Алёна Митина-Спектор
Жизнь счастливая, жизнь несчастная
Занятия проходили в разных корпусах, которые были разбросаны по всему городу. Приходилось ездить на автобусе с одного занятия на другое, а затем выслушивать недовольных преподавателей, которые сердились на то, что студенты опаздывают на их предметы. Мне нравилась непринуждённая обстановка на английском языке и физкультуре. Интересно, что в школе было так же. Но в университете даже физкультура стала меня утомлять. Как-то во время бега я почувствовала, что нога в области голеностопа словно окаменела. Я не могла согнуть ступню и ощущала боль, когда пыталась это сделать. Я продолжила бег, шлёпая несгибаемой ступнёй по асфальту, и ничего не сказала преподавателю. Я никогда не умела обращаться ко взрослым, и не испытывала желания делать это.
Новосибирск – огромный городище, он занимает третье место в России по количеству проживающих в нём людей. Такая маленькая несмышлёная девочка как я могла с лёгкостью в нём затеряться, что однажды со мной и произошло. Мне надо было вовремя явиться на лекцию, но я вышла не на той остановке и долго не могла найти ни одного прохожего, чтобы спросить дорогу. Озиралась вокруг, но не видела ничего, кроме молчаливой пустоши из многоэтажных серых домов, в которых бродили тени. Наконец я увидела одиноко идущую девушку, и направилась в её сторону. Я с трудом её догнала, она шла гораздо быстрее меня, а я чувствовала себя маньяком, преследовавшим жертву. Девушка объяснила мне, на какую остановку идти, чтобы добраться до корпуса медицинского университета. Когда я прибыла на место, аудитория уже была закрыта, и там во всю шла лекция. Я просидела в коридоре, пока не начался перерыв.
Да, к таким трудностям жизнь меня не готовила. К счастью я познакомилась с Кириллом. С ним я чувствовала себя почти в безопасности. Мы начали с виртуального общения на сайте, когда я ещё жила в селе, а по прибытию в город, мы встретились. Кирилл обладал довольно приятной внешностью – светло-русые волосы, голубые глаза, светлая кожа. Он не был высок, но и не был низким, его голос звучал приторно-сладко. Он учился на четвёртом курсе технического университета, и был старше меня на три года.
Я расслаблялась только когда встречалась с Кириллом. Неудачи и провалы в учёбе забывались, сменяясь прогулками вдоль набережной и просмотром фильмов в его крошечной холостяцкой комнатушке. Я была влюблена в него и думала, что он тоже испытывает ко мне такие же чистые беззаветные чувства. Он дарил мне цветы и конфеты, назвал ласковыми именами, а его голубые глаза хоть и не были абсолютно искренними, но притягивали и манили.
Через полтора месяца мучений в университете я начала прогуливать занятия. Вместо того, что бы ехать на пары, я ехала на левый берег города. Автобус нёс меня через мост, проходящий через реку, и вскоре я оказывалась рядом с любимым. Я была счастлива проводить время в его комнатке, которая стала для меня спасительным островком среди бушующего океана.
Осень подходила к концу. Влюблённость в Кирилла проходила тонкой линией сквозь красно-жёлтую палитру листвы, вместе с сырым ветром и дождями наполняла душу, вселяя радость. В ноябре я перестала посещать университет, поставив во главу угла личные отношения. У меня накопилось немало «долгов» по химии. В школе я не понимала этот предмет, а здесь он казался мне непостижимым. Формулы, которые я никак не могла запомнить, элементы – нагоняли на меня тоску и отчаяние.
Так я жила, избегая проблем и препятствий, а жизнь тем временем готовила для меня новое испытание. Однажды я узнала, что сердце Кирилла принадлежит другой и всё время, которое мы проводили вместе, он был влюблён в девушку своего друга. Оказалось, что Кирилл был неравнодушен к ней ещё до встречи со мной. Они учились на одном и том же факультете и частенько проводили время в компании общих знакомых.
