Алиса Даншох
Долгая дорога в страну возрастных изменений

Глава III
Живая молодильная вода

Эту главу мне хотелось бы начать с загадки от моей одноклассницы – прекрасной переводчицы, художницы и поэтессы Евгении Штофф:

 
Есть напиток всех сильней,
Всем напиткам голова,
Лечит нищих и царей,
И о нем идет молва.
 
 
То он черен, как агат,
То прозрачен, как янтарь,
Силой жизненной богат,
Ныне лечат им и встарь.
 
 
В чашу хрупкую налит,
Так и манит пить до дна.
Аромат его пьянит
Лучше крепкого вина.
 
 
Сообщает бодрость нам,
Всех врачует – примечай!
Как зовется сей бальзам?
Он зовется просто – …!
 

Человечество всегда мечтало о бессмертии или хотя бы о долгой-долгой жизни. Оно постоянно искало способы, средства и возможности омолодиться. Народные чаяния находили отражение в мифах, легендах, сказках и художественной литературе. Алхимики, врачеватели и просто авантюристы не покладая рук придумывали чудодейственные эликсиры вечной жизни и молодости. Два знаменитых искателя приключений – граф Калиостро и Джакомо Казанова – неплохо зарабатывали на доверчивых искательницах долгоиграющей юности.

Русские народные сказки не остались в стороне от мирового процесса и внесли свою лепту. Они предложили живую воду и молодильные яблоки. Понятное дело, сии дары природы доставались только избранным. Кроме сказочных везунчиков ближе всех к животворящей влаге оказалось население близ минеральных источников. Бьющая из-под земли вода заживляла раны, делала кожу бархатистой и эластичной, успокаивала нервы, лечила и облегчала желудки, чистила печень, поддерживала сердце, а в отдельных случаях влияла на мужскую потенцию и женскую фертильность. Опять же далеко не все могли ездить на минводы, и человечество жаждало чего-то более демократичного и менее затратного.

Как нельзя кстати пришлась деятельность многочисленных монахов. Они предложили мирянам в качестве разнообразных эликсиров долголетия и здоровья настойки на травах, а также ликеры, придумали «eau de vie», то есть «воду жизни», что по сути не что иное, как высокоградусный фруктовый или зерновой самогон. «Вода жизни» оказалась хороша для сугреву, или куражу, или напряг снять. Но выпил рюмку, выпил две – зашумело в голове. Тогда все те же монахи придумали еще один напиток, покоривший умы, сердца и животы почти всей Европы, и это – пиво. Его более крепкий вариант – эль – без единого выстрела захватил владычицу всех морей Великобританию. Он поселился не только в каждом пабе, доме, лачуге, не только на каждом корабле королевского флота, но и в особняках, крепостях и дворцах. Вся еда без исключения запивалась элем. Конечно, было и кое-что другое, привезенное с материка или из дальних стран, – вино, ром, джин. Но, сами понимаете, импорта на всех не напасешься.

Шестнадцатый век обогатил Европу двумя напитками, причисленными к волшебным. Это кофе и шоколад, но опять же только для имущих. Алхимики тем временем продолжали опыты с бессмертием, а шарлатаны без стеснения им торговали. И никто в Европе не догадывался, что где-то в Юго-Восточной Азии уже не один век несколько миллионов жителей Поднебесной пьют дивный настой из листьев чайного дерева, считая его панацеей от всех видов хвори, а заодно и эликсиром долголетия.

