Андрей Мовчан
Россия в эпоху постправды

Надо помнить, что значения роста/падения ВВП, доходов или объемов операций менее 2–3 % неинформативны, так как остаются в пределах ошибки вычисления или уровня шума, вызываемого проблемами единиц измерения. Точно так же с большой осмотрительностью стоит сравнивать данные по экономикам разных стран, особенно за разные периоды времени. Более или менее безопасно анализировать прозрачные объемы торговли в физическом выражении (часто они косвенно отвечают на вопрос об изменении доходов и настроений на рынках), а также финансовые показатели высокого уровня, такие как баланс внешнего счета страны, баланс финансовой системы и прочее.

В экономическом анализе как нигде отчетливо проявляется когнитивный эффект предвзятости подтверждения, свойственный человеку. В потоке цифр, значение которых плохо определено и часто непонятно, любой легко находит себе подтверждение именно тех теорий, которые кажутся ему более приятными.

Возможно, поэтому человечество, которое научилось сажать космические зонды на астероиды за миллионы километров от Земли, делая это на скорости тысячи метров в секунду, с точностью до нескольких сантиметров, не только не смогло выработать единой модели успешной экономики, но и до сих пор не знает, как предотвращать регулярные кризисы. Поэтому «все нормально» и «все пропало» еще долго будут превалирующими идеями в обществе в отношении экономической ситуации. Но этот факт не должен останавливать нас от попыток анализа, тем более что даже и без количественных исследований мы сегодня знаем – в экономике России далеко не все нормально, и проблемы нарастают.

Карго-подражание

Миф эпохи постправды – это не только искаженные или выдуманные факты, не только псевдологические интерпретации, игра цифр или ложная индукция. Иногда постправда проявляется в подмене цели или замене целеполагания на «действие по аналогии». Здесь «добиться результата» заменяется на «быть как другие». Как правило, такая конструкция используется манипуляторами в ситуации, где нужный им результат не сообщается манипулируемым, маскируясь под цели, достичь которых очевидно невозможно – зато можно заявить, что для их достижения «все так делают». Короткий пример такой неосознанной манипуляции я приводил в Facebook в 2015 году.

Это очень показательно и удивительно распространено. Нам всем это свойственно – где-то глубоко-глубоко лежит потребность в истине, которая истиной не является. И мозг, получивший команду из подсознания «Прийти к истине во что бы то ни стало!», изобретает цепочки, удивительно похожие на логические – но лишенные логики. А мы ему верим – потому что хотим верить.

Ян Михайлов, которого я очень уважаю – в том числе за корректную и грамотную манеру дискуссии, пишет комментарий к разговору о «заботе президента Путина о России». Я позволю себе построчный комментарий комментария, чтобы показать, с чем не согласен и почему.

Итак, сам комментарий.

«США замечают страны меньше и менее значительные, чем Россия. Конечно, они замечают ядерную супердержаву, которая может их несколько раз уничтожить. Если Ирак является зоной интересов США, не такой уж натяжкой будет предположить, что страна, в которой большинство – этнические русские, страна, которая столетиями была частью России и отделилась всего пару десятков лет назад, страна, которая имеет тесные экономические связи с Россией и территориально очень близка, может представлять КАКОЙ-ТО интерес для России. Если США могли начать вторжение в Ирак – в страну, которая явно вне зоны их интересов, ничем не угрожает и находится на расстоянии в полмира, – почему не предположить, что Россия могла бы сделать то же самое на Украине?»

А теперь – разберем логику.

«США замечают страны меньше и менее значительные, чем Россия. Конечно, они замечают ядерную супердержаву, которая может их несколько раз уничтожить».

Это сказано в контексте утверждения, что США стремятся России навредить, а Путин нас защищает. Для США не много стран менее значительны, чем Россия, – если не брать в расчет то, что Россия обладает ядерным оружием. Наш товарооборот с США – 6 % от их товарооборота с Китаем. Сотрудничество иного рода – почти ноль. Это мы у себя раздуваемся гордостью от обилия необитаемых территорий. США обращают внимание на страну постольку, поскольку у них есть стратегические интересы (идиотское слово, и США со временем наверняка поймут, насколько идиотское). К стране, которая не торгует с США и которой США нечего дать (с одной стороны), которую нельзя завоевать и установить там «демократию» (с другой стороны), у США интересов нет. Ядерное оружие наше они замечают – и это тем более делает их к нам безразличными.