Во мне бушевали обида и ревность. Я нашла в социальной сети фотографии этой девушки и почувствовала себя никчёмной и некрасивой. У неё были длинные светло-русые волосы, сочные в меру пухлые губы, красивая округлая грудь… Она во всех отношениях была лучше меня. Я не хотела верить в то, что была для Кирилла тренировочным материалом, девочкой для отработки любовных навыков, ведь до меня у него не было серьёзных отношений. Он поступил подло, воспользовался моей влюблённостью, чтобы заполнить пробел.
Вскоре Кирилл сообщил мне, что мы расстаёмся. Он объяснил своё решение тем, что из-за него я поставила крест на университете и, видимо, полагал, что после расставания с ним я вплотную займусь учёбой. Местом прощания он выбрал крыльцо лабораторного корпуса, в котором в тот день у меня проходили занятия. Кирилл вручил мне серебряную цепочку, которую я со злости швырнула в урну. Он был шокирован тем, что его подарок угодил в мусорное ведро. Затем он развернулся и пошёл прочь. Не в силах смириться с расставанием, я побежала за ним. Я хотела вернуть всё на прежние места, но это было невозможно.
Мир померк. Я сидела в коридоре главного корпуса университета и безутешно плакала. Туда-сюда сновали студенты-медики, мимо прошла раскованная, крупная первокурсница, глядя на которую сразу было понятно, что её жизнь наполнена позитивом и у неё всё лучше всех. Она взглянула на меня и скуксила сочувственную гримасу.
– Кто это тут плачет? – сказала она и двинулась дальше, не задержавшись ни на секунду.
Я ушла из коридора и устроилась на скамейке в холле, продолжая плакать. Рядом присел пожилой мужчина.
– Что случилось? – осведомился он, и в его голосе я услышала заботливое участие.
Он ещё несколько раз спросил, что у меня произошло, но так и не получив ответа, ушёл. Я знаю, что он искренне хотел помочь, и я поступила невежливо, не ответив ему. Возможно, я обидела его молчанием, но в тот момент я не могла ни с кем говорить. Только Кириллу было под силу успокоить меня в тот день, но его больше не было в моей жизни.
Дни проходили друг за другом. Лишённая всякой надежды на лучшее, я сидела на полу в пустой квартире, отчаянно и горько плача. В тот сумрачный вечер ко мне пришло решение бросить университет, а на следующий год поступить в медицинский колледж. Я не желала себе лучшей жизни, нет. Я просто снизила планку, но решила остаться в русле медицины, которая словно въелась в мозги. Я не видела других путей, забыла, что в мире существуют другие профессии, помимо врачей и медсестёр. Мною правили тоска, одиночество, безысходность. Рядом не было ни одной доброй души, которая могла бы дать дельный совет, привести в чувства…
Глава 9
Плач вырвался из меня, словно давно ждал подходящего момента. Накопленные с годами эмоции хлынули потоком, и я рыдала, не в силах остановиться.
– Глубоко вздохните, – сказала психолог с экрана ноутбука. Немного погодя она спросила, – О чём этот плач?
У меня не было под рукой платка, и я вытерла кофтой опухшее от слёз лицо.
– О том, что мама больше не придёт… О том, что она умерла…
На меня вновь нахлынули слёзы.
Когда мне было пять лет, меня на несколько дней положили в больницу с диагнозом дисбактериоз. Я лежала одна среди чужих детей и их мам. Мама пришла навестить меня, и когда настало время уходить она встала с больничной кровати и направилась к двери. Я смотрела ей вслед и чувствовала безнадёжность. Когда она исчезла за дверью, меня захлестнула волна недетского отчаяния. Я плакала долго, не желая останавливаться, словно слезами хотела вернуть маму.
