Александр Черваков
Две стороны. Часть 3. Чечня
– Лезь скорей на борт, покажешь, куда ехать! – сквозь грохот двигателя крикнул лейтенант, – Прокат 31, я Прокат 30. Прием!
– На приеме 31-й!
– Продолжай выполнять задачу! Прикрой меня!
– Понял тебя 30-й! Прикрываю!
Танк с бортовым номером 158 заехал в окоп, а 157-й с прильнувшим сзади за башней мотострелком двинулся сквозь кустарник в сторону подбитого медицинского МТЛБУ, где ждали помощи раненые. Выехав на дорогу, по которой каждый раз ездили загружать боеприпасы, танк повернул не в сторону АвтоВАЗа, а к мосту, где, не умолкая, раздавались выстрелы. МТЛБУ заметили сразу, он стоял на обочине дороги с растянувшейся во всю длину гусеницей. Раненых уже вытащили из бронированного тягача и положили на землю с безопасной от пуль и осколков стороны. Тем временем боевики подобрались ближе к мосту, заняв оборону в частном секторе. Оттуда теперь с большей вероятностью можно попасть из РПГ в танк или МТЛБУ, потому нужно торопиться.
Танк съехал с дороги в глубокий кювет, чтобы его как можно меньше было видно со стороны частного сектора. Щербаков спрыгнул на мерзлую землю, за ним Кравченко и мотострелок. Пригибаясь, они побежали в сторону «мэтэла». Рядом с тягачом лежали семеро пехотинцев, наскоро перемотанных пропитанными насквозь кровью бинтами. Кто-то стонал, остальные не подавали признаков жизни. Тут же, на обочине, заняли оборону несколько солдат медвзвода под командованием прапорщика Славы Румянцева.
– В-вовремя вы, т-танкисты, – Румянцев повернул голову. – К-кажись, на мину наехали, если бы с РПГ попали, то всё… – заикаясь сказал прапорщик. – Саня, раненых срочно в батальон надо, на промедоле все!
– Пацаны, кто сам может ходить, быстро лезьте на танк! – Щербаков махнул в сторону стоявшего 157-го. – Слава, давай «тяжелых» перетащим, на трансмиссию закинем, пока нам тут всем кирдык не пришел!
Трое раненых, которые сами могли передвигаться, пригибаясь, заковыляли к танку, одному из них помогал идти Кравченко. Щербаков с Румянцевым потащили первого тяжелораненого в том же направлении, взяв его за руки и ноги. Второго таким же способом несли солдаты-медики. Боевики перенесли часть огня на МТЛБУ, зная, что где-то за ним прячется танк, но медицинский тягач скрывал стоявший в глубоком кювете 157-й. Пули и осколки рикошетили по броне «мэтэла», однако подобраться ближе и вести прицельную стрельбу по нему не давали засевшие в ближних к мосту частных домах остатки штурмовых групп батальона, батальонные минометчики и танки 3 ТВ.
Первых двух раненых донесли до танка, вчетвером затащили на трансмиссию. Лейтенант закинул мешавший зимний комбинезон на башню, и все вновь побежали к тягачу. Время тянулось, как во сне, в любой момент боевики могли начать обстреливать этот квадрат из минометов. Двух оставшихся раненых также подхватили и понесли к танку. Руки Щербакова были в грязи и чужой крови, всё происходящее словно в тяжелом кошмарном сне.
– Автоматы заберите, быстрей давай! – Румянцев, накладывая жгут на ногу раненого бойца, прокричал с залитой кровью трансмиссии.
Зарычав двигателем, танк вылез на дорогу и устремился в сторону АвтоВАЗа. Вслед ему неслись вражеские пули, но падали далеко позади него.
В расположении батальона раненым оказали возможную на данный момент помощь и на ГАЗ-66 первую партию «трехсотых» срочно вывезли на Терский хребет.
В штаб полка доложили о больших потерях при штурме моста. Имеющимися на этот момент в батальоне силами дальнейшее наступление и удержание позиций на данном участке невозможно. Заместитель командира полка Шугалов и комполка Чебышев приняли решение отступить на прежние позиции, тем самым сохранив жизни оставшихся солдат и офицеров. Отступать приходилось вплавь через Сунжу – по обстреливавшемуся со всех сторон мосту выход закрыт.