«Если Ирак является зоной интересов США, не такой уж натяжкой будет предположить, что страна, в которой большинство – этнические русские [кажется, на Украине это не так! – А. М.]… может представлять какой-то интерес для России».

Да не вопрос. Для нормальной страны полмира представляет интерес. Логика же здесь нарушена: почему мы сверяем свои «часы» со штатовскими? Мы же не одобряем их политику?! Или – одобряем? А если пытаемся подражать, то, во-первых, почему не помним, что иракская компания для США – это провал, во-вторых – почему забываем, что именно наши интересы на Украине и были полностью блокированы нашими же действиями – сперва долго сажали бандита на трон, потом шантажировали газом, потом вместо того, чтобы признать переворот и с улыбкой подождать, пока пройдет очередной украинский цикл «перемога – ганьба – зрада – перемога»^[8] и разочарованные в ЕС украинцы вернутся к нам, мы украли территории и устроили кровавую баню. Все, нет наших интересов на Украине теперь совсем, и не только на Украине, а и по всему миру, зато есть трупы, разрушения, международная обструкция. Где логика?

«Если США могли начать вторжение в Ирак… почему не предположить, что Россия могла бы сделать то же самое на Украине?»

Даже если оставить в стороне странность сравнения Украины со страной, где политических оппонентов закатывали в асфальт, целый народ травили химическим оружием, захватывали соседей и откровенно нарушали резолюцию СБ ООН, аргументация выглядит нелепой. Что, США правильно сделали? И что, из этого вышло что-то хорошее или все же операция в Ираке признана полным провалом? Или мы должны повторять любую гадость, которую сделают США? К слову, США все же делают это далеко от своих границ и будучи уверенными, что ответом не станет международная изоляция. Они мало-мало просчитывают последствия. А мы тупо копируем, не понимая разницы и не видя последствий. Кстати, уж раз мы так слепо подражаем, когда США последний раз аннексировали чужую территорию – наверное, все же до соглашения о нерушимости границ, не так ли? А мы?

Уж если предполагать, что это именно США (ну, патология у них такая) хотели выгнать Россию с Украины, то именно российские действия от начала и до конца обеспечили им такую возможность. Мы применительно к России часто произносим слово «карго-культ». Боюсь, что в данном случае мы имеем дело с карго-подражанием политике США. Но соломенные самолеты не летают, даже если вокруг них танцевать с бубнами. Так что не надо о «геостратегических интересах России». Если они и есть, то сегодня защищаются наихудшим образом.

Часть вторая. Диктатуры и демократии

Мы не можем адекватно предсказывать будущее (хотя в соответствующей главе я этим займусь), но точно можем говорить о проблемах настоящего, которые отражаются на наших перспективах. Одна из таких проблем – несовершенство существующих демократий. Отсутствие защиты от популизма становится все более заметным: уже не только в странах «хрупких демократий» типа России или Венгрии власть демократическим путем переходит ко все более популистски настроенным политикам. Брекзит в Великобритании, победа Трампа в США, усиление «правых» в Швеции – первые свидетельства хрупкости конструктивной демократии даже в самых «надежных» развитых странах. Но наблюдать за процессом всегда проще вблизи – поэтому моя статья в «Снобе», написанная 15 августа 2016 года, больше о России, хотя, конечно, не только.

Как ошибается большинство

«Единая Россия» пойдет на выборы под лозунгом «Большинство не ошибается». Использование в начале XXI века argumentum ad populum кажется шуткой, но это не шутка. Для мало-мальски образованного человека такой лозунг выглядит откровенным вызовом – опыту, науке, культурным и этическим основам общества, наконец, здравому смыслу. У человека, обладающего неплохой памятью, он вызывает неприятные ассоциации: что-то подобное изрекали Муссолини и Гитлер, повторяли Марин Ле Пен, Кастро и Чавес.