Появление чая в Китае, естественно, не обошлось без легенды. Где-то с 2737 года до нашей христианской эры началось правление мифического Шэнь Нуна, что в переводе на русский означает Пахарь Духа или Божественный Земледелец. Он придумал плуг и научил свой народ пахать землю. Его также считают отцом китайской фармакологии и богом растений. Выглядело божество весьма своеобразно: имело голову быка и туловище человека. Тело его было из прозрачного нефрита, и бог с интересом наблюдал, что происходит в его собственном организме. Целыми днями бродил Шэнь Нун по лесам, по горам в поисках полезных травок. Найдет что-нибудь новенькое, попробует на вкус и тут же рассматривает, что творится в его животе-аквариуме. И вот однажды, подустав, присел он отдохнуть и машинально сорвал листочек с дерева, его приютившего. Листик был толстеньким и упругим. Божественный Земледелец выдавил из него сок и машинально отправил зеленые капли в рот. Сей секунд Шэнь Нун воспрянул духом, усталость испарилась, и он понял, что сделал величайшее открытие. Немедленно оно было занесено в его растительно-лекарственный реестр. Невзначай Шэнь Нун осчастливил свой народ, а заодно и все человечество, предложив им листья чайного дерева. Поначалу они использовались исключительно в качестве лечебного средства: считались отличным противоядием и мощным стимулятором. В древнем китайском медицинском трактате можно найти следующие слова: «Чай по вкусу горький. Если человек его пьет, то это способствует процессу мышления, тело становится легче, глаза проясняются и продолжительность сна уменьшается».

Само собой разумеется, первыми главными ценителями и потребителями чая стали китайские императоры. Ко двору поставлялись лучшие и новейшие сорта. Поскольку Китай – страна строго прописанных правил и ритуалов, то постепенно чаепитие превратилось в важную церемонию, изменения в которую вносились лишь при смене правящей династии. Чайная процедура требовала специальной посуды, хорошей воды, много часов свободного времени и квалифицированного персонала, разбирающегося в чае, умеющего правильно кипятить воду, заваривать и разливать напиток. Пока ритуальные чаепития становились все более церемониальными, ученые продолжали усердно изучать свойства чая, поэты не менее усердно воспевали его достоинства, а крестьяне еще усерднее его выращивали. Ох и непростое дело культивировать чай! Нужны правильная земля, в меру влажный климат, отменный растительный материал, большое количество дешевой рабочей силы и немерено терпения.

Из знаменитого китайского древнего документа «Чайный канон» мы узнаем, что самый лучший чай – дикий, с западных склонов гор, где есть синие камни, где среди чайных кустов встречаются розы, сосны и бамбук. В каноне четко прописаны правила сбора чая: «Нужно дождаться подходящего времени (оно случается весной, летом и осенью) и ясной погоды. Не торопиться, но и не медлить. Начинать с восходом солнца и работать до заката». Весенний чай лучше, чем летний и осенний, потому что в марте листочки совсем маленькие и нежные-нежные. Рекомендуется не срывать их пальцами с куста, а срезать ногтем, тогда листья не теряют слишком много влаги. Соответственно, чай получается лучшего качества и не портится. Далее мы узнаем, что только что собранные листья перебирают. Чтобы аромат вышел на поверхность, их нужно промять, удалив тем самым лишнюю влагу, а потом прогреть на огне. Однако слишком сильно мять нельзя, а жар должен быть умеренным. Затем листья вручную скручивают, еще раз просушивают, а потом поджаривают, то есть ферментируют. По степени ферментации (поджаривания) чай делится на зеленый, белый, желтый, сине-зеленый, или улунский, а также красный и черный сорта. Для образования различных сортов чая добавляют сушеные душистые цветы, например жасмина, или перемешивают листья с разных плантаций. Один и тот же сорт чая, выращенный в разных провинциях, имеет разный вкус.

До недавнего времени все работы по сбору и обработке чая производились в Китае вручную, что делало его весьма дорогостоящим продуктом. Да и сегодня в Поднебесной руки автоматами полностью не заменены, поэтому и стоимость чая остается высокой. Главные чайные конкуренты Китая – Индия, Цейлон и Япония – давным-давно применяют машинные сбор и обработку, что, естественно, отражается на качестве и цене.

