Андрей Арсланович Мансуров
«Пипец этой вашей Омерике, или линия фронта проходит… Везде!»
Дайане реально льстило, что она возбуждает мальчиков моложе себя почти втрое…
Но почему же Гектор перестал обращать внимание на всё это?!
Ведь она нисколько не подурнела, или – не поправилась за двадцать три года совместной жизни! И пусть час в тренажёрном зале три раза в неделю и ежедневные пятимильные пробежки и становятся с каждым годом всё обременительней – оно того стоит.
Она же видит результаты своей упорной работы: хотя бы в зеркале ванной!
В зале её ждал сюрприз. Не сказать, что из разряда приятных.
Эта разжиревшая до безобразия (Проклятый МакДунальдс!) сволочь, её муж, привольно развалясь на диване, мирно дрых под оглушительные вопли комментаторов футбольного матча, несущихся из телевизора. Из угла приоткрытого рта даже натекла на дороженное, стилизованное под старинный гобелен, покрывало, лужица слюны! А банка пива, укатившись под сиденье, оставила на паласе дорожку из пролитого пива.
Вот гад. Опять наклюкался!
Она, сердито отдуваясь, прошла в кухню – благо, планировка у них такая, что все комнаты первого этажа превращены в огромное «жилое пространство». Открыла холодильник.
Хм-м… Странно. Оба блока по шесть банок нетронуты!
Значит, Гектор просто допил ту единственную банку, что оставалась с прошлой… Нет – даже позапрошлой недели! Отметил, так сказать, наступивший уикенд.
А странные дела творятся у них в семье. Она – отпадно выглядящая и чертовски сексапильная козочка, которую не прочь бы трахнуть даже козлы из школы её дочери. А муж, эта похотливая мразь, что ещё три года назад пытался сходить налево к этой стерве Изабель, соседке через два дома, чтоб потешить своё хреново либидо, не то, что – не хочет её, а даже позволяет себе задрыхнуть в тот момент, когда она уже не намёками, а – в лоб сказала ему, что сейчас вернётся, и ему не будет скучно и одиноко!..
(Кстати, интересно бы спросить у Изабель – понравилось ли ей «использование» мужика, которого дома заставляют исполнять супружеский долг регулярно, и иногда – по два-три раза за ночь?! Вероятно, нет – поскольку где-то с неделю у Гектора был крайне сконфуженный вид: надо думать, помогло ещё её предупреждение, что если «дорогой» завернёт хвост налево, она даст ему снотворного, и утром он обнаружит свой … прибитым над головой огромным гвоздём!..)
Может, он переработал, или перетрахался выше меры на работе?
Вряд ли. Она чует всем нутром: её муж ни с кем не…
Не-ет, тут что-то другое.
Но что?!
Она подошла к дивану, и встала над тем, что на нём лежало.
Да, это – её муж. Гектор. Предмет её гордости в течении двадцать лет. Потому что это только в последние три года он позволил пивному животику, вначале выглядевшему так мило и пикантно, вырасти в огромный безобразный барабан! Да и вообще: складки-валики на рёбрах, заплывшие глазёнки, одутловатое лицо, шея… Старость?!
Но ведь ему – только сорок семь! Другие – она знает! – остаются в строю до шестидесяти пяти! Ну, или хотя бы до шестидесяти…
Ведь он – она прекрасно видела! – что вплоть до последнего месяца похотливо пялился, и только что не облизывался, стоило только чуть повыше как бы невзначай приподнять подол форменной юбки!
Нет, тут придётся подумать. Так, как она делает на работе.
Жестоко, жёстко, и аналитически.
Муж – не стар. Только вот в последние две недели всячески отлынивает от исполнения супружеского долга: не заставишь – так и не подумает на неё… Хм. И – она только что видела в зеркале! – дело тут не в ней. Просто…
Просто в именно вот последние две-три недели он стал какой-то…
Странно равнодушный. Ко всему. Даже к футболу: бывало, раньше мог смотреть игру команды «Янкуз лепард», за которую болел, хоть до трёх ночи – даже если ему утром как всегда вставать в семь – на работу.
