Александр Эл
Мотивация
Глава тринадцатая
Превосходство слесаря
На следующий день Егор сразу начал пилить по заранее продуманному плану. Однако пришёл Бельский, и помешал допросами. В частности его интересовало, когда Егор планирует получить желанный угол? Егор пообещал, что управится за неделю, если никто не будет мешать. Бельский посмеялся, что это не реально и ушёл. Егор снова набросился на болванку, полностью растворившись в процессе и даже разозлился, когда захотелось в туалет.
– Вон, смотри, смотри, – дёргал за рукав Матрос, – я же тебе говорил, блатной.
Возле верстака Бельского, обступив его с трёх сторон, стояли мастер, начальник цеха и ещё какой-то незнакомый мужик. Бельский склонился над чертежами, а незнакомый мужик что-то объяснял, размахивая руками.
– А, кто это руками машет, не знаешь? – необычная сценка Егора заинтересовала. Начальник цеха сидел в кабинете и тут появлялся редко.
– Это из конструкторского бюро, инженер, наверное.
– А почему начальник цеха сюда пришёл?
– Я же говорю, блатной. Заказ, наверное, выгодный или халтура.
Разговор затягивался, теперь уже махали руками все. Через какое-то время успокоились, Бельский покивал головой и остался с чертежами один. Егора разбирало любопытство. Он вытащил свою болванку из тисков и пошёл к Бельскому, якобы возник вопрос. Бельский смотрел в одну точку и не сразу заметил Егора.
– Что ты хотел?
– А кто этот третий мужик, я раньше его не видел? – Егор решил не валять дурака и спросил в лоб.
– Инженер-конструктор, разработчик штампа. Слушай, может я потом расскажу? Мне тут надо подумать.
– А это правда, что ты блатной?
– Это Матрос наболтал? Вот же язык поганый. Дурак он, так ему и передай.
– А почему начальник цеха сам пришёл, а не тебя к себе вызвал?
– Эка невидаль, начальник цеха. Тут скоро и директор придёт, у них уже пятки горят. В первый раз что ли.
– Директор придёт? – не поверил Егор.
– А куда он денется? Ладно, пойдём во двор, подышим. Всё равно ты меня перебил. Я занят буду, говорить не сможем, думаю, неделю не меньше. Так что ты уж сам постарайся, задача тебе поставлена.
Сидя во дворе на лавочке, Бельский рассказал, что проблема возникла у всего завода. Был подготовлен к выпуску флагманский продукт, роскошная радиола класса люкс, в деревянном корпусе из дорогих пород дерева. Прототип выиграл приз на международном конкурсе. Планировали выпустить миллионы копий, в том числе на экспорт. Чуть ли не основной продукт завода на ближайшие годы. И вот, весь проект встал, из-за малозначительной детали, декоративной задней крышки-стенки, сделанной из специального картона. Штамп для этой крышки делал тот самый, уволившийся Наставник Егора. Он всё сделал по чертежам, и претензий к нему нет. Но штамп не работает.
Проблема в том, что задняя стенка радиолы должна быть с множеством отверстий для вентиляции. Получается, практически решётка. Из-за этих отверстий картон, при ударе пресса, застревает в штампе. Никто, ни конструкторы, ни наладчики не понимают почему, и не знают, как это исправить. Как выход, даже предложили крышку сделать без дырок. Но это опасно, внутри радиолы греющиеся детали. Если лишить вентиляции, радиолы могут загораться, даже в домах покупателей. Склады завода уже завалены недоделанными радиолами, конвейер продолжает их клепать, а отгружать невозможно. Срываются экспортные поставки. Скоро полетят премии у всего завода, начнутся скандалы и разборки. Разгонят начальство, могут уволить директора.
– То есть, всё теперь зависит только от тебя?
– Выходит, что так. Золотые горы обещают. Но ведь обманут, не в первый раз уже.
– А ты, справишься?
– Не знаю пока.
– А что будет, если не справишься?
– Плохо будет, я же тебе сказал. Всем плохо. Заводу плохо.
– И тебе?
– Ну, я то без работы не останусь, но позорно….
