Алиса Майорова
Наследница. Прикосновение Тьмы

Пролог

«Они будут недовольны».

Телега Ди́тара утопала в снежных сугробах, глубоких и мягких. Ехать по занесенной снегом тропе оказалось бы тяжело и мучительно даже для здорового и крепкого мужчины – что уж говорить про такого старика, как он. Селянин часто останавливался, чтобы счистить со старых колес налипший снег, что еще больше замедляло его в пути. А между тем снег все прибывал и прибывал, падая влажными и тяжелыми хлопьями с черного неба. С каждой милей разобраться, куда ехать, становилось все сложнее. Основные тропы и раньше заносило снегом – привычное дело для этих краев, – но Дитар давно научился определять дорогу с помощью звезд. Бывало, что вьюга не позволяла разглядеть их в небе, и тогда старику приходилось полагаться на свою память. Он зарабатывал на жизнь тем, что отвозил в поместье Ричи съестное: дорогу к нему Дитар запомнил лучше, чем к собственному дому, поэтому занесенные снегом тропы не пугали его. Он и в темноте различал очертания знакомых деревьев, скрытых под снежными шапками.

Зрение служило старику основным ориентиром, пока ему не перевалило за шестьдесят. Тогда он ослеп на один глаз и больше не мог видеть так хорошо, как раньше. После случившегося Дитар боялся, что полностью лишится зрения, а значит и единственной работы. Скоро болезнь возьмет свое, обреченно думал мужчина, пытаясь объехать дерево, закованное в ледяную корку. Ноги его коня увязали в глубоком снегу, и он тащил телегу слишком уж медленно. Им ни за что не успеть к назначенному времени. Но старик не винил ни себя, ни свою лошадь. В такую погоду ни один уважающий себя человек не покинет свой дом и не оставит пригретое место у очага. Только он, старый дурак, решился на это безумие.

Еще с юности Дитар привык все делать вовремя и потому редко опаздывал, но сегодня его подвели и зрение, и погода. Вдобавок ко всему, его единственные сани, на которых он передвигался намного быстрее, пришли в негодность. Из дома мужчина выехал в полдень, а до Зимнего леса добрался только к глубокой ночи. «Они будут недовольны», – снова подумал старик. Его окоченевшие руки начинали дрожать, когда он вспоминал господ Ричи. Опозданий они не прощали и славились жестокостью, на которую многие простые жители закрывали глаза: иначе им было не выжить. Зато всем, кто доставлял провизию в срок, хозяева платили исправно и щедро – вот почему такие, как Дитар, ехали в самую глушь, не обращая внимания на непогоду, ужасные дорожные условия и господ со странностями. Выбирать не приходилось. Жили так многие в округе. Жил так и сам Дитар. Каждый раз, когда до жуткого поместья оставались считанные мили, старика начинало трясти от мысли, что придется встречаться с хозяевами дома. Три мужика из его родной деревни пытались подзаработать похожим способом, пока зловещее поместье не забрало их жизни. По окрестностям ходили слухи, будто в соседней Беле́ске четыре брата исчезли после того, как решили наведаться к господам со своим скудным урожаем. Незадолго до трагедии сын мельника видел братьев пьяными: они устроили привал возле дороги и распивали медовуху, громко обсуждая, как поделят награду. Спустя четыре часа шумного отдыха мужчины снова отправились в путь, но из поместья Ричи так и не вернулись.

Дитар считал свою деревню умирающей, и не зря: в этом году они лишились пятерых молодых мужчин – их всех унесла лихорадка. Из способных работать людей в деревне остались сам Дитар, здоровяк Мо и четырнадцатилетний юноша по имени Дилл. А вот Джун, старый приятель Дитара, уже не мог браться за физическую работу: с тех пор, как ему исполнилось восемьдесят, он все чаще оставался дома и никуда не выходил без надобности. Суставы его совсем стали плохи. Он бедствовал, как и все в их маленькой деревеньке, и не без зависти говорил, что Дитару еще повезло, раз он в состоянии обеспечивать свою семью. И правда: старик делал все, что в его силах. Сено и корм для скотины он закупал у торгашей в городе, что позволяло ему заниматься животноводством. Он разводил коз, получал от них молоко и делал сыр, а свиней и кабанов зарубал на мясо, солил его и закатывал в бочки. Пока здоровье позволяло, Дитар мог работать и в поле, но на их промерзлой земле ничего не росло. О том, чтобы вырастить хотя бы одну картофелину или луковицу, оставалось только мечтать: сельское хозяйство, загубленное вечным холодом, находилось в упадке уже много лет.

