Андрей Анатольевич Антоневич
Аллоген. Книга первая. Путь Аллогена
III
Акремонцы проживали в транспортном военном корабле, который располагался недалеко от промышленного комплекса. От них к воде были проложены огромные трубы, по которым поступала вода, необходимая для функционирования их техники. В городе постоянно присутствовало от одного до нескольких истребителей, периодически барражировавших над территорией поселения. Вся площадь города находилась под силовым колпаком, не пропускавшим осадки, и постоянно поддерживающим комфортную температуру независимо от времени года за пределами границ поселения.
Управляли городом от трех до пяти архонтов, которые постоянно находились в промышленном комплексе, и оттуда осуществляли руководство акремонцами.
Сами же люди разных национальностей общались в большинстве случаев между собой с помощью жестов, но со временем в каждом бараке для общения начал приобретать приоритет язык представителей большинства.
В каждом городе-поселении, помимо промышленного комплекса, теплиц, транспортных платформ и жилых бараков, находилось огромное строение в виде пирамиды… Акремонцы его называли – «Дом радости», который, по инициативе русских, люди именовали «промывателем мозгов». Жители городов-поселений были обязаны в выходные дни посещать «Дом радости». За один раз он вмещал в себя до пяти тысяч человек. Поэтому население лагерей, достигавшее от пятидесяти до ста тысяч человек, посещало его в несколько заходов.
Жильцы барака переодевались в белые комбинезоны и в сопровождении дежурного акремонца, отправлялись на той же платформе, на которой добирались на работу, на промывку мозгов. Внутри дома были установлены многоярусные сиденья, располагавшиеся параллельно стенам. В центре здания находилась небольшая антрацитовая пирамида, из основания которой к потолку проецировалось изображение архонта, облаченного в непроницаемо-черную тунику, вещавшего на разных языках Земли, всегда одно и тоже:
– Радуйтесь. Мы, Архонты, создали вас по подобию своему и поселили на прекрасной планете Адамас. Мы дали Вам знания и материалы для развития и процветания, однако, вы начали уничтожать друг друга и несколько планет погибло. В том числе и Адамас. Мы остановили войну… Выживших, мы отправили в эту солнечную систему. Мы оставили вас, но вернулись, когда узнали, что вы вот-вот уничтожите свою цивилизацию. Мы вернулись, что бы вас спасти от себя же… Вы наши дети… Мы вас любим… Радуйтесь… Мы позаботимся о вас… Мы вырастим ваших детей… Они станут вершителями судеб Вселенной… Радуйтесь… Плерома – мать всего сущего. Она примет всех вас в свои объятия.
Завершалось все массовым пением гимна Плероме. Гимн транслировался в записи на языке архонтов. Собой он представлял набор однослоговых фраз и сопровождался мелодией, напоминавшей звуки земного органа. Однако, что-то в этой мелодии было чужое… Очень незнакомое и от того отталкивающее…
Во время исполнения гимна акремонцы тщательно следили за усердием герадамасов. Те, кто не очень усердно раскрывал рот или слабо радовался, после возвращения в помещение барака подвергался экзекуции нейростимуляторными браслетами…
IV
В течение двух месяцев большинство оставшихся в живых людей освоились и стали жить по правилам архонтов. Со временем тоска по детям, которых насильно разлучили с родителями, начала заглушаться…
Кормили хорошо, работа не тяжелая, условия для проживания были комфортные. Единственного чего не было – это развлечений. Досуг проводить было негде. Азартные и другие развлекательные игры были запрещены. Разрешалось только петь гимн, что некоторые и делали, желая заслужить снисхождения хозяев.
В результате природа взяла свое. Люди принялись опять любить друг друга и вступать в половые контакты без ограничения…
Конфликтов между мужчинами из-за представительниц слабого пола почти не возникало. В каждом бараке женщин было почти в два раза больше. Если по началу люди стыдились вступать в половые отношения, в насквозь просвечиваемом бараке, открыто, то со временем стыдливое чувство угасло.
Этому способствовал скученный образ жизни и правило установленное архонтами – женщина не имела права иметь постоянного полового партнера, а мужчины были обязаны любить всех женщин в бараке, независимо от того, на каком языке она разговаривала и какой она была расы.
