Мария Парс
Carved Rocks. Пригород
Глава 2
Телефонный разговор
Проснулся деятель искусства от телефонного звонка.
– Кто там трезвонит? – он кое-как раскрыл глаза и сонный поплёлся на звук. По дороге нашёл графин с водой, который тут же опустошил.
– Алло, – пробормотал он, едва сдерживая зевоту. Но ему никто не ответил: в трубке уже слышались короткие гудки. – Вот сволочи. Опохмелиться бы, – Аскольд отыскал холодильник с холодным пивом.
Придя в себя после ночной попойки в компании мебели, Щебеталкин стал размышлять вслух. При этом он расхаживал по бару, то и дело присаживаясь на стулья.
– Если это всё и правда из-за обморока, то почему меня до сих пор не откачали? Или я так врезался, что впал в настоящую кому? – он почесал затылок, тот ответил болью. – Допустим, черепу и правда не поздоровилось, – художник помолчал.
– Тогда почему я смог напиться? Если это мой собственный мир в моей же голове, то я как его хозяин должен сам делать законы. Так? – Аскольд обратился к стойке. – А я бы точно не стал создавать похмелье. Кому же оно нужно? Получается, что это не мой мир? Тогда я в другом мире?! Чёрт побери! – свободный художник снова выругался и вышел из помещения.
Он хотел ещё пораздумывать о своей беде, но желудок активно запротестовал. Пришлось отложить печальные мысли и отправиться на поиски завтрака. На улочках по-прежнему никого не было, но мужчина этого даже не заметил. В первом же магазинчике он нашёл хлеб, бутилированную воду, консервы и, конечно, кошачий корм. Касса тоже пустовала, но Аскольд Валерьянович – порядочный гражданин, поэтому он прикинул стоимость продуктов и полез в карман. Денег там хватало разве что на хлеб с водой.
– Раз я здесь первый посетитель, мне положена скидка, не правда ли? – он говорил со своим товаром. – И она будет составлять… девяносто процентов от покупки, – художник оставил мелочь на монетнице и бодро вышел наружу.
Он устроил трапезу прямо на траве. С небольшого возвышения открывался вид на поблёскивавшее море.
– Как странно. Здесь совсем нет голубей, – Щебеталкин питал особую любовь к уличным созданиям вроде птиц и бездомных животных.
Он доел завтрак и уже собрался уходить, но тут заметил движение на воде. Приглядевшись, мужчина смог разобрать белый паром, плывший к берегу.
Любопытство одержало верх, и любитель животных пошёл к водному транспорту. Он подошёл поближе и заметил тонкий мост, соединяющий землю с крупным городом. Ещё на море виднелись острова.
Паром не стал подплывать близко, вместо этого – сменил курс в противоположную сторону. Спустя некоторое время он вернулся и в точности повторил маршрут.
– Что за ерунда? Зачем плавать туда-сюда? – он разозлился оттого, что ничего не понимал, и решил вернуться в бар.
Откупорил вино и вспомнил о телефоне. На этот раз аппарат молчал. Щебеталкин поднял трубку – гудки. Он стал набирать номер лучшего друга.
Долго не отвечали, но наконец послышался женский голос.
– Алло, слушаю вас.
– Я звоню Льву Александровичу. Он близко?
– Львёнок работает, – Аскольду показалось, что он знает эту девушку. – Ему что-нибудь передать, когда он вернётся?
«Красноносая из цирка! Так вот почему меня взяли гримёром. Теперь понятно».
– Вы меня слышите? Не молчите.
– Да-да, слышу. Передайте ему, что я… чтобы он почаще кормил кошку у моего дома.
– А кто звонит?
– Неважно, он сам поймёт.
– Больше ничего не нужно?
– Ничего. Заранее благодарю, – он раздосадованно повесил трубку и закурил впервые за утро.
– М-да, теперь ему не до меня. Ладно, звонить всё равно больше некому, поищем-ка людей. Должен же здесь кто-то быть, кроме меня.
Но никого не было ни в соседних домах, ни в отдалённых. Настроение портилось сильнее с каждым пройденным километром. Наконец он вымотался и уселся под деревом.
