Аня Коцерикова
Популяция

Звонок телефона напугал его до холодного пота. Тот же голос попросил доложить об эвакуации. Миша ватным от ужаса языком сказал, что приказ не выполнен, а автобусы везут всех без разбору в сторону части. В трубке раздалось сухое «Ясно» и связь оборвалась.

Миша сел в служебный УАЗ и поехал следом за автобусами. По дороге отстал. Мучительно хотелось пить, и он остановился у киоска, купить воды. В нём никого. Тогда он взял минералку даром, потом, как назло, колымага не хотела заводиться. Бросил её у обочины и пошёл пешком. Шёл долго, пока тишину осеннего леса не разрезала автоматная очередь, за ней ещё одна и ещё.

К части он добрался только поздним вечером. Перед зелёными со звёздами воротами стояло решето. Ещё несколько часов назад оно было рейсовым автобусом, а сейчас это был гигантский металлический сыр. Стёкла его были частично выбиты и густо забрызганы отвратительным тёмно-малиновым. ОНИ! СТРЕЛЯЛИ! В! ЖИВЫХ!

Еле живой от ужаса Миша побежал обратно. Он слушал тревожную тишину в пути, но ни выстрелов, ни криков, ни шороха шин. Вернулся в вымерший Батыйск, в тёплую пока ещё опорку, включил радио. Говорили о саркоме, эпидемии, эвакуации здоровых, карантине для больных. Слушал два дня. Потом вещание прекратилось, потом вырубилось электричество, потом глаза будто взорвались изнутри. Он успел только выключить свой телефон и сделать глоток воды перед тем, как потерял сознание.

– Такие дела… – вздохнул Миша. – Нет там никого живых из людей. Если и есть, то это нелюди, фашисты, расстреляли автобусы с людьми. Там же дети ехали.

Он опустил голову и прерывисто засопел, сдерживал слёзы.

Женщины так и сидели весь рассказ, закрыв рот рукой. Олег выкурил штук пять. Алексей сжимал кулаки.

– В Москве эвакуацию не объявляли… – тихо сказала Таня, – просто сказали пополнить запасы еды и воды, запереться в квартирах и ждать сообщений.

– Я когда узнал об эпидемии, на работу рванул, я на выходном был, – заурчал Семён, – не пустили.

Что получалось? Кто-то главный знал, что болезнь заразна и распространяется быстро. Кто-то хотел собрать выживших, но предпочёл не рисковать и отстрелять всех. Как больной скот. Интересно, выжила эта главная сволочь или тоже подохла?

Алексей был чернее тучи. Честь мундира, хоть и отставного, была втоптана в говно. Потом вспомнил Афган. Приказы выполнять беспрекословно. Не думать, не сочувствовать, не оплакивать. Вспомнил слова покойной жены незадолго до смерти: «Ты не человек, Лёша, ты – функция».

– Пойдём-ка Миша! – Олег рывком поднялся с насиженной коробки, – и ключики свои волшебные захвати.

Уже светало, когда они вернулись. Миша нёс в руках толстый журнал «Атлас автомобильных дорог», а Олег детское автокресло.

– Так значит! Едем на юг, заезжаем во все города по дороге, собираем всех, кого найдём. Все согласны?

Олег впервые в своей жизни говорил жёстко, в каждом слове лязгал прочный металл. Поэтому никто и слова против не сказал. Ильинична соображала завтрак и перекусы в дорогу, остальные укладывали коробки, пристраивали канистры, заправляли, готовили «газельку» к дальней дороге. Проснулся Санёк, Псинка носилась по площади и лаяла как дурная. Олег пошёл будить Павлика, из спальника высунулась заспанная мордашка. Карапуз зевнул и захныкал. Тёплые большие руки вынули его из машины. Тщ-тщ-тщщщ. Малыш прижался всем телом. А Олег тихонько покачивал его и бубнил ласковую несуразицу.