Как и в былые времена, сегодня первый сбор чайных листьев в Китае происходит в конце марта, когда листочки самые нежные, самые мясистые и душистые, а следовательно, и чай получается самый качественный и дорогой. Цветы чая сбору не подлежат, и не потому, что они без запаха, а потому что по осени из цветочной завязи созревает плод – капсюлька с тремя семечками. Из них получают новые саженцы, которым понадобится три года, чтобы встать в строй и заменить кусты двадцатилетних старослужащих, перестающих давать обильный урожай.

До сих пор китайские чайные плантации в основном небольших размеров и многие крестьяне выращивают чай для себя, а избытки продают. Больше всех повезло тем, у кого участки земли в провинции Пуэр. Здесь выращивают один из самых дорогостоящих сортов. Иногда сто граммов чайку могут обойтись вам примерно в тысячу двести евро. Доподлинно известно, что в десятом веке об этом Пуэре никто и слыхом не слыхал, хотя уже тогда чай, как напиток, внедрился в широкие массы. Он даже вошел в список семи самых необходимых в каждом доме вещей наравне с дровами, рисом, растительным маслом, солью, соевым соусом и уксусом.

В любом краеведческом музее Поднебесной вы найдете витрины, посвященные чаепитию. Вы увидите посуду, чайные приспособления и инструменты. Трудно представить невообразимое количество и разнообразие таких предметов, как сосуды для хранения чая, чайники для заварки или правильного кипячения воды, ситечки, подносы и подставки для чашек, коробочки для знакомства с запахом чая. Вас поразят спиртовки и печи для поддержания температуры воды, чашки для питья и ложечки-лопаточки для насыпания чая в сосуд. Интересно посмотреть на иглы для прочистки ситечка, вставленного в чайник, на воронки, щипцы, кисточки, полотенца и многое другое, что и в голову прийти не может. Все эти прибамбасы разной формы, цвета и материала – от глины, керамики и фарфора до камня, металла и дерева. Китайцы не без некоторых оснований полагают, что Поднебесная – это родина если не слонов, то мамонтов точно, так же как и всего остального, а уж чая тем более. Последнее утверждение трудно оспорить, как и то, что церемония чаепития разработана до мельчайших деталей и нюансов. Чай в Китае существует в трех ипостасях: первая – он самый распространенный напиток; вторая – он может заменять еду и служить лекарством; и наконец, третья – чаепитие является одним из важнейших культовых ритуалов.

Китайцы обожают составлять каноны, рекомендации, инструкции и правила. Не обошлось без них и чаепитие. Позвольте процитировать некоторые наставления ученого мужа эпохи Мин: «Когда пьешь чай, хорошо бы, чтобы: 1) не было дел; 2) был хороший гость, понимающий суть чая, его цвет, вкус, запах; 3) сидеть надо со спокойным сердцем, радоваться самому себе; 4) не должно быть суеты; 5) одежда должна соответствовать ритуалу…» А еще должны быть правильная красивая посуда и подходящее помещение. А еще… а еще…

Пятнадцать лет тому назад с легкой руки нашего знакомого я попала в московскую чайную лавку, где продавали на развес чай, привезенный из Китая самолично владельцем заведения, и все, что сопутствует чаепитию. Заодно здесь и наливали, а точнее, вы участвовали в самом настоящем ритуальном мероприятии. Оно тогда поразило меня несказанно. Нас принимал хозяин – высокий, худой, спокойный, немногословный человек с внимательными глазами. Казалось, он видит вас насквозь, читает ваши мысли и хочет вам помочь. Нас провели в комнату небольших размеров. В ней царил уютный расслабляющий полумрак, а интерьер ее категорически выпадал из московской действительности. Тихая, совсем не европейская музыка переносила вас в другую реальность, а диковинные предметы обстановки всемерно ей в этом помогали. Центральное место в помещении занимал темного дерева низкий стол, окруженный лавками с цветными подушками для удобства сидящих за столом посетителей. Китайская живопись по шелку с изображениями пейзажей, цветов, иероглифов, расписные веера, всевозможные драконы, красные бумажные фонари-фонарики, боевое оружие под старину не оставляли на стенах свободного места. Бамбуковые стеллажи-этажерки эксгибиционировали чайную утварь, возбуждая любопытство неискушенного посетителя.