– Ни людей, ни животных, ни транспорта, кроме одного велика. Если меня не найдут, будет очень фигово. Но вообще-то я всегда был одиночкой, ненормальным, как меня звали. Так что по сути ничего нового. Но моя рыженькая Мари… Наши прогулки всегда грели мою израненную душу…
Аскольд нашёл художественный магазин со всем необходимым и отдался творчеству. Природа очаровывала, а отсутствие людей создавало таинственную атмосферу с ноткой жутковатости. Рисуя, он всегда отвлекался от реальности, сбегал от неё, создавал свои собственные миры. Вот и в этот раз каждый мазок был пропитан отрицанием.
«Разве может человек попасть из фургона в пустой пригород? Нет, не может… – он надавил на инструмент, и на бумаге появилась толстая линия соседнего берега».
– А раз не может, то это всё просто сон. Поэтому я и смог дозвониться до квартиры Лёвы, – Аскольд вслух закончил мысль.
Когда пейзаж был закончен, художник почувствовал сильную тоску по дому.
– Петербург, Питер – это город, о котором мечтают. А я вот так просто отказывался от него. Прятался в своих никчёмных рисунках, закрывался в самом себе, вот и закрылся наконец, – Щебеталкин со злости пнул ствол дерева.
– Так и помру никому не нужным! В тридцать пять поздно начинать карьеру. Это надо делать с раннего детства. И не художник я никакой. Учился у старика, за которым прибирался в мастерской. И девушки у меня нет, одна только кошка со мной гуляет. Даже Лёва – тот ещё оболтус – захомутал клоунессу. Тьфу, что за чёртова жизнь! – он хотел повторить удар, но напала такая тоска, что и это желание исчезло.
Глава 3
Ребёнок на пароме
Аскольд даже подумывал утопиться:
– Если это сон, просто проснусь. Если обморок или кома, ничего не случится. А если я влип, то лучше помереть, чем торчать здесь.
Он даже спустился к морю, чтобы воплотить задуманное, но снова увидел ненавистный паром. На этот раз он подплыл ближе, чем раньше, и остановился на некоторое время. Щебеталкин решил понаблюдать за ним и пока не умирать.
Весь день художник просидел на берегу в компании еды и, конечно, вина. Мужчина следил за водным транспортом, но он больше не подплывал так же, как в тот раз.
– Раз паром пока далеко, попробуем мост, – с таким настроем он отправился в путь.
Был уже вечер, а город не становился ближе ни на шаг. Всё было как положено: пейзаж менялся, полусгнивший корабль оставался позади, но вот дорога никак не сокращалась. Бег тоже не помог: в животе резко кольнуло, сердце заколотилось, дыхание сбилось.
– Надо… бросать… курить, – выдохнул он и остановился.
Вдали горели манящие огни города, а внизу плескалась вода, по которой гулял паром.
Когда небо усыпали звёзды, он пошёл обратно. Эту дорогу Аскольд прошёл всего за пятнадцать-двадцать минут.
– Вот почему говорят, что мосты строят сами черти. Кстати, а я давно говорю вслух с самим собой?
В эту ночь Щебеталкин не стал напиваться. Вместо этого – лежал под небосводом и смотрел на созвездия. Он не увлекался астрономией, поэтому не знал, те ли это звёзды, что светят над его домом в Петербурге.
Так художник и заснул. На этот раз ему снился мост с привидениями и бесами, которые норовили сбросить его в воду.
Утром птицы не запели. Не было и будильника. Несчастный начинал всё больше сознавать свою трагедию. Хотя были, кончено, и плюсы: товары в магазинах бесплатные, так что думать о деньгах не надо, никто не отвлекает от рисования…
– Рано падать духом. И не такое было, – у него уже появилась привычка общаться с мебелью и деревьями, теперь к ним присоединились вообще все предметы.
Аскольд пошёл к пирсу и начал ждать, когда паром подплывёт ближе. Временами ему мерещился собачий лай, но он был слишком далеко, чтобы казаться реальным. Перед глазами замелькали болезненные картинки.