Ехали дальше почти весело. Делились историями из «прошлых» жизней, аккуратными планами на будущее. Рассказывали Саньку о природе за окном и историях городов, что предстоит посетить по пути. Иногда плели совсем небылицы, но никто к правде и не придирался. Назначили Сашу «главным по навигации». Он много спрашивал и уже почти не плакал. Рассказал, что мама и папа напоили его, болеющего, микстурой, носили на руках плачущую трёхлетнюю Дашу. Он уснул, а когда проснулся, нашёл маму с сестрой на полу, папу не нашёл. Долго плакал, потом оделся и пошёл к бабушке «всё рассказать». В дом, где жила бабушка, мамина мама, он не попал, там, у дверей сидел мёртвый дядька. Пошёл по улице, где его и нашёл «дядя Лёша».

От Санькиных откровений все примолкли. Как представили себя ребёнком, а вокруг такое, так …

Омрачали поездку два обстоятельства. Первое – музыкальная книжка. Её девушки нашли в магазине детских товаров и решили взять для Павлика. Олег занимал малыша тем, что тыкал поочерёдно в разных животных, а потом они оба заливисто хохотали, передразнивая крохотный динамик. Через час нервы взрослых пассажиров стали сдавать.

– Олежек, матом тебя прошу, займи ребёнка чем-нибудь другим! – цедил сквозь зубы доктор Сёма.

– Муууууу!!!! – отвечала книжка, и аргументы пассажиров тонули в заливистом смехе годовасика и ответном ржаче его самонаречённого папаши.

Второй раздражающий фактор включился, когда выключился на дневной сон первый. Только Павлик отрубился спать, Алексею приспичило доставать Витька. Больше всего он стебал их нежности с женой и его вопросы «Алиса, тебе не холодно? Алиса, пить хочешь? Алисонька, всё будет хорошо, согласна?» Шуточки старого вояки были гадкими, хоть и смешными. Витя злился и огрызался. Алиса тоже включилась. Не выдержав, она фыркнула: «Завидует!»

– Чему тут завидовать, тому, как мужик перед тобой стелется. Специально такого тряпочного выбирала?

Тут уж полыхнуло у всей женской половины маршрутки. Даже Ильинична из заботливой всем-матери превратилась в Клару Цеткин и отчитала Алексея за скудоумие, чёрствость и домострой, который пусть он в жопу себе засунет.

Виктор такого бабьего заступничества не ожидал, и, чтобы не выглядеть совсем уж юбошником, тоже оппоненту весьма колко нахамил. После чего сказал, что жена его покойная «бедная женщина» раз до самой смерти прожила с таким бабуином.

Это был явный перебор. Про умерших старались говорить пореже и только не в таком ключе. Алексей заткнулся. И был очень зол. На Витю, конечно, но больше на себя. В памяти всплывали ссоры с женой. Она ведь ещё девочкой совсем моталась с ним по гарнизонам, она его ждала с войны, она помогала освоиться после отставки. Она так плакала, что родить никак не могла. А он? Командовал, строил, указывал место. Витя, конечно, козёл и тварь. Особенно тем, что прав. «Не человек ты Лёша, а функция…»

В попытках сдавить внутренний гнев и не дать Вите в рожу, Алексей не сразу заметил, что Миша притормаживает и съезжает к обочине.

8.

– Смотрите!– водитель показал пальцем вперёд. На дороге стоял БТР. Подождали, посмотрели – ни тени движения. Тогда Алексей, Олег и доктор Сёма выскочили на разведку.

Алексей аж вприпрыжку бежал. Отвлёкся. На машину залез так споро, будто и не полтос ему с длинным хвостиком. Открыл люк, сунул голову и резко дёрнулся. Люк захлопнул.

– Ооой, бля, мужики, там пиздец! – вонь в морозном воздухе распространилась быстро. Так что нотки пиздеца долетели до всех.

За бронемашиной они нашли двоих мертвецов, ещё один лежал вниз лицом в поле, метрах в пятидесяти. Трупы были до тошноты обезображены. Жёлтые волдыри переходили в участки красного, вывернутого наружу мяса и чёрные корки.

– Ребятки, вы каких мертвецов видели на улицах? – заговорщически спросил Семён.

– Ну таких… Глаза выпучены, рот открыт, кровь изо рта, синих, позеленевших.

– Прааавильно. Все, кого мы раньше встречали, умерли от коллапса лёгких и удушья. А эти от ожогов!

– Но ведь…– Олег озирался по сторонам. Ни пожара, ни следов огня, ни сажи на форме.

– То-то и оно, Олежек. Без огня и пламени эти бойцы поджарились.