Беременных женщин переводили для отдельного проживания в отдельный барак, а на их места размещали женщин из других бараков.
Так прошел почти год. Большинство людей, навязанный захватчиками образ жизни устраивал, но не всех…
Несколько тысяч человек – те, которые не попались в сети «сколопендрам» и те, которые по счастливой случайности смогли сбежать из фильтрационных лагерей, либо при транспортировке в города-поселения, скрывались в сибирских лесах, периодически напоминая архонтам о своем существовании, дерзкими нападениями на грузовой транспорт, давая им тем самым понять, что человеческая раса еще существует…
Глава 5
I
Однажды, в теплице Макс увидел странного человека…
На вид ему было около пятидесяти или шестидесяти лет, однако его телосложение выдавало в нем наличие крепкого физического здоровья. Лицо старика показалось Максиму смутно знакомым.
Первый вопрос у него возник – почему старик жив?
Второй – почему он раньше его не видел среди людей из соседнего барака, работавших в этой теплице, ведь менялся только женский состав забеременевших женщин?
Третьим вопросом стало то, что по теплице он перемещался без конвоя? Казалось, что акремонцы его не видят и он тут сам по себе.
Старик не делал никакой работы и, как показалось Максиму, пристально наблюдал только за ним. При этом странный человек почему-то загадочно улыбался…
Спустя две недели после появления старика, они с ним встретились в туалете теплицы, который был, как и везде, общим. В этот момент кроме них там никого не было.
Макс был уверен, что старик по национальности из славян и спросил у него на русском языке:
– Вы говорите на русском?
– Я говорю на многих языках, в том числе и на некоторых языках этой планеты.
– Наверное, психбольной – подумал Максим. – Хотя, как он прошел отбор в фильтрационном лагере? Подозрительный дедок, – а вслух спросил. – Ты кто такой?
– А ты, знаешь, кто ты такой? – парировал старик.
– Дед, тебе голова не болит?
– Главное, чтобы тебе не болела, – задумчиво улыбнулся мужчина и дотронулся пальцем до лба Макса.
Первым ощущением Максима было головокружение, как в двенадцать лет, когда он впервые попробовал спиртное, принесенное старшими ребятами в спальню интерната…
Потом перед глазами понеслись воспоминания из его жизни…
Он увидел лицо своей матери, которую никогда не видел… То, что это была она, он не сомневался… Прокуренный палец отца Никодима, запихивающего ему на причастии в рот просвирку… Лица преподавателей интерната… Грустные глаза Анюты… Свиное рыло покойного «Цыбы»… Своих одногруппников по интернату и академии, и многое другое, что хранилось у него в памяти и казалось давно забытым…
Дальше пошло нечто несуразное… Перед его глазами полетели видения со странными созданиями и пейзажи незнакомых миров, с россыпью галактик в космосе…
Когда эта плеяда картинок пронеслась перед глазами, и он начал возвращаться к действительности, то глубоко вдохнул, как будто вынырнул с большой глубины.
В мозгах у Макса просветлело и, проморгавшись, он увидел, что странный человек все также стоит возле него и наблюдает.
– Что это было? – спросил Максим.
– Я подключил тебя к плероме.
Только Максим открыл рот для следующего вопроса, как в туалет зашел один из акремонцев.
– Герадамасы, немедленно идите работать. Вы нарушили правила, – зашипел через дамару охранник и навел конечность с нейростимулятором на старика.
Тут произошло что-то невероятное – акремонца затрясло, как припадочного и в результате вырвало на пол туалета. Рвотные массы зеленого цвета с отвратительным запахом протухших яиц, сразу же растворились под действием обеззараживающего излучения пола.
– Все-таки отличные у архонтов есть вещи, – моментально пронеслось у Макса в мыслях.
Акремонец в это время просто стоял и таращился в стену пустыми глазами, беспрерывно раскрывая клюв, словно ему не хватало воздуха.
– Вот паскудство… Пойдем быстрее отсюда, – сказал старик.
– А, с этим что? – спросил Максим.
– Очнется через минуту и ничего не вспомнит. У акремонцев коллективный разум и откладываться определенные события у них в памяти не могут. Приходи завтра сюда же в это же время. Я тебе все объясню.