Жизнь здесь не находила продолжения. Мертвая почва отвергала семена, а людей умирало больше, чем рождалось. Все стремились убежать на юг, к солнцу и теплу, подальше от суровой зимы. Подальше от вампиров. Гибельные земли принадлежали им – выходцам из знатного рода Ричи, вокруг которого ходило множество слухов. Их зловещее поместье давно обросло различными догадками – одна хуже другой – и древними легендами. Поговаривали, что и сам дом, и его хозяева прокляты, но Дитар не верил в эти россказни и считал их пустыми байками. Ни один из тех мнимых смельчаков, кто заговаривал о поместье Ричи, на самом деле никогда там не был и знать о проклятии не мог. Правда не интересовала сельских жителей. Они во всем справедливо обвиняли вампиров: кровопийцы заняли весь северный регион и захватили часть западного, оттеснив простых людей на окраины. На своей территории вампиры подчинялись господам Ричи и поэтому редко нападали на людей без приказа, но их все равно сторонились. Дитар, как и другие жители деревни, побаивался братьев Ричи и вместе с тем сочувствовал им: он видел в них избалованных мальчишек, вкусивших власть и роскошь. На жалость, что возникала в добром сердце старика, его внутренний голос шептал: «Нельзя им сочувствовать, старый дурак. Они будут недовольны тобой. Сегодня ты сильно опоздал, а опозданий они не прощают».

Все ему говорили, чтобы он перестал ездить в проклятое поместье. Дитар не представлял, кому могла прийтись по душе давящая атмосфера этого места, но за годы службы он привык к ней. Большую часть того, что старик заготавливал на зиму, он отвозил своим господам и получал неплохие деньги за доставку продовольствия. На выручку Дитар мог себе позволить безбедно жить целый месяц, что он, собственно, и делал, не забывая откладывать часть средств на покупку скотины или зерна. Каким бы странным и пугающим ни было поместье, лишаться своего единственного заработка из-за глупых сплетен старик не собирался.

Он утешал себя возможностью подзаработать больше, подъезжая к массивным черным воротам. Зимняя чаща осталась за его спиной. Решетчатые ворота украшали шипастые розы из стали темнее, чем небо над головой. Они гордо, с надменным превосходством возвышались над стариком и заставляли всякого, кто окажется внизу, чувствовать себя ничтожным и жалким. Дитар снял побитые молью перчатки и подышал на замерзшие руки, желая согреться в этом месте не только телом, но и душой.

Долго ждать не пришлось. Ворота перед ним открылись, пропуская повозку, и старик уже более уверенно въехал во двор. Дорога сразу стала ровнее: слуги заблаговременно расчистили ее от снега, так что телега поехала легче и веселее – даже колеса почти не трещали.

Величественное строение встретило Дитара негостеприимно и холодно. Свет в окнах не горел – пустые глазницы зорко следили за передвижениями чужака. Белый фасад здания с обеих сторон от главного входа украшали полотнища с фамильным гербом семьи Ричи. Старик слышал, что их герб – черная роза на зеленом фоне, которую обвивает серебряная змея, шипящая, с раздвоенным языком – самый зловещий среди гербов других благородных семей Вейссарии. Вот бы еще узнать, что он означает, но спрашивать хозяев Дитар никогда бы не решился: уж больно они сердитые. Поместье Ричи насчитывало всего два этажа, однако небольшую высоту с лихвой покрывала длина здания. Она составляла чуть более двухсот ярдов, отчего со стороны поместье выглядело растянутым змеем.