Маленький Асик со слезами просит взять щенка, обещает, что будет о нём заботиться до самого конца. И вот на день рождения родители дарят ему чёрненького пёсика. Они гуляют по утрам и делят невкусные обеды. Мама всё говорит, чтобы он погулял с друзьями, но мальчик всегда отвечает одно и то же: «Мой лучший друг – Бимка».
Но как-то раз питомец потерялся. Асик бегал по дворам до самой ночи, но поиски не принесли успеха. Через несколько дней, возвращаясь со школы, мальчик заметил знакомую шерсть рядом с кустами. Водитель не придумал ничего лучше, как бросить несчастное создание под шиповник.
Наконец паром приплыл. Художник стряхнул с себя воспоминания и погрузился в воду. Волны приятно охлаждали тело, развеивая грусть.
Судно спустило трап прямо на воду. Аскольд кое-как забрался по скользким ступенькам и ступил на заветный борт.
«Надо найти капитана и поговорить с человеком, а не деревом», – подумал Щебеталкин и отправился на поиски.
– Есть здесь кто-нибудь? – прокричал он, проходя мимо пустующих кают.
В одной из них послышался вой, похожий на собачий.
«Ну слава богу! – он ускорился, ожидая встретить хозяина пса. Но нигде не было видно ни животного, ни его владельца. – Как странно».
Зато Аскольд добрался до рубки. В ней маячила расплывчатая фигура капитана. Щебеталкин потянул дверь на себя – та не отворилась. Толкнул – тоже ничего.
– Капитан! Не могли бы вы поговорить со мной? Я только что сбежал с пустого берега. На нём совсем нет людей.
Ответа не было.
– Эй, вы меня слышите?
Снова молчание.
Тогда он начал изо всех сил дёргать ручку, надеясь сорвать её и ворваться внутрь. Но установкой, видимо, занимались специалисты, и та никак не поддавалась.
Фигура в кабине совсем не реагировала на кричавшего, будто Аскольда там и вовсе не было.
От двери его отвлекло жужжание: над головой художника завис осиный рой.
– Вот же чёрт! – он не переносил жалящих насекомых.
Однажды из-за пчёлки, летавшей в подъезде, художник не смог выйти из дома и пропустил заказ на несколько тысяч рублей.
Аскольд медленно начал отступать к ближайшей каюте, но та оказалась заперта. Осы следовали по пятам. Следующая дверь тоже не открывалась, хотя пару минут назад были отворены все помещения, кроме рубки.
Щебеталкин уже не пытался сохранять спокойствие. Он бежал со всех ног, дёргая каждую дверцу. Рой зажужжал ещё громче и тоже ускорился. Одна из ручек повернулась, и мужчина влетел в прибежище.
Каюта отличалась от всего парома: она была светлее и просторней. Аскольд сделал пару дыхательных упражнений и немного успокоился. Звук ос заглушил детский крик:
– Это моя комната!
Художник так вздрогнул, что чуть не выронил собственное сердце.
– Тише ты, – он повернулся и пожалел об этом, – всё… хорошо…
– Ты плохой! Я накажу тебя! – мальчик с красными вытаращенными глазами достал нож и пошёл прямо на него.
– Ядрёна мать! – мужчина ударился ногой об угол тумбочки. – Да стой ты! У меня есть для тебя подарок, – ребёнок действительно остановился, но оружие не опустил.
– Подарок? Что это?
– Это когда тебе дают что-то очень хорошее. За просто так, – в карманах нашлись сигареты, зажигалка и пробка от вина. Курить он ещё не бросил, да и ребёнку, даже такому, это будет вредно. Потому Аскольд выбрал пробку.
– Вот, возьми. Но сперва опусти ножик, ладно? Будь хорошим малышом.
– Я не малыш! – мальчик снова обозлился и пошёл на художника.
– Ладно-ладно. Признаю вину, – позади была стена, и места для отступления больше не осталось.
К огромному счастью Щебеталкина, в этот момент кто-то пронзительно закричал и ребёнок отвлёкся. Художник воспользовался шансом и прошмыгнул к двери.
К этому моменту паром уже подплыл к берегу. Аскольд с превеликим удовольствием сбежал по трапу и погрузился в солёную воду.