– А чего же мы здесь сидим, если всё горит?
– Для тебя сидим, чтобы ты понял, чем мы тут занимаемся. Да и мне подумать нужно. Нужно с этим переспать…
– Как переспать?
– Утро вечера, мудренее!
– Неужели, другого выхода нет?
– Есть, они уже делают. Нужно разработать новый штамп, всё рассчитать, сконструировать, изготовить и опробовать. Поставить на конвейер, это минимум 2 месяца работы. А вдруг новый штамп, тоже не будет работать? Что тогда? Да и двух месяцев этих нет.
– Бельский, ты чего тут прохлаждаешься?! Директор завода пришёл, все тебя ищут! – мастер едва не выпрыгивал из штанов.
– Я думаю, – спокойно сказал Бельский
– Думает он! Думает! Может, заказ другому отдать?!
– А я, его ещё и не брал. Я сказал – подумаю. Отдавайте.
– Бельский! Бельский! Бельский! Что ты меня, убиваешь?! Ты же знаешь, что я пошутил! Пожалуйста, иди, директор ждёт! – не меняя тона орал мастер…
– Ну что, убедился? Я же говорил, блатной, директора родственник, – Матрос злобно лупил молотком по ручке тисков, – директор пришёл, а эти все забегали. Где Бельский? Где Бельский? У-у, смотреть противно! Я, об этом на общем собрании скажу! Развели тут…. Ты, держись от него подальше.
– Тиски не сломаешь?
–Не сломаю, – Матрос престал стучать…
Глава четырнадцатая
Гегемон и одеколон
Вечером Егор впервые рассказал родителям и про Наставника, и про Бельского, и про Матроса, и про то, как приходил директор.
– Папа, а разве так бывает, чтобы директор за слесарем ходил? Он же может приказать, и тот должен сделать. А если не сделает, его же могут уволить.
– Бывает, всякое бывает, когда приспичит. Приказать можно яму копать, или мешки таскать. А, музыку сочинять, не заставишь. Такое, человек делает, только если сам хочет. Понимаешь?
– Как же сам, а крепостные? Целые театры были. Нам в школе рассказывали. Там крепостные и артисты, и музыканты, и художники. Барин приказал, вот они и пляшут.
– Э-э, нет. Они пляшут не потому, что барин приказал, а потому, что сами хотят плясать. Вот, если тебе прикажут меня нарисовать, чтоб похоже было. Ты, сможешь?
– Ну, я же не художник?
– Ладно, ты не художник. А на балалайке, сыграешь? Если прикажут? А, ну да, ты же не музыкант. Балалайку видел? Там же всего три струны. Чего тебе стоит?
– Ну, научиться можно…
– Научиться то, можно. Тяп ляп, любой дурак может научиться. Ты вон, пятый месяц болванку пилишь. А если тебе прикажут, завтра сделаешь? Вот, то-то и оно. Понимаешь, бывают люди с природным талантом. Они делают то, что другие не могут. Я одного такого знал. Конченный алкоголик, пил всё, что горит. Он когда в туалете мочился, после него одеколоном пахло. Представляешь?
– Как, одеколоном?
– Он, одеколон пил потому, что одеколон был дешевле водки.
– Фу, гадость какая…
– Звали его, Антон. Так вот этот Антон был гравёром, работал на полиграфкомбинате. Прежде, чем книжку печатать, её очень долго готовят. Много людей работают, оборудование настраивают, месяцы занимает. И вдруг в последний момент обнаруживают ошибку в тексте. Всего одна маленькая буква перепутана, а за неё можно и в тюрьму.
– За одну букву? В тюрьму? Это, что же за буква такая?
– Ну, смотри. Вот текст: «Товарищ Сталин сказал…» Но произошла ошибка, и стало: «Товарищ Сралин…». А тираж успели раскупить. Всё, тюрьма, Сибирь!
– Папа, эти сказки, про дедушку Сталина, всем давно надоели. Какой-то лопух пропустил. Ну, как можно такое не заметить? Ты всегда что-то рассказываешь, рассказываешь, а на вопрос не отвечаешь.