Старик объехал здание спереди и остановился у заднего выхода. Двое слуг уже ожидали его, стоя под навесом в легкой для такой погоды одежде. Юноши дрожали от холода и тихо переговаривались с керосиновыми лампами в руках. Завидев Дитара, они поспешили к нему, чтобы помочь разгрузить телегу.

– Тихая ночь сегодня, – сказал им старик, чтобы разбить зловещую тишину.

– Да, – согласился один из юношей, темноволосый и длинный, как палка. Белые шрамы покрывали обе его руки от ладоней до запястий. Дитар не стал расспрашивать слугу о происхождении этих шрамов. Его задача заключалась в том, чтобы как можно скорее доставить провизию и уехать домой, тем более что путь до деревни неблизкий. А чесать языком – это не про него. Темноволосый взял лампу у второго слуги. – Безветренная ночь – что может быть лучше? Метели и снежные бури не дают нам покоя в последнее время.

– Что привезли? – спросил второй, срывая с телеги заледеневшую ткань. Он подошел к товару сзади и обратился к своему сопровождающему: – Посвети-ка сюда. Ничего не видать.

– Три кувшина молока, две корзины сыра и бочка солонины, – перечислил Дитар и помог парню взобраться на телегу. Другой в это время держал в руках обе лампы и освещал продовольствие. – А где господин Райнер?

– Хозяин скоро подойдет, – заверил юноша, который осматривал телегу. Он бегло оглядел содержимое и удовлетворенно кивнул. – Сегодня вы привезли больше обычного. Господин будет доволен.

– Так получилось, – ответил старик безразличным голосом, хотя изнутри его распирала гордость. Наконец-то его труд начали ценить в полной мере. – Я приобрел еще пару голов скота. Выгодное вложение оказалось. Мяса и молока стало в два раза больше.

– Такими темпами вы скоро разбогатеете и сможете перебраться в теплые места, – заметил другой и позволил себе слабую улыбку. – А мы так и останемся здесь…

Про Дитара деревенские говорили, что он добр и внимателен к другим. Старик не знал этих юношей, но искренне сочувствовал их положению. Любому простолюдину известно, что на службу в поместье Ричи не поступают добровольно. Эти несчастные – рабы, заложники кровавых господ.

– Ты чем-то недоволен, Хо́ган? – Голос из темноты заставил всех здорово испугаться.

Руки молодых людей задрожали, но уже не от холода. Дитару показалось, что один из них вот-вот уронит лампы, и весь сжался от напряжения: если горячее масло прольется на телегу, то назад он будет добираться пешком.

– Господин, – одновременно сказали слуги, кланяясь в темноту открытой двери.

Старик повернулся лицом ко входу и тоже поклонился – настолько низко, насколько ему позволила больная спина.

– Господин, – эхом отозвался Дитар после слуг. Не разгибаясь и не поднимая глаз, он добавил: – Я привез все, что вы приказывали. Почту за честь, если вы примете мои скромные дары вашему дому.

– Дары, говоришь? – Из темноты вышел хозяин поместья. Селянин, конечно, уже не раз встречался с ним. И все же ему было по душе, когда его встречал другой господин, потому что тот, что стоял перед ним сейчас, пугал намного сильнее. – То есть я могу забрать у тебя всю еду в качестве подарка, верно? Я могу забрать ее и уйти, не заплатив тебе? И подними глаза. С тобой говорит наследник дома, которому ты служишь, и тех земель, на которых ты работаешь.

Дитар поднял взор, как ему и велели. Пугающие красные глаза Ра́йнера Ричи жадно впились в него. Вампир видел перед собой очередную жертву, а не человека со своими чувствами и мыслями. На тонких бледных губах играла хорошо знакомая старику насмешка. Все высокородные господа вроде Ричи презирали простой люд, но Дитар не держал на них обиду. Пока остальные крестьяне грезили о сытой жизни в стенах роскошного поместья, он находил спокойствие в своем бесхитростном быте. Дитар не хотел оказаться на месте кого-то из господ. Пусть аристократы насмехаются над ним и дальше, если унижение бедных – единственная радость в их жизни.