Отход остались прикрывать бойцы разведвзвода. Они закрепились в прибрежных домах частного сектора. Разведчик рядовой Александр Цой, ведя огонь по засевшим в ближнем доме боевикам, успел «завалить» нескольких бородачей, но на всех патронов его магазина не хватило. Перезаряжая автомат, он погиб от взрыва вражеского РПГ. Александру взрывом оторвало руку и ногу. До вечера разведчики держали оборону на правой стороне реки. Когда совсем стемнело, поступил приказ отходить на левый берег. Мёртвого Цоя сослуживцы завернули в одеяло и вытащили из дома. Боевики тоже отступили ближе к многоэтажкам, скрываясь от танкового и минометного обстрелов. Разведчики почти на ощупь медленно спустились к Сунже по скользкому берегу, ища брод, через который прошлой ночью перебирались на правый берег. Тело Цоя, лежащего в окровавленном одеяле, несли четверо разведчиков. На середине реки они провалились в донную яму, течение вырвало из окоченевших рук одеяло с погибшим бойцом и понесло куда-то в темноту. Мокрые насквозь, солдаты с трудом выбрались из реки на покрытый инеем берег. Искать тело ночью в бурном потоке не имело смысла. К тому же несколько разведчиков были ранены, а еще нужно добраться до базы по незнакомому городу, полному смертельных опасностей.
На мосту оставшиеся в живых мотострелки весь день пролежали за своими укрытиями, боясь пошевелиться и получить пулю от вражеского снайпера. Среди них, сжимая покрытый инеем автомат в замерзших руках, лежал старший лейтенант Сергей Тодоров. Ему не посчастливилось перебежать мост вовремя. Прячась от шквального огня, он укрылся за бетонным бортиком тротуарной дорожки. Несколько раз Сергей пытался ползти вперед, но тут же над головой начинали свистеть пули, высекая искры по железной решетке ограды моста. Рядом, скрючившись за бетонным блоком, лежал раненный в руку солдат-связист с разбитой осколками переносной радиостанцией.
К обеду стало ясно, что батальон оставил правый берег, отступив на прежние позиции, и выбраться отсюда можно только, когда стемнеет, либо если туман скроет мост. Но до темноты еще долго, туман не предвиделся, наоборот, еще больше подмораживало, делая воздух кристально-чистым. Дымовая завеса тоже не помогла бы – мост хорошо простреливался боевиками не только спереди, но и с правого боку, из пятиэтажек. Оставалось ждать ночи. Клонило в сон от холода и стресса, за долгие часы вынужденного лежания на морозе мышцы во всем теле застыли. Сергей, пытаясь разогнать кровь, шевелил замерзшими пальцами рук в шерстяных перчатках, на счастье, надетыми перед атакой. Палец лежал на курке и, казалось, примерз к нему. Несколько раз он «отключался», но потом вновь приходил в себя. В нескольких метрах затих связист, не подавая признаков жизни.
Темнело. С обеих сторон моста выстрелы прекратились, в сгустившихся сумерках и наползающем тумане почти ничего не видно.
«Пора ползти к нашим», – подумал насквозь замерзший старлей, в этот момент его ухо уловило осторожные шаги где-то впереди, со стороны противника. В опустившейся на город темноте он заметил два силуэта. Они молча продвигались по мосту, собирая оружие у убитых при штурме солдат. Вдали едва слышны голоса еще нескольких «чехов». Боевики приближались, один из них шел прямо на примерзшего к асфальту Тодорова. Можно различить безусые лица с нестрижеными бородами, доносившийся запах их немытых тел.
Вдруг с позиций батальона раздался винтовочный выстрел. Шедший чуть поодаль боевик рухнул на асфальт, забрызгав снег остатками своих мозгов. Второй, схватившись за автомат, присел за бетонный бортик, и в эту секунду глаза ваххабита и Тодорова встретились. Мгновенье они смотрели друг на друга, и каждый понимал – один из них сейчас должен умереть. Боевик, словно в замедленной съемке, стал разворачивать автомат на Тодорова. Автомат Сергея был взведен с самого утра, и он примерзшим пальцем со всей силы надавил на курок, выпустив длинную очередь. Пули прошивали врага насквозь, оставляя запах крови и горелого мяса от попадавшихся в обойме трассирующих пуль. Боевик завалился набок и упал посреди пешеходной дорожки. С дальней стороны моста, где так и осталась территория боевиков, раздалась беспорядочная стрельба, но в темноте уже ничего не разглядеть. С левой стороны Сунжи загрохотали выстрелы – это часть батальона совместно с калининградским ОМОНом возобновила обстрел улицы Жуковского, надеясь, что под их огнем выжившие смогут отползти к своим. Тодоров тихонько позвал связиста, но тот не откликался. Не сводя глаз с мертвого боевика, Сергей медленно стал пятиться от наступающей на него лужи черной вражеской крови.
