Андрей Шопперт
И опять Пожарский 2
Когда глиняные изделия подсохнут, их нужно будет обжечь и затем обточить снаружи на токарном станке. Это для того чтобы поверхность гладкая была. После всего этого мучения нужно сделать с помощью Силина гипсовую форму для отливки и заформовать несколько своих новинок. Если нормально разнимутся и удастся вытащить, то нести эти отливки на первый обжиг. Потом отдать Рубенсу и Прилукину по несколько экземпляров для нанесения рисунка. Потом снова обжиг, а затем ещё один для закрепления краски и увеличения прочности. И самое главное – показать княжичу.
Андрейка даже испугался. Он ещё отрок будет с такими людьми бок о бок работать.
– Не переживай, – успокоил младшего Лукина княжич, – Ты ведь меня на целый год старше.
Вот с тех пор уже два с лишним месяца, весь февраль и март, да уже и начало апреля Андрейка «творил». Первую придумку ему подсказал сам Пожарский. Большое, вытянутое блюдо под рыбу. Андрейка съездил на рынок и примерился к среднего размера рыбе. Блюдо получалось с полсажени длинною или, как сейчас заставлял княжич переучиваться – метр. С блюдом Лукин младший намучился. Как такое закрепить и обработать на токарном станке. Пришлось обращаться к создателю станка немцу Симону Стивену. Математик покачал головой, узнав о задаче, и через пару дней принёс Андрейке приспособление, с помощью которого можно было обработать дно с обеих сторон. Ну а стенки Андрейка с помощью отца вручную доделывал. Когда же первые десять блюд дошли до художников, потребовалось вмешательство княжича. Те не знали, что изображать на такой вещи и требовали совета у Пожарского. О чем они говорили, молодой гончар не слышал, но когда он ставил на обжиг блюда у него руки тряслись, такая на них была красота, не дай бог какое треснет. И одно всё-таки треснуло. Андрейка его не выбросил, склеил рыбьим клеем и домой забрал, на стенку повесил. Красота ведь.
Следующую придумку подсказал отец.
– Видел, какая ваза нарисована Рубенсом Петром Павловичем на картине, что у княжича в доме висит, вот такую только поменьше и сделай.
Андрейка пошёл к Рубенсу и объяснил с пятое на десятое свою новую придумку. Художник сослался на страшную занятость в расписывание его же Андрейкиных блюд и отправил к другому голландцу Сандерсу. Этот выслушал гончара и велел прийти через день. Ваза, что была изображена на рисунке ни капли не походила на ту, что видел Андрейка на картине.
– Ведь к чашке можно приделать ручки. Попробуй к вазе приделать цветы, – сказал ему на прощанье художник.
Лукин нашёл Силина, и они долго ломали голову, смогут ли. Решили попробовать. Гончары изготовили вазу. Андрейка обточил её на токарном станке и пошёл с рисунком и вазой к Фоме Андронову, чтобы он из дерева цветы вырезал. Фома почесал за отрезанным ухом и все вместе пошли к другому резчику – Щеглу.
– А что если цветы вырезать не гнутые, а прямые, а потом уже глиняные согнуть, – предложил мастер.
Долго ли коротко ли, но сделал Андрейка и эту вазу и отнёс на роспись самому Сандерсу. Художник выкрасил всю вазу в синий цвет, а прилепленные цветы в зелёный, кроме лепестков. Лепестки же на двух цветах стали красные и синие, а на одном остались как бы не покрашенные – белые. Андрейка три таких вазы на следующий день принёс подмастерьям Рубенса, и они их расписали по образцу, что Сандерс сделал. Когда вазы прошли второй обжиг, пришли смотреть все мастера и княжич тоже выкроил время от своего стекла.
Ваза и правда вышла шедевром.
– Ты, Андрей Лукин, настолько великий мастер, что тебя скоро все короли и императоры по имени отчеству знать будут. Можешь снизу на вазе кроме «Пурецкая волость» написать и «мастер А. Лукин».
Что же он такого сделал? Только бегал от одного настоящего мастера к другому.