А сейчас: нате! Заснул под этих самых «Янкуз»!.. Причём – спит, гад такой, мирно и глубоко: словно младенец, сон которого и совесть ничего не тревожит! Хотя бы – тот же супружеский долг!
Да, кстати о сне: и на работу Гектор теперь встаёт только после того, как будильник прозвонит с добрую минуту.
И то – только после того, как она даст ему здоровенного тумака, и не заставит выключить гнусный зуммер, который пришлось поставить вместо обычного радио: под него дражайшая скотина её муж тоже приспособился отлично дрыхнуть!
Она подошла ближе. Наклонилась. Понюхала дыхание из оскалившегося в непроизвольной гримасе рта.
О-о!!!
Не-ет, это – не пиво! Это, это…
Наркота?!
Этот гад пристрастился к шмали?! Но…
Но она отлично знает, как пахнут десятки нарковеществ: это всё-таки её работа! Запах, похож, конечно… Но – нет.
Но – тогда что это?!
Чего нажрался или нанюхался её сволочь, что не хочет её, и не смотрит даже футбол?!
Кстати: сейчас она вспомнила, что только два дня назад в супермаркете слышала разговор двух соседок: одна пеняла другой, что та плохо выглядит, «лицо какое-то недовольное – словно зубы болят!», и что надо бы сходить к врачу, или хотя бы заняться оздоровительными упражнениями с мужем или любовником, повышающими иммунитет… А та отвечала с кривой усмешкой, что муж, дрянь поганая, уже с месяц не желает и слышать о сексе, предпочитая спать в гостиной, у телевизора. А любовник вообще обнаглел: не появляется уже недели три, ссылаясь на крайнюю занятость на работе.
Любовника Терезы по тому же долгу службы Дайана знала: тот ещё мачо. Ведущий менеджер фирмы по продаже бытовой техники. Тридцать шесть лет. Рост – метр восемьдесят пять, поджарая фигура, мужественное лицо, белозубая открытая улыбка на тридцать восемь зубов… (Она и сама пару раз… Взглянула на него – не без задних мыслей!) Как знала и то, что ни на какой работе он не перегружен. Как и муж. Что – её, что – Терезы.
Неужели и эти двое – трое! – мужиков заниматься сексом просто… Ленятся?!
Нет, дело, похоже, в другом. Летняя жара ли, всеобщее ли внезапное «обленение», или глобальное потепление, или новое климатическое оружие, но что-то тут – не так.
Неужели настала пора пойти на крайние меры?!
А ведь настала.
И чем быстрее она будет точно знать, тем быстрее найдёт выход из ситуации.
Она ушла назад в ванну. Прикрыла за собой дверь. Набрала номер, которым пользовалась только на работе.
– Алло. Доктор Расмуссен?
– Да, миссис Парсонс. Слушаю вас.
– Мне нужна ваша помощь, Рассмуссен. Приношу извинения, что в нерабочее время, но это – важно.
– Разумеется, миссис Парсонс. Что нужно сделать?
– Захватите ваш рабочий кейс и подъезжайте прямо ко мне домой. Адрес помните?
– Разумеется, миссис Парсонс. Сейчас буду.
А молодец. Не стал задавать идиотских вопросов, или кобениться, что, типа, работа – в рабочее время…
Машина доктора подъехала через двадцать минут – он жил достаточно далеко от «спального» района престижных двухэтажных коттеджей, похожих, скорее, на виллы. И которые семья Парсонсов могла себе позволить, а неженатый молодой доктор нейрофармакологии и психиатрии – пока нет.
Доктор припарковался на противоположной стороне улицы – молодец! – и открыл багажник. Достал кейс, багажник закрыл аккуратно – чтоб не хлопнуть. Тоже молодец.
