Алексей Толстой
Кукушкины слезы
Бабин. Покорно благодарю. (Прячет деньги.) Только вы напрасно беспокоитесь. Векселями вас принуждать не будем… (Вынимает векселя.) Чтобы вам спать спокойно, не трудиться меня разыскивать… Порвем-с… (Рвет векселя на мелкие куски, бросает ни столик, уходит в сад.)
Наташа. Что вы делаете?! Как вы посмели?! Какая глупость!..
Бабин (в дверях). Не угодил, – простите…
Наташа. Ненавижу вас… Вы грубиян!..
Бабин. Да уж у меня теперь сердце с цепи сорвалось, – не осудите…
Уходит и в то же время из парадной двери появляется Хомутов.
Хомутов. Приехала.
Наташа. Смотрите – разорвал все, на мелкие кусочки! Грубый, невероятный, жестокий человек. Пускай сам теперь подбирает. Никакого великодушия… просто самодурство… (Прикусила губу с досады.)
Хомутов. Он очень тяжелый человек. Его нужно опасаться. Наташа, они задумали отнять у меня Машу.
Наташа. Я сама должна позвать. А до тех пор жди терпеливо. Я не кукла.
Хомутов. Она мало изменилась. Гляжу, стоит на площадке, платье в клеточку, поезд подходит, и вдруг – глаза наши встретились, я сейчас же спрятался в палисаднике. Через кусты видел, как она стояла на перроне с букетом, нюхала его и смеялась. Митя, почтмейстер, начальник станции и телеграфист держали бокалы и вдруг закричали «ура!» Я убежал.
Стук экипажа.
Наташа. Вот они, кажется, подъехали. Идите встречайте.
Хомутов. Нет, я не покажусь! Я не смею. Я должен услышать сначала ее голос, привыкнуть немного… Иначе сейчас же ей все открою, скажу – уезжай… Наташа, я вам объясню их план: Митя уговорил Давыда Давыдовича кутить с Машей.
Наташа. Вот как… Я этого не знала.
Хомутов. Наташа, вы никому не говорите. Я стану за этой дверкой и буду слушать. Митя думает, что я до вечера ушел в степь.
Голоса, шаги.
Пожалуйста, не выдавайте меня.
Поспешно уходит за маленькую дверцу, что под хорами. Пробегает Дарья. Появляется почтмейстер с букетом.
Почтмейстер. Встретили, – туалет, шляпа – умопомраченье. (Кланяется входящим.)
Входят Огнева и Яблоков.
Яблоков. Милости просим, Марья Петровна, не споткнитесь о порог.
Почтмейстер. Еще раз – ура!
Огнева. Дорогое, родимое гнездо. Как стильно!
Яблоков. Все до последнего гвоздя в стиле ампир.
Огнева (кланяется Наташе). Здравствуйте.
Яблоков. Это племянница.
Огнева. Чья племянница?
Яблоков. Наша.
Огнева. Познакомимся, моя прелесть.
Наташа (сухо). Здравствуйте.
Яблоков (Наташе поспешно). Вот, Наташенька, к нам и хозяюшка пожаловала.
Наташа. Очень рада. (Повернулась и ушла.)
Огнева. Она дикарка?
Яблоков. Она у нас дурочка, заговаривается: несчастная любовь.
Дарья. Здравствуйте, матушка барыня.
Яблоков (благодушно). Это Домнушка, нянька.
Огнева. И даже старая няня, ну что же это такое?
Яблоков. Домнушка, неси бокалы.
Домна уходит и приносит бокалы, на хорах появляется музыкант.
Огнева. Здравствуй, милый дом!
Яблоков. Пожалуйте за стол, Марья Петровна. С дороги проголодались. И мы, по правде сказать, до смерти голодны.
Садятся.
Почтмейстер. Желудок присоединяется к всеобщему торжеству.
Огнева. Никогда, никогда не забуду сегодняшней встречи. Я растрогалась до слез…
Яблоков. Все кричат – медвежий угол! А мы столице не уступим. Для нас искусство – все! Пожалуйста, ветчинки.
Огнева. В Баку, помню, меня тоже принимали. Молодежь хотела выпрячь лошадей, но местный богач Алексей Карпович отбил у них и умчал на автомобиле.
Яблоков. И у нас хотели выпрягать, да я побоялся – завезут куда-нибудь в канаву. Про Алексея Карповича не слыхал, но зато у нас местный миллионер Давыд Давыдович, наш приятель, покажет, черт возьми, как нужно чествовать артистов. Верно, почтмейстер?
Почтмейстер. Да, этот покажет! Надо бы за ним послать. (Дарье.) Сбегай за Бабиным.
Дарья. Он в саду. (Уходит.)
Яблоков (поднимая бокал). Господа, в нашем болоте, в нашем, так сказать, хлеву появился яркий солнечный луч… Ну, нет у меня слов… Одно: от всего сердца, – с приездом! Музыка!
Почтмейстер. Ура!
Музыкант вертит ручку органа, который издает весьма странные звуки.
Огнева. Боже мой, даже музыка. Я не могу, я сейчас заплачу. Я не ждала, что меня знают в таком медвежьем углу, так горячо любят. Ваш город – игрушка, прелесть… Как никто до сих пор не догадался приехать сюда на гастроли. Мне хочется как-то особенно вас поблагодарить.
Почтмейстер. Мы и так всем довольны.
Яблоков. Пожалуйте – рыбы, и еще винца.
Огнева. Я опьянею.
Яблоков. Вот удивительно, как это я проголодался. Что, почтмейстер, это тебе, брат, не каша. Вот так балык!
Огнева. Кушайте, милые мои, кушайте. (Встает, отходит от стола.) Как здесь хорошо. Боже мой, совсем, как из «Горя от ума».
Почтмейстер. А вы слыхали рассказ – «Горе от ума наоборот»?
Яблоков. Молчи. Успеешь. (Ест.)
Огнева. Мы, бродячие артисты, только мечтаем об этих диванчиках, трогательных предках на стене; о цветных окошечках; наверно, в трубах здесь везде вороньи гнезда; смотрите, какие глупые колонки! Хочется прижаться к ней, закрыть глаза, и она расскажет прелестную задумчивую повесть: как построили этот дом и жизнь протекла здесь, точно в сказке, беспечно и немного грустно. И, быть может, у этой колонны, так же как я, стояла девушка в локонах, и изящном старинном платье и плакала, что все пройдет, все минет…