Из кармана док вытащил резиновую перчатку. Профпривычка или память, а только натянул он её на руку прежде, чем осматривать трупы. Толстые длинные пальцы врача приподняли уцелевшее веко покойника. Под ним оказался совершенно белый глаз, такой как у рыбы из ухи. А самое странное, что кожа с мясом осталась в руке Семёна. Он будто глазам не поверил, потянул за щёку и оторвал пол-лица с черепушки.

– Это что ещё за… – доктор, будто никак не мог осмыслить происходящее, поэтому снимал с костей кусок плоти за куском, – снаружи сначала горели заживо, а потом что? Пеклись? Варились? Изнутри… Задумчивый док снял опалённый, покрытый волдырями скальп и повертел его на ладони.

– Как на холодец отварены. И, братцы, черепок ещё тепленький, вот что. Там в машине не меньше недели тушки гниют, а эти только остыли. Сколько там мясо остывает на балконе у тёщи, если из скороварки? Час, два?

Олегу хотелось блевануть. Вид человеческого холодца, черепа белого, куски эти в докторских пальцах. А доктор Сёма как нарочно, ткнул своим пальцем в черепок и пробил в нём знатную дыру, из которой вывалился серый кусочек отварного мозга. Всё, Алексей уже вывернул остатки обеда на траву, Олег ему составил компанию. Эскулап только хмыкнул: «Непривычные вы.»

Как вообще к такому можно привыкнуть? Неужели в мирное и сытое время, в стране, где есть людей и в древности было не принято, где-то можно было встретить варёную человеческую башку.

Алексей видимо хотел в глазах дока реабилитироваться и принялся обшаривать второй труп. Без всяких перчаток, но и без разделки на субпродукты.

– Оппа! Ствол! – он покрутил в пальцах чёрную машинку смерти. Быстро вытащил обойму и заправил обратно, – Заряженный полностью. Возьмём себе, вещь полезная.

Спорить с ним не стали, хоть и восторга от внезапного вооружения человека с шалящими нервишками не испытали. Каждый представлял вояк с приказом «всех убрать» и краем эгоистичного сознания подумал, может оно так и правда спокойнее.

Олег присел на корточки возле лежащего вниз лицом солдатика. Руки в волдырях. Перевернул и чуть не блеванул второй раз. Отварное лицо мертвеца успело примёрзнуть к земле. Оно легко снялось как маска, а на Олега смотрели кремовые кости с ровными белыми зубками. Подмышкой тоже оказалась кобура. Он дождался, когда товарищи отвернутся и вытащил пистолет. Тайком спрятал его во внутреннем кармане куртки. Олег никогда не стрелял, но чувствовал спиной, знать о втором стволе никому не надо.

Вторая деталь увлекла его ничуть не меньше оружия. От лежащего мертвеца в сторону лесополосы по земле тянулся след. Туда волокли, что-то тяжёлое размером со стиральную машину.

– Эээ, мужики!? – Олег показал на след.

В это время Витя и Миша, устав от роли заботы и охраны уязвимой части компании прискакали к БТРу. С нескрываемым отвращением они смотрели на обковырянных покойников и след.

– Надо пойти посмотреть! – выпалил Витёк.

– Ты долбоёб совсем, фильмы страшные смотрел? Как пойдёт кто по загадочному следу, так и хана ему. – Алексей нашёл повод ответить.

– Надо бы… – рыкнул Семён, – Мы о происходящем нихрена не понимаем, а тут какой-то совсем свеженький движ. Опять же ствол у нас есть, пойдём тихонько.

Нездоровый азарт, жажда правды, скука – у каждого свой резон был, но согласились с доком. Миша один отказался. Вернулся к женщинам и детям в машину. Алиса выскочила, звала мужа назад. Тот отмахнулся. Скоро вернусь, мол.

Двинулись вереницей, как дошли до леса совсем притихли. Старались не потерять след. Вслушивались в тишину до боли в ушах. Через некоторое время услышали странный гул, похожий на песню. И кому тут взбрелось петь…

За редкими деревьями просвечивала поляна. В середине стоял защитного цвета ящик, а на нём сидел пацан в форме и как-то очень странно двигался, будто маятник или, знаете, такие собаки с трясущимися головами, которых садят на приборную панель таксисты.