Старик вытолкнул ошарашенного Максима из туалета и направился в сторону людей из своего барака…
II
Вечером после ужина, Макс лежал на своей полке и размышлял. Самые различные мысли роились у него голове, и он никак не мог сосредоточиться на решении главного вопроса – кто этот странный человек, который одним прикосновением руки открыл для него поток информации, от контакта с которым, у него до сих пор сильно болела голова…
Когда свет потух, к нему на полку легла обнаженная Йоко – одна из двух японок, содержавшихся в лагере. Максим вспомнил, что еще утром обещал ей приласкать ее сегодняшним вечером.
Появилась она у них в бараке недавно вместо забеременевшей Эммы. В отличие от большинства представительниц своей расы, у Йоко была грудь и оттого ее фигура в обтянутом комбинезоне выглядела очень привлекательно. Японка одинаково плохо разговаривала, как на китайском, так и на английском, а на русском языке – вообще отвратительно. С ее слов, с трудом, но разобрались, что ее захватили в Москве, когда она находилась там в туристическом турне, оплаченным ее отцом в качестве подарка в честь восемнадцатилетия.
Из всей туристической группы в живых осталась только она, потому что остальные ее соотечественники были престарелыми.
Симпатию к Максу она стала испытывать после того, как в первую ночь в их бараке она подверглась домогательствам Ланса – двадцатилетнего ирландца, который уже давно раздражал Максима своим наглым поведением по отношению к женщинам – он требовал секса от самых красивых девушек, независимо от их желания. Макс старался его игнорировать, но в данном случае Йоко жила с Максом в одном отсеке.
Не обращая внимания ни на кого, Ланс пришел к ним в отсек, хотя свет в бараке еще не потух, и внаглую принялся сдирать с Йоко спальный костюм. Та лишь тихонечко скулила и что-то лопотала по-японски. Максим не выдержал и сказал ему на английском:
– Ланс, оставь ее в покое и иди туда, где тебя ждут.
– Что, русский ублюдок, глаз на нее положил? Будешь только после меня, а если дернешься, я тебе руку сломаю, – ощерился в ответ Ланс.
– Ты же знаешь, что акремонец сейчас наблюдает за нами и в случае драки нам обоим достанется.
– Делать детей они не запрещают. Поэтому заткнись и спи.
– Ланс, уйди, – настаивал Макс.
Остальные мужчины их барака молчали и делали вид, что ничего не понимают. Женщины тоже испуганно молчали, потому что не хотели попасть в такую же ситуацию, как и Йоко.
Ланс оттолкнул от себя обнаженную Йоко и с рычанием кинулся на Макса.
– Вот, придурок – успел подумать Максим и нанес ему удар пяткой в район солнечного сплетения.
Ирландец, с громким звуком выпустив из себя каловые массы, с выпученными глазами упал на пол…
В это время в отсек зашел акремонец и, молча, направил браслет на Макса. Тот в судорогах повалился рядышком, возле скорчившегося от боли Ланса. Надсмотрщик что-то прошипел и удалился.
Первым в себя пришел ирландец… Злобно сверкнув глазами, он ретировался в свой отсек, откуда через полчаса стали доноситься вздохи его любимицы – Гульнары из Таджикистана.
После этого случая Йоко смотрела на Макса преданными глазами и постоянно намекала ему, что теперь она его должна отблагодарить.
– Йоко, я себя сегодня плохо чувствую. Давай в следующий раз, – остановил неуклюжие интимные ласки японки Максим, когда та засунула ему руку под костюм в районе паха.
Та всхлипнула, но руку от его члена не убрала, а плотнее к нему прижалась и осталась лежать. Перспектива лежать вдвоем на одной полке, рассчитанной для одного, Макса не радовала, но он сжалился над ней и не стал ее прогонять.