– Простите, мой господин. – Дитар поклонился ему в ноги и услышал хруст в своей спине. Боль прострелила поясницу, когда он попытался разогнуться. – Я… Вы можете взять содержимое моей телеги просто так. Даром. – Старик надеялся, что его ложь прозвучала естественно. Не мог же он сказать этому чудовищу, что ждет оплату!

Бледные губы вампира расплылись в улыбке, обнажившей острые клыки.

– Не лги мне, – проговорил он в ответ. – Я знаю, что ты ехал сюда целый день, чтобы получить хотя бы монету за свой труд. Ты превозмогал боль в спине и коленях, мирился со снегом и ледяными ветрами, чтобы добраться сюда. И ты говоришь, что я могу взять твою еду, не заплатив? Вы, простолюдины, такие смешные. И все как один – до омерзения глупые. Я должен поверить в эту чушь?

– Простите, господин…

– Впрочем, забудь. – Райнер лениво махнул на него рукой – бледной и худой, как все в нем. Черные короткие волосы вампира торчали во все стороны, словно он их нарочно взъерошил рукой. Райнер вышел из дома в одном тонком плаще, из-под которого выглядывала белоснежная ткань его жилета, идеально выглаженная и баснословно дорогая. Старший Ричи крутанулся на каблуках ботинок и сверху вниз взглянул на слуг. Они испуганно жались друг к другу и прятали глаза. – Так что там, Хоган? Кажется, ты хотел на свободу?

– Нет, господин, – пискнул юноша, к которому вампир обращался.

– Так ты лжешь мне, выходит? – Райнер тронул за плечо второго паренька. – Скажи мне правду, Ри́тен. Хоган ведь лжет, так? Ему здесь не нравится? Он хочет уйти? Хозяин вроде меня его не устраивает?

Ритен дернулся от прикосновения вампира, однако не сделал и шагу назад. Старик подумал, что юноша сейчас солжет, чтобы прикрыть своего товарища, но, к несчастью, тот кивнул.

– Я так и знал! – Райнер расхохотался, и его смех гулко разнесся по зимнему двору. Когда он говорил или смеялся, пар не выходил из его рта. У них, вампиров, всегда так, ведь их нельзя отнести к живым существам. Когда-то они все были людьми, но после испития вампирской крови умерли и переродились в кровожадных чудовищ. Старик вспомнил, как еще ребенком любил слушать истории о ночных созданиях. Деревенские мальчишки собирались у вечернего костра, и старшие ребята пугали младших придуманными ужасами. После таких сборищ вампиры приходили к нему в кошмарах, вожделея его нежную детскую плоть, и отцу всякий раз приходилось успокаивать проснувшегося в слезах мальчика. Он говорил маленькому Дитару, что вампиры никогда не доберутся до него, что они далеко от их деревни, где-то в другом королевстве. Но времена поменялись, мальчик вырос, а порождения ночного кошмара проникли в реальный мир.

– Нет! – вскричал Хоган. – Это он лжет! Это он…

Все случилось настолько быстро, что Дитар не сразу сообразил, что одного слуги больше нет в живых. Из рукава плаща Райнера выскользнул клинок, едва заметный в темноте. Острое лезвие полоснуло по горлу лживого слугу. Кровь хлынула из его шеи на снег, окрасив его в черный цвет, а затем и тело рухнуло туда же. Райнер вытер лезвие об одежду оцепеневшего Ритена и подошел к старику.

– Так мне заплатить тебе или нет? – задумчиво спросил вампир, будто всего этого и не было.

– На ваше усмотрение, господин, – отозвался Дитер с очередным поклоном. Проклятая спина теперь будет болеть до скончания веков, но это пустяк по сравнению со смертью, которая на его глазах забрала одного из юношей. Ужас подкрадывался к старику осторожно, как зверь в зарослях. Сердце оглушительно стучало в висках. Я следующий, осознал он.

Райнер приблизился к нему вплотную. Он оказался выше старика на голову и посмотрел на него сверху вниз тяжелым долгим взглядом. Дитар не мог разобрать, это вампир или зимняя ночь дышит на него холодом.