Нас, зрителей, усадили на лавки, и начался моноспектакль. Его автор, постановщик, сценограф, главный исполнитель и владелец театра в одном лице, занял место во главе стола. Он рассказывал, показывал, объяснял и вовлекал нас в таинственное действо. Он непревзойденно владел чайными инструментами, которые в его руках казались одушевленными существами. Эти безмолвные участники церемонии беспрекословно выполняли любые его команды. С их помощью наш чайный маг превращал сухие скрученные листья с неведомых кустов в ароматный напиток, наполняющий тело энергией, а душу – спокойствием и комфортом. Наши миниатюрные чаши оказывались бездонными, а животворящая влага в них меняла цвет, запах и вкус. Три часа пролетели незаметно. Мы уходили довольные и собой, и друг другом, и оказанным приемом. Вместе с хозяином с нами распрощалась и усталость. Казалось, что сдвинуть любую гору нам теперь по плечу. Каждый уносил с собой пакетик выбранного им чая. К своим ста граммам чая «Глаз Феникса» я прикупила скромный чайный набор из темно-коричневой глины. С ним я не расстаюсь пятнадцать лет, и со мною всюду путешествуют чайничек, ситечко и сливник. С их помощью я ежедневно смотрю в желто-зеленые глаза гордой птицы, набираясь от чая, носящего ее имя, силы и энергии.

Путешествуя по Китаю, мне, увы, не удалось посетить родину любимого напитка. Однако на острове Хайнань я познакомилась с новым сортом чая. Последние 10–15 лет эта часть суши, окруженная со всех сторон Южно-Китайским морем, пользуется успехом у моих соотечественников. Глубокой осенью здесь в меру жарко и влажно, весьма живописно и очень далеко от родимой сторонки. За относительно недорого здесь можно опять попасть на недельку-другую в лето. Предприимчивые местные жители быстренько смекнули, как подзаработать на здоровье русского человека, и открыли клинику. Мы не так давно отпраздновали тысячелетие крещения Руси, а тут скромная реклама предлагает обрушить на вас всю мощь традиционной китайской медицины, которая в несколько раз старше нашего православного края. Мой муж не устоял и решил примерить на себя обещания хайнаньских последователей мифического Шэнь Нуна. В течение недели гостиничный транспорт доставлял нас к воротам клиники. Пока супруга акупунктировали, массажировали и обкуривали благовониями, я присаживалась к чайному столу.

В первый же день у меня появился собеседник. Как позже выяснилось, к клинике он не имел никакого отношения, зато приходился кумом здешнему портье. Устроившись вольготно на мягком диване под тентом, он часами курил, иногда разливал чай посетителям, иногда вступал с ними в разговоры, а порой даже оказывал им мелкие транспортные и денежно-обменные услуги. На мой вопрос, как его зовут, он ответил: «Все равно не запомнишь, так что зови просто Паша». Паша был и выглядел как типичный представитель миллиардной национальности хань. Родился под Харбином, где до сих пор живут русские и где многие китайцы говорят на нашем великом и могучем. Паша двенадцать лет прожил в России в поисках лучшей денежной доли и, по моим ощущениям, кое-чего достиг. По крайней мере, был он весь обвешан золотыми цепями, имел неопределенного рода бизнес вместе с квартирой в Пекине и небольшой домик на острове, где и пребывал на отдыхе. По-русски говорил бегло, заменяя «р» на «л» и «ш» на «с». Ко мне поначалу отнесся сдержанно, но, почувствовав мой неподдельный интерес, сменил плохо скрываемое превосходство на покровительственную разговорчивость. Как любопытный первооткрыватель я расспрашивала обо всем подряд и, надо сказать, получала толковые ответы. Как-то, хитро на меня поглядывая, Паша сказал:

– А я знаю, как вы, русские, нас называете.

– И как же?

– Китаезы, – хихикая произнес он. – Но это не обидно. А знаешь, как мы вас называем?