Бессмысленность лозунга начинается со слова «большинство». Большинство кого? Если это – большинство населения Земли, то при чем тут «Единая Россия» и как быть с тем, что большинство стран мира официально неоднократно осуждали политику России с трибуны ООН в последнее время? Может, речь идет о большинстве населения России? Но разве Россия однородна? А что, если разделить это население на, скажем, мужчин и женщин (христиане и мусульмане, москвичи и немосквичи, молодые и пожилые – тоже подойдут) и сравнить их мнения? А если мнения двух этих частей окажутся в чем-то разными, чье большинство будет правее и как быть с другим, неправым большинством? А когда начинается гражданская война, как 100 лет назад в России, где искать это всегда правое большинство? Или в этой ситуации появляются два большинства – по обе стороны фронта? Кто из них прав? Тот, кто победил? А когда большинство часто и беспричинно меняет свое мнение (а это регулярно происходит), когда оно право – сперва или потом?

Но даже если отбросить вышеуказанные соображения как «придирки», идея «народ всегда прав» прямо противоречит и российским религиозным «скрепам», и основам философии, и базовым представлениям психологии. Потому естественно, что с исторической (как и с социологической) точки зрения она не выдерживает самой элементарной проверки. Да, убеждать в этом, мне кажется, некого: нынешняя власть в России категорически не верит в этот лозунг сама и постоянно это открыто демонстрирует.

Христианство (а православие все еще считается его иерархами христианством) ставит во главу угла личность, а не общество и отрицает как безгрешность, так и абсолютную мудрость и того и другого. Но если человек в представлении христианина еще может путем духовного усилия стать лучше и способнее к принятию нравственно правильных решений (и то – исключительно в диалоге с Богом), то общество в целом в принципе не знает такого пути. Библия недвусмысленно противопоставляет личные решения и решения большинства. Большинство населяет Содом и Гоморру, рвется назад в Египет, создает золотого тельца, постоянно отклоняется от веры и Завета, гонит и проклинает пророков, наконец, требует распять Иисуса, а затем подвергает преследованиям страстотерпцев. Противостоят этому большинству личности – праотцы и пророки, учителя и проповедники, святые и мученики (от большинства принимающие свои мучения).

Философия достаточно четко определяет роль большинства в процессе развития общества. Новое, более прогрессивное, создается незначительным меньшинством и изначально всегда отрицается большинством, которое интенсивно борется за сохранение старого. Постепенно новое завоевывает все больше сторонников, и, когда их становится достаточно, новое наконец начинает доминировать – и в этот момент устаревает и тормозит уже следующее новое. Это всего лишь социальная реализация закона «отрицания отрицания», одной из основ современной диалектической философии. «Племя часто думает, что провидец повернулся к нему спиной, когда на самом деле он просто повернулся лицом к будущему», как сказал Рэй Девис. Большинство не просто ошибается, оно ошибается всегда, поскольку всегда препятствует прогрессивному развитию.

Большинство – носитель стереотипов и отживающих норм. В процессе развития человечества большинство последовательно поддерживало каннибализм и человеческие жертвоприношения, братоубийственные войны, веру в способность молитвы вызвать дождь и в возможность предсказывать будущее по внутренностям животных, теории о том, что Земля плоская, мыши заводятся из грязи в белье, от совокупления дьявола с женщиной рождаются дети, а чума – божья кара. Большинство не так давно требовало от мужчин носить чулки, серьги, шляпы и красить лицо, а потом стало требовать того же от женщин; большинство принимало рабство вплоть до конца XIX века, монархию – до начала XX-го. Большинство в разных странах уже в XX веке известно тем, что принимало сегрегацию и апартеид, фашизм, коммунизм, маоизм, национал-социализм и прочие порождения бесовского разума. Большинство выступало за тюремное заключение для геев и запрет женщинам носить штаны – а незадолго до этого за запрет получения женщинами высшего образования. Множество исторических личностей, правоту которых не принимало большинство (Галилей и Джордано Бруно – самые банальные примеры), дополняют пантеон христианских мучеников. В этом смысле, конечно, «христианское большинство» никак не отличалось от любого другого: продажи индульгенций, охота на ведьм, освященное церковью рабовладение, внутрихристианские религиозные войны – это только часть «достижений», поддержанных в свое время христианским европейским большинством. Стефан Цвейг описывает свой ужас, вызванный поддержкой начала Первой мировой войны абсолютным большинством населения христианской Германии.