Мужики ускорили шаг. Не выглядел этот мальчишка в форме опасным.

– Мммммммммм- мммм- мммм… – гундел он и раскачивался. Семён осмотрел его.

– Ожоги не сильные, так считай, скользом прошло, пару волдырей на щеке и ухо обуглилось. Ну и шок, – и уже к нему, – Ээй, малой, на меня посмотри. Тихо. Тихо, смотри на меня. Что тут случилось?

Но военный только мычал и качался. Тогда его сняли с ящика. Витя держал парня за плечи.

– Откроем? – спросил Алексей, но выглядело это скорее как утверждение. Парень в форме вдруг утвердительно закивал.

– Так надо открыть, да? – Семён медленно, выговаривая каждый звук, спросил у солдатика ещё раз. Тот перестал мычать и часто закивал.

Олег с Алексеем закурили в сторонке, Семён возился с замком, Витя усадил парня на землю и пытался привести его хоть немного в сознанку. Говорил, щёлкал пальцами перед глазами. Наконец замки поддались. Доктор Сёма приоткрыл крышку.

Из-под неё вырвался белый луч, толщиной с руку. Очень чёткий, слепяще-яркий, луч совсем не рассеивался. Он вращался, будто шарил, сканировал окрестности. Прошёлся по всем. Олег видел, как круглый солнечный зайчик остановился на его животе. Не стало теплее, но почему-то стало невыносимо тревожно. Сердце колотилось в груди бешено. Луч продолжал скользить по людям. Посветил на пузо Семёну, задержался на руке Алексея. Дошёл до Вити и неизвестного солдата.

Дальше миг! Луч разделился пополам, увеличил световое пятно в рост человека, накрыл этим пятном обоих. Витя испуганно крутил головой, потом очень жалобно мяукнул и рухнул на землю, рядом упал солдатик. Луч моргнул и погас.

Алексей рванул к ящику, резко его захлопнул и защёлкнул замки. Олег и Семён уже бежали к упавшим. Смотреть на них было больно. Белые, как у варёной рыбы глаза в опухших веках, волдыри на коже появлялись и сливались в пузыри, лопались, и кожа под ними чернела. Солдатик кончился сразу. Витёк ещё пару минут прерывисто мелко дышал. А потом тоже затих.

В горькой, омерзительной тишине не было нужды говорить. Олег и Алексей попытались поднять тело товарища, донести до машины, дать жене, похоронить. Но ботинки снялись вместе с мясом, а Олег явно почувствовал, как плоть сползла с рёбер под курточкой. Поняли, что не донесут. Поняли, что лучше Алисе этого не видеть. Всё без слов.

Мужики развернулись и пошли обратно. Прочь от сварившихся заживо на их глазах парней, прочь от кошмарного ящика с белым лучом.

– Накаркал… – шепнул Алексей и стиснул зубы.

9.

Как кричала Алиса… Рыдания сменялись истерикой, а затем остекленевшей тупой апатией. Каждый как мог, пытался утешить, каждый как мог, пытался прекратить вой. Но девушку трясло мелкой дрожью, рвало, она сползала по рукам, падая на землю и катаясь. Невыносимая боль потери самого любимого. Необходимость принять реальность смерти. То, что другие, так или иначе, пережили пару недель назад, Алиса проживала сейчас. Злая судьба отвела холодные пальцы от их любви лишь на время.

Пролетали редкие крупные хлопья снега. Миша уже несколько раз прогревал машину. Ему было очень жаль Алису и Витю тоже. Но мысль, что горючку тратят зря, покоя не давала. А не греть нельзя.

Олег не умел утешать, тем более женщин. Он предложил отвести Алису в лес снова, чтобы та простилась с мужем. «Нееееет!» – крик разрезал холодную тишину поля. И снова слёзы. И никто не решался запихнуть её в машину, чтобы увезти от трагедии подальше.

Алексей молчал. Мрачный. Курил одну за одной. Доктор Сёма сунулся к нему было с душеспасительной беседой на тему «ты не виноват», но оказалось, что чувство вины и не посещало старого вояку.

– Эта штука вы-би-ра-ла! Ты видел? Она просветила всех, а поджарила только их! Почему именно их?

