Алиса Арчер
Принцип упреждающего удара
– Два аргумента против подсудимой и десять аргументов в ее защиту. Лана Зорина – представитель расы, чьи взгляды на безопасность потомства существенно расходятся с убеждениями роатанцев. К тому же, семь месяцев назад она сама стала матерью. Ее состояние можно сравнить с ожиданием дня вылупления детенышей из яйца. Наши дети рождаются несамостоятельными, вы оберегаете яйца, мы – детей.
– Вердикт?
– Невиновна.
– Объектик Дир Ноко, – Китарис повернулся к панцирю, чье слово могло оказаться решающим, – суд ждет твои аргументы.
Роатанец откашлялся.
– Девятнадцать аргументов против подсудимой и один аргумент в защиту. Лана Зорина – официальный посланник Земли на Каоан-Таоракисе, а значит, политическая фигура. Ее поступки нельзя рассматривать в отрыве от принятой позиции человечества относительно народа Роатана. Каждый ее шаг равен политическому заявлению. Неуважение к нашим традициям и ритуалам влечет за собой ослабление межгалактической позиции роатанцев и усиление позиций Земли. Такое прощать нельзя.
– Вердикт?
– Виновна.
Баоран Китарис оскалился и с удовольствием подвел итоги заседания.
– Тридцать шесть аргументов против подсудимой Ланы Зориной и двадцать четыре аргумента в ее защиту. Два оправдательных вердикта против двух обвинительных. Прежде чем перейти к дополнительным слушаниям, я обязан спросить: не хочет ли кто-то из объектиков изменить свое решение?
Аро Крас робко поднял лапу.
– Объектик Аро Крас, вы нашли новые аргументы?
– Да, – запинаясь, ответил объектик, – я не учел политический аспект правонарушения. Я удваиваю аргументы против подсудимой Ланы Зориной. Восемь аргументов против и семь аргументов за. Мой вердикт – виновна.
Китарис кивнул.
– Сорок аргументов против подсудимой и двадцать аргументов в ее защиту. Три обвинительных вердикта против одного оправдательного. Необходимость в дополнительных слушаниях отсутствует. Вердикт вынесен. Подсудимая Лана Зорина – виновна. Приговор – смертная казнь.
– Объектик Станислав Гордеев хочет обратиться к суду, – громко сказал я.
– Отказано. Для вынесения вердикта суду не требуются дополнительные аргументы.
– Я требую передачи дела в межгалактический суд Тшеквиры.
– Отказано. Преступления, основанные на нетерпимости к религиозным ритуалам, подлежат исключительно внутреннему рассмотрению.
По легкому прикосновению воздуха к лицу я понял, что силовое поле исчезло. Постамент судьи погас, Китарис ухватился лапой за перила и торжествующе взглянув на меня, начал спускаться. Теперь, чтобы спасти Лану, у меня оставался всего один шанс.
– Я прошу суд о применении права на добровольный обмен. В качестве ответчика предлагаю себя.
Роатанец замер. Несколько минут стоял, глядя на ступени, потом мерзко улыбнулся и посмотрел на меня:
– Отказано.
На секунду мне захотелось отступить, увидеть, как самодовольство на лемурьей морде сменится разочарованием. Весь этот маскарад рассыпался бы в прах, стоило мне просто промолчать. Но ставкой была жизнь Ланы, и Баоран Китарис знал, что я не отступлю.
– Я прошу снова. Вам не нужна Лана, мы ведь оба это знаем. И плевать на религиозные ритуалы. Вам нужен я. Так забирайте. Обещаю, что не стану сопротивляться. Можете делать со мной все что хотите.
Он хотел, чтобы я просил, и я просил, я почти умолял его казнить меня вместо Ланы. А он упивался моей беспомощностью.
Наконец Китарис сказал:
– Суд принимает право на обмен. Объектик Станислав Гордеев займет место ответчика, подсудимая Лана Зорина будет освобождена.