Всматриваясь в звездное небо, просвечивавшееся сквозь потолок барака, он думал о своей дальнейшей судьбе… О будущем, которое ждет людей под господством архонтов… И о старике, который смог с легкостью обездвижить акремонца и заблокировать его память…
За стенами лагеря стояло лето. Ночное небо загадочно подмигивало ему, словно намекая ему на то, что оно готово его приять в свои объятия и поведать ему по секрету неведомые до этого человечеству тайны…
Пейзаж портил только патрульный корабль, периодически проплывавший над лагерем, напоминая людям о том, что они всего лишь жалкие создания других, более совершенных существ…
III
На следующий день он с нетерпением ждал, когда их доставят в теплицу, чтобы поскорее увидеться со стариком. Однако его он увидел не сразу, а только ближе к обеду. Они пересеклись возле молодой капустной плантации. Старик подошел к нему, встал рядом возле многочисленных шлангов с водой и спросил:
– Что, Макс, как ты себя чувствуешь? Голова сильно болит?
– Кто ты такой и что тебе от меня надо? – вопросом на вопрос ответил Максим.
– Можешь называть меня Олегом, и я помогу тебе узнать о том, кто ты такой на самом деле.
– Это твое настоящее имя?
– На данной планете и в данный момент – да.
У Макса полезли глаза на лоб.
– Ты, что инопланетянин? – спросил он.
– А что. я похож на инопланетянина? – озадаченно спросил Олег у Макса.
– Больше на человека, но что-то с тобой, дядя, не так.
– Всему своё время. Скоро я попаду к вам в барак и тебе все объясню, а до этого времени не вздумай про меня кому-нибудь трепаться. Кстати, кто по-твоему в вашем бараке самый отвратительный подонок? – деловито поинтересовался Олег.
– С чего ты решил, что у нас в бараке есть подонки? – не уверенно спросил Максим.
– Поверь мне. В любом коллективе, в любом обществе будет паршивая овца. Всегда найдется тот, кому будет плевать на остальных, и будет думать только о себе. Так люди устроены по своей природе в силу, сложившихся, наследственных факторов Вселенского масштаба, – усмехаясь, ответил Олег.
Макс, оценивая услышанное, «на автомате» показал шлангом на Ланса, который в это время преданно заглядывал в глаза конвойному акремонцу и что-то ему рассказывал.
– Вон тот, здоровый ирландец.
– Что-то на ирландца он не похож, а больше на араба, – всматриваясь в Ланса, произнес Олег.
– Кстати, зря он пытается лизать одно место этому надсмотрщику. Тот все равно ничего не понимает. Ладно… Все поговорили. Надо расходиться, а то вон уже «синее чучело» ползет в нашу сторону.
Пока до Максима дошло, что Олег, имея в виду «синее чучело», говорил про охранника-акремонца, заставшего их ранее в туалете, того и след простыл. Макс даже не заметил, в какую сторону он ушел.
Про себя Максим отметил, что этот акремонец действительно старый и тихонько улыбнулся чувству юмора Олега.
Жить становилось интересней…
В эту ночь он осчастливил Йоко, и с чувством выполненного долга лег спать. Следующий день был выходным и как обычно они всем бараком ближе к вечеру отправились в «Дом радости». Макс пел гимн плероме, и ему стало казаться, что он начал понимать смысл звуков, которые они произносили. Олега, как он ни пытался, увидеть ему не удалось.
В воскресенье он целый день не знал, чем ему заняться. Большая часть жильцов, как обычно в свободное время, совокуплялась, а те женщины, которым не хватило мужчин, проводили время в душе, либо за сплетнями.
Йоко сидела возле Максима и преданно смотрела ему в глаза. Она была испугана после разговора с Джессикой – полногрудой латиноамериканкой, которая до появления в отсеке Йоко, считала себя фавориткой Макса.
Он лежал и с сожалением наблюдал, как быстро человечество деградирует. Еще недавно они считали себя богами, но пришли более сильные особи, дали им еду, ограничили их передвижение и предоставили возможность спариваться без ограничений… И все принципы морали с идеалами, формировавшимися веками, начали стираться. Он смотрел на довольные и сытые лица людей… и ему стало невыносимо грустно.
Макс с нетерпением ждал понедельника, чтобы пойти на работу и там увидеть Олега.