– Что это вообще за ящик, как думаешь? – в разговор вклинился Олег, который отошёл подальше от Алисы. Он вдруг поймал себя на мысли, что хочет достать пистолет из куртки, застрелить её, прекратить эти крики и просто в тишине ехать дальше. Качать Павлика на руках и думать о море. Поймал и испугался сам себя.

– Не знаю, но в Афгане я видел кое-что похожее. Там же зараза кругом, воды попил из ручья – обосрался, съел что не то – опять обосрался. Какой только холеры не гуляет по их деревням. Так вот перед выводом нас осматривал врач, и всех «подозрительных» отправляли в комнату. Парни говорили, что там как рентген, коробочка с ярким светом ездит снизу вверх и назад опять несколько раз..

– Так может и был рентген?

– Та неее. Помните в поликлиниках такие машинки, горло и нос прогревать, с бело-жёлтым светом? Так вот парни говорили, там такой же свет, даже пахнет так же. И если больной, свет гаснет, и лампочка загорается. Я точно знаю, человек 5 отправили в карантин, их санавиация забирала позже нас. Должна была забрать. – Алексей был невероятно сосредоточен, он копался в памяти, он вспоминал странности войны.

– Байка, Лёш! – Семён скривился от скепсиса. – Я 17 лет работаю в крупной центральной больнице, в хирургии, вот уж я понавидался всякой заразы. Если б такая была штука, которая лучом определяет кто здоровый, кто больной, в Москве б уж точно поставили.

– Может и байка… А может дельную медицинскую аппаратуру доктора в погонах до оружия докрутили. – Олег вдруг вспомнил передачи с одного центрального канала. Он любил смотреть их под пиво или перед сном. Многочасовой бухтёж про теории заговора и скрытые властями летающие тарелки.

Мужики на него только покосились, как на дурачка.

У машины движуха прекратилась, Алиса окончательно выбилась из сил, и Миша усадил её внутрь. Пока не началось по новой, все запрыгнули по местам. Миша рванул с места, стараясь как можно скорее покинуть страшное поле, жуткие тела у БТРа, забыть, как ночной кошмар то, что рассказали мужики и то, что ехал с ними молодой парень Витёк. А теперь лежит он в лесу варёный, как на заливное – мяско с костей сползает.

Город замаячил через пару часов. Сначала спальные районы с китайскими стенами многоэтажек, потом дома поновей, посовременней, затем, очевидно, старые окраины с бесконечными хрущёбами, а затем снова – красивый центр. Многие города так устроены. Как слоёные пироги, где вкусная сочная начинка нового и современного перемежается с пустым пресным тестом совка или масстроя, чёрные лаврушки промзон со сладкими изюминками развлекательных точек. Безумные кулинары от архитектуры лепили эти города, мешая съедобное с несъедобным в надежде, что неприхотливые жители сожрут и так.

Остановились снова на площади перед ТЦ. Две большие парковки давали надежду на заправку горючкой под завязку, а магазины – на продукты и полезные вещи. И ещё в городе наверняка были живые. Если не уехали, если не были сварены заживо каким-нибудь ящиком, если не оказались под прицелом автомата.

Каждый нашёл себе дело. Бездельничала только Псинка. Она с радостным лаем носилась по площади, разминая лапы. Олег свистнул её, хотел взять с собой на разведку ближайших городских улиц, но та только повиляла хвостом в ответ. Пришлось идти одному. Не хотелось сейчас никаких разговоров. Тишина пустой улицы, витрины, покойники то там, то тут. Всего несколько дней и мертвецы уже кажутся обыденной частью пейзажа, вроде урн, голубей или светофоров. Чувствовал себя Олег странно. Внутренний карман куртки оттягивали пистолет и пачки денег, тех, что он выковырял из сейфа ещё на родном заводе. Куда их теперь? Кому ещё долг бумажкой отдать, чтобы совесть успокоить?

Олег шёл и вертел головой по сторонам. Почему все города так похожи друг на друга. Отличаются вывески и расположение улиц немного, а суть одна, архитектура одна, дух один. Если не смотреть названия улиц, хрен ты отличишь один город от другого. Вон, сверни во двор, там шлакоблочный двухэтажный клоповник совсем как в Батыйске, шифер в плесени. Ржавые перила балконов. А это что?

