bannerbannerbanner
полная версияПредпоследний крестовый поход

Артур Кинк
Предпоследний крестовый поход

Глава 20. И было некому об этом рассказать

Отсутствие дыма обжигало легкие. Хьюго казалось, что сейчас выкашляет свой желудок. Наверху гремели балки и стеллажи. Папа стоял в полной темноте, опираясь на мокрую каменную стену подземелья. Глаза не хотели привыкать к тьме. Их все еще жгло от дыма. В кромешной темноте он нащупал камень и ударил им в каменный пол. К сожалению. Хьюго упал на голые колени, что не прикрывал грязный халат Марго и принялся ощупывать мокрую грязь под ногами.

Внезапно яркий свет ослепил его. Закрывая лицо руками, Хьюго отполз, но не выпустил камень из рук. У деревянной лестницы сидела Марго, с залитым кровью лицом и опухшим носом, с маленьким фонариком на батарейках в руках.

– Я не мог позволить тебе сгореть. Я убью тебя своими руками. – отозвался Хьюго из своего угла.

– Ты и своими руками вещи не совместимые. – Марго поднялась на ноги и открыла грязный рюкзак, валявшийся на земле. Вынула свежий белый халат и напялила на грязную футболку. Следом за халатом из сумки появился кислородный баллон и зеленая резиновая маска. Хейфиц сделала два глубоких вдоха и бросила маску к ногам папы. – Просто скажи зачем? Весь этот мир, точнее то, что от него осталось был почти нашим.

– Зачем? – Хьюго вскочил и ударился о низкий потолок. – Зачем? Ты подослала ко мне убийцу! У тебя появился новый придурок на мое место?

– Что ты несешь? Какой еще убийца? Слишком долго головой вниз висел?

– Я не верю, что я жив. Я сгорел в архиве. Мое обугленное тело пожирают крысы в данный момент. Что я несу? – Хьюго сел. Мокрый пол впился в голую задницу. Нельзя верить Хейфиц. Он знает это с детства. Но и ему самому нельзя верить.

– Роман. Ты бы нюхнул кислороду.

– Не называй меня так. – Хьюго рванул к Марго, но запнулся о какой-то выступ и упал. Скользя по грязи поднялся, но нападать не было смысла. Марго, уложив голову на кислородный баллон часто дышала и едва открывала глаза по очереди.

– Марго. – Хьюго осторожно потрогал ее за плечо. – Если ты не посылала ко мне убийц, зачем предала меня? Зачем раскрыла магистру все наши карты.

– Ты обвинил меня в государственной измене. Ты открыл охоту на меня!

– Ты пыталась меня убить! Сраный сыночек библиотекаря. Я всегда знал, что он слишком умный для второсортной обслуги. И слишком опытный для тринадцатилетки.

Сверху раздался грохот. Дверь наверху просела под весом очередной упавшей балки. Запах гари просочился и сюда. Фонарик выключался и моргал. Оба молчали и оба думали, почему один не набросился на другого с камнем или скальпелем. Может это она и вправду не заказывала меня? Может его и вправду обманули?

– Марго.

– Если мы до сих пор живы…

– Значит я не подсылала к тебе никаких убийц. Я обманула немцев, я собрала сотни литров крови для твоих воинов!

– По дороге сюда я видел слипшихся собак и мне некому было об этом рассказать.

Хьюго услышал движение во тьме и чужие руки легли на его плечи.

– Выходит я зря… – Марго резко замолчала, а потом уткнулась лицом в плечо Хьюго и заплакала.

– Не трогай меня. – Хьюго оттолкнул Марго, и та перекатилась, словно пластиковая кукла. Фонарик разбился, и они погрузились в полную темноту.

– Марго! – позвал Хьюго. Ответом послужило чужое мерное сопение и топот крыс в бесконечных лабиринтах под госпиталем. Хьюго расстелил халат и сел. Он голый, с седыми опаленными волосами, прячется под землей как тридцать лет назад. Все, что нажито непосильным враньем, подкупами и манипуляциями сгорело как пожелтевшая бумага в архиве. Крысы задевали своими хвостами его ноги. Он снова в яме. Или он так и не вылез из нее в восемь лет. Он сдох там от голода и все это предсмертная картинка, застывшая в глупой голове мальчика.

– Это тупик! Это тупик! – раздались глухие голоса из-за каменной стены. Все проходы пересекались между собой. Хьюго вжался в стену. Стоило только молиться о том, что не выйдет прямо к нему. Внезапно раздался грохот и от вибрации пробежавшей по всему подземелью крысы с писком разбежались.