– Ты опоздал, старик, – жестко констатировал Райнер. Селянину стало ясно: ему только что вынесли приговор. – А я опозданий не прощаю.

Тот же клинок вошел в его сердце легко и быстро.

– Мертвецам плата не нужна, – заключил вампир и толкнул старика в снег.

Жгучая боль охватила его грудь. Дитар провалился в глубокий сугроб, уже обагренный чужой кровью. Рядом лежало другое тело. Остекленевшие глаза Хогана были широко раскрыты и смотрели в ночное небо. Его застывшее лицо выражало ужас и непонимание. В мучительной попытке забыть о своем страхе старик закрыл глаза, успев подумать только о том, что дома его ждут жена и верный пес. Похоже, им не суждено дождаться его возвращения…

Дитар почувствовал холод.

Правы были деревенские на счет проклятия поместья и их хозяев. Эта мысль проскочила в сознании старика всего на миг, а после холод окончательно забрал его.

Часть 1. Помутнение

Глава 1

Зимы в Вейсса́рии являли собой прекрасное зрелище. Суровые и холодные, как сердца древних богов, они одинаково восхищали как местный народ, так и приезжих гостей. Но с особенным нетерпением прихода зимы ожидали те, кто проживал на юге королевства. Люди там быстро уставали от летнего палящего солнца, и сгоревшие посевы вынуждали их молиться о скорейшем наступлении прохлады. Вейссарийские зимы ждали и любили все, кроме крестьян, что работали и проживали на землях семьи Ричи.

Холод им опостылел. Во владениях шести из семи благородных домов Вейссарии времена года закономерно сменяли друг друга, как им и было положено, но на территории Ричи время как будто навсегда застыло. В народе никто не мог вспомнить, когда именно там поселился холод и по какой причине – зима царствовала на Северных землях больше ста лет и не думала впускать тепло. Даже старожилы затруднялись ответить, когда в последний раз видели в тех краях зеленые деревья, благоухающие цветы и яркое летнее солнце. Тяжелое серое небо, мертвые белые поля и ни одного живого растения в округе – лишь такая природа окружала владения семьи Ричи из года в год.

О нескончаемой зиме Э́лисон думала чуть ли не каждый день, сидя возле большого окна в собственной комнате на втором этаже поместья. День за днем девушка задавалась одним и тем же вопросом: а было ли здесь хоть когда-нибудь лето? Она с детства мечтала взглянуть на свой дом в разгар теплого сезона, но всю жизнь видела белые сугробы за окном да ледяные узоры на стекле. Элисон неоднократно снилось, как она гуляет по живописному саду босиком, в легком шелковом платье, а теплый ветер гладит ее по лицу и волосам. Книги описывали лето во всех красках, отвечая на вопросы любопытной особы, но исполнить ее мечты не могли. В своих фантазиях она собирала цветы, плела венки, наблюдала за птицами или купалась в озере за домом. Вьюн оплетал окна поместья и спускался по разогретым солнцем стенам, розовые и красные цветы вытесняли неприглядные черные розы, а вода в фонтане весело искрилась на солнце. Так было и в ее снах, но реальность выглядела совершенно иначе.

До сих пор поместье, в котором Элисон проживала свой четырнадцатый по счету год, казалось ей неприступной ледяной крепостью. Больше всего на свете девушке хотелось покинуть мрачные стены и отправиться на поиски приключений в другой, куда более приятный мир. Если бы она только могла оценить красоту зимней природы глазами чужака! Возможно, тогда бы ей не захотелось уезжать отсюда. Но за столько времени однообразный пейзаж за окном успел наскучить, а холод вечной зимы причинял одни неудобства. Младшая Ричи втайне завидовала путешественникам, которые свободно перемещались между мирами, и желала когда-нибудь оказаться на их месте.