Внимание привлёк ярко-оранжевый материал, который парусил и колыхался на ветру. Олег свернул в арку, с центральной холёной улицы в старый двор. Подошёл поближе – парашют. Цвет такой, что глазам больно. Сигнальный. Олег несколько минут распутывал ткань и стропы пока добрался до груза. Опять ящик с замками, только меньший по размеру и с красным крестом на крышке. Красный крест – это вроде как аптечка, лекарства, вакцины. Но очень живо помнился ещё чемодан со смертью в лесу. Покурил над коробкой. Ещё покурил. Решил, что надо открывать. На таком заметном парашюте спустили в город нечто важное, крайне ценное, то, что нельзя не заметить. Опять же красный крест. Умереть от внезапной подставы не хотелось, но что теперь – всех коробок бояться до конца своих дней? Щёлкнул клипсами, выдохнул, откинул крышку. Внутри был пенопластовый блок, вроде тех, в которых продают бытовую технику. Внутри блока с десяток больших ампул, стеклянный шприц-пистолет и журнал. «С этим пусть разбирается док», – подумал Олег и подхватил коробку подмышку.

То, что он услышал на подходе к машине, Олегу не понравилось. Во-первых, громко плакал Пашка, это прям взбесило, что они ребёнка одного оставили. Во-вторых, опять орала Алиса, но на этот раз истерика была направлена на кого-то, у её визга был явный объект, который был «сука, мразь и убийца». В-третьих, причитала Ильинична, слышно было старческое, надрывное «ооойх, ооойх, ооойх». Олег прибавил ходу.

Из обрывков фраз и воплей Олег восстановил, что Алексей со всей тактичностью и эмпатией солдафона «попросил» Алису «завалить ебальник, итак нервы сдают». Алиса вцепилась ему когтями в рожу, обвинив в смерти мужа. Красные полосы ногтей на лице Алексей говорили сами за себя. Ильинична кинулась их разнимать, за что получила от озверевшей девушки ногой в живот. Алексей достал ствол и обещал пристрелить «бешеную суку». Миша выбил пистолет, немного вывернув руку стрелку в районе локтя.

В итоге, исцарапанный Алексей тряс больной рукой и материл Алису и Мишу, Алиса орала на Лёху, но с места не рыпалась, потому как Миша сам пообещал её пристрелить, если та не успокоится. Таня смотрела выпученными глазами на происходящее и хватала ртом воздух как золотая рыбка. Ильинична сидела на земле, держалась рукой за сердце и охала, возле неё хлопотал Семён.

– Санёк где??? – Олег крикнул достаточно громко, так что все на него обернулись.

– Я вас, блядь, спрашиваю, где Саша??? – Олег побелел. Злость, страх, ненависть. Он бы этих психов сам всех перестрелял, но исчез куда-то мальчишка.

Олег под локоть пихнул няню Таню в машину к Павлику. Тот накричался до синих губ, и только испуганно всхлипывал. Девушка будто очнулась, схватила малыша на руки, вытерла слёзы, поила водичкой.

– Саааша! Сааанёёёк! Саааш!!! – очухавшиеся взрослые носились по площади, звали. Олег свистел Псинку. Мальчик и собака будто провалились сквозь землю. Разбежались на поиски. Звали, кричали, заглядывали в машины.

Олег и Миша пошли в ТЦ. Оббегали этажи, магазины с игрушками. Гулкие шаги, тяжёлое дыхание. Мёртвый торговый центр был наполнен трупным запахом и тишиной. Из темноты коридора на Олега вышла Псинка. Собачка ковыляла на трёх лапах, одну она прижимала к себе. Парень присел на коленки, взял больную лапку и понял, что та вся мокрая и горячая от крови. Псинка истошно завизжала от боли. Лапа была безнадёжно раздроблена. На визг прибежал Миша.

Идти туда, откуда вышла собака не хотелось. От ужаса. От предчувствия страха и невыносимой для глаз сцены свершившейся беды. В конце коридора стояли игровые автоматы. Вернее один лежал. Олег и Миша, не сговариваясь, подняли его. Любимый детский аттракцион. Кран двигается и захватывает игрушки, мешочки с конфетами и обожаемой малышами мелочёвкой вроде липких слаймов с блёстками или пластилина из шариков. С третьей или пятой попытки можно было достать то, на что глаз пал. Ни Олег, ни Миша никогда в жизни не хотели бы видеть то, что торчало из отсека для добычи.