IV
Однако на следующий день, и в последующие дни на протяжении всей недели, Олега он не встретил…
У одного из жильцов из барака Олега, которого он считал русским, Макс поинтересовался про него. Человек оказался разговорчивым сербом, который в ходе разговора на ломанном русском пояснил, что никакого Олега у них никогда не было, а есть Оля, которая у них в бараке самая красивая, а китайцы, которых у них большинство, не разрешают другим мужчинам к ней прикасаться…
Что было дальше, Макс не слушал. Он полностью погрузился в решении дилеммы – а был ли вообще человек по имени Олег или это был плод его воображения, в результате вынужденного ограничения интеллектуальной и физической деятельности.
Через несколько дней их барак отправили на окраину поселения разбирать бытовой мусор, недавно доставленный несколькими грузовыми кораблями.
Максим с грустью смотрел через стену силового поля на яркие краски августовского зеленого леса, на перистые облака и, весело порхающих, птиц. Очень хотелось лесных ягод и маринованных грибочков. Та пища, которой их кормили хозяева, была питательна и полна необходимых для нормального функционирования организма микроэлементов, но не доставляла удовольствия. Фрукты и овощи, выращиваемые ими в теплицах, вносили некоторое разнообразие в рацион, но хотелось вкусить чего-то другого.
Поглощенный своими гастрономическими воспоминаниями и ходом трудового процесса, заключавшегося в сортировке на конвейере металла от пластика, Макс пропустил момент чрезвычайного происшествия…
На поле с отходами под управлением акремонцев работало несколько механизмов, сгребавших отсортированный мусор. Небольшие грузовые платформы с помощью захватов, похожих на муравьиные жвала, загребали отходы и, поднимаясь на высоту до трех метров, транспортировали их к промышленному комплексу для переработки.
Неожиданно одна из платформ резко спланировала вниз и приземлилась на Ланса, который в это время вместо того чтобы работать, покрикивал на своих соседей по отсеку и увлеченно ковырялся пальцем у себя в носу…
Среди акремонцев началась суматоха. Они отогнали людей от места происшествия и бегали вокруг упавшей платформы, что-то щебеча друг на друга.
Недалеко от них приземлился патрульный корабль. Из него вышел архонт и подошел к толпе акремонцев. Те, испуганно таращась, продолжали ему что-то на своем чирикать…
Архонт повернул голову в сторону корабля. Оттуда вылетел небольшой черный шар и подлетел к акремонцу, управлявшему до этого упавшей платформой. Из шара вырвалась небольшая темная вспышка, опутавшая черным маревом виновника и еще нескольких его собратьев, стоявших рядом…
Прошло несколько мгновений и шар втянул в себя марево обратно…
От акремонцев остались только их костюмы и браслеты. Архонт что-то произнес и двинулся обратно к кораблю. За ним полетел и шар. Когда архонт взмыл в воздух, акремонцы загнали всех людей в транспортные платформы и, как ни в чем не бывало, отправились по баракам.
За ужином Гульнара сидела за столом с глазами полными слез. После смерти Ланса ей нужно было искать нового покровителя. Поэтому она недвусмысленно бросала взгляды в сторону Макса. Он делал вид, что этого не замечает. Зато два молоденьких поляка, поглядывая на Гульнару, плотоядно скалились и о чем-то шептались.
Когда Максим пошел мыться, то в душевую кабину за ним увязалась Джессика, где и потребовала от него к себе мужского внимания.
– Ты совсем забыл про меня. Ты, что? Променял меня на эту узкоглазку? – злобно спросила она.
– Джессика, я себя плохо чувствую. У нас есть другие мужчины в бараке.
– Мне другие не нужны. Мне нужен ты. И поделиться тобой я могу только с Греттой, – бесилась латиноамериканка.
– Если она твоя подруга, это не значит, что я должен ее любить. По ней вздыхает тот парнишка израильтянин из блока, расположенного возле столовой, – привел свои доводы Максим.
– Я тебя ненавижу и эту китаезу тоже…
– Ладно, иди сюда, – лениво протянул Макс и привлек к себе Джессику, рассчитывая на то, что, выполнив свой мужской долг, он на некоторое время оградит Йоко от ее нападок…
Когда они вышли из душа уже все, кроме, обиженно сопящей, Йоко, спали.
На этот раз его сон был крепким и безмятежным…
