Андрей Воронин
Банда возвращается

Виктория улыбнулась:

– Ты такой смешной сейчас. Совсем не похож на Джеймса Бонда.

– Вот Бонд-то как раз и смешной…

Александр, чуть склонившись, легонько коснулся губами ее губ – приоткрытых, зовущих. Губы Виктории были приятно прохладными – как свежая, сорванная с дерева вишня поутру. А дыхание девушки все сильней волновало.

– Удивительно… – прошептал Александр.

Она закрыла глаза:

– Что?

– Ты похожа была на амазонку.

– Там, в кафе? С пистолетом в руках?

– Я боялся за тебя.

Девушка шептала в ответ, губы их соприкасались:

– А я за тебя… Так подставила человека, Дура…

Она вдруг открыла глаза и весело закончила:

– Кто первый пойдет в душ? Чур, я. А ты позови официанта, пусть уберет со стола.

Виктория скрылась за дверью ванной комнаты, а Александр еще минут пять развлекался мыслью, как крупно ему все-таки повезло, что он встретил эту замечательную девушку…

* * *

Бондарович и Макарова,

1 час ночи,

26 марта 1996 года,

«уединенное место отдыха»

Когда Александр вышел из душа, в комнате было темно. Откуда-то – скорее всего из соседнего номера – лилась тихая медленная музыка. В щель из-под двери проникал из коридора слабый свет.

Банда подумал: настал очень удобный момент для «охотников» – взять сейчас Бондаровича, когда на нем, кроме махрового полотенца, ничего нет и когда он по этой же причине не пустится опять в бега, не составит особого труда.

Александр в темноте покачал головой, что означало: увы мне!.. Он только представил себе перспективу такого своего задержания – когда его, профессионала, берут, как младенца, завернутого в полотенце, – и ему стало несколько не по себе. Пожалуй, это и есть ситуация для Джеймса Бонда… Александр не боялся самого задержания, он боялся задержания в таком виде. Вот уж будет что противнику на досуге обсудить!.. Как тогда – когда бандиты похитили его служебную машину.

– Виктория?.. – позвал Александр.

Но ответа не последовало.

Банда, готовый к разным неожиданностям, протянул руку к выключателю.

А девушка вдруг сказала из темноты:

– Не зажигай свет.

– Почему?

Шторы были плотно задернуты, в комнате царила практически кромешная темнота.

Александр почувствовал легкое движение воздуха возле себя. Это к нему подошла Виктория.

Он узнал ее по запаху волос, по дыханию. От девушки все еще веяло утренней свежестью вишни.

Она тихонько провела руками по его плечам и сказала:

– Такие широкие… И крепкие. Иногда так хочется спрятаться за чьи-то широкие плечи.

– Так в чем же дело? Прячься, – с нежностью сказал Александр.

– Я тебя как увидела в первый раз – тогда, помнишь?..

– Помню.

– И сразу почувствовала: просто так это не кончится.

– Разве это плохо?

Виктория призналась:

– Мне уже бывало в жизни плохо.

– Но тогда не было рядом меня.

– Да… – девушка опять, как накануне, прижалась к нему всем телом.

И Александр почувствовал, что она обнажена. Ее нежная грудь мягко легла ему на грудь, ее горячий животик коснулся его живота. Александр обнял девушку; рука его трепетно скользнула вниз, задержалась на тоненькой талии, потом опустилась ниже, надолго замерла на гладком упругом бедре…

– Виктория…

– Да…

– Что ты делаешь со мной?

Она подняла голову.

Теперь Александр немного видел ее лицо – пообвыкся в темноте зрением. Глаза девушки лихорадочно блестели:

– Пока еще ничего…

Полотенце соскользнуло с него на пол. Александр почувствовал, какие горячие у Виктории бедра.

Он опять коснулся губами ее губ. Ах, она была хороша!.. Александр испытывал ощущение, будто целует вишни. А вишни под его губами шевелились:

– Тебя так долго не было рядом…

– Я догадывался об этом.

– А я ждала…

– Ты вся дрожишь.

– Это оттого, что ты наконец рядом…

Теперь он целовал ей глаза – ее прекрасные глаза:

– Я думаю, у тебя температура.