Все голоса стихли. Удары камня о камень становились все реже. Заваленные проходы. Марго до конца вела свою игру. Она специально отперла выход наружу заранее, а магистра послала в один из аварийных тупиковых ходов. И узнать о его похищении он мог только от нее.

Топнув ногой Хьюго разогнал крыс. Не зря они ходили здесь с повязкой на глазах.

Брошенные автомобили, разрушенные блокпосты. Остатки самодельных укреплений. Песчаное кладбище.

Ошметки некогда белых плащей с выгоревшими крестами. Сумка капитана Левье, рядом с чем-то, даже отдаленно не напоминавшем тело человека. Ричард отодрал ее от тела и раскрыл. Пусто.

– Halt!

Ричард остановился и упал на песок. Это галлюцинация? Мираж? Он уже несколько недель не слышал человеческих голосов. Вопли, стрельба и взрывы давно ушли вперед и ему их не догнать.

В двух метрах от Ричарда зашевелился песок. Человеческая фигура поднялась во весь рост. В лицо Ричарда смотрел автомат, не обмотанный бежевыми тряпками, а уже изначально цвета пустыни.

– Дезертир? – на ломаном французском спросила фигура. – Что с твоим ртом? Ты ел сырое мясо?

Ричард провел по подбородку.

– Я пил кровь тушканчиков, чтобы не умереть от жажды. Я не дезертир. Колонна попала под обстрел. Когда я очнулся никого не было в живых.

– Folgen Sie mir! – человек отвел автомат в сторону пропуская Ричарда перед собой.

Даже дом Ричарда выглядел хуже, чем казарма куда его привели. Со всех сторон доносилась немецкая речь и смешки. Ричард в своем оборванном плаще и с мечом за спиной выглядел как клоун.

Ричарду дали полную литровую кружку воды, и он с жадностью бросился на нее.

– Капитан Фридрих Шульц. – этот говорил без акцента. Он лениво уплетал кашу с пластиковой тарелки.

– Капитан Ричард семнадцатый ле Пьер. – давясь водой представился Ричард.

– А я тебя сразу не узнал. По телевизору ты выглядел лучше. Ты, наверное, хочешь есть? – Фридрих подвинул ему свою тарелку с плохо обглоданными ребрами и кашей размазанной по стенкам. – Держи. Меня уже тошнит от их долбанной говядины. Как же я соскучился по жирный свиным сосискам.

Ричард брезгливо взглянул на объедки. В крови сусликов хотя бы никто не ковырял своими грязными пальцами.

– Вы видели здесь французкие войска.

– Конечно видели. Точнее то, что от них осталось. Гибель папы превратила их в жалкое подобие армии.

– Хьюго седьмой погиб? – Ричард вцепился руками в стол. – Этого не может быть. Кто это сделал?

– Под какой ты попал обстрел и когда, если не в курсе, что ваш папа мертв?

Ричард ничего не мог ответить. Все слова застряли в горле.

– У тебя есть документы, подтверждающие, что ты Ричард ле Пьер?

Ричард мотнул головой.

Фридрих сказал что-то на немецком человеку, что привел его сюда и тот удалился.

– Извини мужик, но пока мы не убедимся, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь, ты будешь под арестом. Лучше тебе сказать правду сейчас. Тогда ты будешь быстро расстрелян. У твоих французов патронов то не осталось. Будут полчаса рубить тебе голову тупым мечом. Или повесят на собственных трусах.

– Я капитан Ричард семнадцатый ле Пьер.

Фридрих шумно втянул воздух носом, отодвинул от Ричарда кашу и полностью потерял интерес к его особе.

Пистолет, давно заклинивший от песка, меч и все одежду у Ричарда забрали. Вымыли под холодной водой, дали каких-то таблеток и закрыли в самой настоящей тюрьме. Точнее в бывшем здании следственного изолятора.

Это он виноват. Это Ричард во всем виноват. Он бежал, бросив своих солдат. И последствия он видел по дороге сюда в виде сгоревших машин, трупов и пустых гильз. Он сбежал и не смог защитить Хьюго. Он бежал и не принял с достоинством свое наказание. Позор с себя не смыть даже, утопившись в сортирной дыре возле двери.

Лязг замка прервал самобичевание. Приоткрылась маленькая щелка, в которую к его удивлению протолкнули женщину.

Каша с объедками, холодный душ, теперь еще бабу привели. Быть заключенным здесь, куда приятнее чем у своих.