И, понизив голос, добавил:
– Но твоя казнь не будет простой, Ноаро. Ты ответишь не только за преступление подсудимой, но и за свои собственные. Мы не позволим тебе умереть быстро.
– Я знаю, – ответил я.
Роатанец победно захихикал. Он не мог и не хотел сдержать радости от того, что спустя столько лет я все-таки попал к ним в руки. Он произнес прощальную речь, отметив, что сегодняшнее слушание войдет в историю Каоан-Таоракиса как торжество высшей справедливости, и покинул зал суда. Вернувшиеся конвоиры проводили меня в камеру. Едва я вошел, Лана бросилась мне навстречу. По покрасневшим глазам и носу я понял, что она снова плакала.
– Как прошло? Меня отпустят? – дрожащий голос выдавал пережитые страхи.
– Ты свободна и скоро полетишь домой.
– Боже, – Лана прикрыла глаза ладонью, – это правда? У тебя получилось?
– Да.
– Они не передумают? Я так хочу домой. Когда я смогу выйти отсюда?
– Полагаю, что прямо сейчас, – я кивнул на открытую дверь, у которой застыли двое панцирей.
Лана бросилась к выходу, но у самой двери оглянулась и спросила:
– А ты?
– Мне придется остаться здесь.
– Почему?
– Они вынесли обвинительный вердикт. Я предложил обмен.
– Ты остаешься вместо меня? Но они же убьют тебя! – Лана переминалась с ноги на ногу, так явно борясь с желанием уйти, что мне захотелось отвернуться.
– Не думай обо мне, просто возвращайся домой.
Лана не стала спорить. Решительно вышла из камеры и зашагала в сторону коридора. Дверь закрылась, и стены куба утратили прозрачность, лишая меня возможности видеть, как она уходит. Я сел на пол и, стараясь ни о чем не думать, закрыл глаза.
Тело требовало отдыха, но расслабиться не получалось. Интересно, как скоро за мной придут?
Словно в ответ на мои мысли дверь камеры начала открываться. Я вскочил, чтобы встретить панцирей на ногах, но на пороге стояла Лана.
– Ты сделал это потому, что все еще любишь меня? – спросила она, напряженно вглядываясь в мое лицо, ища на нем признаки былого чувства.
Я не ответил. Не потому, что хотел обидеть или зацепить ее – мне просто нечего было сказать. Как объяснить, что ее образ – единственное, что не давало мне сойти с ума в часы долгого и муторного разбирательства. Что моя любовь умирала постепенно, с каждым неотвеченным звонком, с каждой бесплодной попыткой с ней связаться. Она снилась мне почти каждую ночь, но в конце концов любовь не выдержала предательства. И, узнав, что она стала чужой женой, я не почувствовал ничего, кроме всепоглощающей пустоты. И то, что я сейчас сделал для Ланы, я сделал бы для любого человека, оказавшегося на ее месте. Просто потому, что верю: выбирать своих – правильно. Свою страну, свою расу, свою планету. Даже если она отвернулась от меня. Не выдержав повисшего между нами молчания, Лана подошла ближе и протянула руку, чтобы коснуться моего лица.
– Не надо, – попросил я, отступая. Не хотел, чтобы тепло ее руки нечаянно воскресило прошлое. И убеждаться, что ничего не чувствую, тоже не хотел.
Глаза Ланы наполнились слезами. Опустив руку, она тихо проговорила:
– Я понимаю, что уже слишком поздно. Но прошу, не будь таким жестоким. Я уговорила панцирей позволить нам последний разговор. Они довольны сделкой и не станут мешать.
– Мне нечего сказать тебе, Лана, – ответил я. – И ты права, сейчас уже слишком поздно. Я так ждал тебя тогда, так надеялся, что ты придешь. Хотел просто услышать твой голос. Объяснить именно тебе, почему принял такое решение, ради чего лишил нас будущего. Но ты не пришла.
– Прости меня, мне было так стыдно. Я не знала, как с этим жить. Ты же помнишь, что тогда началось.
