Он очки снял и на меня смотрит. Оружие за спину убрал и руки протягивает в своих перчатках с костяшками блестящими. И под плащом жилет с карманами. Веревки, ловушки, зеркальца. Все блестит. А я… Кофта серая, и та уже черной от крови стала. И плесень везде.
– Денис, маску поправь! – продолжает он.
– Да ладно, ладно! – я руку протягиваю, чтоб поправить ее, и звон колокольчика меня будит. Пистолетом поправить пытался. Палец на курке. Блядь…
Я чуть себя не убил…
– Наставник… – бормочу я в ужасе. Он же… он же убить себя сказал, да? Он же про маску это… а пистолет как взял? Как я взял его? На пистолет смотрю. Мой. Из кармана достал. Сам. Рукой. Взвел, с предохранителя снял. Патрон в патроннике блестит медью…
– Денис!
– Отвали!
Я вскрикнул и побежал. Этого быть не может, чтобы наставник тут был. Чтобы ждал меня. Это не он! Не он! Это оборотень! Точно оборотень!
– Денис, бляха! – говорит, как наставник.
Что-то дернуло меня за руку и отпустило. Я на руку посмотрел – цела. Ни крови, ни ушиба. Пистолет в руке, да и только.
Меня с ног сшибли. Тот, кто наставником назвался, с двух рук толкнул меня на гнилую траву. Вышел из тумана и сел на корточки.
– Эх, Деня… Харошь паниковать. Я же тут тебя только и ждал.
– Меня?
– А кого же еще? Я сколько раз тебе говорил, чтоб ты книжки собирал и читал. И чтоб в хабе не просиживал свободное время.
– Так я ж заказы…
– Я и про заказы тебе говорил… Ты чем слушал?
– Так это и вправду вы…
– Задолбал уже мямлить, пацан! Маску надевай и пошли. Нам в НИИ.
– Тц… – я маску пытаюсь поправить и слышу щелчок над ухом. А в руке пистолет. И нет больше колокольчика. Сдернул его оборотень.
Патрон сырой не выстрелил. Тот, что в стволе уже давненько сидит. Не выстрелил… Не умер. Не убил. Не наставник. Я труп уже как два раза. Колокольчик разбудил, щелчок по дохлому патрону разбудил. Я на наставника смотрю, подношу пистолет с сырым патроном и снова щелчок делаю. И нет наставника. Пропал силуэт. Не смог убить. Не убил. Из леса надо. Надо бегом из леса, пока про второй пистолет не узнал.
– Знал, Деня, знал…
– Да пошел ты!
– Знал, Деня, знал…
– Там тоже колокольчик! Пошел прочь!
– Колокольчик, Деня, колокольчик… – продолжает преследовать голос.
– Прочь! – я бегу со всех сил. Легкие не справляются, наружу просятся. Я же тихо по городу бродил. Слушал и вслушивался, а не от тварей бегал. Я же умнее был! Умнее и хитрее, как наставник учил! Не на рожон, а в обход. Я даже туши другие вперед пропускать придумал, чтоб дорогу разведать!
– Слушай и вслушивайся… – голос прошептал издалека, и я уперся в дерево. Руками от него оттолкнулся и вновь упал, зажурился. Голову наклонил. Сжался. Бежать больше не могу. Но нет. Тишина.
Ветер подул, качнулись ветки деревьев, и я услышал переливы сотен маленьких колокольчиков. Откуда?
Отовсюду.
Они на земле. На ветках. На стволах деревьев. Сотни… Тысячи… Больше тысячи! Три тысячи, нет, пять тысяч, и даже больше пяти! Они тут все умерли. Все эти туши пришли сюда и подохли. И я подохну. Точно подохну…
– Где ты?! – ноги сами меня подкинули. Я буквально подпрыгнул. – Где ты, сука?!
– Тут… – резкая боль пронзила ладонь правой руки, на землю упал нож и два пальца.
– ААААААААААААА блядь! А! Сука! – я зажал запястье освободившейся от ножа рукой и попытался остановить кровь, что заливала штаны, плащ, пистолет. Я разжал обрубки и выронил оружие. Больно! Это больно! Это очень больно! Я упал, и меня вновь вырвало кровью, с остатками склизких таблеток. От боли вырвало. Свернуло всего. Я второй пистолет достал и стрелять начал. Грохот. Тяжелые выстрелы посыпались в разные стороны, лишь бы не слышать оборотня. Нельзя его слышать. Нужно уши беречь…
Точно… уши…
Только понял я это, когда пули кончились, которые стрелять могут. В стволе опять че-то сырое застряло. Я маску скинул, капюшон скинул. Заткнул правое ухо окровавленным указательным пальцем, который с обрубками соседствовал. А левое заткнул пальцем опухшим. От раны той туши, рука опухла и повязку почти порвала. Кровоточит. Все кровоточит. И плечо тоже. И желудок. Еще секунда и закашляюсь от беготни.
Кровь в ушах стучит. И только она. Я локти поднял. Почувствовал макушкой дождь, вода щиплет и стекает. Боль отрезанных пальцев стала от меня чуть дальше, ровно настолько, насколько я от пальцев отбежал. Привык к боли. Не больно. Обратно приду – вылечат. Плевать!