Расквашенная головка неестественно выгибалась на бок, ноги разъехались в разные стороны, наполовину оторванная ручка просунута внутрь автомата через ход для призов. Мёртвой хваткой кулачка Санька сжимал лапу пушистого белого медведя.

Олег отшатнулся. Что-то хрупнуло под ботинком. Почти машинально он опустил глаза на пол. Там лежали отрубленные пальчики левой Саниной ручки. Розовые, как толстые дождевые червячки в луже. Крови.

Олег отвернулся, сделал три шага к стене и упёрся в неё лбом. Он молча молотил кулаком по шершавой краске, а потом сполз на пол. Миша сел рядом. Их сжатые кулаки белели, зубы крошились, а мутные от слёз глаза смотрели, не мигая, на мятый листок бумаги на стене с надписью «Внимание! Игровые автоматы не закреплены! Следите за детьми!»

Злость! Олег чувствовал себя собакой, готовой вцепиться в горло любому, кто сделает неосторожный шаг. Он выходил из торгового центра и чувствовал, как накаляется вокруг воздух, как плавится под ногами земля. Заливающий гнев, нечеловеческая сила, прожигающее как кислота желание порубить в мелкий фарш всех виновных в гибели мальчика.

Хуже всего то, что Олег себя считал виноватым не меньше. Миша молча шёл за спиной. И тоже считал себя виноватым. Только он не был бледным от ненависти к себе и жестокому миру. Он плакал. Крупными детскими слезами, которые он, совсем по-мальчишески, мазал рукавом по щекам.

На парковке всё ещё лаялись Алиса и Алексей, на них рычал Семён. Ильинична и Таня сидели с маленьким в машине. Олег вошёл в свару как горячий нож в масло. Первое что услышал: «Заткнись истеричка», второе «аууууу, урооод!!!» Последнее потому, что с размаху пнул Алексею в колено так, что тот сложился к земле. Хотел и Алисе прописать плюху, но в последний момент вспомнил, что даже в самом пьяном угаре, даже в самом безнадёжном споре на баб руку не поднимал. И начинать не собирался. Развернулся и ушёл к машине. Там он взял на руки Павлика, прижал его к себе, взял за морщинистую руку Ильиничну, как взял бы маму, если бы хотел рассказать что-то страшное. Миша видел, как Олег говорил, мотал головой, гладил по плечу то Таню, то Нину, прижимал к губам макушку малыша и снова говорил. Миша говорить не мог.

Да и не надо было. Всё всем было понятно, а подробности каждый вообразил свои, и от ужаса знать не хотел – прав оказался или нет. Из ТЦ к своим приковыляла Псинка. Семён осмотрел её лапу, сходил за аптечкой. Бережно держа собаку на коленях, он бинтовал мохнатую культю. Когда закончил, увидел общий сбор. Олег, до сих пор слегка синюшный, цедил слова сквозь металлические губы:

– Саши больше нет. Погиб. Недосмотрели. Все виноваты! Вот что я вам скажу, забудьте вы нахер про свои хотелки. Нет у нас больше ни страны, ни мамки с папкой, ни начальника. Никто о нас не попечётся. Нам теперь жить как стая – все за всех. Кого не устраивает – валите к ебене матери.

– Я свалю! – огрызнулся Алексей, – пусть мусор ствол отдаст!

– Не отдаст! – отрубил Олег

Алексей никуда не ушёл. Никто не ушёл. Все решили остаться на площади на денёк. Развести огонь, приготовить еды, собрать ещё припасов. Выдохнуть. Понемногу каждый включался в работу. Кроме Алисы. Она сидела в машине и молча наблюдала, как Алексей развёл в мангалах костры, как Олег вручил доктору найденную коробку, как Таня качала в коляске обёрнутого в три одеяла малыша. Ей они все были противны. Умер Витя, умер Санёк, а эти живут, готовятся набить желудки, играют в маму и папу с живой куклой. Век бы их не видеть, но куда идти? И в машине стало холодно. Пришлось вылезти и идти к ненавистным лицемерам. А там кружок «Здоровье», доктор, развернув к свету от костра журнал, читал вслух:

– … R-сканер в некоторых случаях ошибочно определяет как rpv -инфекцию некоторые известные ранее инфекционные заболевания, такие как коклюш, туберкулёз, а также аллергические и аутоиммунные заболевания, осложнённые бронхиальной астмой… так… бла-бла-бла… в том числе наследственные генетические заболевания… муковисцидоз… Алиса, у Вити были болезни лёгких?