Все, кто мог двигаться и находился ближе к левому берегу, смогли выползти с моста на позиции, откуда утром начинали штурм. На мосту остались лишь убитые и тяжело раненные.
Танки третьего взвода до глубоких сумерек, но не так интенсивно, как в течение дня, обстреливали частный сектор и многоэтажки, поочередно уезжая на АвтоВАЗ за новой порцией снарядов. Затемно поступил приказ 3 ТВ прибыть в полном составе на автобазу, ему на замену пришли два танка 2 ТВ.
Около десяти вечера экипажам 3 ТВ наконец удалось поесть остатки сухпая первый раз за этот день. Ели сидя на разогретой за день трансмиссии, грелись в горячих потоках воздуха работающего двигателя и молчали. Покурив, заглушили танк. В этот момент мимо проехал танк Купцова, лязгая гусеницами по разбитому асфальту. Танк повернул в направлении ворот автобазы, и вскоре его гул затих в плотном ночном тумане.
– Куда это он? – Щербаков подошел к старшине танковой роты Юре Петрову.
– Да куда, комбат сказал, раз пехота своих с моста не вытаскивает, то мы сами вытащим. И вот взял свой танк и поехал…
Далеко за полночь танк командира батальона вернулся. На трансмиссии лежали тела погибших в утренней атаке бойцов пехоты. Пользуясь кромешной темнотой, Купцов и двое членов его экипажа, рискуя своей жизнью, несколько часов ползали в густом тумане по мосту, находя и вытаскивая с него убитых мотострелков.
Утром позавтракав в столовой горячей перловой кашей с тушенкой и запив чаем, в который сегодня не пожалели сахара, взвод Щербакова вновь поехал на позиции к мосту. Но на этот раз приказа стрелять не было. Нужно просто находиться на связи, наблюдать за территорией противника, так и оставшейся за ним на противоположном берегу Сунжи. С левого берега территория находилась под контролем федеральных и внутренних войск. К обеду на позиции танкистов забрели омоновцы. Разговорились кто-откуда, как долго здесь, у кого сколько товарищей погибло.
– А это не вашего эти суки на пятиэтажке распяли? – сказал один из омоновцев.
– Распяли? – переспросил Щербаков.
– Да вы что, не видели? У вас же оптика в танке покруче нашей. Пойдем покажу, – омоновец снял с шеи бинокль. Лейтенант с милиционером залегли справа от танкового окопа.
– Вон, на третьем этаже ближней пятиэтажки балкон, – омоновец сквозь маскирующие окоп ветки указал в сторону дымящихся домов.
Щербаков долго шарил биноклем, пока в поле зрения не попал сбитый из толстых досок крест, свисающий с балкона. К нему проволокой был примотан окровавленный труп в военной форме, разглядеть знаки отличия невозможно. Сашка вспомнил художественный фильм «Чистилище» о событиях первой чеченской войны. Это кино он смотрел прошлой весной, за несколько месяцев до призыва в армию. В одном из эпизодов фильма так же, на кресте, распяли нашего танкиста. Теперь Александр видел это наяву.
– Вот суки! Не знаю, кто это. Тут вчера такое на мосту было… Может, кого «чехи» в плен взяли. У нас и без вести пропавшие есть, – Щербаков отдал бинокль милиционеру.
– Скорее всего, это контрактник, – сказал омоновец. – Срочников обменять можно на пленных или деньги, а «контрабасов» они сразу к стенке.
За день никаких происшествий не случилось. Вдалеке постреливали, но из-за моста выстрелов не доносилось. Каждая сторона восстанавливала свои силы. К вечеру 3 ТВ вернулся на АвтоВАЗ, а на его место прибыл второй танковый взвод. Щербакову на базе передали посылку из дома от родителей – шоколад, два лимона, конфеты, сигареты и, конечно, самое дорогое – письмо.
Когда совсем стемнело, комбат Купцов вместе с Щербаковым поехали на промзону, расположенную ближе к Сунже. Там, в нескольких зданиях, заняла оборону после неудачного штурма моста одна из рот мотострелкового батальона. Там же, на передовой, находился и штаб батальона во главе с комбатом Бельским.