История России тоже полна ошибками большинства – от периода Смутного времени (когда большинство поддерживало то Годунова, то польского ставленника Лжедмитрия, то его врага Василия Шуйского, то просто бандитов) до революции 1917 года, когда большинство встало на сторону радикальных политических авантюристов. Почитаемые сегодня (справедливо и не очень) российской властью исторические личности – Рюрик, великий князь киевский Владимир, Александр Невский, Иван Грозный, Петр I, Столыпин и прочие – все шли против мнения большинства, причем иногда делали это с невероятной жестокостью. В то же время герои прошлого, старавшиеся опереться на большинство (как, например, Ленин или Ельцин), сегодня явно не в почете у официальных агитаторов.

На практике власть в России публично демонстрирует неприятие принятого ею же предвыборного лозунга. Во всех аспектах своей деятельности она последовательно стремится минимизировать роль самоуправления, принятия решений большинством, выдвижения общественных инициатив. Отменена значительная часть выборных процессов, включая выборы губернаторов; регулирование во всех сферах достигло невиданного даже в СССР уровня, и инициатива общества полностью подавлена; система управления страной фактически свелась к личному администрированию через распоряжения президента; количество контролирующих организаций, полицейских, сотрудников других силовых структур на душу населения выше, чем в большинстве стран мира; уровень требуемой «открытости» и подотчетности также беспрецедентен; фактически ограничена свобода любых общественных действий, в первую очередь собраний. Очевидно, что власть не готова доверить ни большинству, ни какой бы то ни было части общества принятие мало-мальски существенных решений, кроме разве что решения в очередной раз поддержать эту самую власть.

Как ни странно это прозвучит, реальная, а не пропагандистская позиция российской власти, отказывающей большинству в праве на принятие решений, в каком-то смысле разумна. Человеку свойственно ошибаться, говорили древние римляне. Тем более свойственно ошибаться обществу, общественному большинству, говорят психологи и социологи.

Самое простое (но недостаточное) объяснение этого феномена нужно искать в составе «большинства». К сожалению для нашего сегодняшнего мира, большинство в нем составляют те, кому мы не хотели бы доверять ответственные решения. Большинство людей и в мире, и в России не имеет высшего образования, а профессионалы в процессах принятия решений, экономике, политологии, истории составляют доли процента. Да что высшее образование – в России средний балл по базовому (!) ЕГЭ по математике в 2015 году составлял меньше 4 по пятибалльной шкале – более 50 % выпускников оказались троечниками даже на базовом – примитивном – уровне проверки знания математики. В России существенное большинство^[9] мужчин курит (а вместе с курящими женщинами это 37 % населения). Большинство людей в России подвергают себя риску ранней смерти от сердечно-сосудистых заболеваний, ведя нездоровый образ жизни, а более 60 % смертей от неинфекционных болезней в возрасте до 70 лет в России становятся следствиями такого образа жизни (примерно 30 % – это алкоголизм и более 30 % – сердечно-сосудистые заболевания). По статистике^[10], более 50 % людей в России не способны совершить эффективный выбор долгосрочного партнера и более половины браков распадаются (в 2014 году отношение разводов к заключенным бракам вообще дошло до 83 %).