Детские слёзы не имеют ценности в мире, полном превратностей, но глупая надежда как будто говорила мне: «Поплачь и твоя мама непременно вернётся обратно». Другие женщины в палате, лежавшие со своими детьми, с раздражением посматривали в мою сторону. Их злые глаза сверлили меня: «Ну сколько можно!» Мама ушла. Мамы больше нет. Не важно, что она вернётся завтра. Её не было сейчас, только это имело значение.
– Вы оплакивали потерю… – проговорила психолог, словно на неё нашло озарение.
Я плакала не потому что мама ушла. Я потеряла маму, пусть даже на день, пусть даже на один единственный миг. Но теперь я не могла её догнать и тем самым возродить, как это было на рынке или на прогулке во дворе. Теперь она ушла по-настоящему, оставив меня одну в страшном мире недружелюбных женщин, белых стен и чужих людей в медицинских халатах.
Будучи взрослой я решила разобраться в этой ситуации и спросила у мамы, почему она не легла в больницу со мной. Она ответила, что лечащий врач, молодой мужчина, сказал ей, что этого делать не нужно, что я уже большая и дети в моём возрасте лежат без родителей.
Прошло двадцать пять лет, а эмоции от пережитого оказались живы во мне. Они пластом упали на дно души и схоронились там. На сеансе я плакала, как тогда в больнице и больше не была не взрослой Алёной, а превратилась в маленькую испуганную девочку. Она жила во мне и временами в оцепенении хваталась своими крошечными ручонками за нити моей души. Меня, как и её, сковывал страх и беспомощность.
В декабре 2018 года я как никогда ощущала себя маленькой Алёной, и даже готовка не могла отвлечь меня от мрачных событий и последовавших за ними тревожных мыслей. Мужу сообщили, что его отец серьёзно болен. У него в голове обнаружили неоперабельную опухоль. Беда ворвалась внезапно и поселила страхи в наших сердцах.
Никто не давал точного ответа, сколько ещё проживёт отец мужа. Его болезнь стремительно прогрессировала. Однажды муж вернулся из магазина, бросил на пороге тяжёлые, до верху нагруженные продуктами пакеты, сел в прихожей и заплакал. Он получил трагичное известие утром, а днём уже был на пути в Иркутскую область, в свой родной городок, где жил и так скоропостижно скончался его отец.
Внезапный уезд мужа выбил меня из строя. Я осталась наедине с детьми и со своими страхами. По ночам я лежала в своей постели, чувствуя напряжение во всём теле, тяжёлые мысли не давали уснуть. Словно наяву мне виделось, как сейчас плохо мужу, как он один в поезде, среди чужих людей страдает от горя и никто не может ему помочь.
Я пыталась себя успокоить. Каждый вечер я ложилась на пол, над моей головой светила новогодняя ёлка. Я лежала, смотрела на гирлянды, переливающиеся в темноте комнаты, и слушала спокойную мелодию релаксации. Дети ложились рядом, но потом начинали бегать по комнатам и визжать. Днём я рисовала страшные рожицы – мои страхи, а потом дорисовывала что-нибудь забавное. Страх болезни был с огромной пастью, увенчанной острыми длинными зубами. Я брала красный фломастер и красила ему губы, дорисовывала шляпку и чёрные длинные ресницы. Теперь он не казался таким жутким, напротив, становился обаятельным и не внушал прежнего ужаса.
От тревог и недосыпания я чувствовала себя уставшей, и была не в силах справиться с обычной уборкой. Ко мне на время переехала мама, она помогала с детьми и домашними делами. На кухне она плохо ориентировалась, задавала массу ненужных вопросов, и толку от неё было мало, поэтому готовкой по-прежнему занималась я.
Эта трагедия случилась под новый год. Тридцать первого декабря мама взяла с собой Даню, и они отправились к бабе с дедой, где их ждала праздничная атмосфера и угощения. Я не пошла с ними, а осталась дома с маленькой Софией. В квартире было тихо, в этой тишине я видела спокойствие, в котором так нуждалась. Я усадила дочку за столик, покормила, затем потеплее одела и вынесла на улицу, посадив в санки. Я стояла и слушала, как в тёмном небе разбиваются и не долетают до земли, рассеиваясь в холодном воздухе, различные таинственные звуки. Через пол-часа из-за угла дома вышли Даня, мама и деда. Они улыбались и несли с собой праздничное настроение и салаты, которые баба заботливо разложила по формочкам.