Доплыв до земли, он хорошенько проматерился: неподалёку стоял догнивающий корабль.
Глава 4
Самоубийства и клятва
Сразу по возвращении Щебеталкин отправился в излюбленный бар. Только на этот раз он заметил его необычное название «БУУУМ». Ниже красовался слоган «Свобода и Забвение».
– Забвение… Хорошее слово. Мне бы уже забыться. Ни проклятый мост, ни паром с ненормальными мне не помогли. И раз нет другого выхода… – он печально вздохнул и начал поиски оружия.
Оно нашлось даже быстрее, чем рассчитывал художник. Под стойкой ждал кем-то позабытый чёрный пистолет. Аскольд Валерьянович выкурил свою последнюю сигарету и положил пустую упаковку рядом с выпитой бутылкой.
– Магазин, – Щебеталкин вытащил его. – Пуля, – вставил одну из тех, что нашёл рядом с пистолетом. – Магазин. Затвор.
Он проделывал это снова и снова, пытаясь успокоиться и сосредоточиться. Но пульс усиливался с каждой секундой. Наконец магазин был заполнен. Мужчина снял шляпу, зажмурился, сделал глубокий вдох и поднёс оружие к голове. Напряжение в теле возрастало, руки начинали трястись, мысли крутились вихрем.
– Выстрел, – он нажал на спусковой крючок.
Раздался оглушительный звук. Барабанные перепонки едва выдержали этот шум. Аскольд открыл глаза.
– Ядрёна мать… – он не узнал собственный голос. Тот казался слишком осипшим.
Сердце вырывалось из грудной клетки, кровь медленно вытекала из раны, но Щебеталкин был жив. Пуля не пробила череп и лежала на полу.
– Что за?.. Я же должен был помереть. Неужто сама Вселенная против?
Он призадумался, но вспомнил и мост, и паром, и улицы с мертвенной тишиной. Жить в одиночестве просто невыносимо.
– Плевать! Никаких Вселенных не надо. Магазин, – Аскольд с остервенением начал всё повторять. – Пуля. Магазин. Затвор. Выстрел, – звук повторился.
На этот раз даже кровь не усилилась. Художник выругался в привычной манере и с силой бросил пистолет под стойку.
– Гады! Даже умереть не дали! Что за чёртово место?! – будь он верующим, то ругался бы с богом, но атеисту такое не положено. Приходилось кричать в пустоту.
Щебеталкин нашёл маленькую аптечку, обработал рану и превратился в озлобленного человека с заклеенным лбом.
На улице по-прежнему было пустынно. На причале слышался звук подплывающего парома. От одного его вида художника передёрнуло.
Судно будто специально использовало его страхи, чтобы свести с ума.
Мужчина решил утопиться, но, к своему сожалению, вспомнил, что хорошо плавает. Высоких зданий, как назло, тоже не было. Бедолага уже отчаялся, но тут заметил далёкий маяк.
Аскольд двинулся к нему с такими мыслями: «Он высокий, с него можно спрыгнуть прямо в море и разбиться насмерть. Или получится отправить сигнал SOS с помощью азбуки Морзе».
Щебеталкин даже развеселился, размышляя об избавляющей смерти.
Через полчаса художник добрался до белого маяка с коричневой крышей. Дверь была не заперта и вообще выглядела так, будто её взломали. Но мужчина уже понял, что здесь нет никого, кроме него самого.
Из здания веяло холодом и таинственностью. По телу Аскольда пробежали мурашки.
«И чего так струсил? Пулю в лоб запустил, а тут чего?» – он вошёл.
Маяк несильно отличался от всех остальных: тесно, темно и пыльно. Щебеталкин поднялся по винтовой лестнице на самый верх. Огромный фонарь был разбит, так что идея с Морзе провалилась.
– Ничего, ещё есть запасной вариант, – он перешагнул через ограду, – всё равно покончу с этим, – набрал побольше воздуха, зажмурился и прыгнул вниз.
Удара не было: Аскольд открыл глаза и снова увидел сломанный фонарь. Он пнул его со всей силы, и бывшие ещё целыми осколки разлетелись в разные стороны. Очередная попытка самоубийства не увенчалась успехом.