– Нет. Это потому что ты рядом.

Он улыбнулся:

– Но я же не утюг…

Она взъерошила ему волосы:

– Целуй, целуй меня… Я весь вечер думала только об этом.

– Но ты горишь.

– Я горю для тебя, милый…

Дыхание Виктории пьянило его. Александр легко взял девушку на руки и поцеловал ей животик.

Она обвила ему шею руками:

– Саша. Я чувствую себя защищенной. Так со мной не было еще никогда. Я все больше полагалась на свои собственные силы. Теперь мне кажется это глупым…

– Молчи, – он заставил ее молчать поцелуем и бережно положил на постель…

Где-то за стеной тихо играла музыка.

Вишни рассыпались по его лицу, по груди. Волосы Виктории разметались по подушке – это был дурман.

– Ты не жалеешь, что связался со мной? – удивительно, но в глазах у нее стояли слезы.

– Ты с ума сошла! Какой из мужчин не мечтает «связаться» с такой, как ты?

Она вздрагивала от его прикосновений; она была так возбуждена, что ее просто-таки била дрожь. Или она была сверхчувствительна… В темноте он не мог видеть ее, но хотел видеть. И он «видел» ее руками. И губами…

В голове у него царил прекрасный хаос. В этом хаосе время обернулось вспять. Чудесные свежие вишни исчезли, потом был дурман, полный пьянящего дыхания женщины, и зацвел сад. Вишневый цвет покрыл нежную грудь Виктории.

И Александр зарылся лицом в этот благоухающий цвет…

– Саша… – стонала Виктория, запрокидывая голову на подушки.

– Остановись, мгновение… – Александр готов был продать свою душу дьяволу.

Когда Александр нежно и очень медленно овладевал ею, девушка кусала ему губы и готова была плакать от наслаждения. Он видел в темноте: глаза ее были – как два бездонных колодца. Эти колодцы смотрели на него и манили, манили… И затянули бы в себя – будь он бесплотный дух.

За стеной играла музыка, шумная компания плескалась в открытом бассейне, но Александр и Виктория, занятые друг другом и любовью, погруженные в свои ощущения, ничего не слышали…

Глава 9
Марионетки

Бондарович и Макарова,

7 часов утра,

26 марта 1996 года, дорога

Солнце вставало из озера и робко заглядывало в комнату.

Виктория проснулась первая, – если она вообще спала. В последнем она была не уверена. То был, пожалуй, не сон, – а были прекрасные грезы, отдохновение на плече любимого. Так не хотелось открывать глаза, но солнечный луч уже трогал ресницы. Луч пробивался через щелочку между шторами, пронизывал комнату и, ласково скользнув по плечу Виктории, падал ей на лицо… День предстоял непростой – сейчас, расслабившуюся после дремы, после ночных мечтаний, – Викторию пугала эта мысль. Следовало поскорее надевать «доспехи» – то есть как-то разозлить себя, и с помощью злости мобилизоваться… Но злость не приходила: о чем бы Виктория ни думала – о разносе Кожинова, об убийстве Смоленцева, о позорном обыске на квартире у деда, о вчерашней перестрелке… Нет, определенно Виктория не могла разозлиться в такой ситуации – в постели, разделенной с умным мужественным парнем, с Александром, с Бандой…

Девушка открыла глаза. Надо было шептать последние ласковые слова и собираться в дорогу на Москву.

Александр повернулся к ней и ласково провел рукой по щеке.

Девушка благодарно поцеловала ему ладонь:

– Что ж ты не скажешь мне, что ни о чем не жалеешь, даже если эта ночь окажется последней, – Виктория погладила шершавый от щетины подбородок Александра, приподнявшись на локте и не стесняясь того, что грудь ее обнажилась.

Розовый солнечный луч упал на ее грудь и сосредоточился в розовом соске. Стрелок-солнце попал в «десяточку».

– Я ни о чем не пожалею, – серьезно и ласково ответил Александр, – особенно если эта ночь окажется первой из многих, – взгляд его следовал за солнечным лучом. – Я сегодня сделаю все, чтоб тебе было хорошо и завтра, и послезавтра, и… чтобы ты не задавала таких необдуманных вопросов.

