Артем Николаевич Лукьянов
Мародер. Трофейная душа
Набрели-таки на хутор. Из народу там только вдовица с детём малым да дед одноногий. В империалистическую охромел. Сами сказались окруженцами. Мол, до своих пробираемся. Хутор не богатый, разносолами геройских бойцов не потчевали, но мы и на картохе неплохо отъелись. Чуть не неделю на хуторе том прожили. А чего не жить-то: немцев нет, наши далече. Знай-жирей!
Только дед, сучий потрох, подозревать стал, вопросы всякие спрошать… Вот чего тебе, хрен старый надобно?! Сидел бы себе на печи да помалкивал. Глядишь и жив бы остался.
А когда вдовицу решили попользовать, так прискакал дедок на своей деревяшке: Вы чего, мол, христопродавцы удумали, креста, мол, на вас нету. Не замайте, мол, бабу, за ней дитё малое.
Ну что за люди. Мы за вас кровь проливаем, живота не щадим. Нет, чтоб героям уважение оказать. От тебя убудет что-ли, сама, небось, по мужику стосковалась, а туда же – верещит, будто её фашистские супостаты забижают, а вовсе даже не бойцы красной армии чутка ласки просют.
–Шел бы ты дедок от греха, пока последнюю ногу не оторвали!
Только страх свой инвалид ещё в империалистическую растерял ну и попёр на нас двоих с клюкой на перевес. Понял, видать, что живыми их не оставим. А как живыми оставишь? Эвон сколько шуму от них.
Деда сразу, а мамашу сперва снасильничали и уж потом… А дитё… А что дитё? Дитё без мамки не выживет. Что лучше, с голоду в муках помрет или так, сразу? Так что мы ему милосердие оказали.
Совесть должна мучать? Нет, не будет! Война кругом. Она ни баб, ни детей не щадит. Ей все едино.
Оставаться на хуторке нельзя. На мертвяков на заднем дворе поленницу обрушили, чтобы, значит, припрятать и обратно в лес. Жечь хутор не стали. Потому как дым заметют. Собрали какой-никакой харч и пошли восвояси.
Но самое ценное, что с хутора взяли – это одёжа гражданская. Без неё никуда! Наша-то форма и вовсе истоньшала да прохудилась. И ежели ты в красноармейской гимнастёрке, галифе да в башмаках с обмотками – сразу ясно кто таков. Немцу на глаза попадаться не моги! Да и нашим… А теперь, в гражданке, мы вроде-как местные селяне. Только вот заросли и небриты как лешие.
Форму с винтарями и красноармейскими книжками в лесу зарыли. Может сгодятся когда… Я только штык в сапог спрятал.
По проселку идти забоялись. По лесу тропками шли. Мы с Прохой сразу смекнули, что ни в немецкий, ни в советский тыл нам идти не с руки. Решили линии фронта держаться. Опасно, конечно, прилететь может, но в тылу опасней. На этой стороне полицаи бдят, выслуживаются перед новым хозяином, на той – СМЕРШ да НКВД свирепствуют. Во фронтовой неразберихе, думали, целее будем. Вот и шли на звук канонады.
У нас же ни карт, ни компаса нету. Да и без надобности они нам потому, как обращаться не умеем. Это младший комсостав обучали, а наше, рядовых дело, – в атаки ходить да ура кричать да падать смертью храбрых.
Хоть тропками и шли, но большака держались. И вывел на недавнее поле боя. Бой не сказать, чтобы большой. В сводках такие значатся как «местного значения». По батальону с каждой стороны примерно. Похоронная команда своих схоронила по отдельным могилам. Каждому надпись на кресте и каску сверху. А красноармейцев стащили в воронку да землей присыпали.
По первости дивувался чего это немцы так тяжко трудятся. Известно: землю рыть – работа не лёгкая. Это я потом только узнал, что закапывать местных жителей пригоняли, а похоронная команда, знай себе, документы и трофеи собирала да командовала.
Но не всех они после боя того закопали. Нашли мы вдали в кустах ефрейтора немецкого. Он, видать, отсидеться хотел, но шальная прилетела. Прямо в ухо. Наповал. А времени прошло, он уже распух, завонялся. Птицы личность потратили. Но мы не брезгливые. Обшарили. Крест нательный, кольцо золотое… А из карманов: портсигар с цыгарками буржуйскими, спички, немного денег немецких да ножичек складной. Уж больно мудрёный ножик. Когда разложить, то есть и лезвие, и шило, и ложка, и даже, зачем-то, такая железка острая в спиральку кручёная.