Сейчас мастер А. Лукин делал ещё две задумки: несколько разных собачек, по типу фарфоровых девушек и вазу высотой примерно метр, похожую на греческую амфору с картины Сандерса, но с неровным краем и вдавленным рисунком двуглавого орла. Это он сам придумал.
Событие двадцать четвёртое
Симон Майр закончил письмо своей жене Фелекитас и откинулся на спинку кресла. Какое всё-таки замечательное изобретение это кресло. Его подарил на Рождество астроному маркиз Пожарский.
Симон писал жене, чтобы она продавала дом и все вещи и через Прагу, Краков и Минск двигалась на Москву. Симон понимал, что одной женщине с семью детьми, двумя сыновьями и пятью девочками, добираться до Москвы через всю Европу будет не просто. Поэтому он, обговорив заранее с маркизом Пожарским, выписал Феликитас чек на 300 флоринов к евреям в Праге, гарантом, которого выступили ювелиры, работающие с Пожарским. На эти деньги Симон велел жене нанять два десятка рейтар и несколько карет, чтобы ехать в менее стеснённых обстоятельствах. Ещё Майр советовал жене найти несколько кормилец вместе с мужьями и детьми согласившимися переехать в Вершилово. Он описывал в письме все прелести своего нового дома и самого Вершилова. Что ж, путь не близкий. Майр надеялся, что он поступает правильно. И его дети будут жить так же счастливо, как сейчас живут дети Рубенса и Кеплера.
За последнее время Симон написал уже несколько писем известным ему мастерам в разных областях с приглашением от маркиза Пожарского приехать в Вершилово. Одно из первых ушло фактическому создателю телескопа Захариусу Янсену, очковому мастеру из Голландии. Об этом господине Симон сначала посоветовался с Петром Пожарским. Ходили слухи, что Янсена обвиняли в фальшивомонетничестве.
– Тоже не плохо, – сказал тогда маркиз, – Давно хотел начать печатать собственные деньги.
Ещё Майр написал письмо Арнольду Тимме, который в Ансбахе имел небольшую мастерскую по изготовлению мушкетов. Как-то в разговоре со своим покровителем Йоханесом Филиппом Фуксом фон Бимбахом аристократом и придворным марграфа, он посетовал, что не может нигде заказать хорошей трубки для телескопа и тот посоветовал обратиться именно к оружейнику Арнольду Тимме.
– Он делает отличные мушкеты, но они дороже испанских, и, скорее всего, Арнольд скоро разорится, – вздохнул тогда главный охотник при дворе маркграфа.
– Напишите жене, чтобы переговорила с этим оружейником, – сказал ему маркиз, когда Майр зашёл к тому посоветоваться, – Пусть, если захочет перебраться сюда, присоединятся к свите вашей жены. Чем больше компания, тем легче доехать.
Третье письмо Майр написал Исааку Бекману, одному из учеников Симона Стивена и известному астроному и математику. Майр слышал, что Исаака часто преследовали из-за того, что он был непримиримый кальвинист. Симон не очень верил, что Бекман решится на переезд в Вершилово, но, тем не менее, подробно расписал все прелести его нового быта и тех людей, с кем ему сейчас посчастливилось почти ежедневно общаться. Ведь имена Кеплера, Стивена и Рубенса знает каждый образованный человек в Европе.
Четвёртое и последнее письмо было известному голландскому астроному Филиппу ван Лансбергу и его сыну Якову, которые публиковали замечательные астрономические календари, а их астрономическими таблицами пользовались все астрономы Европы. Этим он описал замечательные книги издаваемые бароном Петром Петровичем Швабом.
Сейчас Майр готовил к печати написанный им учебник астрономии для детей. Симон ещё год назад был ярым поклонником теории Тихо Браге о строении мира.
Оказалось, что правы всё же Кеплер и Галилей. Земля и все остальные планеты вертятся вокруг Солнца, а то в свою очередь вокруг центра галактики. Самое замечательное, что никто не собирался сжигать Майра за эту книгу, наоборот, маркиз обещал Симону дворянство. Учебник планировался к выпуску на русском языке и на латыни. Причём по-русски в двух вариантах, как и все книги, что издаёт Шваб, второй с использованием алфавита, что разработал сам Пожарский.