От памяти Ричарда, измученной наркотиками, остались обрывки. Почти как те обрывки плащей, приплавленные к сгоревшим машинам и трупам. Но это лицо было ему знакомо. Чумазая девочка, раздавшая листовки в Клермоне. Она не хило поправилась и вымыла лицо.

Она замерла, увидев Ричарда и принялась колотить кулаками в железную дверь.

– Выпустите, меня. Это убийца! Я к нему не подойду.

– Тише! – Ричард дернул девушку за руку и закрыл ей рот ладонью. – Скажи, кто убил папу и можешь убираться отсюда?

Дверь открывать никто не спешил. Девица перестала брыкаться, и Ричард отпустил ее.

– Давай без глупостей. За дверью все равно никого нет, и никто тебя не услышит. Зачем тебя сюда послали?

– Узнать кто ты такой! Но я и так это знаю! Ты предатель, убийца капитана Морье и поджигатель!

– Я не убивал капитана, хотя сейчас это не важно! Поджигатель? – Ричард понял, что разговаривать с ней бесполезно.

За дверью послышалась немецкая речь. Сейчас она опять завопит. Ричард недолго думая вырвал ржавый смеситель и зажал двумя руками.

– Только заори и я воткну тебе его в голову!

– Alles in Ordnung?

– Ja. – ответила девушка тому, кто был снаружи.

– Просто расскажи, что произошло. А потом сможешь выйти отсюда и сказать немцам обо мне все, что захочешь.

– А ты не знаешь, что произошло? Ты убил охранника, сбежал, а в ночь, когда приехал папа Хьюго поджог госпиталь!

– Охранника я убил. Признаю. Но больше я не появлялся в госпитале. Можешь не верить мне. – Ричард еще раз замахнулся смесителем, и девушка присела, закрыв голову руками.

– Мы встретили кортеж папы. Мы начали сборы и вечером вышли в крестный ход, но папа не явился к нам. Не знаю кто и почему, но нам объявили, что папа похищен. Началась паника. Поступил приказ найти похитителей папы и взять живыми или мертвыми. А потом пожар. Многие выходы оказались заблокированы. Людей погибло больше, чем при первом столкновении с противником. Лефевер, Колетзки, магистр Антоний, все кто работал в госпитале. Больше полутора тысяч человек сгорели заживо. И папа Хьюго тоже.

 

– А дальше?

– А дальше ничего. Немцы нагнали нас у границы. После смерти Елены нас разобрали в качестве прислуги офицеры. Майор Гувер проиграл меня Линбергу. Они соревновались кто дальше плюнет. Я уже месяц никого не видела, и не хочу. Здесь хотя бы кормят, а Линберг не бьет в лицо.

– Господи. Помоги нам.

– Правильно. Молись. Лучше тебе повеситься, как твоя жена.

– Что? – Ричард уронил смеситель на пол.

Воспользовавшись моментом, девушка снова стала тарабанить в двери. Ее быстро выпустили и закрыли замок. Но и с открытым бы Ричард не сбежал.

– Мария, – он опустился на колени перед стеной и стукнулся лбом о кирпич. – За что, боже? – еще удар. – Я служил тебе всю свою сознательную жизнь, – и еще один удар. – Я не разу не пропустил ни одной службы. Я выполнял каждую твою волю, господи, за что ты лишил меня ее?

Ехать по разрушенной Турции, лучше, чем по заброшенной Европе. Меньше груд металлолома, что звались некогда автомобилями. Меньше застройки. Ядерная зима здесь, ничем не отличается от ядерного лета. А еще есть музыка. Пусть диск джефферсон аирплан намертво застрял в магнитоле и гоняет одиннадцать песен по кругу, это лучше, чем гробовая тишина и собственный голос по радио в часы молитв.

Хьюго взглянул в грязное зеркало заднего вида. Обветренное лицо потеряло свою бледность. Волосы пожелтели, а черные корни отросли уже на добрых три сантиметра. Грязный халат прилип в спине и заднице от пота.

Марго открыла глаза. Во рту было сухо. Веки слиплись. Складки отпечатались на лице и груди. Солнце жгло глаза. А в голове было пусто. Постучи по лбу и звук будет как от пластиковой бутылки.

– Воды дай.

Хьюго молча бросил пластиковую бутылку назад.

Марго шумно глотала воду, а затем перелезла вперед.

– Ты помнишь, как водить?

– Пришлось. А вот как заправляться нет. Ты вовремя проснулась.