– Не знаю.

– А мы вас зовем «волосатые».

Я удивилась:

– Почему волосатые?

Паша сверкнул узким разрезом темных глаз и обнажил свою грудь.

– Смотли, у нас сдесь волосы не ластут, а ваши дядьки все тут волосатые, – произнес он с торжеством.

Однажды я спросила, какие китаянки считаются красивыми. Категорическим тоном Паша отрезал:

– Класивых китайских зенсин нет. Луские – класивые. У них глуть, глуть, глуть.

И уточнил красноречивым жестом, какого именно размера у наших «класавиц глуть». Потянуло на пятый-шестой номер.

Все наши разговоры происходили за питием местного чая, который Паша всячески расхваливал. Возможно, он даже был говорящей и пьющей чайной рекламой, и производитель приплачивал ему за восхваление хайнаньского сухого листика. Напиток и в самом деле был неплох. Паша снабдил меня небольшим пакетиком-пробником и многостраничной справкой о чае как о национальном достоянии. Из мелкопечатного текста я не без труда почерпнула некоторые интересные факты. Например, данный остров, как и некоторые другие острова, в древности считался местом проживания бессмертных. Вечноживущие проводили время в созерцании природы и постижении мудрости и гармонии. Неувядающую молодость они поддерживали плодами с дерев и питием некоего эликсира, по описанию похожего на взвар из листьев чайного дерева. Впоследствии чайные деревья стали стричь, превратив их в кусты, что облегчало сбор чудодейственных листьев. Что касается плодов, то они продолжают произрастать на Хайнане повсеместно и в больших количествах, угрожая безопасности отдыхающих. Представьте, вы идете по улице или по парку, над вашей головой раскачиваются на пальмах кокосы, а на деревьях – так называемые «железные арбузы» весом в два-три кило. А если они по причине зрелости вздумают расстаться с родной веткой именно в тот момент, когда вы проходите мимо? Ни шляпа, ни зонтик, ни традиционная медицина вас не спасут. Встречаются на острове и бананы, и манго, и еще какая-то фруктовая хрень. Но если честно, то все это не очень вкусно, зато дорого. В аэропорту в изобилии продаются коробки с прекрасно упакованными и очень красивыми плодами. Оказывается, в Китае не книга, а корзина с фруктами – лучший подарок.

Возвращаясь к печатному клиническому листку, следует сказать, что из него я получила дополнительные сведения о чае. Люди в древности, например, выделяли 24 его лечебных эффекта и одновременно предостерегали потребителя, советуя не пить чай на пустой желудок, а также не пить слишком крепкого, обжигающего или холодного и тем более вчерашнего. С другой стороны, сегодня мы знаем, что настоявшийся за сутки чай богат аминокислотами и фтором. Им можно полоскать воспаленную или кровоточащую полость рта, ибо он прекрасный антисептик. Охлажденным крепким чаем промывают слезящиеся воспаленные глаза, а если использовать его в качестве компресса, то он снимает кожный зуд. Замечание о воздержании от употребления крепкого чая сильно беременными женщинами и младенцами показалось мне важным и своевременным. Я также полностью согласилась с мнением чайных специалистов о том, что гипертоникам, язвенникам, диабетикам и страдающим бессонницей следует избегать усиленной заварки.

Из всего прочитанного напрашивался вывод, что хотя чай и полезен для здоровья и способствует долголетию, однако не все, не всегда и не в любых количествах должны его потреблять. То, что чаем, содержащим различные танины и прочие сильнодействующие компоненты, нельзя запивать лекарства, ибо он снижает их эффективность, более или менее всем понятно. А как же быть с тем, что он не должен сопровождать завтрак, так как с ним еда неправильно усваивается? Как же так? Вся Европа, особенно Англия, пила и пьет утренний чай и прекрасно себя чувствует. В какое бы время суток вы ни вошли в приличный британский офис, после приветствия вас непременно спросят: «Tea? Coffee?» Если вы выберете первое, то вам принесут подносик, на котором вы обнаружите небольшой чайник с относительно горячей водой, чашку с блюдцем и ложечкой, а также тарелочку с пакетиком заварки, кусочек сахара, крошечный контейнер со сливками и миниатюрную печенюшку.