«Кейс» напоминал, скорее, добрый чемодан, и весил, наверное, не меньше посудомоечной машины – Расмуссен даже треснул пару раз его углами о дверной косяк:
– Добрый вечер, миссис Парсонс. Куда идти?
– Никуда. Вот он, объект для анализа: прямо на диване.
– Э-э… Простите, не понял, миссис Парсонс. Это же – ваш муж?
– Совершенно верно. – она напустила на себя тот собранно-деловой вид, что «носила» на работе, поскольку знала, что так ей лишних вопросов не больно-то позадаёшь, – Приступайте.
– Слушаюсь, мэм.
Глядеть, как споро тонкие искусные пальцы отбирают пробу слюны, помещают её в портативный анализатор, и подкручивают разные верньеры и ручки, было бы интересно. Если б она не видела этого уже тысячи раз.
Не прошло и двадцати минут, как доктор откинулся от монитора, проведя рукой по и без того отлично уложенным волосам – она знала, что так молодой доктор наук делает, когда чем-то недоволен. Или встревожен: вот, как сейчас. Беспокойство прорезалось в голосе:
– Миссис Парсонс. Боюсь, мне придётся отвезти эту пробу к нам в лабораторию. И провести повторное, более подробное, исследование.
– В чём дело, доктор?
– Дело… Сложнее, чем кажется с первого взгляда. Посмотрите сюда: вот эти линии: сами по себе они ни о чём, вроде, не говорят. Но в комплексе… Скажите, вы в последнее время не замечали неких… Скажем так: странностей в поведении ва… э-э… подопытного?
– Замечала. Вялость. Апатия. Равнодушие к тому, что его раньше… Возбуждало.
– Да-да, чего-то именно такого и следовало бы… Вы поедете со мной? Или?..
– Нет. Я поеду с вами, доктор. Мне… Важно знать всё.
Собирайте оборудование, я пока позвоню дочери.
Спустя ещё два часа она действительно всё узнала.
Но это знание не прибавило ей спокойствия – а очень даже наоборот!
Поэтому по истечении этих двух часов она набрала ещё один номер: уж этим-то она в нерабочее время до сих пор не пользовалась никогда!
Трубку взяли спустя три гудка – можно подумать, человек на том конце провода ещё не ложился. Вот и хорошо.
– Полковник Арменридж слушает. – он смело называет себя. Поскольку отлично знает, что по засекреченной и защищённой от прослушки линии могут звонить только коллеги.
И – только по делу.
– Полковник, сэр, это майор Парсонс. Могли бы мы… поговорить?
– Прямо сейчас?
– Да.
Собеседник Дайаны помолчал не более двух секунд: прекрасно понял, что просто так она не позвонила бы. Да ещё в полпервого ночи.
– Хорошо. Подъезжайте.
– Спасибо, сэр. Могу ли я попросить вас разрешить присутствовать при нашей беседе доктору Рассмуссену?
– Да. Привозите и его.
В трубке запикал отбой.
А молодец её начальник.
Подходит к решению проблем по-деловому.
Дом полковника, собственно, ничем от дома Дайаны не отличался. Только располагался в другой, элитной, части города. И его-то охранные системы наверняка стоили куда дороже. И обладали, соответственно, куда большими возможностями – вплоть до оглушения и захвата идиота, возжелавшего бы по дурости или наивности проникнуть внутрь с целью ограбления шикарного дома.
Полковник открыл после первого же её стука – словно ждал в прихожей прямо под дверью. Они вошли: доктор тащил кипу папок и формуляров. Она шла налегке.
– Прошу. – полковник указал на два приземистых кожаных кресла у журнального столика консервативно обставленной гостиной, сам присел на диван:
– Будете что-нибудь пить?
– Нет. Нет, – она, хоть и чувствовала, что в горле пересохло как в Сахаре, понимала, что выпить ничего не сможет, и, сев, стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев. Заметив это, постаралась расслабиться: полковник не любит… Проявления излишней эмоциональности, – Разрешите доложить, сэр?