– Да чёрт вас всех дери! – истошно закричал художник. Он поднял заклеенную пластырем голову к небу и погрозил ему кулаками. – Если там кто-нибудь есть, хватит уже издеваться! Я не игрушка – я человек! Сам могу решить, оставаться ли мне жить!
Злой на всех и вся он треснул кулаком по стене, заработал новый ушиб и поплёлся к бару «БУУУМ».
Художник сел за уже полюбившийся столик и начал заливать горе прямо на голодный желудок. Процесс пошёл хорошо, и он отключился до самого утра.
Во сне за Аскольдом гонялся друг Лёва в компании красноносой женщины из цирка. Вооружены они были ножами и пистолетами. После к ним присоединился противно хохотавший ребёнок с парома. Он то и дело сбрасывал его с маяка и поднимал обратно, как игрушку йо-йо. Спасла несчастного кошка Мари. Она увеличилась до размеров слона и съела всех злодеев.
В следующем сне чёрный пёс Бимка уговаривал маленького Асика не умирать. Ничего не оставалось, как пообещать ему.
На следующий день Щебеталкин не помнил ни один кошмар. Но они кое-что в нём изменили.
Проснувшись, Аскольд Валерьянович опохмелился и решил для себя несколько вещей.
– Не пить, – раненная голова гудела как никогда прежде. – Перестать убиваться и идти уже на нормальные поиски людей. Раз я отсюда не смог выбраться, очень может быть, что здесь есть и другие люди. Тем более, я пару раз слышал лай, – тут ему показалось, что он упускает что-то очень важное.
– Точно! – художник хлопнул себя по лбу и тут же взвыл от боли. – Ох ты ж… О чём я думал-то? Ага. Мне нужен дом. Больше я не буду спать под небом и в баре. Хотя иногда всё же можно… Прости, – он обратился к стулу напротив, – но мы должны расстаться. Я буду приходить иногда, но только ради беседы, ведь я теперь не пью!
Глава 5
Амелия
Щебеталкин, несмотря на головную боль, бодро вышел из бара и отправился за покупками.
– Сегодня на завтрак никаких консервов – надо отыскать что-нибудь пополезнее.
Он приготовил овсяную кашу, которую не ел с тех самых пор, как умерли родители. К его счастью, на упаковке было написано, как это готовить. Эта надпись натолкнула Аскольда на простую и одновременно с этим гениальную мысль.
– Как же я сразу-то не додумался?! Если здесь есть люди, они заметят граффити с моим адресом, – он доел овсянку, нашёл в магазине баллончики с краской и начал художества.
Сперва вывел большими буквами: «ЖИВУ В Д» – и вспомнил, что ещё не выбрал дом, в котором поселится.
– Этот слишком маленький, – он внимательно осматривал здания, – и двор небольшой. Не подходит, – Аскольд направился к следующему. – У этого крыша некрасивая… Тоже нет.
– А вот этот, – художник остановился около десятого строения, – уже лучше. Интересно, что там внутри… – Щебеталкин дёрнул калитку, но та не поддалась. – Как странно. Будто её заперли изнутри. Другие тоже закрыты? – он потеребил ещё несколько, но они тоже не открывались.
– Опять издевательства как на пароме?! – Аскольд начал громко возмущаться на вселенскую несправедливость.
– Кто здесь?! – послышался испуганный женский крик.
Художник так резко повернулся, что едва устоял на ногах.
– Женщина! Боже, я спасён! – он побежал к до смерти перепуганной блондинке. Та решила не рисковать и быстро захлопнула дверь перед самым носом Щебеталкина.
– Откройте! Я вас не обижу, честное слово художника.
– Художника? – спросила незнакомка всё ещё испуганным голосом.
– Именно. Ведь я знаменитый пейзажист. А ещё умею делать грим для выступающих.
– Так вы не моя фантазия? – дверь приоткрылась, но цепочка не позволяла войти внутрь.
Он засмеялся:
– Я собирался спросить это у вас, – мужчина помолчал и добавил: – Щебеталкин Аскольд Валерьянович к вашим услугам, – он снял шляпу, блеснул пластырем и поклонился.