Все, что оставалось Элисон, – это представлять, каким величественным поместье ее семьи выглядит в глазах других людей. А еще – питать надежды на прогулку. Младшая Ричи молилась, чтобы вампиры вернулись из поездки в приподнятом настроении. Когда у них все удавалось, они позволяли ей гулять по заснеженному саду или ездить верхом. Но чаще Элисон проводила время в четырех стенах: ее братья почти никогда не пребывали в добром расположении духа. Любую прогулку она с радостью променяла бы на интересную беседу, но поговорить в поместье было не с кем. Дом с жильцами в виде молчаливых слуг и самих вампиров наводил тоску на младшую Ричи. Ей не разрешалось покидать родные стены, не говоря уже о том, чтобы выйти за ворота и найти собеседников за их пределами. Все обходили их дом стороной, и гостей старшие Ричи не принимали. Но Элисон, будучи девушкой мечтательной и романтичной, верила, что однажды увидит в поместье еще какие-нибудь лица, помимо вечно недовольных лиц братьев. Вампиры уехали задолго до рассвета, оставив ее на попечение Советника, который и сообщил ей за завтраком эту новость. Девушка давно не удивлялась внезапным отъездам старших Ричи. Каждый из ее братьев возглавлял собственный вампирский клан – по своим делам они отлучались именно туда.

От скуки ее стало клонить в сон. Элисон бросила полусонный взгляд на часы: до темноты оставалось всего пару часов. Если она заснет сейчас, то ночью не сомкнет глаз, а утром ее отругают за сонливость и несобранность. Лучше потерпеть. Еле-еле поборов дремоту, младшая Ричи зевнула и прислонилась лбом к холодному стеклу, чтобы взбодриться. Это не слишком помогло, и тогда девушка решила зарисовать унылый пейзаж за окном: когда руки заняты делом, погрузиться в сон против воли сложно. Элисон потянулась к краскам, как вдруг увидела в окне двух путников, быстрым шагом направляющихся к дому, и замерла. Поначалу она решила, что у нее всего-навсего разыгралось воображение. В самом деле, какие здесь могут быть гости? Ни разу за четырнадцать лет жизни младшая Ричи не видела чужестранцев, не считая слуг, привезенных наемниками из отдаленных уголков Вейссарии. Пока она пыталась определить, иллюзия перед ней или нет, путники уже преодолели расстояние от ворот до крыльца. Опомнилась девушка лишь тогда, когда незнакомцы исчезли из ее зоны видимости. С первого этажа послышался громкий стук дверного молотка. Не может быть! Сердце Элисон забилось быстрее. Позабыв обо всем, она сорвалась с места и побежала вниз встречать незнакомцев. Младшая Ричи ловко миновала мраморную лестницу, чудом не поскользнувшись, и в два счета оказалась у главного входа.

– Госпожа, позвольте мне открыть дверь. Это может быть опасно.

Знакомый голос остановил Элисон до того, как она открыла дверь, но ее рука уже легла на золоченую дверную ручку. Повернувшись, она увидела Советника – пожилого мужчину со светлым взором. Сколько бы времени ни прошло, его взгляд оставался по-юношески ясным, хотя худощавое лицо Советника испещряло множество морщин. Сосредоточенная в его руках власть страшно злила Райнера, считавшего себя истинным наследником поместья. Советник вел учет всей прислуги в доме и знал ответы на любые вопросы.

– Все в порядке, Лойт, – весело сказала Элисон ему. – Я знаю, что делаю.

Она солгала. Но шанс познакомиться с новыми людьми вытеснил из ее головы страх перед неизвестностью и возможной опасностью. Девушка так торопилась открыть дверь незнакомцам, что умудрилась забыть одно из главных правил: передвигаться по дому можно только шагом. Если бы братья застали ее в момент, когда она бежала по лестнице, ей бы сильно не поздоровилось. А от того, что она встретила чужаков, вампиры и вовсе пришли бы в ярость. Но в их отсутствие Элисон ничего не грозило, поэтому она без колебаний распахнула перед путниками дверь.

На пороге, обдуваемые со всех сторон ледяным ветром, стояли молодые люди: парень и девушка. Они прижимались друг к другу, чтобы согреться, но все равно оба тряслись. На вид Элисон дала бы им по восемнадцать лет. Изнуренные, испуганные и замерзшие, незнакомцы выглядели потерянными и сбитыми с толку. Младшая Ричи рассматривала их с изумлением, как доселе незнакомый предмет, и с трудом верила, что видит перед собой живых людей.