– Ладно, не хочешь слушать, тогда не спрашивай.
– Но, я же не про Сталина спрашивал. При чем тут Сталин?
– Научись слушать, балбес! Я так рассказываю, чтобы тебе было легче понять. Следи за мыслью. Эх, попусту время на тебя трачу. Ладно, я на работе устал.
– Папа извини, я молчу, слушаю, слушаю, расскажи.
– Ладно, так вот, ошибки совершают все и всюду. Ты говоришь, не заметили. Однажды у нас не заметили, пока не напечатали тираж, что прямо на обложке книги, большими буквами, в заглавии было напечатано – «Энциклопудия», вместо «Энциклопедия». Никто не обратил внимания. Ни в издательстве, ни в типографии. Десятки людей видели. Никто просто не смотрел на обложку.
– Ну да? И что сделали? Продавали так? Вот бы, купить. Это же, как марки, или монеты с ошибками делают. Уникальные!
– Нет, слава богу, в продажу не пошло. Но, вот тираж пришлось спасать. Всё издательство, прямо в цеху комбината, месяц руками отрывали обложки от книжных блоков. Затем сделали новые обложки, и всё наново приклеили. Убытки – огромные!
– А при чём тут Бельский?
– Это ты, меня спорами своими заболтал. Я тебе про Антона рассказывал.
– Про алкоголика, и что?
– Так вот, этого Антона, хоть он и мочился одеколоном, уволить не могли. Даже увольняли, а потом назад брали. Дело в том, что только Антом мог исправить ошибки в тексте, прямо на печатной машине. Видел такие машины? Они двухэтажные, монстры. Он внутрь залазил, и вручную писал самый мелкий шрифт так, что от машинного не отличишь. Формы печатные, конечно, можно переделать. Но, это же наново всё налаживать. Сбивается весь производственный цикл. А Антон делал за час. Главное, не дать ему напиться. Директор, конечно, к нему не ходил. Антон за бутылку всё делал. А с твоим Бельским, видно всё посложнее. Бутылкой, не обойдёшься.
– Так он не пьёт. А почему его не любят? Если он такой хороший специалист, то почему его нет на Доске почёта? Он ни с кем не ругается, дисциплинированный.
– Кто его не любит, ты про вашего Матроса говоришь? Судя по тому, что ты рассказываешь, этот ваш Матрос, похоже – просто злое быдло.
– Быдло? Это что? Это, ругательство такое? Он говорит, что он – гегемон.
– Во, во, гегемон. Ты с ним так не говори, и вообще, поосторожнее с ним. Лишнего не болтай, просто слушай. Выглядит мне, что он крепко завидует твоему Бельскому, и хочет через тебя, к нему подобраться.
– Папа, это же рабочие, взрослые люди, а не школьники. Чего им делить? Зачем ему это?
– А никакой разницы нет. Хоть рабочий, хоть артист. Есть такие, что вобьют себе в голову что-то, и могут ходить за тобой всю жизнь. Зависть – страшная сила. Ты-то, пока никто, мальчишка, никому не интересен. А вот если проклюнешься, добьёшься чего-то, вот тогда смотри в оба.
Отец рассказывал странные вещи из непонятного взрослого мира. Егор мало что понимал и думал, что папа преувеличивает, просто боится за сына. Как мама раньше говорила, не беги, не упади, не тронь собачку, укусит…
– Так, почему Бельского нет на доске почёта?
– Ой, долго всё это объяснять. Причины обычно две. Во-первых, Доска почёта, это поощрение за старание. Почётно это, приятно. А твоему Бельскому, это зачем? Если я правильно понимаю, он из другой лиги. Не вздумай это повторять! Если ты когда-нибудь попадёшь на Доску почёта, мы с мамой будем очень тобой гордиться.
– Папа, ты сказал, что две причины. Какая вторая?– Егор, мало понимал из того, что говорил отец, но его радовало, что с ним разговаривают как со взрослым.
– Директор – молодец. Пришёл, уважил, попросил выручить. Все увидели. Теперь, Бельскому стыдно не сделать.