–Тормози, а то перегреешь все к чертям.

– Ты спала почти двадцать два часа. Что с тобой случилось? – Хьюго заглушил мотор и выключил музыку.

– Это больше чем за весь месяц. Твою мать. – Марго вылила остатки воды себе на лицо. – Я убила сестру Сильвию, и не помню почему?

– К черту старую каргу! Ты чуть не убила нас обоих. Думаешь это от недоспыпа? – съязвил Хьюго.

– Тебя не собирались убивать. Кастрировали бы тупым куском стекла без новокаина.

– От госпиталя остались одни угли. – Хьюго осторожно положил руку на спину Марго. – Мне жаль.

– Куда мы едем?

– Понятия не имею. Подальше отсюда. Магистр, наверняка успел сообщить кардиналу, что я не тот, за кого себя выдаю. И что ты участвовала в этом. Можем вырыть землянку.

– Или, – Марго оживилась и выпрыгнула из машины, не открывая дверцы. – Мы можем, – она огляделась вокруг, обслюнявила палец и выставила наверх. – Мы едем в Иерусалим!

– Что? – папа пнул колесо.

– Мы едем в Иерусалим. Точнее в гробницу Иисуса Христа. Мы заберем мощи, а потом отправимся в Германскую империю. Скажем, что французы дезертировали, как трусливые свиньи и пытались убить тебя. У меня там есть свои люди. Мы откроем новый оплот христианства! Всего-то надо было выспаться. Пусти меня за руль.

– Что? – вновь переспросил Хьюго. – Я не поеду в Иерусалим! Ты подставила меня! Ты уничтожила всю мою жизнь. Ты убила все свое окружение. Доктора Болмана, Сильвию. Ты просрала наши деньги! Сожгла этого безумного умника. Что ты скажешь в свое оправдание?

– Это все было частью плана! Ты станешь выжившим мучеником. Роман, подумай! Что тебе еще делать? Возвращаться во Францию? Ты короновал конченого идиота! Остаться здесь? Отравиться болотной водой? К тому же, Антоний бы не смог доложить о тебе. Связи не было! И знаешь почему? Потому, что я до конца не хотела верить в то, что ты меня предал!

– Извини! – заорал Роман. – Все, что ты должна была сказать – это «извини»!

– Мне извиняться? – Марго подскочила к Роману и повалила его на песок. – Ты сам себе надумал, что я решила убить тебя и мне извиняться? Я все делала для тебя! Если бы не я, ты бы подыхал в яме, куда тебя скинул твой папаша! Кому еще извиняться.

– Я вытащил тебя из горящего архива! – Роман скинул с себя Марго и оказавшись сверху, придавил ее к земле. – Я тащил твой полутруп по этим катакомбам в полной темноте. Достаточно? Или мне все же пасть перед тобой на колени? Почуяв опасность, ты кинула меня!

Вдалеке прогремел взрыв. Марго и Роман легли ничком и закрыли головы. Песок набивался в рот и скрипел на зубах. Когда эхо отгремело, Роман вдруг расхохотался.

– Еврей и цыган начали войну и боятся, как бы в них не прилетело.

– Звучит как начало твоей проповеди, – Марго подняла голову и стряхнула с волос песок. – Не хочешь довести войну до конца? А то умереть до начала боевых действий как-то стремно.

Хьюго поднялся и протянул Марго руку. – Извинись.

– Я не собираюсь извиняться! Ты первый это начал! – Марго сложила руки на груди.

– Тогда… – прогремел еще взрыв. Совсем рядом. Оба немедленно запрыгнули в машину и Марго надавила на газ.

Что бы не слышать эха выстрелов Марго прибавила музыку. Хьюго откинулся на спинку сидения. Извинения были не нужны. Наконец можно было расслабиться и закрыть глаза. Если бы один из них действительно хотел убить другого, то в машине бы не было пассажиров. Роман действует до конца. Марго действует наверняка. Плевать на грязный халат, на голое тело. Плевать на потерянные перстни и линзы, на смуглое лицо тоже плевать. Марго подпевала хриплым голосам из засоренных динамиков. Как в детстве. Когда не было криков и стрельбы. Когда многовековой госпиталь стоял на месте. Когда эта же машина неслась по бездорожью и играл этот же диск. Хьюго прикрыл глаза. После этой песни заиграет белый кролик. Они остановятся, расставят на бетонной стенке пустые бутылки и будут стрелять. Марго закурит сигарету и протянет ему. Он закашляется.