Потрепанный внешний вид путников навел ее на мысль, что они давно нигде не останавливались. Одежда на них местами превратилась в лохмотья, снег облепил их тела холодными хлопьями. Между парнем и девушкой прослеживалось сходство: у Элисон ни на секунду не возникло сомнений, что эти двое – брат и сестра. Но она недоумевала, откуда они взялись и как им удалось проникнуть на защищенную магией территорию поместья.

– День добрый, – вежливо поприветствовала младшая Ричи незнакомцев в той манере, в которой ее учили. – Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

Она понятия не имела, как следует вести себя в подобной ситуации, ведь ей никогда не доводилось заводить разговор с чужаками. Несмотря на свою неопытность в общении с незнакомцами, Элисон всегда помнила о хороших манерах и старалась производить на людей приятное впечатление.

– И вам доброго дня, юная леди, – ответил ей юноша приятным низким голосом. Губы незнакомца – бледно-синие – дрожали даже тогда, когда он молчал. – Это поместье Ричи?

– Да. Что вам угодно?

Девушка рядом с юношей с явным облегчением выдохнула.

– Мы давно ищем это место, – продолжил он. – Дело в том, что мы… я и моя сестра, – незнакомец указал на миловидную спутницу, – являемся родственниками семьи Ричи. Вы, надо полагать, Элисон?

Он улыбнулся, невзирая на холод, и от его улыбки на сердце у младшей Ричи потеплело. Она отвыкла от такого обращения. Ее вырастили в суровых условиях, вдалеке от солнца и тепла – даже родительской любви и заботы Элисон не знала. Воспитывали ее старшие братья, от которых не дождешься ни добрых слов, ни теплых улыбок. Слова незнакомца удивили младшую Ричи. Братья при ней старались не упоминать о существовании других родственников. Стоило ли верить этим странникам? Девушка сомневалась в правдивости их слов, но оставить незнакомцев на холоде ей бы не позволила совесть. Поэтому она сжалилась над ними и впервые приняла самостоятельное решение.

– Все верно. Меня зовут Элисон Ричи, и я самая младшая в семье, – представилась девушка. – Прошу вас простить мою растерянность. Я не совсем понимаю, как лучше поступить… В данный момент я нахожусь в поместье одна, не считая прислугу, и по всем правилам мне запрещено приглашать в дом незнакомцев. – Путники заметно поникли после ее слов, и она поспешила их успокоить: – Но скоро должны возвратиться мои братья. Они обязательно разберутся во всем. А пока проходите, пожалуйста, в дом. Говорите вы правду или нет, я не могу оставить вас снаружи.

Элисон отступила в сторону, освобождая проход для юноши и его сестры. Младшая Ричи не выходила к ним на крыльцо, но, даже оставаясь в доме, сильно замерзла. Как эти двое добрались сюда живыми? Холодный ветер выл снаружи, задувал в переднюю и приносил с собой колючие снежинки. Элисон сопроводила замерзших путников в гостиную, попутно отдавая указания Советнику.

– Лойт, прошу тебя, распорядись, чтобы нашим гостям принесли теплую одежду и меховые одеяла, – негромко сказала она. – И чай. Обязательно горячий, с лимоном и мятой.

Старик оставил их, а младшая Ричи задумалась о том, как воспримут ее доброту вернувшиеся из поездки Райнер и Хейки. Она не рассчитывала получить от них похвалу за проявленную заботу к незнакомцам, скорее, наоборот. Старшие братья свысока смотрели на тех, кто не являлся частью их семьи, поэтому вряд ли обрадуются незваным гостям. И все же Элисон не могла поступить иначе. Оставить кого-то в беде… Она бы отдала последнее, чтобы помочь нуждающимся. По рассказам некоторых слуг, во владениях ее семьи простые люди голодают и умирают от холода в своих хибарах, пока их хозяева наслаждаются сытной едой, теплом и уютом в роскошных комнатах. Не имея возможности выйти за территорию дома, девушка оказывала всяческую поддержку людям в его стенах. Она приносила им еду, а не объедки, на свой страх и риск учила грамоте и счету, но самое главное – Элисон никогда не использовала по отношению к ним слово «рабы». Любой человек, бедняк он или богач, заслуживал к себе уважения – в этом девушка была твердо убеждена. За доброту, сердечную мягкость и золотистый цвет волос слуги прозвали младшую Ричи солнечной госпожой.