– Вот как? – засмеялась Виктория, и смех ее был похож на звон серебряного колокольчика. – Это наконец брачное предложение?

Александр был серьезен:

– Ты согласна его принять?

– Ни в коем случае, я даже незнакома с твоими родителями, – несколько чопорно ответила девушка.

– Я тоже.

– Ты, оказывается, детдомовец? – Виктория снова провела по его подбородку ладонью. – Извини, мы так мало знаем друг о друге… Говорим о чем угодно, только не о главном – дурацкая черта у людей.

Александр с интересом разглядывал ее глаза:

– Мы с тобой говорили о деле…

Девушка не ответила; возможно, она имела свое мнение на этот счет.

Бондарович поцеловал ее в губы; и ощутил, от нее сегодня так явно, так волнующе пахло женщиной – не вишней; наверное, именно этот запах волновал сильнее других его далекого предка – да того же библейского Адама, вкусившего после Евы от запретного плода.

Спросил серьезно:

– Не читала мое досье?

Глаза Виктории слегка потемнели:

– Нет. Его запрашивал и читал Кожинов.

– Тогда я все расскажу о себе сам. А вместо родителей я познакомлю тебя с семьей сестры. Она старше и немного помнит мать.

– Меня дед тоже в четырнадцать лет забрал к себе.

– Почему?

По лицу Виктории пробежала тучка:

– От этого подонка отчима.

– От отчима? Он что… был злой?

– Если бы так!

– Неужели он… – Александр поразился догадке.

Виктория кивнула:

– Да… Ты угадал. Этот подонок приставал ко мне. А еще… – и девушка замолчала.

– Что?

– Сейчас смешно сказать, а тогда меня очень пугало это… Он подглядывал за мной…

Александр улыбнулся:

– Некоторые девушки в четырнадцать лет – ого-го! Есть на что полюбоваться.

– Он подглядывал еще когда мне было и двенадцать. Патологический тип… – Виктория пальчиком очерчивала губы Александру. – У тебя такие красивые губы. И волевой рот… И еще – ты небритый…

– Ты не рассказала, – напомнил Бондарович.

Она вздохнула:

– Мы жили в хрущевке – на окраине Москвы. Совмещенный санузел – знаешь такую благодать?.. А наверху над ванной – квадратное окошко из кухни. Для естественного освещения…

– Он подглядывал через это окошко?

– Да. Становился на табуретку и стоял тихонько, пока я мылась. А я любила поплескаться… Как-то однажды и заметила его. Он стоял не неподвижно – голова его в окошке дергалась в такт движению руки. Чем он там занимался, остается лишь догадываться… Это продолжалось еще и еще – много раз… Первый раз я от страха чуть не закричала, потом страха стало меньше – но все равно неприятно. Я старалась купаться в отсутствие отчима. А мама ни о чем не догадывалась. Или догадывалась, но не подавала виду.

– Да, неприятно.

– А потом он предложил мне поиграть… посидеть у него на коленях. И я поняла, что он от меня хочет, – не совсем же дремучая была. Ну и сволочь он оказался! Как мама могла его любить?.. Я сбежала тогда из дома к деду. И осталась. Так что мы оба с тобой беспризорники, – Виктория не очень весело улыбнулась. – Ну, что? Встаем?

– Угу.

– Тогда не смотри… – она выскользнула из-под одеяла. – А если хочешь, смотри на здоровье. Ты же мне не отчим, – пошутила девушка.

Банда, конечно, смотрел – смотрел в свое удовольствие. И радовался тому, как Виктория хороша, а еще тому, что эта красавица с ним… И – его!.. У него давно не было женщины. То есть, конечно, после того, как ушла жена, партнерши по постели у него были, и некоторые даже очень неотвязчивые, но все это было не то. Едва удовлетворив физиологическую потребность, Банда к этим девицам охладевал; поворачивался на другой бок и засыпал; не трогали они его за живое, ибо были кем угодно, но только не женщинами – проститутками, подружками-кокетками, случайными девочками из бара и т. д. Женщины в истинном высоком понимании этого слова среди них не находилось. Чтобы стала тайной для тебя, чтобы стала для тебя пучиной и властно погрузила в себя, поглотила – как море поглощает утлую лодчонку.