Если бы в этот момент произошло чудо и рядом с вами появилась прекрасная писательница и горячая почитательница чая Джейн Остин, то с ней бы случился обморок или, что еще хуже, ее хватил бы удар. Прежде всего она пришла бы в ужас при взгляде на чайную посуду: «Как можно пить божественный напиток из подобного убожества? Где тончайший фарфор фабрики Веджвуд?» (Узнай, что знаменитая фабрика недавно прекратила свое существование, она бы умерла во второй раз.) «А что в этом бумажном пакетике? Чай? Неужели лучший лондонский магазин Ричарда Твайнинга теперь торгует подобной… гадостью? Какой мусор скрывается внутри бумажной обертки? Неужели пыль нынче зовется чаем? А жидкость, хранящаяся бесконечно долго непонятно в чем, – это сливки? Нет, нет! Я не могу и не хочу мириться с подобным унижением моего образа жизни и с издевательствами над возлюбленным напитком!» – воскликнула бы Джейн.

Что же так возмутило автора «Гордости и предубеждения»? Давайте заглянем в начало девятнадцатого века и посмотрим на чаепитие в доме Остинов. К этому времени чай уже прочно вошел в жизнь английского общества и стал неотъемлемой его частью. Первоначально, как и на своей родине в Китае, чай рассматривался в Великобритании как лекарство и был провозглашен медиками панацеей от всех напастей, включая бубонную чуму. Постепенно он переселился с аптечных полок в сельские лавки и столичные магазины. А споры о его пользе не умолкали и будоражили общественные умы.

Ярыми противниками китайского зелья выступали местные пивовары. Они усмотрели в заморском пришельце угрозу бизнесу и добились колоссального налогообложения на чай в надежде экономически задушить противника. Не тут-то было! Незамедлительно товар из Китая возглавил список контрабанды наравне с бренди, табаком, духами, шелком и кружевом. В случае поимки «свободных» торговцев, сиречь контрабандистов, им грозила высылка в колонии или даже смертная казнь. Однако их ремесло было так выгодно, что не страшили никакие наказания. Более того, профессия контрабандиста получила столь широкое распространение, что стала считаться одним из основных видов деятельности в Великобритании.

Безусловно, нелегально ввезенный чай стоил дешевле. Соблазнившись ценой, многие раскошеливались на покупку новомодного продукта и пополняли ряды чайных поклонников. В глубине души некоторые из нас одобрили бы приобретение незаконно ввезенного продукта: «Молодцы! Зачем переплачивать?» И были бы, наверное, правы, если бы не одно «но». Чтобы чай не намокал во время транспортировки с материка на остров, контрабандисты упаковывали его в непромокаемые бурдюки, «забыв», что чай легко впитывает посторонние запахи. По прибытии в Англию товар пересыпали в мешки и далее перевозили на лошадях. А теперь вопрос: «Хотели бы вы пить чай, отдающий лошадиным потом и промасленным бурдюком?» Представьте себе, многих англичан, устремившихся в погоню за модой, специфическое амбре задешево купленного чая не смущало.

Ну, ладно, запах. В конце концов, зажал нос и выпил. А вот как быть с фальсифицированным чаем, наводнившим рынок? Те, кто в силу различных причин не мог заниматься контрабандой, пошли другим путем. Например, служанки из богатых домов, чтобы подзаработать, собирали спитой чай с хозяйского стола и продавали на сторону. Нечистые на руку торговцы высушивали отбросы с барского стола, подкрашивали их и сбывали ничего не подозревающим невзыскательным обывателям. Секонд-хенд – это еще куда ни шло, а ведь дело доходило до того, что бесчестные продавцы подмешивали в б/у чай прутики, мусор с пола и чужеродную листву. По словам одного из борцов за качественный чай, подпольщики изготовляли фальсификат из листвы ясеня, которую просушивали и обжигали в печи. И это только начало; далее сушняк для измельчения топтали ногами, замачивали в купоросе с овечьим калом, после чего, высушив на полу, отправляли в продажу. Если с овечьими экскрементами человеческий организм, пожалуй, и справился бы, то железный купорос, используемый для приготовления черного красителя, мог запросто отправить легкомысленного покупателя на тот свет.