– Знаешь почему Христа распяли? Потому, что он не умел стрелять. Он, как и мы, мог заболтать любого, мог заставить задуматься о смысле жизни. Мог подтолкнуть к действию. Умей он стрелять дожил бы до пятидесяти. А то и до шестидесяти. – Марго отложила винтовку в тень и пошла к бутылкам.

– В то время не было огнестрельного оружия.

– С чего ты взял? Мы столько книг по истории прочитали, и в каждой все было по-разному. Когда не знаешь кому верить, перестаешь верить вообще всем.

– Ты можешь верить мне. А я тебе.

Хьюго открыл глаза. В морщинах у век скопились слезинки от ветра в лицо.

Глава 21. Без шансов на победу, без права на проигрыш

– Halt! – прикрикнул Шульц. – Встать, капитан!

Ричард не реагировал. Он методично стучался головой в стену. Вместо лба красовалось кровавое месиво вперемежку с кирпичной крошкой. А на стене висели лоскуты кожи.

– Ричард. – Шульц остановил очередной удар, подставив свою руку. – Ты хочешь жить?

– Нет. – мотнул головой капитан.

– Это твое дело. Но я предлагаю тебя сделку. Мы вывозим тебя в пустыню, сообщаем франкам, что ты сбежал. Твоя задача бежать как можно дальше и как можно дольше. Будешь бежать быстро, останешься жив. Будешь медлить тебе конец. Спросишь зачем?

Ричард не хотел спрашивать зачем.

– Затем, что нам не пристало делить с вами земли и разгребать ваши трупы. Но ты и сам знаешь, раз совершил этот поджег. На твои поиски пошлют целый отряд, а это почти половина, от того, что осталось. Можешь конечно отправиться заканчивать начатую месть. В любом случае, нам, живой, ты не выгоднее, чем мертвый.

Ричард еще раз попытался стукнуться лбом о стену. Шульц счел это знаком согласия. Ричарду отдали его грязную одежду и тупой меч, подняли под руки, погрузили в грузовик и повезли далеко-далеко. Прочь от города, названия которого, Ричард так и не узнал.

Машина обдала его выхлопом и уехала. Ричард взглянул в бесконечную степь. Под ногами пронесся суслик. Ричард поймал его одной рукой и вгрызся в мохнатую шею зверька. Теплая кровь была куда приятнее каши из грязного ведра. По телу разливался прилив бодрости. Без таблеток и порошков магистра.

– Прости меня, господи, но кто я такой, если не совершу все то, что мне предписали. – сказал сам себя Ричард, стер кровь, скопившуюся в уголках губ и двинулся по следам шин.

Где-то шел Ричард и обескровливал несчастных грызунов.

Где-то раздавались выстрелы и крики Аллаху Акбар. Где-то шумел прибой кипящего после ядерного удара боя. Тысячи человек бежали к своей смерти. Сотни ехали. Один шел пешком. И только двое уезжали от нее. Белый кролик звучал уже сотый раз. Марго И Роман сидели на горячем капоте и курили. Арабская речь мелькала в эфире, пока Марго не отключила рацию.

Дорога к храму Воскресения была устелена костями в истлевших тряпках. Останки тех, кто, завидев на горизонте ядерный гриб побежал спасаться в храм. Но храм оказался не резиновым. Они хрустели под ногами, как первый снег в Клермоне.

Роман подцепил к дверям трос и махнул рукой. Дверь вырвалась сразу и облако из трупного яда и пыли вырвалось наружу. Роман пригнул голову и закашлялся. Марго уже подъезжала, давя груды костей колесами. Звук был похож на треск костра.

Марго выкинула из багажника две пары резиновых сапог, перчатки до локтей и респираторы.

– Может не пойдем туда? – спросил Роман.

– Целью всех крестовых походов является освобождение гроба господнего. Ты же читал?

– Пролистал. – скромно сказал Роман.

– Это главная задача. Возьмем его и для нас откроются все двери.

– И даже райские врата?

– Нет. Их не существует. – Марго включила фонарь и вошла внутрь. Респиратор не спасал от вони. Кувуклия была покрыта толстым слоем пыли, грязи и мертвых личинок.

Марго подцепила гробовую плиту железным прутом и повисла на ней. Плита слетела и открылся гроб, полный паутины и грязи.

С минуту оба молча пялились в пустую гробницу.

– Другого я не ожидал. – Хьюго присел на край, стянул респиратор на шею и закурил.