Но вот Виктория…

В дверь постучали.

– Да?.. – Виктория оглянулась и подмигнула Александру.

Парень из обслуживающего персонала спросил из-за двери:

– Завтрак можно уже подавать?

Александр внимательно посмотрел на девушку и тихо покачал головой.

Виктория поняла его намек:

– Завтрак?.. Минут через пятнадцать…

И она бросилась в распахнутые объятия Банды.

Полчаса спустя они садились в скромную «шестерку», которую Геннадий прислал, чтобы меньше привлекать внимание. Нельзя было сбрасывать со счетов, что Кожинов мог объявить розыск и через МВД.

Угнанной у эсбэшников машины уже на стоянке не было.

Водитель пожелал доброго утра и осторожно повел машину по ухабам проселочной дороги.

Виктория отпустила остроту:

– Эта трясучка нам вместо утренней гимнастики.

– Интересно, – сказал Александр, – у хозяина не хватило средств дорогу подвести к своему отелю?

– Это специально, – ответил водитель, которому, видимо, не в новинку было это место. – Меньше случайных посетителей. Они здесь не нужны. Никому и в голову не приходит, что такая ухабистая дорога ведет в столь райский уголок… – парень отчаянно крутил руль. – Николай даже рекламу уже пару лет не дает. Это место все называют «Уединенный отдых на берегу озера», потому что когда-то он так рекламировал его в газетах, собирал клиентуру. Теперь сюда посторонние не попадают. Образовался обособленный контингент – своего рода клуб.

Некоторое время ехали в молчании. Наконец выбрались на шоссе, и парень погнал машину под сто километров в час.

Стояло погожее солнечное утро.

– Куда нам нужно в первую очередь? – спросил Александр у Виктории.

– В конференц-зал «Президент-отеля», – ответила она, не моргнув глазом.

– С ума сошла?

– Туда пойдет водитель по своему удостоверению с пометкой «Пресса», – Виктория повернулась к парню. – У вас ведь есть такое?

– Так точно, – с готовностью подтвердил тот.

Девушка стала излагать свой план:

– Он пройдет на открытую конференцию для журналистов региональных газет. Эту конференцию устраивает Администрация Президента для лучшего освещения в периферийной прессе деятельности правительства, а также хода предвыборной борьбы. Сегодня в девять там выступает Елена…

Александр понял задумку:

– Водитель передаст записку?

– Да! А напишу ее я.

– Гениально. А дальше?

– Через два часа водитель зайдет в ближайшее отделение милиции и подаст заявку о том, что у него угнали машину. Еще через пару часов он ее найдет на старом месте. Милиции заявит, что кто-то покатался и аккуратно поставил, где взял. Есть возражения?

– У меня нет, – сказал Александр. – Но у водителя может быть свой взгляд на проблему.

Водитель улыбнулся:

– Геннадий Анатольевич велел выполнять все, что вам необходимо. С моей стороны возражений не будет.

– Вот и чудно! – порадовалась Виктория; веки у нее были чуть-чуть припухшие – девушка явно не выспалась; но зато румянец так и играл на щеках.

Банда подмигнул ей…

Впереди уже виделись пригороды Москвы.

* * *

Елена Монастырская,

9 часов 30 минут утра,

26 марта 1996 года, конференц-зал «Президент-отеля»

В зале с таким количеством людей не может быть идеальной тишины: кто-то переговаривается вполголоса, кто-то кашляет, кто-то возится, и под ним поскрипывает кресло. Стоял гул, который отвлекал. Но Елена умела хорошо управлять собой и своим вниманием. Все внимание она сосредоточила на выступлении перед этой беспокойной аудиторией…

– Таким образом будет сделано все, чтобы деятельность Президента и правительства, Государственной Думы как можно полнее освещалась региональными изданиями федерации. В особенности сказанное касается тех значительных преобразований, которые намечены на эту весну в области социальной защиты и реформы в армии. Народ должен знать, что власть повернута к нему лицом, заботится о его процветании, несмотря на финансово-экономический кризис.