Многочисленные летальные исходы среди малоимущих потребителей чая сподвигли власти в 1777 году принять закон о борьбе с его фальсификацией, а позже были снижены и налоги на «опасный для здоровья» продукт. Однако доходный бизнес не собирался сдаваться властям и продолжал процветать. Покупателю ничего не оставалось делать, как только проявлять осмотрительность. Чайная ситуация в Англии в конце восемнадцатого века очень напоминает положение дел с фальсифицированным алкоголем в сегодняшней России. Господа, будьте бдительны! Не пейте дешевый контрафакт!

Несмотря на скромный семейный достаток, семья Остинов могла себе позволить наслаждаться самым чистым и качественным чаем. Ответственность за закупку, хранение и приготовление чая лежала на Джейн, и она с удовольствием исполняла приятные для нее обязанности. Открытый и легкий характер Джейн не мешал ей запирать от прислуги чай в буфете, ключ от которого прикреплялся к поясу платья хозяйки. Вторым, совсем маленьким, ключиком отпирался специальный ящичек из драгоценной породы дерева, украшенный вдобавок инкрустацией. Ларчик состоял из двух отделений для двух сортов чая – зеленого и черного. Нужное количество отмеривалось серебряным (или медным) ковшиком из расчета один на чашку и засыпалось в подогретый заварочный чайник, после чего заливалось горячей водой. Для черных и травяных чаев вода нагревалась до 100 градусов, а для белого и зеленого – примерно до 82 градусов.

Сахар тогда тоже хранился под замком, так как был, как и чай, недешевым удовольствием. Его продавали в виде голов конической формы разного веса. Прежде чем попасть в чашку, сахар натирался или кололся, для чего требовались специальные щипчики. Сахар-рафинад (не быстрорастворимый, конечно) появился только в 1843 году, а что касается сахарного песка, то это и вовсе новация двадцатого века. Кроме сахара чай обильно сдабривали сливками или молоком – наисвежайшими, прошу заметить. Собственно говоря, тогда, на рубеже восемнадцатого-девятнадцатого веков, других и не водилось. Пастеризация и холодильник еще ждали своего триумфального выхода на потребительскую арену.

Я всегда задавалась вопросом: зачем англичанам, а за ними и всем остальным, понадобилось доводить до неузнаваемости чудесный китайский целебный напиток? Сама себе я ответила примерно так: во-первых, если чай не так хорош, как того хотелось бы, то добавки могут скрыть недостатки качества и убрать горечь (получалось, что нет плохого чая, если есть свежие жирные сливки); во-вторых, молочные дополнения усиливали питательность напитка, и он на какое-то время приглушал чувство голода; и, в-третьих, моло́чка разбавляла крепость заварки, которую, по правилам, в избытке сыпали в чайник. В связи с этим мне вспоминается знаменитый анекдот про умирающего старого еврея, окруженного родственниками, которые умоляют его открыть им тайну хорошего чая. И он ее открывает: «Евреи, не жалейте заварки».

Доподлинно известно (из писем и воспоминаний), что писательница Джейн Остин заварки не жалела, без чая не могла и дня прожить, пила его на дню дважды, а то и трижды, ежели приглашали на поздние вечерние мероприятия. Писательница предпочитала чай в чистом виде, без сливок и сахара, и утром сама его готовила, а заодно и завтрак для всей семьи. Джейн вставала рано и успевала переделать массу дел, прежде чем спускалась в столовую, где на массивной каминной решетке уже закипал большой медный чайник. Из кухни приносили нарезанный белый хлеб. Джейн вооружалась вилкой с длинной ручкой и на открытом огне готовила тосты, что требовало терпения и аккуратности. В детстве мы все проделывали нечто подобное на дачном костре, не подозревая, что готовим тосты. Хлеб нещадно подгорал, что не мешало жадному поглощению местами обуглившегося лакомства.