И как только этот юноша всё успевает.
Глава 3
Событие двадцать пятое
Никита Михайлович Шульга начал готовиться к весеннему походу на Урал. Все двадцать крестьянских семейств, что согласились на переезд, уже перевезены в Вершилово и полным составом обучаются грамоте. Все, и мужчины, и женщины, и дети. Понятно, что за полтора месяца многому обучить не удастся, но хоть начало будет положено. На месте доучим.
Шесть семей принадлежали самому Шульгину, три семьи выкуплены княжичем у новой жены немецкого математика Симона Стивена и ещё одиннадцать прибились на Юрьев день. Пожарский из пришедших отобрал только эти одиннадцать. Они были молоды и здоровы, и детей пока было не много, по одному – двое. Все эти двадцать семей сейчас были переписаны на самого Шульгина. Он стал средней руки дворянином.
Крестьян, их жён и детей, одели в новые одежды, выдали по две пары валенок и сапог. Ещё всем заказали у кузнецов новые плуги, косы, лопаты. Приготовили и плотницкий инструмент, на каждого по нескольку топоров, молотков и целые короба кованых гвоздей разного размера. Там на Урале всего этого будет не достать. Пока ещё заработают железоделательные заводы.
Кроме крестьян с Никитой Михайловичем на постоянное место жительства собирались два мастера печника с семьями, один кузнец и один гончар. Два брата рудознатца Ивановы тоже готовились к переезду. Уж им-то там работы надолго хватит, целый край не исследован. Двое стрельцов, что остались в живых после нападения торгутов на конвой, который сопровождал опального воеводу в ссылку, успели за зиму найти себе жён из местных девушек и теперь готовились к отплытию, изучая производство кирпича и черепицы, в свободное от боевой подготовки время. Там-то любые мастера пригодятся.
Стрельцов они с княжичем планировали оставить на зимовку всего двадцать человек, выбрали тоже из тех, у кого детей поменьше, ну и кто сам пожелал, понятно. Денег этим желающим выдали в тройном размере и на год вперёд. Пусть сами закупают, что потребуется на новом месте жительства, понятно кроме оружия. Его подготовку Пожарский взял на себя, закупив изрядное количество пороха, свинца и двадцать лучших испанских мушкетов.
Никита Михайлович за остатки осени собрал по Волге и Оке почти два десятка лодей разных размеров. Сейчас весной всё это конопатилось и смолилось. По всей губернии собирались кормщики и гребцы. Целый флот получался.
Вдвоём с Полуяровым Шульгин запас по задраенным бочкам семена озимой ржи и пшеница, а также яровых: пшеницы, ржи, ячменя и овса. Выбирали ту, что крестьяне первую убрали. Полуяров объяснил бывшему воеводе, как нужно будет поступить с зерном на следующий год, чтобы урожай не снижался. Неужели всё так просто, удивлялся Шульга. Почему же никто до Полуярова так не поступал. Крестьяне умирали с голоду, а посадить детей перебрать семена не могли догадаться. Странно.
Ещё одним важным этапом подготовки было запастись лекарственными травами и обучить двух жён стрелецких, какие травы, когда применять, да как заваривать. Княжич надеялся, что успеет напечатать учебник по лекарственным травам, который заканчивает немецкий лекарь ван Бодль.
И ещё сотни разных дел нужно сделать. И отобрать коров и коз, что с собою возьмут и лошадей присмотреть посмирнее, ведь больше месяца на кораблях плыть.
Саму экспедицию решили разделить на три группы. В первой поплывут на самых быстроходных лодьях плотники и крестьяне с двумя десятками лошадок. Ну и понятно, стрельцы без жён. Плюс рудознатцы и печники. Пока они устроятся, да дома срубят, да печи поставят, подтянется вторая партия с жёнами и продовольствием. И последняя партия состояла из домашних животных и пастухов, да женщин, что за ними во время плавания ухаживать будет. Было предложение, закупить скот в Уфе, но княжич его отверг, конечно, ближе, только скот будет не отобранный за два года в Вершилово, а что достанется. Нет, лучше дальше, но лучше. Не на каторгу ведь людей везём, а к новой богатой сытой и вольной жизни.
