Александр Щипцов
Пуансон
– Это вы про чего, дык?
– О границе цветов, командир, – ответил я, – вы посмотрите, как она в совершенстве делит планету на две части, серую и белую.
– Вы это, того, метко, точно про мозг, – похвалил, – ну и какое, так сказать, будет это, предложение, значит?
– Очень простое. Понаблюдать за серой стороной.
– А это почему, ить, не за белой? – вопросил Кадастр.
– Серое нам как-то более к лицу, – грустно усмехнулся Ажан.
– Пилот шутит, командир, он просто хочет сказать, что объект, ради которого мы сюда прилетели, тоже здесь, нам же стоит отправиться на белую половину, взять под контроль ситуацию в целом.
– Ну что ж, если экипаж не против, то я того, «за» значит, – Кадастр удовлетворенно зевнул.
Тщательно проанализировав, выяснили, что серая поверхность всецело покрыта паутиной лабиринта, состоящего из бесчисленного количества стенок и барьеров, сбегающихся и разбегающихся линий, замысловатых узоров хитроумных тупичков. Казалось, какой-то всемогущий и сверхкропотливый безумец воплотил в жизнь уникальную затею, глядя на которую, начинаешь отчетливее понимать слово «бесконечность». Но изумляло иное. Необъяснимо, каким образом стенки сооружения не отбрасывали теней, притом что высота зачастую превышала рост человека. Оптический фокус лабиринта, определенно нарушая здравый смысл, располагался на расстоянии трех километров от его центральной зоны, обозначенной невеликою залысиной. Ровно из названной точки именно в указанную область и двигался матовый шар, вдруг неожиданно застывший в метре от поверхности.
Следующий трюк космического корабля можно описать одним словом – «вывалил», как наиболее скромным синонимом произведенного действа. Вследствие чего истерзанные кошачьи тела короновали серый полюс своеобразной меховой тюбетейкой. Шар, продолжая оригинальничать, начал светиться, становясь все ярче и ярче.
Ажану пришлось установить на минимум яркость экрана, что не особо спасало от ослепительного света. Я вздрогнул, от съеживающегося головного убора разбегались человеческие тени. Искусственное солнце, не прекращая свечения, начало восхождение. Тени метались по лабиринту, но чем дальше они удалялись от эпицентра, тем выше поднимался безжалостный мучитель, настигая жертвы палящими лучами.
Мы не понимали значения развернувшейся трагедии.
– Что делать будем?
– Откуда я-то знаю, Ион? Можно шар сопровождать, пока он не предъявляет к нам никаких претензий, – выдохнул я.
– Когда начнет предъявлять, боюсь, поздно будет.
На белом полушарии до поры до времени ничего не происходило, но перемен долго ждать не пришлось. Из-за горизонта появились первые тени, те самые – человеческие, приземистые и смешные. Мы стали свидетелями неудержимого желания черных силуэтов добраться до невесть откуда взявшегося под пилюлей колодца. Все попытки теней, сопровождаемые растягиванием туловища, обрекались на неудачу. Длинные руки плохо цеплялись, а коротенькие ноги безнадежно скользили. Неудачников прибывало, новообразование черной лентой опоясало экватор.
Наблюдаемый нами шар упорствовал в светимости до тех пор, пока последняя тень не одолела лабиринт. Затем он молниеносно остыл и, перед тем как покинуть пределы крематория, нанес землянам очередной материальный урон. От резкого перепада температур пришел в негодность потерявший управление зонд.
– Ну, как дела, мальчики?
– Тьфу, дьявол, – выругался Кадастр при виде подоспевшей Ню, – вы это бросьте, ну, это… ну того… а то я энтого… не баба, а что…
Я посмотрел на командира: – Будем домой собираться или еще полетаем?
– По мне так вообще того… хоть не возвращайся. Зеро потерял. Две ценных машины, это, ну, угробил, пилюля на кота похожа. Меня ить того, по шее, не простят. Дык ить вы…
– Значит, домой? Да что же еще?
Теперь мы наблюдали два объекта сразу. Первый – шар, второй – посылка, лежащая на месте исчезнувшего колодца. Космический корабль падал сверху, словно с крыши кирпич, фанерный ящик лежал под нами. Вероломно нарушив закон аэродинамики, вроде бы падающий ловко обогнул пилюлю и, подобрав посылку, вознамерился смыться.
– Рискнем?
– По-моему, мы только этим и занимаемся, словосочетание "не суй свой нос", видимо, не наш девиз.
– Тогда давай.
– Послушайте, – Ион нахмурился, – не понимаю, почему они так упорно не обращают на нас внимания? Мы столько времени уже маячим прямо у них перед носом, что просто грех нас не заметить. Может, они роботы?
– Роботы заметили бы, а этим, похоже, на нас наплевать. Подождите, – Ажан наблюдал то же, что и все, – мы подлетаем.
* * *
Планета напоминала матушку-Землю. Огромные океаны, полюсы, покрытые снегом, горные вершины на материках и цепочки островов. Не отставая от преследуемого, пилюля начала снижение. Приземлились мы на берегу небольшого озера и стали наблюдать на экране внешнего обзора, как к шару подошел человек высокого роста, с длинными седыми волосами, развевающимися на ветру, в белой, но не белоснежной, почти до земли рубахе, перевязанной веревкой, и с перекинутой через плечо авоськой.
Ню, заглянувшая в рубку посмотреть из озорства на то, чем мы здесь занимаемся, хихикнула и сказала: – Лето на дворе, а у них Санта-Клаус.
Вот чем отличалась Ню от представительниц ее же пола, так это тем, что всегда приходилась к месту. Что бы она ни делала, что бы ни говорила, как бы ни вела себя, рядом с ней – уютно. Вне пилюли, по слухам, она совсем другая – скромнее, умнее и от этого менее привлекательная. Здесь же, в среде посланников, часть человечества, будто специально для нее, представлена в виде сухого осадка, что она и воспринимала должным образом.
Старомодным способом из отверстия в матовом шаре на планету опустились прежние знакомые и встали перед стариком на колени. После того как тот осенил прибывших крестным знамением, двое вновь вернулись в шар, откуда появились уже с небезызвестным фанерным ящиком, до краев наполненным спелыми яблоками. Старик развязал котомку, и они пересыпали плоды. Старец повторно их перекрестил, те, в свою очередь, низко поклонились и, подхватив освободившуюся тару, покинули пределы планеты. Взвалив авоську на плечо, седовласый неторопливо двинулся в сторону леса.
– Слушайте, – прошептал Ион, – надо идти за ним, насколько понимаю, он здесь главный или, по крайней мере, один из главных.
Расшифровка проб окружающей среды подарила сенсацию: в сравнении с Землей, на планете теперешнего пребывания не водились бузяки. Конечно, мы заблуждались, допустив безобидную ошибку, бузяки обитали и здесь. Мы тогда не знали, что бузяку и человека неразрывно связывало нечто большее, чем люди способны даже представить, и эта связь не нуждалась в каком-либо анализе.
Легкий теплый ветер тормошил траву под ногами, окружавший лес играючи шумел зеленой листвой, которому вторил Кадастр, стыдливо отвернувшись от Ню, бурно выражавшую радость при обрывании очередного, неземной красоты, цветка.
– Боже мой, – шептал он, – это же позор нации…