Время от времени я брала в руки книгу. В школьные и студенческие годы я не особо любила читать, считала это занятие скучным, а иногда мне даже приходилось заставлять себя, чтобы сесть за книгу. Теперь же я нашла в чтении свою отдушину. Книги отвлекают меня от проблем и забот, уносят в свои миры. Иногда эти миры жуткие и страшные, иногда смешные и забавные, а иногда просто заставляют задуматься… Мама принесла с собой книгу под названием «Душеполезные поучения», автором которой является христианский святой Авва Дорофей. Меня увлекло жизнеописание святого, его мысли. Каждый день я садилась в кресло и читала главу за главой. Непростые судьбы, ситуации, о которых он поведал в своей книге придали мне душевных сил. «Надо быть сильной, не поддаваться на дьявольские уловки», – решила я.
В этот непростой период помимо чтения меня успокаивали рассказы мамы. Она работает в библиотеке и время от времени готовит материалы к занятиям, на которые приходят ученики из школы. Я с удовольствием слушала о том, как жил и путешествовал датский писатель Ханс Кристиан Андресен, и картины из прошлого живо рисовались в моём воображении.
В конце января муж вернулся домой. Он выглядел как обычно, без тени трагизма на лице, словно ездил в гости, а не на похороны своего отца. То, что творилось у него в душе, было никому не известно. У меня же участились приступы паники и тревоги, из-за которых иногда приходилось откладывать обыденные дела. Случалось, что вместо того чтобы сходить с детьми в поликлинику, купить продукты или навестить знакомую, я оставалась дома с панической атакой. Приступы случались со мной и раньше, но чрезвычайно редко – раз в несколько лет. Единичные панические атаки не доставляли мне особого дискомфорта, и я жила обычной жизнью, не думая о них. Сейчас октябрь и я часто думаю о приступах, боясь, что меня накроет в любую минуту. Атаки уже случались со мной в доме культуры, когда я сидела в зрительном зале на концерте, после занятия бегом, во время прогулки с детьми, за обедом…
После смерти отца мужа прошло полгода, и я решилась обратиться к психологу, которая уже проводила со мной сеансы психотерапии раньше, во время кризиса отношений с мамой. Поскольку в месте, в котором я живу, нет клинических психологов, я воспользовалась интернетом и после поисков специалиста набрела на сайт клиники психологической помощи, которая находится в Новосибирске. Там мне и порекомендовали Елизавету Петровну.
Сеансы проходили по скайпу, за час терапии я отдавала около трёх тысяч рублей. Изначально Елизавета Петровна произвела на меня приятное впечатление. От неё исходило душевное тепло, которое чувствовалось даже через скайп. После сеансов у меня возникало желание обнять своих близких. Когда я обратилась к ней по поводу панических атак, она рассказала и показала несколько методов самопомощи, которые включают в себя дыхательные упражнения. Елизавета Петровна приятно улыбалась и внимательно слушала, но в какой-то момент в ней стали происходить изменения, которые наложили отпечаток на терапии. Наши сеансы приобрели нерегулярный характер, и промежутки между ними становились всё длинней и длинней.
Однажды Елизавета Петровна сообщила мне про некую платную программу для самостоятельной проработки психологических проблем. Для того, чтобы пройти первую часть методики, нужно было отдать пять тысяч рублей, причём на выполнение заданий давалось только двадцать четыре часа. Если человек по каким-либо причинам не успевал пройти все шаги методики, он должен был заново платить ту же сумму, чтобы пройти первую часть до конца. Вторая часть программы стоила двадцать тысяч рублей, третья – пятьдесят тысяч, четвёртая – двести… Елизавета Петровна настоятельно рекомендовала купить эту программу. «Я не могу быть всё время с Вами, – писала она. – Эта программа – просто необходима Вам». И добавила, что всех своих клиентов переводит на эту систему.