– Положим сюда любые останки. Побольше. Что бы мощей хватило на твой век. – Марго оглядела брошенную церковь.

– На наш. – поправил Роман.

– На твой. Я довезу до тебя до границы. Тебя встретит Аделаида. Жена императора Виго.

– Я никуда без тебя не поеду! – Роман едва не свалился в гроб. – Устроим тебя министром здравоохранения Германской империи. Монакийцы посодействуют. Марго, тебе некуда возвращаться!

– Вот именно. Я уничтожила свой госпиталь, а жить в цивилизации я не хочу. Просто не смогу. Там постоянные проверки, все следят за тобой. Там свои законы. А я привыкла к своим законам. Госпиталь святых Петра и Павла был маленьким государством. Отправишь мне молодых немецких докторов, восстановим госпиталь. Либо отправлюсь на север. Там у паломников нет приюта и на морозильные камеры не нужно тратиться.

– А потом нам опять взбредет в голову, что один пытается убить другого. Мы слишком стары. Нам нужно приглядывать друг за другом. Все свои лучшие годы я провел вдалеке от единственного друга.

– Дружбы не существует. – Марго приподняла респиратор и сплюнула. – Дружбой принято считать взаимовыгодное общение двух и более людей. Когда выгода заканчивается, заканчивается и дружба. Ее придумали, чтобы прощать долги и продавать глупые песни. И вообще, друзья, это самые опасные…

Роман перестал слушать. Витражный потолок затрещал от попавшего внутрь храма воздуха. Шум осыпающегося стекла. Роман не минуты не раздумывая вскочил и сбил Марго с ног, опрокинув на чужие кости. В ту же минуту огромная плита и тонны стекла грохнулись на то место, где стояла Хейфиц. Поднялись столбы пыли. Марго сбросила с себя Романа и натянула ему респиратор обратно на лицо.

Это от шума гуляло в церкви и билось о ее стены. Поднятая пыль оседала.

– Четыре года назад я освящал старый аэропорт перед восстановлением. Среди мусора я нашел памятку о действиях при аварии. Сначала нужно надеть кислородную маску на себя. Потом на другого. – Роман отряхнул колени и поднялся. – Ты конечно этой инструкции не видела, – Роман постучал пальцем по респиратору. – Но это и есть дружба. Тебе плевать, что мои родители были бандитами и работорговцами. Мне плевать, что ты ставишь эксперименты на живых людях. Ты знаешь о моей страсти к молоденьким мальчикам. Я знаю о твоих преступлениях. Но ни разу за тридцать лет, я не слышал от тебя ни одного упрека. И когда на моей шее затянулся шнурок от балдахина, и я подумал, что это ты послала убийцу, я хотел сдаться. Потому, что все мои победы никто больше не оценит. Они будут облизывать экран с изображением любого папы. Они будут кидать свои шапки на любой праздник, будь то Рождество или бал Сатаны. Вопрос в том, кто провозгласит эти праздники? Мы. Я видел много лживых добродетелей, что сыплют друг другу яд в чай и душат ночью подушками. Но мы, два негодяя и подонка никогда так друг с другом не поступим. Зло у которого есть друг, победит зло, которое действует в одиночку! Ты едешь со мной.

 

– А как же жить для себя, как же эгоизм? – спросила Марго не поднимаясь с пола. – Ты мог погибнуть! И кто бы тогда…

– Чхал я! – Роман нагреб целую охапку костей и бросил в гроб. – Я все еще Хьюго седьмой, верховный глава церкви и я вырву глотку любому, кто посмеет в это усомниться!

Кости загремели о дно гроба. Марго смотрела на обвалившуюся плиту.

– Извини. – сквозь зубы сказала она.

– Что? – Роман отвлекся от набивания ящика истлевшими останками трупов.

– Просто извини меня за все, что произошло.

– Тебе не за что… – Марго перебила Романа, тем, что обняла его и уткнулась носом в грязный халат. – И ты меня прости. Мы оба два старых параноика. Ты прав. Нам и правда нужно присматривать друг за другом.

Стены понемногу осыпались. Рация шипела, но ничего поймать не могла. У Романа затекло плечо.

– Надо валить отсюда. Ты не спишь там, Марго?

– Нет. Тащим гроб в тачку и валим из этого вашего Иерусалима.

Многовековую гробницу поддели арматурой, грубо протащили по полу и закинули в багажник. Дверями храма громко хлопнули. Над обвалившейся крышей все еще кружили темные облака пыли.

Рейтинг@Mail.ru