Разумеется, я помнил. Помнил массовую истерию, проклятия, осуждение собственной расы. Помнил тех, кто встречал инопланетные корабли в портах плакатами «Мне стыдно быть человеком». И тех, кто в знак протеста улетел с Земли. Любой, кто хоть как-то пытался встать на мою защиту, сразу становился парией в межгалактическом сообществе, и человечество пошло наиболее простым путем. Открестилось от меня. Выставило меня вон и продолжило жить дальше. Я не винил Лану, что она выбрала сторону большинства, спокойную жизнь и стабильное будущее. Я и сам для нее этого хотел. Но то, с какой легкостью она отреклась от меня, разбило мне сердце.
– Возвращайся домой, Лана, – сказал я, давая понять, что разговор окончен, и увидел в ее глазах облегчение. Она вернулась не ради меня, и не зря я не стал раскрывать перед ней душу. Она вернулась, чтобы убедиться, что я ее простил и ей не придется жить с чувством вины.
– Прощай, Стас. Спасибо тебе за все, – Лана смахнула слезу и резко развернулась. И на этот раз я не стал смотреть ей вслед, хотя стены еще долго оставались прозрачными.
Я снова сел, обхватил себя руками, пытаясь согреться. Но, почувствовав, что совсем застываю, встал и принялся активно размахивать руками, прыгать на месте и приседать. Температура воздуха явно была рассчитана на среднестатистического человека с количеством подкожного жира не менее пятнадцати процентов. Я же из-за постоянного недоедания едва ли мог похвастаться десятью. Чтобы не замерзнуть, мне придется все время двигаться.
Нарезая круги по камере, я заметил, что одна из стен куба отличается от других большей прозрачностью и сквозь нее можно разглядеть то, что находится за его пределами. Я прильнул к стеклу, но увидел лишь статую роатанца и неподвижный, брошенный СИЗБЕ. Вспомнив расположение кубов, догадался, что панцири неспроста разместили Лану, а теперь и меня, с правой стороны. Они хотели, чтобы мы смотрели на скульптуру именно с этого ракурса, при котором олицетворяющая человека броня преклонялась перед воином Роатана. Не думаю, что Лана испытывала подобные чувства, но мне стало почти физически больно. Почти каждый штурмовик считал СИЗБЕ чем-то большим, чем просто бронекостюм. Система Индивидуальной Защиты Боевой Единицы не раз спасала наши шкуры, в каких бы сложных ситуациях мы ни оказывались. А для меня СИЗБЕ и вовсе был сбывшейся мечтой.
Мне было двенадцать, когда меня как самого успешного кадета в качестве поощрения поставили перед выбором – отправиться в лучший аквапарк галактики Ноа-5703 или в сборочный цех корпорации «Заслон», производившей легендарную броню. И я, уже тогда грезивший о зачислении в Штурмовой корпус Небесного флота, без раздумий выбрал последнее. Помню, как таскался за инженерами, восхищенно разглядывая запчасти СИЗБЕ, и слушал их рассказы об уникальных технологиях, положивших начало военному уравниванию человечества с другими расами. Объединив достижения плазменной металлургии с последними разработками в области файбертроники, «Заслон» создал бронекостюм, благодаря которому человеческие потери Земли при использовании пехоты сократились на девяносто восемь процентов.
СИЗБЕ состоял из двух частей: легкого эндоскелета и тяжелого внешнего доспеха. Эндоскелет представлял собой тканый комбинезон из тонкого «умного» материала, плотно прилегающего к коже находящегося внутри штурмовика. Шелковые нити, по спирали обвитые сверхпроводящим волокном, улавливали электрохимическую активность мышечных нейромедиаторов и передавали импульс сервомоторам внешнего доспеха брони. Таким образом, СИЗБЕ воспринимал сигналы мозга одновременно с мышцами и синхронно повторял все движения человека. И, несмотря на немалый вес бронекостюма, при определенных условиях с его управлением справился бы даже подросток.