А третьего апреля у молодой жены Шульгина Надежды Петровны родилась девочка. Крестным отцом при крещении Нены выступил Пётр Дмитриевич Пожарский. Так вогульская девушка и стала Надеждой Петровной.
Эх, теперь бы ещё старших сыновей разыскать да к себе в Миасс перетащить, думал бывший воевода Казани и будущий мэр города Миасс.
Событие двадцать шестое
Антуан ван Бодль написал письмо жене Кристин. Он недолго думал после того собрания в бывшей церкви, где маркиз раздавал дворянские грамоты для своих управляющих и лучших мастеров Вершилова. Хотел ли ван Бодль стать русским дворянином. Ну, наверное, хотел. Все люди тщеславны, а если нет стремления к новым достижениям, нет мечты, и нет энергии, эту мечту осуществить, то это и не человек вовсе, а скот домашний. Лишь бы сена было побольше. Антуан был бы не против добавить к своей фамилии приставку «дер». Доктор Антуан ван дер Бодль – звучит не плохо.
Ван Бодль наказывал жене продать дом и практику и вместе с сыновьями Иоахимом и Яном ехать в Вершилово. Служанку Кларенс с мужем плотником Симоном Боссом и их тремя детьми Антуан приглашал последовать за женой в отдельном письме, вложенном в тот же конверт. Ещё доктор советовал жене до отъезда устроить, заранее обговорённую свадьбу Иоахима с дочерью пастора ван Бизе. Пастер был соседом доктора и ровесником, они часто встречались и обсуждали вопросы политики и веры. Ещё лет пять назад они договорились, что Иоахим женится на дочери Виктора ван Бизе Шарлоте Марии, как только той исполнится шестнадцать. Что ж, время настало, да и лучше приехать в Вершилово женатым, с невестами здесь не очень. Антуан подумал и дописал, чтобы жена переговорила с пастором и от его имени и имени маркиза Пожарского предложила старшему сыну ван Бизе, недавно закончившему богословский факультет в Антверпене, переехать в Вершилово и стать здесь протестантским священником. Пожарский обещал построить в следующем году кирху, если найдётся священник.
Жене Антуан советовал добраться морем до Риги, а там нанять необходимое количество повозок и карет для поездки в Вершилово. Кроме того, по совету княжича Петра Дмитриевича доктор писал жене, чтобы та наняла десяток рейтар. Пусть сопровождают до самого Вершилова. Антуан усмехнулся, хитрый маркиз уж точно уговорит рейтар остаться в Вершилово. Зачем в маленьком селе столько войск можно было только догадываться. Сейчас почти каждый второй мужчина в Вершилово был воином. Это вселяло уверенность в доктора, что если вдруг кому придёт в голову напасть на волшебное селение, то отпор будет достойным.
Закончив письмо жене, Антуан сразу принялся за второе. Оно было его другу и соратнику, аптекарю Патрику Янсену. Ван Бодль приглашал Патрика в Вершилово. Он описывал, чем сейчас занимается и вообще жизнь в Вершилово. В конце была приписка, что он вызвал жену к себе и если Патрик решится на переезд, то они могут отправиться вместе, что гораздо безопаснее и веселее.
Третье письмо было оружейнику ван Рейну. В это письмо было вложено послание от самого маркиза Пожарского, доктор же писал, что его жена переезжает точно и что у Яна есть возможность составить ей компанию.
Последнее четвёртое письмо было младшему непутёвому брату Антуана, Йозефу Марку. Тот, как и старший брат, закончил университет в Падуе, но увлёкся алхимией. Ни философского камня, ни золота младший ван Бодль пока не получил. Зато получил ожог лица, занимаясь своими адскими смесями. Как-то в разговоре с маркизом Пожарским Антуан вскользь упомянул про брата, Пётр его расспросил поточнее и предложил пригласить алхимика сюда.