– Бельский сказал, что начальство всё равно обманет.
– Ха, Бельский тоже молодец. Может, и обманет. Поживём, увидим.
– А Доска почёта, что?
– Ой, сложно это. Да и рано тебе, не поймёшь. Начальство, таких Бельских всегда на коротком поводке держит, чтобы не превращались в идолов. У Бельского, и так авторитета много. Но если ему ещё и официальное признание дать…. Кто знает, куда его понесёт. Ему сколько лет, Бельскому-то?
– Тридцать, может тридцать пять…
– Ого! Нельзя, ни на Доску почёта, ни медали никакие. Вот будет 55-60 лет, вот тогда, пожалуйста.
Глава пятнадцатая
Дерзость
Утром, Егор первым делом решил поговорить с Бельским, но того на месте не оказалось. Никто не знал где он. Решили, что заболел, послали гонца домой. Дома его тоже не оказалось. Начальник цеха вызвал Егора. В кабинете уже сидел взъерошенный мастер. Обоих интересовала, куда пропал наставник. Допрашивали с пристрастием, о чём говорили тогда во дворе, когда приходил директор. Отпустили, лишь убедившись, что Егор действительно ничего не знает. Во время перерыва на обед, когда Егор уже собрался уходить, прошёл слух, что Бельского видели в кинотеатре…. Матрос этот слух прокомментировал лишь одним словом, – сволочь!
На следующий день сообщили, что к Бельскому ходили домой. Что он жив, здоров, смотрит телевизор, а ходоков послал туда, где раки свищут. Егор тоже волновался, но теперь уже теоретически подкованный экспериментами с картошкой, полностью погрузился в пиление болванки. Процесс, наконец, пошёл и Егор с радостью подумал, что справиться с заданием всё же сумеет.
На третий день, Бельского всё не было. Начальник цеха собрал у себя консилиум из выдающихся слесарей, наладчиков и конструкторов, и под большим секретом, чтобы не вызывать паники из-за возможной потери квартальной премии и тринадцатой зарплаты, честно обрисовал проблему образовавшуюся на заводе. Рассказал про пообещавшего, но внезапно исчезнувшего Бельского, и предложил всем, срочно подумать! Егора туда не пригласили, а выходившие с совещания, поглядывали на него с подозрением, как будто он что-то скрывает.
– Хорошо он тебя подставил, – шипел Матрос, перехватывая эти взгляды.
Сказать было нечего, и Егор упорно и целенаправленно пилил болванку.
– Слышь, Матрос, а ты болванку пилил?
– Все пилили.
– И Бельский пилил?
– Нет, этот не пилил. Он всех обманул! Отнёс болванку шлифовальщикам, те на станке шлифанули, а он сказал, что сам сделал. Видал, как?
– Ну да? Правда, что ли?
– Не веришь, спроси у мужиков. Вон, хоть у Кулаковского.
Как обманул? Новость не налазила на голову. Бельский – обманщик? Ещё полчаса Егор молча продолжал пилить. Потом не выдержал и пошёл к Кулаковскому.
– Скажите, а правда, что Бельский никогда не пилил, в смысле не делал прямой угол, а отнёс к шлифовальщикам?
– Чего пилил? – Кулаковскому было не до Егора. После совещания, слесаря обсуждали ситуацию.
– Ну, когда он в цех пришёл, учеником, как я. Он болванку сам пилил, или отдал шлифовальщикам?
– Что за дурацкие у тебя вопросы? Ты не видишь, что мы тут заняты? Все пилят, и ты пили, иди, не отлынивай.
– Да я не отлыниваю, просто Матрос говорил, что Бельский всех обманул. Отдал болванку шлифовальщикам, а всем сказал, что сам сделал…
– Кто говорит? Матрос? Вот же, язык поганый! Дурак он, твой Матрос! А ты, сплетни разносишь. Стыдно! Бельский тогда за месяц управился, и всех удивил. Я помню, он сделал прямоугольный параллелепипед, не отличить от машинного. А дурак этот, слышит звон, да не знает где он! А тебе стыдно, это же твой наставник.