Я доверяла Елизавете Петровне и решила приобрести первую часть. Но сайт, на котором была программа, то и дело выдавал ошибку, и мои попытки по приобретению первого уровня не увенчались успехом. Тогда муж нашёл бесплатную версию методики. Я посвятила весь день сидению за ноутбуком и выполнению заданных шагов. К вечеру я почувствовала опустошённость, словно из меня высосали всю энергию и радость.
Создательницами этой «необыкновенной» методики являлись три молодых девушки. Видео с одной из них произвело на меня неоднозначное впечатление. Её внешний облик словно был слизан с глянцевого журнала: уложенные волнами каштановые волосы, на груди красовалось массивное украшение, одежда не выражала индивидуальности, но была такой же стильной как и весь надуманный образ этой особы. На видео она выглядела неуверенно, особенно это чувствовалось по голосу, в котором я услышала нотки сомнения. Словно ей было не по себе от того, что она говорила.
На следующее утро я расставила все точки над «и», сделала вывод, что психолог не должен навязывать человеку что-то купить. Елизавета Петровна проявила настойчивость, она пыталась заставить меня потратить деньги на то, что на деле вызывало смутные сомнения. Она подорвала моё доверие, и я пришла к заключению, что сеансы с ней необходимо раз и навсегда прекратить.
Я бы могла сказать «ещё один человек разочаровал меня», но не скажу. Люди имеют свойство меняться и часто не в лучшую сторону. Позже я узнала, что Елизавета Петровна стала компаньоном создателей этой методики. Что ж, каждый человек волен делать собственный выбор, но этот факт не умоляет того, что выбор может быть правильным, исходящим из моральных соображений и неправильным, который обычно делают, руководствуясь личной выгодой.
Позже мне приснился сон, в котором полная девушка громко испускала газы, словно это было в пределах нормы. К ней подходили люди и с самыми серьёзными лицами становились рядом. Я же напротив отошла подальше от зловонного места, испытывая неприязнь к происходящему. Так на самом деле выглядела ситуация с Елизаветой Петровной и методикой, и попахивала она дурно.
В августе 2019 года я прекратила всякие контакты с Елизаветой Петровной несмотря на то, что панические атаки по-прежнему меня донимали. Спустя некоторое время я вновь обратилась к интернету в надежде найти другого, более порядочного психолога. Несколько дней я листала страницы сайта, на котором был огромный выбор специалистов. Я читала их резюме и отзывы клиентов, но не могла определить, к кому именно обратиться. Одни психологи выглядели слишком уверенно и даже пугающе уверенно, другие не внушали доверия, третьи выглядели приятно и внушали доверие, но либо не имели опыта, либо не занимались такими проблемами, которые были у меня. В конце концов поиск специалистов меня утомил.
– А давай к этому, – предложил муж, показав на фотографию женщины средних лет.
Наверное, он сказал это в шутку, но я была на грани отчаяния и приняла его предложение, тем самым поставив точку в вопросе выбора.
Анна Максимовна оказалась старше, чем была на фотографии своего профиля на сайте. Она внимательно меня слушала и постоянно что-то записывала. Увы, она не излучала той лучезарной энергии, которая исходила от Елизаветы Петровны. Напротив, она задавала мне довольно резкие и бескомпромиссные вопросы. После сеансов с ней я чувствовала себя неспокойно и почему-то неловко, словно я чего-то стыдилась. Но некоторые вопросы психолога наводили на интересные и неожиданные мысли. Я начинала смотреть на ситуации с другого ракурса и задумываться над событиями из прошлого.