– Здесь мы с ним легко золото добудем, – пообещал княжич.
– Правда ли это, Пётр Дмитриевич? – не поверил доктор, – Ты умеешь делать золото из свинца?
– Из свинца нет, а вот из камней, сделаю, – усмехнулся тогда Пожарский.
Так вот откуда то немыслимое богатство, что тратит направо и налево маркиз, подумал тогда ван Бодль.
Дописав письма, доктор пошёл в школу. Он учил детей второго класса латыни и голландскому. Зачем эти языки крестьянским детям Антуан уже не спрашивал, детей готовили так, что все университеты Европа позакрывались бы от зависти. Математику вёл Симон Стивен, астрономию Симон Майр, геометрию и оптику Иоганн Кеплер, рисунок и живопись сам Рубенс, географию маркиз Пожарский. На уроки географии собирались и все преподаватели. Даже десятой части того, что по книгам атлантов рассказывал маркиз о планете Земля, не знал ни один путешественник в Европе. Учёные смеялись вместе с детьми над тем, как Колумб поплыл искать Индию, а открыл Америку, они вместе с детьми поражались животным не открытой ещё Австралии, которые переносят детёнышей в сумках. Неужели это правда? Даже Кеплер выразил сомнение о шестом континенте Антарктида, где над землёй вырос ледник высотой в четыре новомодных километра. А загадочный Китай, где принцессам ломали и бинтовали ступни, чтобы она была очень маленькой и принцесса не могла сама ходить, ведь принцесс должны носить на руках слуги. А сколько ещё чудес поведал маркиз.
Эх, как жаль, что книги атлантов сгорели. Ван Бодль сейчас заканчивал свою книгу. Книга была про лечебные травы. Сначала ван Бодль отнёсся скептически к этому предложению. В Европе издано десятки подобных книг. Может, лучше взять одну из них и перевести на русский язык. Теперь, когда его книга почти закончена, Антуан чувствовал разницу между теми книгами и «этой». Как составлены все травники. Описывалось лекарственное растение, чаще всего даже не по алфавиту, а в произвольном порядке и говорилось, какую болезнь нужно отваром или настоем этого растения лечить. Книга же, которую предложил написать ван Бодлю Пожарский, была иная. Сначала в алфавитном порядке описывались болезни, а потом указывались травы и сборы из нескольких трав, которыми эти болезни нужно лечить. Конечно же, это было в сотню раз правильнее, чем делали до этого. Только никто кроме этого юноши до этого не додумался.
Когда книга ван Бодля «Народная медицина» будет издана на латыни и попадёт в Европу, он сразу станет самым известным доктором мира. Да и есть ли там доктора в том мире? Антуан вспоминал, каким тёмным невеждой был всего год назад. Он гордился, что учился у самого Амбруаза Паре. С прискорбием доктор понимал, что ни ему, ни его учителю лечить людей в Вершилово никто не доверит. А то ведь ещё кровь начнут пускать. Один экземпляр на русском ван Бодль обязательно пошлёт этому зазнайке Бильсу, придворному лекарю русского царя. Нужно, чтобы этого монарха, который благоволит к маркизу Пожарскому, лечили правильно.
Событие двадцать шестое
Мелкопоместный русский дворянин Пётр Павлович Рубенс сидел на стадионе и «болел» громче всех. Сегодня было целых два соревнования. Сначала был футбол. Их голландско-немецкая команда «Рыси» разгромила «Медведей» со счётом 3:1. Честно сказать, это произошло впервые. «Рыси» уже регулярно выигрывали у «Росомах» из Нижнего Новгорода, но всегда проигрывали «Зубрам» и «Медведям». И вот сегодня свершилось. Иноземцы, занявшие западную часть трибун, долго после финального свистка кидали вверх шляпы и свистели на все лады. Рубенс не отставал от прочих, ведь среди игроков было три его ученика.