Джейн в совершенстве владела тостовой техникой и знала главное – нельзя сразу подносить хлеб слишком близко к огню. На расстоянии все уголки прожариваются одновременно и ровно. К тостам подавалось свежее масло, которое прекрасно подходило и к так называемым батским булочкам с тмином, и к кексам, и к простому хлебу. В богатых домах завтрак не обходился без пирогов. Как правило, подавали три разных: фунтовый, в котором все ингредиенты брались по мере веса фунт, фруктовый и сырный чизкейк, а также желе из некрупных китайских апельсинов. Завтраки с чаем, хлебобулочными изделиями, маслом, сливками и желе считались легкими и модными. Однако в консервативных семьях и в рабочей среде по утрам ели традиционную тяжелую и обильную пищу: яйца, мясо, хлеб, запивая пивом – элем.

Сегодня в любом уважающем себя отеле вам предложат по крайней мере три варианта завтрака: континентальный, американский и English breakfast. Современный вариант английского завтрака – это попытка примирить старых врагов, соединив два в одном. На вашей тарелке окажется блюдо из яиц в сопровождении сосиски, жареного бекона, бобов в томате с прихваченными на сковороде помидором и шампиньоном. Они выступают в качестве тяжелой утренней артиллерии, тогда как тосты с маслом и джемом плюс стакан апельсинового сока – это легкая продовольственная артподдержка. Не обойтись вам и без чашки чая одного из трех самых популярных сортов: English breakfast, Earl gray с добавкой бергамота и Darjeeling. Кстати, чайные листья всех трех видов прибыли не из Китая, а из бывших британских колоний – Индии и Цейлона. Молодцы британцы! Обнаружив на завоеванных территориях чайные деревья Assаm, они в 1838 году быстренько обзавелись плантациями, построили в ожидании урожая фабрику по переработке чая и стали снабжать себя относительно дешевым и качественным продуктом. Массовый китайский импорт остался в прошлом. Закупалось ограниченное количество эксклюзивных сортов для продаж в специализированных магазинах. Как ни странно, фирма братьев Твайнингс пережила все чайные катаклизмы, а ее представитель на Стрэнде по-прежнему ведет активную торговую деятельность с большим успехом.

Попав в Лондон, я, как это делала Джейн Остин, приезжая в столицу, наведалась в знаменитый магазин. Здесь, как и двести лет тому назад, чай отпускают на развес и, как и в начале девятнадцатого века, его можно сначала понюхать. Продавцов много, но все они заняты, поэтому устная презентация товара заменена письменной. Для массовых туристов цены, пожалуй, высоковаты, поэтому им предлагается в качестве сувенира приобрести красиво пакетированные чайные листья. Не уверена, что близнецы Твайнингс одобрили бы подобную продукцию, но они по-прежнему могли бы гордиться качеством, за которое боролись с конца восемнадцатого века.

В Лондоне Джейн Остин бывала не часто, но в каждый свой приезд делала закупки чая и непременно заходила в демонстрационный зал фарфоровой фабрики Веджвуд полюбоваться новинками. Если в советские времена было престижно иметь сервиз «Мадонна» из ГДР, то в начале девятнадцатого столетия в Англии не менее престижно было пить чай из веджвудских чашек. В семье писательницы пользовались двумя сервизами знаменитой фабрики. Один, попроще, угощал чаем во время завтрака; второй, поизысканней, обслуживал приемы гостей. Он был очень хорош собой, его подарила хозяйке дома близкая подруга. Берегли его настолько тщательно, что даже не доверяли мыть прислуге.