Елена Монастырская заканчивала свое плановое выступление перед тремя сотнями журналистов, которые съехались в Москву за счет федерального бюджета, – чтобы людям в глубинке, где особенно сильно влияние коммунистов, было лучше слышно столицу.

Она сделала паузу и с приятной улыбкой оглядела зал:

– А теперь я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Времени у нас достаточно. Передавайте, пожалуйста записки или выходите прямо к микрофонам, которые установлены между рядами. Мы сможем вести открытый диалог. Второй микрофон, пожалуйста…

У микрофона уже дожидался длинноволосый парень в очках, похожий на Джона Леннона:

– Как продвигается дело об убийстве Смоленцева?

Елена не сомневалась, что этот вопрос прозвучит одним из первых:

– Следствие находится под непосредственным контролем Президента, ежедневно докладывают о его ходе. Подозреваемый задержан и содержится в бутырской тюрьме. Что еще сказать? Предполагаемые мотивы – корыстные разборки. Печально, конечно, но люди все еще гибнут за металл… В составе следственной группы очень опытные специалисты из разных служб… – у нее на лице мелькнуло скорбное выражение. – Поверьте, я не меньше вашего опечалена гибелью этого человека, я очень дорожила его дружбой и сотрудничеством в нашем избирательном штабе.

Елена развернула записку. Удивленно вскинула брови, увидев знакомый почерк:

«Елена Борисовна, убить нас будет значительно сложнее, чем Смоленцева. Это показало неудачное нападение на нас вчера в парке Горбунова. Если сегодня мы не получим исчерпывающих объяснений относительно вашего участия в гибели Виктора, мы будем вынуждены обнародовать те документы, которые находятся у нас в руках.

Если вы примете решение встретиться с нами, то в десять пятнадцать вы должны находиться у входа в парк Горького недалеко от проезжей части. С вами может быть только один личный охранник. Стоит напомнить, что вы имеете дело с профессиональными работниками спецслужб, никакие наспех организованные засады не сработают.

Виктория Макарова. Александр Бондарович».

– Простите, это записка личного содержания, – Елена с трудом справилась с голосом.

Потом взглянула на часы.

– Извините еще раз, появились новые обстоятельства, у нас только двадцать минут, проведем блиц-брифинг, а завтра или послезавтра я постараюсь появиться на этой трибуне еще раз. Прошу – первый микрофон…

Вопрос задавал пожилой седоватый мужчина левантинского типа:

– Елена Борисовна, на ваш взгляд, следственная группа, составленная из представителей разных силовых структур, у которых разные задачи, может работать слаженно?

– Да, может, конечно. И работает. Хотя нельзя сказать, что методы у представителей разных структур одни; могут быть разными у них и задачи, но цель – в высоком понимании этого слова – у них все же одна, – она вежливо улыбнулась журналисту. – Следующий вопрос…

Через двадцать минут Елена покинула зал.

Вместе с ней ушел и водитель – приятель Гены, он махнул издалека рукой Виктории, которая сидела за рулем его «шестерки». Знак этот означал, что Елена покинула зал и что после чтения записки она никаких распоряжений никому не давала и записку оставила при себе.

«Шестерка» двинулась с места…

Елена Монастырская скорым шагом прошла к машине, отдавая по дороге распоряжения по изменению распорядка дня.

– Со мной едет только Борис. Садись в машину, – бросила она ему. – Все, все. Остальные вопросы после.

Оставив недоумевающих сотрудников на стоянке, она откинулась на сиденье и приказала ехать к парку Горького, а сама перечитала записку еще раз.

Лицо Елены покрылось бледностью.

– Что-то случилось, Елена Борисовна? – спросил, забеспокоившись, Борис.

Елена, скомкав записку, отмахнулась:

– Помолчи.

Монастырская невидящим взором смотрела за окно и удивлялась тому, что не чувствовала злобы по отношению к Виктории Макаровой. Елена уже была в курсе последних событий: просветили «доброжелатели» и справа и слева. Понятно, что Виктория вела какую-то игру. И отчаянно рисковала – не только служебным положением, но и головой. Виктория была умная девушка. Именно поэтому Монастырская сомневалась, что Виктория преследует какие-то свои корыстные цели, – и, вероятно, именно поэтому не злилась на нее… Несмотря на все трения между ними, предать Макарова не могла.