Я так и не прониклась симпатией к Анне Максимовне и после третьего сеанса решила, что больше не буду заниматься психотерапией. У меня возникла мысль, что она своими холодными немилостивыми руками лезет в самые сокровенные закутки моего подсознания, что вызвало ещё большую неприязнь к ней.
Уставшая и сломленная, я обратилась к психиатру, который в свою очередь выписал мне рецепт на антидепрессанты. Спустя год я нашла на том же сайте Людмилу Григорьевну, клинического психолога, с которой у нас установились доверительные отношения и с которой мы проводим сеансы по сей день.
Глава 10
Сын находится в таком возрасте, когда всё на свете интересно, и буквально засыпает меня вопросами. Порой я погружена в свои мысли, размышляю о серьёзных и волнующих вещах и тут до моих ушей доносится вопрос: «Мама, а что такое углеводы?» или «А как появляется мозг?» Мысли сразу же рассеиваются, и я возвращаюсь из путешествия в мир подсознания на кухню, где сидим я, сын и дочка.
Даня любит рассказывать об извержениях вулканов, землетрясениях, наводнениях, о том как вымерли динозавры. Я слушаю его внимательно, стараясь не упустить ни одной детали. Иногда его речь становится сбивчивой, а образы невнятными, но он видит, что его с интересом слушают и продолжает рассказывать, придавая форму своим размышлениям.
Мои дети любят спрашивать, кто кого родил. Однажды Соня задала мне вопрос: «Мам, а тебя папа родил?» Она имела ввиду моего мужа. «Нет, меня родила баба Лариса», – отвечаю я. (Маму зовут так же как и мою бабушку из Комсомольска-на-Амуре). «А бабу Ларису кто родил?», – продолжает спрашивать дочка. И так мы продолжаем выяснять, кто кого родил. Сонечке всего три годика, но она не по годам рассудительная и любознательная.
Первого декабря Дане исполнится шесть лет. Он всё распланировал – кого пригласит на день рождения, какие вкусности будут на столе, как будет украшена квартира. Перед сном сынок рассказывает мне, что пригласит на свой праздник бабу Ларису, деду и друга Рому. Соня лежит в своей кроватке и слушает. «А меня пригласите?» – спрашивает она, поднимая бровки и делая удивлённое личико. «Конечно, как без тебя», – смеясь, отвечаю я.
К рождению своих детей я подошла осознанно, и обе беременности были запланированы и желанны. Забеременеть первым ребёнком удалось не сразу, но через три месяца неудачных попыток на меня снизошла благодать. Я приняла её с великим трепетом и благодарностью, как дар небес. При мысли о том, что во мне зародилась новая жизнь, у меня на глазах выступали слёзы, и я всем телом и душой чувствовала чудо. Я воспринимала беременность с той наивностью и непосредственностью, присущей неопытным молодым девушкам, для которых жизнь ещё полна неизведанного и новых открытий.
В то время мы с мужем снимали квартиру в Новосибирске. С наступлением беременности город начал меня тяготить. В воздухе разливались запахи бензина и жареной, пропитанной маслом еды из забегаловок. Эти запахи пропитывали одежду, въедались в волосы и липли к стенам домов. К горлу подступала тошнота, и я старалась дышать не глубоко, чтобы не чувствовать вонь горелого дешёвого масла. Люди, машины и здания опротивели мне. Я не хотела выходить из квартиры, чтобы не видеть чужих, вечно куда-то спешащих прохожих, которые нагоняли на меня чувство безысходности и пустоты. Слух утомлялся от шума беспрестанно снующих автомобилей. Я жаждала тишины и спокойствия, но город не мог мне этого дать.
Меня отказались ставить на учёт в ближайшей женской консультации, аргументируя это отсутствием местной прописки и загруженностью врачей. Однако, меня всё таки принял доктор под именем Сара. Она осмотрела меня и дала массу заданий. Надо было сдать анализы, посетить специалистов и что немаловажно – не опаздывать, являться на обследования не минутой раньше, ни минутой позже – иначе не примут. Я ощутила на своих плечах строжайшую дисциплину и врачебный гнёт, в мгновение ока почувствовала себя не беременной, а военнослужащим, солдатом, который обязан беспрекословно выполнять приказы.