– Не такой вы и известный. Никогда не слышала ваше имя.
– Так это пока. Скоро всё изменится, —он протянул ей руку для пожатия, но девушка по-прежнему не спешила. – А вас как зовут?
– Амелия Владимировна, – она наконец вышла из убежища и пожала его ладонь.
– Чудесное имя для такой барышни.
– Вы всегда льстите женщинам? – блондинка кокетливо улыбнулась.
– Только сегодня и только для вас.
– Интуиция мне подсказывает, что вы – тот ещё дамский угодник.
– Почему же?
– Потому что вы, как только увидели меня, сразу же закричали: «Женщина! Я спасён!»
– Так это легко объяснить. Вы – первый человек, которого я увидел в этом проклятом месте.
– А сколько дней вы здесь?
– Пять.
– Быть не может. Я тут не больше трёх дней, и за это время узнала кучу прекрасных людей.
– Шутите? – художник решил, что она издевается.
– Вовсе нет. Я познакомлю вас с ними. Только подождите минут десять, я приведу себя в порядок.
Через полчаса они отправились к соседним зданиям. Девушка постучала в дверь дома № 3. «Единственная девушка, и та сумасшедшая, – подумал он. – Но это всё же лучше, чем постоянно быть одному».
В доме послышался шум, в окне что-то замелькало. «Странно», – художник всё больше удивлялся, и он совершенно поразился, когда дверь открылась. На улицу вышел высокий бородатый мужчина.
– Амелия! Давненько мы не виделись, – они обнялись, как старые знакомые. – А кто это с тобой? Новый ухажёр, – он подмигнул Щебеталкину.
– Это Аскольд Валерьянович, мы только что познакомились. Он художник. А это первый человек, которого я встретила в пригороде, – Василий Абрамович Звенелкин.
Бородач крепко пожал его руку.
– Загляните ближе к обеду, посидим. А пока у меня небольшой бардак.
– А сейчас пойдём к Сильвии. Она тоже рисует, но в основном портреты, – так, жизнерадостная блондинка познакомила его с массой людей, живших по всей улице.
– Но почему я вас всех не видел раньше? Я ведь ходил несколько раз по городу, был даже на пароме и мосту. Я же два раза пытался застрелиться и разбиться с маяка! Где вы, чёрт возьми, были?!
– Попрошу без чертей, – Амелия резко стала серьёзной. – Не знаю, чем вы так были заняты, что не смогли заметить дома, наполненные людьми.
– Я… – Аскольд помялся и решил не озвучивать, что они почти всё это время выпивал в баре.
«Вот только почему в него никто не заходил? – подумал он. – Странно. Хотя я так сильно напивался, что мог и не заменить их».
– Амелия, вы не могли бы мне помочь? – спросил Щебеталкин, когда перестал злиться на окружающих и самого себя.
– А что такое?
– Видите ли, прежде я ночевал под открытым небом. Не подскажите, остались ли ещё свободные дома?
– Так вот почему вы ломились ко мне! – она рассмеялась. – Могу ошибаться, но вроде бы свободен дом номер семь. Он рядом с заброшенным баром «БУУУМ».
– Он вовсе не заброшен.
Девушка ещё больше развеселилась:
– Так вы выпивали в баре и стреляли себе в лоб? Теперь понятно, почему за столько дней вам не встретился ни один человек.
– Между прочим, я написал несколько акварельных пейзажей. Благодарю за информацию о доме, – Щебеталкин собрался уходить.
– Да вы не сердитесь, – блондинка примиряюще положила руку на его плечо и нежно улыбнулась. – Просто я за активный образ жизни. А в нём совсем нет места для вредных привычек.
– Вы и по утрам бегаете?
– Если честно, нет. Пробовала как-то, но я сова, так что предпочитаю вечернюю йогу.
– Тоже не люблю рано вставать.
– Мы ведь будем хорошими знакомыми?
– Будем, конечно, – сказал Щебеталкин, а про себя подумал, что она очень похожа на его идеальную женщину.
Аскольд Валерьянович проводил девушку, пообещал зайти с ней к бородатому Звенелкину и отправился к седьмому дому.