Но Макарова могла заблуждаться… Вот это понимание и вызывало тревогу. Елена нервничала…

– Подъезжаем, – молвил телохранитель.

– Найди место для тихой парковки неподалеку от главного входа, – Елена теперь внимательно оглядывала улицу в окно.

– Куда мы?

– Будем ждать человека на площади возле главного входа, – ответила Елена.

Борис свернул на боковую улицу и припарковался.

– А если вас узнают, Елена Борисовна? Там же толпа соберется с вопросами, – в его замечании был смысл. – Как мы оттуда выберемся?

– Черт, ты прав. Дай сюда косметичку.

Несколькими уверенными движениями Елена поправила линию губ, используя яркую вечернюю помаду; наложила столь же ядовитые тени и румяна…

– Все, пошли, – она еще раз глянулась в зеркальце и уверенно вышла из машины. – Возьми меня под руку. Смотри, чтоб никакая сволочь не сфотографировала, а то завтра же опубликуют меня размалеванную, как шлюху, под руку с молодым парнем. Представляю, какие подписи придумают…

– Не бойтесь, у меня все схвачено.

Они остановились посреди площади.

Елена смотрела себе под ноги, скрывая под полями шляпы лицо. Борис контролировал обстановку и не утруждал свой мозг лишними вопросами.

Через несколько минут тягостного ожидания возле обочины остановилась все та же синяя «шестерка», Елена увидела, как открылась дверца с ее стороны и выглянула Виктория Макарова, перегнувшись с места водителя:

– Садитесь, Елена Борисовна, – крикнула она.

Елена и Борис на секунду замялись в нерешительности.

– Садитесь, пожалуйста, – раздалось у них за спиной. – Ты – на переднее сиденье.

Борис, который отвлекся на подъехавший автомобиль и потерял на секунду контроль над обстановкой, заметил теперь позади себя мужчину и узнал того следователя из ФСБ, который, как и Виктория, был объявлен в розыске.

Борис заволновался, не зная, что предпринять.

– Да садись же, дурак, – зло сказала ему Елена и сама открыла за ручку заднюю дверь, чего ей не приходилось делать уже много лет.

Они сели.

Виктория держалась, как всегда, с учтивостью:

– Добрый день, Елена Борисовна.

– Привет, дорогая!..

– То, что вы согласились приехать, уже многое значит.

– Разумеется. Но скажу честно: я не в восторге от ваших действий…

* * *

Наум Кожинов,

8 часов утра,

26 марта 1996 года, рабочий кабинет

Наум Кожинов держал в руках выписку из проверки налоговой полиции, где красным маркером была помечена строка о переводе со счета КПРФ сорока миллионов рублей на счет телерадиокомпании «Молодежная».

– Виктор Иванович, зайди ко мне, – Кожинов отпустил кнопку селектора.

Через минуту появился заместитель. Он заметно нервничал; движения его были какие-то суетные.

Генерал Кожинов взял нейтральный тон:

– Доложите результаты поисковых мер.

– Мер, Наум Степанович, много, результатов нет, – Карпик расстроенно развел руками.

– Каким образом их упустили в парке?

– Неслаженность действий.

– Что значит неслаженность? Они ведь не продавцы мороженого!..

– Наши ребята никогда не проходили эти виды тренажа. Сами понимаете, невозможно предвидеть все. Их дело защищать, а не захватывать, – Карпик высказывал то, что у него, видимо, наболело. – Надо было посылать группу захвата из ФСБ, или хотя бы ехать мне самому.

– Почему же не поехал?

Карпик отвел глаза:

– Глупо, конечно, упустили. Хорошо еще, что никого не ранили.

– ФСБ этих ребяток нельзя отдавать, нежелательно, – заметил Кожинов. – Слишком много Макаровой и Бондаровичу известно. К тому же нам лучше знать, что делать с сором из своей избы… – он, видно, решил действовать по какому-то иному плану. – Все, снимай засады с квартир и отменяй все розыскные мероприятия. В ФСБ позвони – не забудь.