Я считала, что строгий контроль за женщинами, находящимися в положении ничем себя не оправдывает. Беременным внушается, что они будут под наблюдением во избежание осложнений, но в действительности несчастные вынуждены терпеть очереди, хамство медицинского персонала и мучительный токсикоз. Разве такими должны быть будни тех, кто носит у себя в утробе новую зарождающуюся жизнь? Женская консультация оказалась каторгой и входила в критическое противоречие с моими убеждениями.
– А что будет, если я не буду посещать женскую консультацию? – спросила я у мужа.
– У тебя примут роды в отделении для необследованных, где лежат бездомные, – ответил он.
Несправедливо полагать, что женщина, пренебрегающая женскими консультациями, безответственно подходит к беременности и сама по себе легкомысленна и глупа. А если эта женщина просто оберегает себя и своего будущего ребёнка от тревог и волнений? Если она верит в Бога, а не в самоуверенных напыщенных врачей? Каждый согласится с тем, что беременная должна находиться в безопасности. Но консультации не способны оградить от нервных стрессов, напротив, именно там женщина больше всего подвержена утомлению как душевному, так и физическому, а это, отнюдь, не способствует здоровью малыша и его матери. Если женщина в положении что-то и должна, так это смотреть любимые фильмы, слушать классическую музыку, читать книги и принимать пищу для души и тела, оберегая собственный покой и покой ребёнка. Именно так я рассуждала на тот период времени, будучи юной и во многих вещах упрямой, особенно если дело касалось моих жизненных убеждений.
Я не сдала анализы и не стала бегать по специалистам. Вместо этого я полностью предалась своему состоянию. Я практически не выходила за пределы двора, и мы с мужем совершали вечерние прогулки вокруг многоэтажки, в которой снимали квартиру. Окружающий мир представлялся мне полным угроз, и идти куда-либо одной равнялось безумию.
Однажды мы с мужем приняли решение покинуть Новосибирск. Сначала мы хотели уехать за границу к моему отцу, в Израиль, но муж передумал, что вызвало во мне бурю негодования.
– Поехали на юг? – предложил он.
Остыв от ярости, я согласилась. В Новосибирске я более не желала оставаться. Суматошный и пыльный, огромный по своим размерам, этот город меня не привлекал и больше не манил своими цветными огнями.
Через месяц муж отправился на юг страны, обосновываться на новом месте, а я прибыла в Кочки. Здесь, в течение полутора месяца, я время от времени посещала женскую консультацию. Я сдавала анализы и проходила необходимые обследования. Как-то раз меня в компании деревенских девчонок отправили на УЗИ в соседнее село, которое находилось за сто километров отсюда. Мы больше часа дожидались машину, которая должна была отвезти нас в поликлинику. Пока мы сидели в коридоре приёмного покоя и ждали, я слушала, как эти девушки обсуждают медсестру, которая рассказывала студенткам о дезинфекции, и смеются над медицинскими терминами. Мне хотелось сказать им что-нибудь умное, чтобы они узнали, что с ними в компании находится воспитанный человек с медицинским образованием и опытом работы. Но я решила, что не стоит этого делать. Вероятно, они просто не поняли бы моего жеста. Все три девушки, которых отправили вместе со мной на обследование, были из близлежащих деревень. Их жизни были просты как три рубля, а мысли крутились около домашних забот, односельчан и знакомых их круга.
На машине мы ехали около часа. Водитель высадил нас у поликлиники и уехал по своим делам, предусмотрительно дав свой номер телефона одной из моих попутчиц. Гинеколог из Кочек сказала, что нас встретят и отведут на УЗИ, но в холле была лишь стойка регистратуры, у которой столпился народ. Одна из девушек попыталась выяснить, где находится кабинет УЗИ у регистратора, но та её осадила, сказав, что без очереди не станет отвечать на вопросы. Мы отправились на поиск кабинета. Девушки горланили во всё горло и вели себя так, словно пришли на дискотеку. В отличие от меня, они находились в своём обычном приподнятом настроении, которое свойственно людям, не обременённым душевными противоречиями.