В большинстве своем людям свойственны существенные ошибки восприятия, влияющие на принятие решений. Основными будут «заякорение» – принятие предложенного количественного уровня или качественной характеристики как точки начала отсчета, вне зависимости от его (ее) осмысленности (это отлично знают продавцы на восточных рынках, сразу называя цену во много раз больше желаемой); согласие с ложной индукцией, то есть принятие за истину логически верного построения на базе неверной посылки; переоценка собственного опыта и доступной информации (редкое, но пережитое нами или хорошо известное событие кажется нам более вероятным, чем более частое, но неизвестное по опыту). Наконец, большинству людей свойственно существенно переоценивать свои способности и возможности. Простые опросы показывают: порядка 70 % человек верят, что они водят машину «лучше среднего»; эксперименты, в которых испытуемых просят ответить на вопросы с «90 %-ной точностью», обычно дают точность ответов не выше 50–60 %. Особенно ярко эти явления проявляются в профессиональной сфере: более 90 % инвестиционных фондов показывают результаты хуже индексов; более 50 % стартапов не проживают года, более 90 % – умирают, не принеся прибыли создателям и инвесторам; средний инвестор на рынке проигрывает инфляции; людям свойственно участвовать в конкурсах, в которых побеждает менее половины участников, чаще – один из нескольких (соответственно, большинство переоценивает свои шансы). Большинство же (по статистике) верит коммерчески мотивированным фальсификациям, таким как гомеопатия или финансовые пирамиды, не принимая во внимание отрицательные результаты научных проверок и данные статистики (я уже не говорю о соображениях логики); большинство легко поддается на рекламные трюки, принимает нерациональные финансовые решения, действует себе во вред в групповых взаимодействиях, поскольку не способно адекватно просчитывать потенциальные результаты, и совершает эмоциональные, а не рациональные поступки. Яркое свидетельство того, что возможность принимать рациональные решения ограничена, – религиозность большинства населения Земли, а приверженность религии невозможно объяснить рациональными соображениями.

Но большинство плохо принимает решения не только потому, что состоит в основном из неготовых к рациональному принятию решений индивидуумов. Общество склонно к групповому мышлению – отсюда стремление к конформности и иллюзия отсутствия персональной ответственности в результате присоединения к решению группы. То, что группа думает хуже, чем индивидуумы в отдельности, а «большинство» опаснее, чем личность, отлично знают законодатели еще со времен Древнего Рима. Совершение деяния группой является отягчающим обстоятельством (примерно так же, как совершение его в состоянии алкогольного опьянения) во множестве уголовных кодексов: снижающуюся в группе способность адекватно мыслить законодатели пытаются уравновесить увеличением тяжести наказания, чтобы члены группы были не менее осторожны, чем поодиночке.

Групповые решения большинства, как правило, являются не информированными и обдуманными, а индуцированным сочетанием активно продвигаемых идей немногих лидеров группы (преследующих собственные интересы) и сильным желанием основной массы группы соответствовать большинству и избегать конфликта. «В группе людей… конформизм или желание социальной гармонии приводят к некорректному или нерациональному принятию решений», – пишет Ирвинг Джейнис, автор понятия «групповое мышление». Результаты многочисленных экспериментов подтверждают, что даже крупные группы профессионалов, принимающие решения большинством голосов, как правило, демонстрируют нисходящую динамику качества принимаемых решений, очень скоро опускаясь на уровень решений менее рациональных и эффективных, чем у непрофессионалов, принимающих те же решения индивидуально.

«Члены группы пытаются минимизировать конфликт и достичь единого решения без достаточной критической оценки альтернативных точек зрения, активно пресекая отклоняющиеся мнения и изолируя себя от внешнего влияния. В такой ситуации единомыслие приобретает бóльшую ценность, чем следование логике и рациональному мышлению. Уровень конформизма при этом значительно возрастает, существенная для деятельности группы информация подвергается тенденциозному толкованию, культивируется неоправданный оптимизм и убеждение в неограниченных возможностях группы. Информация, которая не согласуется с принятой линией, членами группы игнорируется или значительно искажается. В результате складывается впечатление о единогласном принятии решений. Групповое мышление может иметь далеко идущие социальные и политические последствия: в истории есть много примеров трагических ошибок, совершенных в результате подобных решений», – утверждает Ирвинг Джейнис.

