так просто. Не каждый дурак согласиться стать королем Франции.
На ужин Генри принесли кашу в пластиковой чашке и даже Аделаиде предложили. А после ужина приветливая сестра и остальные в красивых костюмах сменились. Теперь на посту сидел молодой паренек, занятый учебником фармакологии, и не обращавший внимание на шум из палат.
– Сегодня дежурит Жорж, можно будет погулять. – радостно сказал Генри и потянул Аделаиду за руку.
Не одного Генри радовал дежурный мед брат. Все клиенты вывалились из палат. Деды на колясках ломились в женские палаты. Возле туалета собралась компания. Они украдкой передавали друг друга украденный с поста антисептик и жадно прикладывались к широкому горлышку. Дам угощали вперед. Безруким и немощным помогали заливать спирт в горло.
Генри провел Аделаиду к запасному выходу, ключ от которого висел на гвозде прямо возле двери, и они оказались на улице. Теперь инициативу перехватила Аделаида. Она потащила Генри к маленькому кладбищу. Мужчина жался к ней как напуганный пес.
Они долго ходили среди надгробий, пока не нашли свежую могилу, где земля не успела покрыться корочкой льда.
Аделаида опустилась на землю, Генри сел напротив нее.
– Ничего не говори пока я не разрешу. Рот на замок. Понял?
Генри кивнул и повторил жест. Рот на замок.
Аделаида подняла горсть могильной земли и насыпала Генри на макушку. Он молчал. А Аделаида принялась читать с мятого листка. Генри не понимал языка, холодный ветер сдувал землю в глаза и на оттопыренную губу. Аделаида, не умолкая, подняла две новых горсти и насыпала ему на плечи. Генри задремал на холоде, пуская пузыри своим уродливым ртом.
Ведьма. Так звали женщину все соседи. На нее спускали собак, в нее бросались объедками. После прихода войск папы в их маленький городок жизнь стала невыносимой, и они с дочерью бежали. Бежали прочь.
Здесь никто не произносил этого слова. Здесь к ней обращались на Вы.
– Глубокий вдох! Не дышать! Готово. – полная, но очень подвижная молодая женщина вышла из-за двери и сбросила тяжелый фартук с бедер. – Вы здоровы, Азалия. Ваша дочь тоже. Но пока она побудет в детском отделении. Три года назад здесь была страшная эпидемия. Теперь мы всегда перестраховываемся.
– Спасибо сестра Сильвия. Вы очень добры. Мы уедем с первым проходящим караваном. Нечего объедать больных.
– Эти двери открыты каждому. Не только больному телом.
– Спасибо. Хотите я вам погадаю. Наверняка хотите узнать, скоро ли выйдете замуж?
Сестра Сильвия оживилась и уселась на кушетку, напротив своей пациентки. разложила карты на клеёнке.
– У вас много воздыхателей, но вы не обращаете на них внимания. Вы считаете, что недостаточно хороши для них.
– Мужчины любят фигуры вроде вашей.
– Чепуха. Не ваш вес тянет вас вниз. У вас нет своих детей, ведь так?
Сильвия кивнула.
– Тогда зачем, вы взвалили на себя участь чужой матери.
– Сестра Сильвия! Гретта упала с качели! У нее вся голова в крови! – в кабинет вбежала молодая девушка с двумя толстыми черными косами. Она была едва ли старше дочери Азалии.
– О господи! – Сильвия забыла про карты и подхватив аптечку побежала на двор.
Девочка осталась в дверях и стала пристально разглядывать Азалию. Женщине стало не по себе от такого тяжелого взгляда. Словно рентген аппарат, два черных глаза пытались заглянуть ей под кожу.
– Хочешь я погадаю тебе, дитя?
– Нет. – четко ответила девочка. Она подошла к кушетке, взяла несколько карт и стала перебирать их в руках. – Я и так знаю, что будет со мной в будущем. А вы?
В голосе была не детская уверенность. Девочка разложила карты рубашкой наверх и предложила выбрать одну.
– Это фокус? Мне говорить вам карту?
– У вас шестерка. – ответила девочка.
– Нет. У меня червовый валет.
Девочка двумя пальцами выхватила карту из рук Азалии и вложила новую. – А теперь?
– Это неправильно.
– Мне нельзя разговаривать с незнакомцами. – девчонка спрыгнула с кушетки и убежала к выходу.
Дети во дворе столпились возле качелей. Пятеро стояли кучкой и один желтоволосый мальчик поодаль. Сестра Сильвия и доктора Болман укладывали ребенка на носилки.
– Она поспорила с Марго! Это она виновата! – завопил кто-то из детей, показывая грязным пальцем на черноволосую девочку.
– Все в палаты! Немедленно! – пригрозила Сильвия.
Дети нехотя побежали внутрь госпиталя. Только двое толкались в дверях, чтобы потом быстро ускользнуть под крыльцо.
– Смотри, что я нашла, Роман. – девочка выложила карты под струйку света, пробивавшуюся через деревянные ступени.
– Карты таро. Видел такие у одной из рабынь. Ты взяла их у матери Ады, я прав?
– Прав.
– Сыграем в дочки матери?
– Мамаша твоя.
Внезапно, у крыльца раздался шум машин и тормозов. Немецкая речь донеслась до детских ушей.
– Ох, как это кстати. Я начал! – мальчуган показал своей подруге язык и выбежал встречать гостей.
Сильвия выключала свет на ночь, везде, кроме первого этажа, где находилась операционная, процедурные и боксы для тяжелобольных.
– Роман! Марго! Быстро в постели! – приказала Сильвия и закрыла дверь на ключ снаружи, но это никогда не становилось помехой.
Роман был завален немецкими словарями и клочками смятой бумаги. Марго клеем, и вырезками из учебников. Она сложила рисунки, тексты и сделанные днем ксерокопии в стопку и вылила на бумагу стакан чая. Затем из-под деревянной кровати, она вытащила на середину спальни СВЧ печь и засунула всю писанину туда. Самый простой способ состарить бумагу, для несведущего читателя. Для тех, кто разбирается были другие запасы бумаги.
– Волосы могут быть похожи на водопады?
– Волосы Азалии больше похожи на паклю, но можно и про водопады. Зачем ты взялся писать письмо ей? Ведь от ее лица у тебя получиться лучше. Не усложняй себе задачу.
– Я должен научиться оценивать женскую красоту. Когда я уеду отсюда, я уже не смогу быть собой.
– Как раз наоборот. После того, как ты добьешься всего, к чему готовишься, другим придется оценивать твою красоту и другим придется прикидываться кем-то еще перед тобой. – Марго проткнула толстый кусок кожи и принялась пришивать его к твердой обложке.
Очередной вечер клонился к своему завершению. Роман сидел на дереве, недалеко от веранды и заворачивал табак в черновики писем. На веранде Азалия и немецкий паломник о чем-то мило болтали. Он лапал ее, как все взрослые, в этом госпитале. Роман перестраховался и заправил бутылку вина реланиумом, так, что немец морщился, отхлебывая из горлышка. Азалия не пила совсем. Это было ему на руку.
Мужчина делает большие глотки. Он уже не в силах стоять на ногах, садится на деревянную скамейку, но продолжает пить. Наконец он валится под лавочку, и Азалия бежит. Страх свалится с дерева, сильнее чем страх перед тем, что он только что убил человека. Бумага сильно дымит, но Роман продолжает делать затяжки.