Второе запланированное на сегодня соревнование было новинкой и называлось «эстафета». Всего было четыре детские команды. Детям было от восьми до десяти лет. И соревновались они на лыжах. В команде было две девочки и два мальчика, каждый пробегал по кругу на стадионе. В первой команде были дети стрельцов. Во второй дети мастеров. Третья команда состояла из детей иноземцев. В четвертой были крестьянские дети. В команде иноземцев одной из девочек была дочь Рубенса Клара Серена.
Первыми побежали девочки, и Клара Серена пришла второй. Правда, в результате их команда оказалась на третьем месте, первой пришла команда из детей крестьян, вторыми были стрелецкие дети. Последними оказались дети мастеров. А дальше началось вообще необычное, взяв с собою Рубенса, стрелецкого сотника Малинина и архитектора Тимофея Шарутина, княжич построил детские команды и каждому из участников команд вручил медали. За первое место дети получили настоящие золотые медали. Медали были на ленточке и размером не уступали флорину. На аверсе была цифра один, а на реверсе фигурка лыжника. Явно работа Лукаша Донича. Вторая команда получила серебряные медали и на аверсе была цифра «2». Команда, в которой была дочь Рубенса, была награждена бронзовыми медалями с цифрой «3». И дети мастеров получили медали из меди с цифрой «4».
Сколько потом у Рубенсов было разговоров про эти соревнования и награждение.
– На следующий год я буду ещё больше тренироваться и получу золотую медаль, – заявила, уже собираясь спать, Клара Серена.
– Вот как это получается у маркиза Пожарского? – в тысячный раз задал себе и Изабелле вопрос художник, – Да, по слухам у римлян были стадионы и гладиаторские бои и на них ходили люди, чтобы наблюдать за поединками. Только там убивали людей, а здесь ни каких смертей, а всем интересно. И у детей и у взрослых всё время появляются стимул выступить в следующий раз ещё лучше. Разве возможны такие соревнования в нашем Антверпене? Конечно, нет. Как ему это удаётся?
Рубенсы ждали пополнения семейства. Жена была уже на пятом месяце. При этом она удивительно похорошела. Целебные отвары, правильное питание, что контролировали знахарки и прогулки по зимнему лесу вернули его Изабелле десяток лет. Она снова была улыбчивая весёлая девчонка. Художник это видел и хорошо понимал, что это очередное чудо непонятного маркиза.
Неделю назад Питер написал письмо ван Дейку. В нём Рубенс подробно описывал жизнь в Вершилово и просил своего лучшего ученика продать свой дом и дом Рубенса в Антверпене и вместе с оставшимися учениками ехать в Московию. Рубенс описывал дорогу до Москвы и советовал Антонису взять пару десятков рейтар в Риге для сопровождения до Вершилова.
Рубенс подробно написал ученику, какие картины и статуи взять с собою, а когда сам перечитал, даже улыбнулся. Забрать нужно было практически всё. Ещё Рубенс советовал все деньги вырученные от продажи дома и обстановки потратить на закупку красок. Нет, местные художники (иконописцы) научились из растений получать неплохие краски, но были и такие цвета, что из растений получать не удавалось. На самом деле, деньги в Вершилово практически не нужны, а вот краски вполне пригодятся. Зачем везти золото, если золото само приедет в Вершилово. Да ещё и умолять будет, что бы его поменяли на расписанную Рубенсом вазу из фарфора.
Питер улыбнулся. Его Антверпен захирел после того, как Амстердам устроил тому морскую блокаду. Вершилову не устроить блокаду, за вещами, производимыми здесь, приезжали со всех концов Европы и ждали своей очереди получить диковинку. А сейчас ещё мастера освоили производство изделий из цветного и прозрачного стекла. Скоро купцов станет ещё больше.
Кроме ван Дейка Рубенс написал письма по просьбе Пожарского и целому ряду итальянских живописцев. Это были Алесандро Воротари, Гульельмо Каччи и его дочь Орсола, Гвидо Рени, Белизарио Коренцио и Барбара Лонги. Маркиз был удивлён две женщины.
– Они хорошие художники, – заступился за итальянок Рубенс, – Мадонна с младенцем Христом Барбары Лонги просто шедевр.