Он же выделяет восемь признаков развития феномена группового мышления:

1. Идея верности всех принимаемых решений, создающая неоправданный оптимизм и побуждающая к принятию высокого уровня риска.

2. Вера в понимание группой «настоящих» морально-нравственных истин и, как следствие, игнорирование членами группы реальных последствий своих действий.

3. Игнорирование информации извне, если она может поставить под сомнение выводы, сделанные группой.

4. Представление оппонентов группы как слабых, корыстных, злобных и неумных.

5. Самоцензура каждым членом группы собственных идей, которые могут противоречить общему мнению группы.

6. Иллюзия единогласия, когда молчание принимается как знак согласия.

7. Прямое давление группы на каждого своего члена и обвинение в нелояльности любого из них, кто подвергает сомнению ее решения.

8. Появление «контролеров мышления» разного типа («стукачей», «идеологов», «фанатиков») – членов группы, которые ограждают группу от информации, противоречащей ее общему мнению, и от отличных от принятого мнений.

Современный развитый мир достаточно последовательно двигается в сторону все большей демократизации, которая на первый взгляд выглядит как движение в сторону все большего веса решений, принимаемых «большинством». Многим известным ученым и политикам случалось даже обвинять демократию в стремлении к «подчинению групповым решениям», в том числе Фрэнсису Гальтону, известному психологу (он приходился двоюродным братом Чарльзу Дарвину). «Чтобы разочароваться в демократии, достаточно 5 минут поговорить со средним избирателем», – говорил Уинстон Черчилль, последовательный сторонник демократии, имея в виду, конечно, не саму демократию, а вульгарное ее понимание – так называемую охлократию, прямую власть большинства. Конечно, перекос в групповую сторону – это, скорее, опасное отклонение, временная остановка на пути развития демократии, чем норма, и это хорошо понимают демократические лидеры.

Реальное достижение развитой демократии – не принятие позиции большинства или создание механизмов группового принятия решений, а защита прав меньшинства и успешное подавление эффекта группового мышления при сохранении возможности всех членов общества влиять на управление страной. Развитые демократии сформировали целый арсенал мер и механизмов, которые защищают общество от диктатуры большинства и эффекта группового мышления:

● предоставление личности права индивидуальных, а не групповых решений в возможно более широком спектре вопросов (значительное расширение права человека на принятие собственных решений и толерантность, отход от групповых стандартов, индивидуальность решений при голосовании);

● естественное разбиение общества на конкурирующие группы (в том числе партии) не с целью выбора большинством одной лучшей, а с целью формирования палитры разных мнений, препятствующих возникновению конформного консенсуса;

● свобода доступа к информации, провоцирующая возникновение разных мнений;

● свобода критики общества и власти и даже провокация такой критики в процессе политической борьбы;

● обязательная частая сменяемость лидеров;

● учет minority opinion в самых разных формах;

● создание двухпалатных органов принятия решений с формированием палат по разным принципам, причем иногда одна из палат вообще формируется не методом мажоритарных выборов;

● формирование обязательных экспертных фильтров для любых значимых решений;

● создание жесткой конструкции из базовых законов (типа конституции, билля о правах), которые защищают основы демократии и права меньшинств и не могут быть отменены просто решением большинства;

● распределение полномочий – в органах власти, в системах принятия решений, контроля, законотворчества;

● федерализация с предоставлением права принятия большого числа решений на местном уровне;

● максимальная индивидуализация системы принятия решений даже внутри системы власти, в том числе путем наделения чиновника максимальной свободой принятия решений (естественно, в рамках закона) и правом на инициативу.

Наконец, огромную роль в защите общества от группового мышления в демократических странах (да и в других тоже) играет особая прослойка граждан, иногда называемая интеллигенцией. Эти люди, как правило, высокообразованные и профессиональные в своих сферах, обладают гипертрофированно индивидуалистическим складом характера и занимают позицию критиков общества, существующей реальности, власти – позицию, которая иногда кажется деструктивной («а что вы предлагаете-то, почему только критикуете?»), но крайне важна в деле защиты общества от эффектов группового мышления и стимулировании конструктивного развития. Интеллигенция пользуется большим уважением в демократических обществах и, разумеется, гонима в обществах, где групповое мышление служит интересам власти, поддерживаемой большинством.