– Да, это не я, это Матрос меня к Вам послал. Говорит, что Вы это видели.
– Вот же, дрянь человек! Я значит, ещё и свидетель? Ну, как баба. Запомни, на каждый роток, не накинешь платок.
Следующие полчаса Егор молча пилил свою болванку, вспоминая, о чём говорил отец. Теперь он, уже вместе со всем цехом проникся волнением, хотя ему, как ученику не светили, ни квартальная премия, ни тринадцатая зарплата. Где же Бельский?…
– Ну что, нашёл своего учителя? – Матрос улыбался, в предвкушении обеденного перерыва.
– Я спрашивал у Кулаковского про Бельского, – Егор смотрел прямо в глаза Матроса.
– И что, они его нашли? – напрягся Матрос.
– Нет, я спрашивал о том, что ты сказал, что Бельский всех обманул.
– Ты Кулакова спрашивал? И что? – в глазах Матроса появилось беспокойство, – нашёл, у кого спрашивать, они же друг друга покрывают.
– Он сказал, что ты врёшь!
– Что врёшь? Я тебе ничего не говорил. Не знаю, что ты там наболтал. Ты ещё и стукач, оказывается? – злобно бубня что-то себе под нос, Матрос ушёл.
Назавтра, Егор пришёл в цех заранее, когда ещё почти никого не было. И сразу увидел Бельского, возившегося у своего верстака. Егор так обрадовался, что едва не полез обниматься.
– Куда ты пропал? Тут весь цех на ушах?
– Мне нужно было подумать, тут же будут над душой стоять.
– Ты бы хоть сказал, когда будешь. Все волнуются. Хоть, меня бы предупредил.
– Это, не поможет. Хочется им бегать, пусть бегают. Я же сказал, мне нужна неделя.
– Бельский! Больничный принёс!? Ты где болтаешься, или дисциплина не для всех!? – неизвестно откуда-то выскочивший мастер, орал на весь цех.
Те, кто уже пришёл, невольно обернулись на эти крики. Ближе всех стоял улыбающийся, довольный Матрос.
– Слышь, иди сюда, – Бельский поманил пальцем мастера, как будто хотел сказать что-то на ухо. Когда тот, невольно поддавшись, приблизился, Бельский тихо сказал, – пошёл на х.. !
Мастер отпрянул, зыркнул на опустившего глаза Егора, понял, что тот всё слышал.
– Ну всё, я пошёл писать докладную! С меня хватит! – разъярённый мастер умчался.
– Ну вот, я же говорил, Ни подумать, ни поработать не дадут. Ты иди, не мешай. Я сейчас буду занят.
Через несколько минут появился начальник цеха в сопровождении мастера. Но увидев сосредоточенного Бельского, подходить не стал. Возможно, не хотел мешать, а может быть просто подумав, что тот и его пошлёт, и пострадает авторитет. Он развернулся и пошёл обратно. За ним нервно засеменил мастер.
– Ну вот, я же говорю, блатота, – прокомментировал Матрос, зорко следивший за ситуацией, как будто у него не было иной работы.
Знал ли Матрос, что происходит на заводе, было непонятно. Егор знал это от Бельского, и никому не говорил. Всех, кто был на совещании у начальника цеха, строго предупредили, чтобы не устраивали панику на заводе, пока всё не выяснится. Однако, с таинственными физиономиями шепчущиеся по углам слесаря, наоборот порождали ещё больше слухов среди рабочих. У Егора ничего не спрашивали, будучи уверенными, что малец ничего знать не может. А он, с удивлением, молча наблюдал взрослую жизнь, которая ещё совсем недавно его совершенно не интересовала.
Все понимали, что вокруг Бельского идёт какая-то возня. Говорили, что его хотят уволить за прогулы, и за то, что он что-то натворил. Но, слесаря, якобы его защищают, и это проблема для начальства. Заметив, что до конца недели, и даже в выходные, Бельский не уходит домой, а жена приносит ему ужин на проходную, народ заговорил, что тот покаялся, и теперь отрабатывает грехи.