Шума нет. Нет дождя, нет ветра, колокольчиков нет. И голоса нет. Фигура передо мной появилась, а я как дурак стою, уши заткнул. Ору ему.
– Ну че, сука?! Че ты мне сделаешь, а?!
Губы наставника шепчут что-то…
– Я тебя не слышу, мразь!
И снова немое бормотание.
– Ты не он! Он бы так не поступил! Он был лучшим!
Фигура улыбнулась, надела на себя очки с зелеными огоньками и отошла назад. Назад… А я назад попятился. Задом пошел. Видеть – нельзя, сожрут. Слушать нельзя – застрелят. А че можно? Задом идти?
Я сделал шаг и споткнулся о сгнившую колючую проволоку. Руки под себя рефлекторно подставил и уткнулся обрубками в грязь.
– Черт… – туман рассеялся. Я остановился, достал шнурок из ботинка и пальцы перетянул. Черные от крови и грязи. Мизинец и безымянный. Нету. И пистолет теперь не взять… Пистолет?
Я похлопал по карманам и не нашел. Ни одного нет. Черт… Еще и маску в лесу просрал.
Обратно идти без нее… Последнего зрения лишусь, черт возьми. Не хочу. Не хочу! Я Таню увидеть хотел! Глаза закрыл, чтобы не щипало туманом. И посидел так, слушая гудение сердца и холодной, как болотная каша, крови.
Встал с закрытыми глазами, и побрел дальше. Не обратно же идти…
Вдалеке свет. Свет?
Я спрятался за лысыми кустами и начал пробираться через них. Руками раздвигать ветки пытаюсь, а отрезанные пальцы болят еще сильнее. Больно, сука. Ладно в грудь ткнули, не страшно. А вот пальцы теперь не приклеить. Похерил в лесу. Да и тварь их сожрала уже, наверное. А там, впереди, небось опять фонарь живой. Не удивлюсь, если бредет по лесу на своей одной ноге. Переваливается на ней же, светит себе путь…
Не фонарь… Здание. Два этажа. Свет везде горит. НИИ?
Я подбежал ближе, юркнул под козырек, чтоб макушку не жгло. Скинул с волос воду, плащ снял, кофтой сухой чтоб башку протереть. Кровью с кофты воду с лица смыл, и то лучше. Кровь хоть не едкая…
Здание на пригорке, а вокруг лес, да туман. Я обошел, посмотрел в окна. Чисто и пусто. Нет никого внутри. Только столы стоят. Не распухшие столы. Деревянные. Никогда дерева не видел не распухшего и не сгнившего. Точно сухое место. Точно сюда шел. Пришел. Сколько шел? День? Два? Пить хочу…
Ставлю бутылку под водосток, набираю полную и тут же запрокидываю. Пью, пока не понимаю, что глотку не язва жжет, а вода.
– Блядь! – выплевываю че могу. Трехпалой рукой ищу таблетки от воды, в рот сую дрянь, жую, глотаю. Запиваю едкой водой. Лучше так, чем совсем без деактивации… Пусть в желудке в воду превращается. Глотку жалко. Чую, как кровь идет из пасти…
Свет загорелся ярче, и рядом открылась дверь. А за ней лестница вниз. Хаб. Точно хаб. Чтоб туши по сухому зданию не бродили. Сойдет. Щас отдам посылку, отдохну и пойду обратно. Заткну уши, потом буду по болоту идти, потом через дома и эстакаду, мимо фонарей… пройду мимо зеркал… Все хорошо. Путь разведан. Назад проще…
– Денис! – прозвучал незнакомый голос. Женский. Я обернулся на звук и уткнулся взглядом в две точки, что над городом висят.
– Блядь…
И глаз не оторвать.
Гигант…
Я глазами хлопнул и все передо мной изменилось. «Это» появилось внезапно. Будто пять тысяч шагов за мгновение преодолело. Но это разве гигант?
Передо мной стоит огромная тварь, на четвереньках. Как человеческое тело, но руки и ноги обратно выгнуты. Башка большая, с мой рост, больше тела. Висит впереди как тряпка. Меньше титановой, но и это не титан. Может форма его такая. Быстрая, которая. Глазниц нет. Точнее есть, но одна, продолговатая, общая… и в ней две точки рядом посажены светящиеся. Я поэтому и не сразу понял. На точки пялился вдали, а они вот, передо мной, но будто вдали, в глубине глазницы. Рядом совсем. Меньше миллиметра между ними. И в пустой башке светятся. В дыре-глазнице…
Локти и колени вывернуты, конечности поднимаются по очереди, а тварь на месте стоит. Серая, склизкая, в общем, выше меня раза в два. Я вверх смотрю на нее. Рот-дырочка растягивается, а за ним миллиарды зубов, черных, гнилых, острых как пули у наставника в пистолете его чудном. Башка на меня летит, а я оступился со страху. Падаю по лестнице. Падаю, башкой бьюсь, кожу сдираю… Голова урода в проем ломится надо мной, но протиснуться не может. Большая больно.