– Почему?

– Я возьму их сам. Иди.

Когда Карпик покинул помещение, Кожинов заглянул в список сотрудников и набрал номер телефона:

– Алло, – ответил женский голос.

– Пригласите к телефону Прокофия Климентьевича.

Женщина выразила недовольство:

– Рано еще, спит он.

– Это генерал Кожинов.

В голосе женщины зазвучали мстительные нотки:

– Он болен, его нельзя будить.

– Ольга Борисовна, я звоню по поводу Виктории…

Женщину будто подменили:

– Минутку, даю трубку.

Сразу же раздался бодрый голос старика:

– Слушаю, Орлов.

– Здравствуйте, Прокофий Климентьевич, Кожинов на проводе.

Голос Прокофия оставался ровным:

– Здравствуй, Наум, – старик ничем не выдавал своего волнения.

– Я только что отозвал свору.

– И что мне теперь делать, – после секундной паузы вопросил старик, – плясать?

– За обыск обижаться нечего, ты – подельник во всей этой самодеятельности.

– Мало ли я обысков видел, – прохладно усмехнулся Прокофий Климентьевич.

Кожинов вдруг перешел на доверительный тон:

– Пусть приходят твои ребята, нет у меня времени их ловить. Пусть приходят быстро, я боюсь, что они наломают сегодня таких дров, что вовек не расхлебать.

– Не верю я тебе, Наум, – проскрипел в трубку Прокофий. – Понравилось тебе высоко сидеть. Повелевать понравилось, влиять непосредственно на ход событий, быть приближенным к первым лицам…

– У тебя такое сложилось впечатление?

– Старо – как мир!.. Но сказать тебе об этом, кроме меня, некому. Первым лицам не до того, а остальные побаиваются. Только меня тебе нечем напугать. Меня, брат, уже и смертушка не пугает…

– Крот у меня сидит, Прокофий, – объяснил, словно пожаловался, генерал Кожинов. – Вот в чем закавыка. Вот откуда накладки. Теперь понял?

Старик не мог не согласиться:

– Это, конечно, причина.

– И активизировался он, начал землю рыть именно сейчас, в ответственный момент: когда убийство в Кремле, когда выборы на носу…

Старик посочувствовал:

– У него, брат, работа такая…

– Ну вот и зови своих бойцов. Не говори только, что у тебя с ними связи нет.

– Чтобы я поверил, еще одно слово ты должен сказать.

Кожинов отлично понял, что имеет в виду Прокофий:

– Хорошо. Гришка Отрепьев. Достаточно?

Старик с минуту помолчал.

– Да. Куда присылать молодых?

– Ко мне на дачу, Виктория знает где. С двенадцати до двух я буду ждать их там. Отбой?

– Как с Викой поступишь?

Кожинов хмыкнул в трубку:

– Совсем не заметить ее взбрыков я, сам понимаешь, не могу. Но буду спускать дело на тормозах… Пошлю твою красавицу в Ярославль подальше с глаз…

– А майор?

– Ас майором пусть ФСБ разбирается, у меня к нему претензий нет. Не понимает просто ни черта.

– Ты мне зятя не хай, – прохладно посоветовал Прокофий Климентьевич.

– Зятя? – у генерала Кожинова вытянулось лицо. – Ну и ну… Когда только люди успевают все?

* * *

Бондарович и Макарова,

10 часов утра,

26 марта 1996 года, набережная Москвы-реки

Виктория медленно вела машину вдоль набережной, изредка поглядывала в зеркальце заднего вида.

– Оружие сдавать не надо, – сказала Макарова Борису, – но воздержись от всяких дурацких идей. Учти, мне известны твои слабые стороны…

Борис, которого за последнюю минуту дважды назвали дураком, нисколько не обиделся. А главное, вел себя спокойно… Называйте как хотите, лишь бы поездка обошлась без силового контакта и других неприятностей. А за дурака он еще успеет и обидеться, и рассчитаться.

– Что вы хотите от меня? – резким тоном спросила Елена Борисовна. – Вы отдаете себе отчет, на что пошли? Это можно квалифицировать как шантаж и похищение высокого должностного лица и члена семьи Президента.