При всем при этом нельзя не признать, что демократия периодически дает сбои – и в самых развитых демократиях argumentum ad populum и групповое мышление время от времени прорываются сквозь преграды – так появляются роковые ошибки, ведущие к страшным последствиям. Демократия, например, не защитила Германию от нацизма, а (пример другого масштаба, но показательный) Великобританию – от попадания на грань выхода из ЕС. При этом в последнем случае мы видим, как механизмы защиты в демократической системе начинают срабатывать: несмотря на решение референдума, Соединенное Королевство пока не торопится с действиями.

Демократическое общество и структурно, и с точки зрения процессов противопоставлено в этом смысле примитивным группам, руководимым автократичными лидерами. Именно в последних (как это ни странно кажется на первый взгляд) решения в конечном итоге принимает большинство, толпа: большинство всегда имеет физическую возможность сменить лидера, и разрушенные (или не созданные) в автократиях общественные институты не защищают его, как это происходит в демократии. Конечно, автократичные лидеры не верят в эту возможность, но лишь в силу тех же ошибок восприятия – переоценки собственных сил и недооценки вероятности негативных явлений. По статистике, подавляющее большинство авторитарных лидеров сменяется в процессе народного противостояния, большинство таких лидеров до сих пор заканчивают свою жизнь либо в результате убийства, либо в тюрьме. Лозунг «Дуче не ошибается», который, как правило, принимается большинством в примитивной группе – будь на месте дуче сам Муссолини, Сталин, Гитлер, Мао, главарь мелкой банды или лидер деструктивного культа, – является всего лишь отражением лозунга «большинство не ошибается» в вопросе выбора этого лидера; «не ошибающееся» большинство при этом часто меняет свое мнение.

Автократичные лидеры стремятся спровоцировать групповое мышление в управляемом ими социуме, чтобы защитить себя от конкуренции. Лидеры таких примитивных групп в борьбе за сохранение своего статуса играют на простых желаниях и пороках большинства. Лесть в адрес общества, заигрывание с примитивными эмоциями, в том числе использование переоценки членами общества своих возможностей и их стремления к конформности, к присоединению к большинству, за мнение которого выдается мнение власти, – стандартные атрибуты политики авторитарных и автаркических лидеров. Но их несменяемость, формирование закостеневшего круга элиты, активная борьба с критикой под видом борьбы с «врагами общества», изоляция существенной части или всего общества от контактов с внешним миром ведут не просто к доминированию группового мышления, а к образованию «вложенных групп», ситуации, при которой групповое мышление становится базой для принятия решений не только в «послушном обществе», но и в самой власти, на каждом уровне иерархии, включая самый высокий.

О том, что в России победила идеология «примитивной группы», уже написано много, в том числе и мной^[11]. Не стоит удивляться, что правящая партия (а на самом деле – техническая структура, позволяющая одной группе удерживать власть в стране и подтверждать свое право на нее путем проведения выборов) берет для саморекламы лозунг, отражающий самую суть мышления примитивной группы. Странно лишь, что этот лозунг слишком уж открыто произнесен: как правило, члены примитивной группы инстинктивно скрывают свое положение и свою мораль, а откровенность скорее пугает их, чем привлекает. Судя по всему, уровень качества работы с обществом (как, впрочем, и всех других активностей) у власти падает, сама власть становится жертвой деструктивных последствий группового мышления и продвижения на первый план примитивных, неэффективных и даже саморазрушительных идей. А может быть, все еще проще: этот лозунг порожден тонкой иронией подрядчиков, создающих имидж «Единой России». Циничные профессионалы, которые за немалые деньги готовы организовать пиар хоть самому черту, видя откровенно низкий уровень запросов заказчика, позволяют себе получить удовольствие от неприкрытого троллинга.