– Да я не против, пусть будут женщины, только решатся ли они приехать в Вершилово.
Ещё маркиз предложил пригласить из Италии хорошего архитектора, чтобы построить в Вершилово храм для разрастающейся немецко-голландско-чешской диаспоры.
– Хороший архитектор Карло Модерна он, правда, уже не молод, – задумался Рубенс.
– Вот и замечательно, подлечим, подберём молоденькую жену, и пусть создаёт шедевры, – засмеялся Пётр.
Поди, пойми, когда он шутит, а когда говорит серьёзно. Тем не менее, письмо Карло Рубенс написал.
А последнее письмо художник написал Марену Мерсенну во Францию, с которым давно переписывался, с таким же приглашением в Вершилово и просьбой передать приглашение химику Жану Рэ, про которого он несколько раз писал Рубенсу как об изобретателе термоскопа (термометра) и создателе нескольких красок.
Событие двадцать седьмое
Пётр Пожарский продолжал заниматься стеклом, он учил несколько человек выдувать разные вазы и салатницы, они даже попробовали выдуть бутылку с помощью деревянной полуформы. Бутылку получили, но это было не то. Нужен был стандартный размер, а для этого нужна железная матрица из двух половинок. А вот чтобы изготовить матрицу, нужен токарный станок. Станок-то сделали, но резцы к нему забыли. Пока же кузнецы отковали по его размерам бутылку и загнули вокруг неё две пластины. Заготовка для матрицы сделана, осталось только обработать. Попробовали вручную разными наждаками, но нет. Качество не то.
Резец делали из стали. Это Пожарский из своего прошлого помнил. А как эту специальную твёрдую сталь получить. Ведь она сама должна точить железо. Про твёрдость стали, как обычный человек из 21 века, Пётр знал, что 45 сталь прочнее 25, и что цифра это содержание углерода в стали. Неужели 45 процентов? Не может быть. Там, какие ни будь доли процентов. Наверное, 0,45 процента. Ещё бывший генерал помнил, что сталь это сплав железа с углеродом, а чугун – это сплав железа, углерода и кремния. В какой-то книге он читал, что для того чтобы сварить качественную сталь в Англии добавляли к стали стекло и известь. Но ведь не от этих добавок сталь упрочнялась настолько, что из неё можно делать резцы.
И всё время в голове крутилось «самолёт». Только вот причём здесь самолёт. Их вообще делают из алюминия. Или из фанеры. У-2, например. Стоп! Вот почему крутится в голове самолёт. На заре перестройки ходила в народе шутка «армянского радио». «Армянское радио» спрашивает, что такое У-2 – У-7. Вы думаете, что У-2 – это самолёт, а У-7 сталь для резцов. Так вы ошибаетесь. Это вино-водочный магазин, который у 2 часа открывается, а у 7 часов закрывается. Чёрт с ним с магазином. У-7 – это сталь для резцов. А «7», скорее всего – это содержание углерода в стали. Исходя из заключений про сорок пятую сталь, получается, что 7 это семьдесят, значит в стали 0,7 процентов углерода. Пусть будет 0,8 – кашу маслом не испортишь.
Теперь стоял вопрос, как определить эти 0,8 в 17 веке. На стекольном заводе в Гусь-Хрустальном была лаборатория, и там один раз случился пожар. Тогда Афанасию Ивановичу, как заместителю директора по технике безопасности пришлось устраивать разбор полётов. Как загорелось, да почему, загорелось, да что загорелось, и кто виноват? Оказалось, забыли выключить прибор для выжигания углерода. То есть, что бы определить, сколько в стали углерода надо взвесить стружку, выжечь из неё углерод и снова взвесить. Придётся ещё и весы изобретать.
Пётр пошёл к своим кузнецам, и предложить науглеродить сталь. Разрубили лучшую шведскую сталь на кусочки, засыпали в специально изготовленные горшки, добавили древесного угля и стекла с известняком. Запечатали горшок и поставили в печь. Печь угробили, кирпичи потекли от таких температур, но немного стали получили. Кузнецы отковали из неё резцы и заточили. Попробовали этими резцами точить железо. Железо с трудом, но обдиралось. Только эти резцы ломались как стеклянные. Дальше экспериментировать не стали. Пусть ломаются, им и надо-то одну матрицу сделать.