– Спасибо вам, милая леди, – с искренней благодарностью произнес юноша, когда все они прошли в гостиную. – Я не знаю, как нам вас благодарить…

Закончить он не успел, потому что просторное помещение, в котором они оказались, произвело на незнакомцев неизгладимое впечатление. Глаза их светились восторгом при виде богатого убранства. Элисон подумалось, что любой человек, который никогда не жил в роскоши, запросто может лишиться дара речи, оказавшись в непривычной обстановке.

В интерьере гостиной преобладали темно-зеленый и черный цвета. Как и в остальных комнатах, здесь царил созданный слугами полумрак: вампиры не выносили солнечного света. Все окна перед рассветом закрывали тяжелыми шторами из зеленого бархата, и каждый день слуги тщательно следили за тем, чтобы ни в одно из помещений не проник дневной свет. Свечи заменяли солнце, создавая иллюзию яркого дня. Оранжево-красное пламя отбрасывало беспокойные тени на старинную мебель с позолотой. Элисон подошла к двум креслам у камина, в котором днем и ночью горело зеленое пламя.

– Располагайтесь, пожалуйста, – сказала она гостям и приглашающим жестом указала на кресла. Поборов изумление, незнакомцы заняли свои места. Младшая Ричи расположилась напротив.

– Меня зовут Татиа́на Берт. – Впервые за все время голос подала сестра юноши – невысокого роста девушка, светловолосая, с глазами выразительными и черными, как ночь. Татиана указала на парня рядом с собой: – А это – Да́рвин Ско́ттлет. Он мой единокровный брат. Мы очень рады познакомиться с вами, госпожа Элисон.

Татиана склонила голову в знак уважения к хозяйке дома. Элисон ответила ей тем же жестом. Им известно, что такое хорошее воспитание, поняла она, рассматривая девушку при свете зеленого пламени. В ее лице прослеживалось сходство и с другими представителями дома Ричи. Всех их объединяли светлые волосы и зеленые глаза различных оттенков: от светлого травяного до благородного изумрудного. Глаза Татианы и Дарвина оказались карими, но отдельные черты их лиц косвенно могли указывать на родство с Ричи. Прямой нос у юноши, слегка вьющиеся светлые волосы у девушки… Во всем королевстве не найдется и двадцати натуральных блондинов. Пока путники согревались у огня, Элисон задумалась о возможном родстве с ними. Сейчас это обстоятельство волновало ее больше всего, и младшая Ричи неожиданно поймала себя на крайне непривычной мысли: она с нетерпением ожидает возвращения братьев. Хе́йки держал у себя родословную книгу, десятилетиями хранившую на пожелтевших от времени страницах историю их семьи, сведения о далеких предках и обо всех родственных взаимосвязях. Эта книга поможет ответить на главный вопрос: правду ли говорят путники?

Двое тринадцатилетних юношей вошли в гостиную. Они были одеты в отличительную черную форму прислуги с вышитой на груди змеей, опутывающей хвостом черную шипастую розу, – гербом дома Ричи. Один слуга опустил поднос с чашками на стол между креслами, в которых сидели гости, а другой взял у них верхнюю одежду и подал теплые одеяла из волчьих шкур. Дарвин взял свое одеяло и укутал им сестру поверх ее собственного. Сам он остался в легком жакете, коричневой рубахе и серых штанах из шерсти. Элисон ощутила странный укол ревности при виде того, как Дарвин ухаживает за своей сестрой. Младшая Ричи не помнила, когда в последний раз ее братья проявляли к ней ласку. Если странники и правда окажутся их родственниками, то она обретет не только заботливого и доброго брата, но еще и сестру, которой у нее никогда не было. Ей очень хотелось, чтобы это случилось.