Наконец, нужный нам кабинет был найден. Пока мы дожидались приёма, одна из девушек принялась рассуждать о пользе и вреде процедуры ультразвукового исследования. Она утверждала, что это обследование наносит вред ребёнку, находящемуся в утробе матери. Она не использовала заумных слов, а говорила по-своему, как умела. С ней в дебаты вступила другая женщина, находящаяся в очереди. Я слушала их молча, мысленно высмеивая деревенскую девушку за глупые предрассудки.
Врач-узист приняла почти всех. Осталась только я и ещё одна женщина из нашей компании, неопрятный вид которой говорил о её нечистоплотной деревенской жизни. Я подошла к кабинету, но эта женщина опередила меня и вошла первой. Очевидно было то, что для неё пойти последней из всех девушек приравнивалось к чему-то постыдному, и вероятно, что в её голове в тот момент всплыли слова, которые она выучила с детства – «кто последний, тот лох». В этой компании я выделялась тактом, умом и опрятностью и то, что я оказалась последней в очереди не означало ровным счётом ничего, но всё же поведение этой женщины немного оскорбило меня.
Наконец, я зашла в кабинет и легла на кушетку. Врач-узист, светловолосая стройная женщина среднего роста, провела необходимые манипуляции в откровенной тишине. Она не сказала ни слова, и это меня задело. Я проделала такой путь, больше часа ждала машину, терпела всю дорогу этих невоспитанных деревенских простачек, и вот я здесь и не слышу ни слова о том, здоров ли мой малыш.
– Всё хорошо? – неуверенно спросила я у врача.
– Да.
Я вышла от неё, не пойми за что обиженная.
– Ни слова мне не сказала, – пожаловалась я одной из своих попутчиц.
– Так это, когда она меня смотрела, говорила непонятное что-то… Я ей и сказала, что я ни слова не понимаю, о чём она говорит.
Теперь всё стало ясно. Конечно, я могу понять негодование узистки, но она могла бы не приравнивать всех женщин к одной единственной. Я вдвойне была оскорблена – тем, что врач молча провела исследование, предаваясь своей обиде, и тем, что она сравняла меня с выходцами из деревни, заранее определив, что я такая же ограниченная и бестактная.
Но всё же я получила утешение в этой поездке – чёрно-белое фото ещё не сформировавшейся крохи. На обратном пути, когда вся компания отправилась в забегаловку перекусить, я осталась одна в машине и любовно рассматривала изображение: эти маленькие ручки и ножки, эту крошечную жизнь в себе.
В августе мы с мамой сели на поезд «Новосибирск – Туапсе». Нам предстояло путешествие в течение двух дней. Наши места располагались в проходе – верхнее и нижнее спальные места. Было приятно ехать и наблюдать, как за окном сменяют друг друга разные пейзажи. Погода стояла жаркая. Я выходила на перрон, когда поезд делал остановку, находясь в его тени.
Душевное спокойствие ничего не нарушало и, казалось, никакие силы не смогут повлиять на него. Но однажды произошёл неприятный инцидент, который испортил моё впечатление от поездки. Как-то днём я пошла в туалет помыть руки перед едой. Я зашла в уборную и заметила, что унитаз засорился и почти доверху наполнен водой. «Наверное, проводница уже знает об этом», – беспечно подумала я, проходя мимо неё. Только я села за накрытый столик, перед моим взором развернулась неприятная сцена. Мужчина средних лет что-то говорил проводнице и указывал в мою сторону толстым некрасивым пальцем. После этого проводница, полноватая сорокалетняя женщина с кроткой стрижкой, подошла ко мне.