Все до единого резца переломали, последние даже сращивать пытались. Но ведь сделали. Перед Петром лежали две полуформы с очень чистой поверхностью. Стоящий за спиной Петра Симон Стивен потрогал рукой обработку и присвистнул.
– Надо поработать над хрупкостью резцов, но уже и так видно, что всем остальным о такой чистоте обработки даже мечтать не приходится.
– Надо бы настоящего мастера по токарным станкам в Европе найти. Я всего сделать просто не успеваю, – пожаловался ему Пожарский.
– Я попробую написать письма своим знакомым, может, кого и подскажут, – предложил математик.
– Вот и хорошо. А ещё напиши, чтобы подсказали и мастера по ткацким станкам.
Десять первых стандартных бутылок выдули на следующий день. Блин, уже 1 мая. На днях Волга вскроется. Пора заканчивать всю эту кустарщину и заниматься подготовкой ко второму броску на Урал.
Событие двадцать восьмое
Второго мая совершилось поистине великое событие – приехал из Испании Якоб Буксбаум. Еврейская диаспора Вершилова построила двадцать теремов на окраине Вершилова и поехала в Европу выполнять поручения Пожарского. И вот Буксбаум вернулся с семенами. Пётр разложил перед собой узелки и стал разбираться с давно ожидаемым подарком. Семена помидор он узнал легко. Все же многолетний опыт дачника не пропьёшь. Картофель был представлен десятком очень мелких клубеньков и тоже семенами. Понятно, этот овощ ещё никто не рассматривает как продукт питания. Это пока экзотический цветок. Семена тыквы и кабачка отличить друг от друга не просто. Да и, в общем, какая разница и, то и то нужно сажать, когда созреют, разберёмся. Семечки подсолнуха откровенно огорчили. Уж очень мелкие. Сколько лет работы селекционеров впереди. Баклажанов не было. Зато был острый перец и топинамбур. А вот кукуруза откровенно порадовала. Буксбаум привёз три початка, и они не уступали по размерам тем, к которым привык бывший генерал в 21 веке. Может и правду говорили ботаники в будущем, что кукуруза не земное растение, его подарили индейцам инопланетяне. У кукурузы нет ни одного дикого предка, и она не может размножаться без помощи человека. Початок просто сгниёт, или будет съеден птицами.
Итак. С картошкой и топинамбуром всё ясно, клубни посадим, и нужно будет рассказать Полуярову про окучивание. Семена нужно посеять. Тоже ни чего необычного. Да, нужно и с первого урожая собрать все семена. Будет материал для перекрёстного опыления.
Для остального нужно строить теплицу. Подсолнух и кукурузу нужно посадить срочно в горшки и потом очень аккуратно, после цветения черёмухи высадить в открытый грунт и после созревания защитить от птиц. Тыкву и кабачок нужно выращивать через рассаду и тут тоже без теплицы не обойтись. Ну а помидоры и перец без настоящей теплицы однозначно не вырастить. Это в 21 веке появились хоть немного районированные семена, а так это очень южное растение. Тоже десятилетия работы селекционеров впереди. Ничего есть главное с чего начать.
Пётр вызвал Полуярова и продиктовал тому все, что знал о выращивание новых диковин. Проверил записи «агронома» и дополнил пояснение встряхиванием помидор и перца для лучшего опыления и самостоятельным опылением тыкв и кабачков.
Разобравшись с Полуяровым, Пожарский занялся плотниками, нужно ведь было объяснить мужикам, зачем княжичу стеклянный дом. И самое главное, что нужно сделать его почти герметичным и как можно быстрее.
Теперь оставалось наделать стёкол. Все стеклодувы были переброшены с выдувания ваз и бутылок на производство листового стекла. Работали в три смены. И всё равно ушла неделя.