Виктория резко повернула руль вправо и затормозила у бордюра:

– Если вы не желаете с нами разговаривать, то вольны в любую минуту покинуть машину и отправляться по своим делам, Елена Борисовна!

Банда кивнул:

– Действительно, силой вас тут никто не удерживает. Мы предпочитаем договариваться полюбовно.

Принцесса бросила за окно рассеянный взгляд:

– Куда вы меня везете?

– Не разговаривать же посреди площади, – пожала плечами девушка.

Александр указал вперед:

– Поехали, Виктория.

Девушка плавно тронулась с места:

– Сейчас свернем и остановимся где-нибудь в тихом месте на набережной. И нам никто не помешает переговорить, – она бросила быстрый внимательный взгляд на Принцессу. – Что с вашим лицом, Елена Борисовна?

Елена ухмыльнулась:

– На шлюху похожа по вашей милости – это чтобы кто-то случайно не узнал.

Виктория подавила невольную улыбку:

– Извините, пожалуйста, это никак не входило в наши планы, – и ловко тормознула на набережной. – Вот здесь и постоим. Тихое место, хороший обзор…

Елена слегка закапризничала:

– Я надеюсь, вы доставите нас назад к машине? Или мы будем ловить такси?

– Доставим в лучшем виде, – Виктория оглянулась на телохранителя. – Борис, погуляй вокруг машины.

– Не положено, – хмуро ответил он.

– Видишь ли, тебе же спокойней будет, – объяснила Виктория. – Мы будем говорить об очень серьезных вещах…

– Не положено…

– Выходи, – рассердилась Елена. – Совсем дурак стал?

Борис вздохнул и заворчал:

– Работа есть работа. И есть ответственность. Случись что…

– Считай, уже случилось, – перебил его Александр. – Страшнее не будет.

Телохранитель, сделав угрюмое лицо, начал выбираться из машины. Елена молчала, сумрачно смотрела ему в спину.

Борис, получив третьего «дурака» за столь короткий отрезок времени, вышел и стал столбом перед бампером, упершись взглядом в лобовое стекло.

Принцесса повернулась к Виктории:

– Итак, что вам от меня нужно?

– Возникло подозрение, Елена Борисовна, – официальным тоном начал Александр, – что Виктор Смоленцев был убит по вашему приказу, скорее всего, вот этим самым ревностным дураком.

Лицо Елены Монастырской вытянулось:

– Вы так считаете?

Банда продолжал:

– В самое ближайшее время средства массовой информации, финансируемые коммунистами, начнут масштабную кампанию по доведению этой версии до народа… В настоящее время у меня, как специалиста, практически нет сомнений, что Смоленцев был убит профессиональным ударом ноги, который привел к перелому шейных позвонков. Это мгновенная смерть. Генерал Кожинов делает сейчас все, чтобы переложить вину за это преступление на невиновного человека.

Монастырская сверкнула на него глазами:

– Дайте мне сигарету.

Банда протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой.

Елена Борисовна закурила и некоторое время молча смотрела в боковое окно, о чем-то размышляя.

– Послушайте, – наконец сказала она. – Или вас кто-то крепко водит за нос, или вы сошли с ума, если полагаете, что с ума сошла я. Я понимаю, вы решили, что у меня свихнулись мозги от власти и ответственности, когда я получила этот пост…

Сигарета у нее в руках сломалась. Принцесса разнервничалась:

– Дайте еще сигарету… Спасибо, – она глубоко затянулась и с наслаждением выпустила дым. – То, что вы собираетесь распространить в прессе, страшно ударит по Президенту, несмотря на то, что ваша версия – полный бред. Этого нельзя допустить, – Монастырская несколько успокоилась. – Смоленцева я собиралась лишь хорошенько отчихвостить и поставить перед выбором: или он честно работает, или вылетает из эфира и делает вместе с коммунистами все, что ему вздумается. Вот и все. Это был бы, конечно, сильный удар, на меня бы вылилось ведро грязи… Начались бы воспоминания Смоленцева о прежних временах… Виктория знает, что всегда найдется возможность комару поточить нос. Смоленцев изрядно попортил бы мне жизнь…