– А? – девушка слышала голос доктора, но не вникала в смысл слов.

– Вспомни пожалуйста, Витя болел чем-то? С лёгкими у него всё было в порядке?

– Да как в порядке-то. Мы неделю кашляли и кровью плевались в тазик.

– ДО этого?

– До… до… нет вроде. Он недоношенным родился, свекровь говорила, что-то у него с бронхами было, часто маленький болел пневмониями, бронхитами. Он ещё шутил, что за детство на жизнь вперёд налечился, – Алиса чуть улыбнулась, вспомнила лицо мужа.

– Таааак… Сыворотка на основе вируса простого герпеса внедряется в клетку, помечая носителя как условно здорового для всех типов сканеров… доза – 2 мл, так… Возраст – от 6 месяцев, ревакцинация не требуется…

– Сёма, что это? – Нина Ильинична никак не могла связать слова в единое. Каждое по отдельности знакомо, а вместе – будто доктор на марсианском читал.

– Это, Нина Ильинична, вот такая прививка, которая помечает человека как здорового для сканера, похоже, для такого, который Витю сварил. Сам читаю как книгу фантастическую, первый раз вижу и слышу, понятия не имею, что за сканеры тут упоминаются и рпв-инфекция.

– Колоть будем? – Алексей почесал плечо.

– Колхоз дело добровольное, но я себя уколю. На всякий. Знаешь, мало ли. Пусть будет! – Семён вертел в пальцах ампулу с зеленоватой прозрачной жидкостью. – Шприц только один, надо бы до аптеки добраться, негигиенично одной иглой всем.

Ночь пролетела быстро, тревожный сон то и дело прерывался странными звуками и видениями, похожими на галлюцинации. Олег почти совсем не спал, он глядел в огонь, и прижимал к себе полы куртки. В левом внутреннем кармане – деньги и ствол, в правом большая бутылочка с тёплой Пашкиной смесью. Малыш как штык просыпался часа в три – четыре на перекус. От скуки Олег достал из кармана пачку пятёрок и по одной бросал их в мангал. Они скручивались как осенние листы и вспыхивали разноцветными огоньками. Так увлекательно, так спокойно было смотреть за ними, что Олег спалил все деньги. Ну их…

Вырубился, когда уже рассвело, а когда очнулся, оглядел своих. Таня, Ильинична, Пашка, так, док, Миша-мусор, Лёха… а эта дура, где опять!

Алисы не было. Ёрзающее скользкое чувство, когда кто-то рядом с тобой постоянно творит опасные вещи, а ты должен разгребать. Как оно называется? И не страх, и не злость, а такое давление изнутри, от груди до паха. Олег завертел головой по сторонам. Возле машины стояла металлическая тележка, доверху наполненная аптечными товарами. Зелёные пачки подгузников, банки смеси, ленты с шприцами, коробки и коробочки. Кто-то до аптеки сходил. Алиса? А сама где?

Олег обвёл взглядом ближайшие куски улиц. Ага, аптека через дорогу наискосок. Рванул туда, и как чувствовал – беда. Алиса сидела на полу у стойки, ковыряла таблетки и горстями пихала их в рот.

Злость опять проткнула Олега током в самое темечко. Он рывком за шиворот поднял девушку с пола, сжал ей челюсти так, что она закричала от боли. Тогда он засунул ей в открытый рот пол-ладони и надавил на корень языка. Алису вырвало, потом ещё и ещё раз. Олег заставил её выпить воды, после чего показал ей свои грязные мозолистые пальцы.

– Сама! Живо! Иначе до задницы запихну!

Девушка повиновалась. Пол в аптеке был заблёван, Олег трясся от злости и недосыпа, Алиса от многократной рвоты, слёз и страха.