Пробравшись вместе с Купцовым в подвал, освещенный сделанными из крупнокалиберных гильз коптящими светильниками, Щербаков увидел заметно похудевшего, заросшего трехдневной щетиной майора Бельского. В складки осунувшегося лица въелась красная кирпичная пыль и черная копоть. На ящике от снарядов теперь сидел совсем другой человек, от его «разухабистости» не осталось и следа, только напряжение и усталость.
– Ну что, Андрей, как тут? – комбат ТБ спросил комбата мотострелкового батальона.
– Да сейчас ничего, Олег, а вот вчера жопа была. Спасибо, вы хоть прикрыли, – пожав протянутую руку, ответил Бельский. – Ты как, лейтенант? – майор повернул голову на присевшего на корточки Щербакова.
– Нормально, товарищ майор.
– Тебя как зовут-то? Всё забываю.
– Лейтенант Щербаков.
– Да нет, имя как?
– Александр.
– Ты же «студент»?
– Так точно.
– Вот видишь, Саня, у армии, как у медали, две стороны – это не только парады и победы. Это…, – Бельский помолчал, задумчиво повернув голову в сторону чернеющей амбразуры в кирпичной стене. – Такая вот она, оборотная сторона…
Приехав на АвтоВАЗ, Щербаков встретил старшего лейтенанта Игоря Сенчина.
– Игорян, привет! Ты где был? – Щербаков радостно кинулся обнимать старлея.
– Да на хребет Купцов отправлял, а сейчас опять вызвал, буду командиром роты вместо Абдулова. Как вы тут?
– Стреляем потихоньку…
– А вообще как?
– Вообще тут жопа!
– Саня, ты в бане когда последний раз был? – спросил Сенчин.
– Да уже и не помню. В конце декабря, вроде.
– Тогда пойдем! – Игорь хлопнул Сашку по плечу.
В конце площадки с затихшими на ней танками первой танковой роты стоял ржавый вагончик на спущенных колесах. В нём предприимчивый Сенчин соорудил баню. Из трубы, торчащей сквозь его железную крышу, в ночное небо валил белый дым. Внутри жарко, в наскоро отчищенном от ржавчины и цемента баке бетономешалки, за неимением воды, топился принесенный бойцами снег. Помещение освещалось тусклой лампочкой и всполохами огня в железной печке-буржуйке, на ней грелся бак со снегом.
– Раздевайся давай, – сказал Сенчин, – сейчас тебя мыть будем!
Вода ржавая, но, главное, горячая! Игорь, раздевшись по пояс, тёр голого Щербакова жесткой мочалкой, щедро намыленной хозяйственным мылом. Сашка, мывшийся чуть теплой водой почти месяц назад, закатывал глаза и топал ногой от удовольствия. Ведь, помимо въедавшейся грязи, за всё это время и вши ни на минуту не оставляли в покое. Чесавшееся тело постепенно становилось чистым, зуд успокаивался. Наконец вся грязь и вши смыты!
– Теперь забирай все документы из «комка» и в топку, – Сенчин вытащил из пакета новый камуфлированный комплект формы. – Твой размер, 48.
Старый «комок» Щербаков засунул в полыхающее нутро железной печи, послышался треск лопающихся от огня вшей. Новая форма пришелась в пору, главное, что теперь никто не кусал и ничего не чесалось.
– Игорь, это лучшее, что случилось со мной за время службы! Спасибо, брат! – Щербаков от души пожал руку старлею.
– Да ладно, Саня. Мы же танкисты!
После бани пришли в штаб танковой роты. За накрытым простой закуской столом сидел комбат Купцов, зампотех танкового батальона майор Крылов и начальник штаба Кукушкин.
– Отмыл! – заводя Щербакова в кабинет, сказал Сенчин.
– Ну присаживайся, лейтенант, – майор Купцов достал из-под стола початую бутылку водки и разлил её содержимое по железным, сделанным из минометных колпачков рюмкам.
– Помянем всех, мужики.
Танкисты подняли рюмки и, не чокаясь, выпили.
Вскоре к танкистам заглянул Серёга из разведвзвода, по кличке Немец. Высокий, усатый Немец, бывший в звании старшего сержанта, давно служил по контракту, участвовал еще в первой чеченской компании и пользовался уважением в батальоне за свою смелость и решительность. На разведчике была высокая папаха и шинель с генеральскими погонами, увешанная орденами и медалями, через плечо весела именная шашка.
– Немец, ты когда генералом стать успел? – удивленным голосом спросил Купцов.
– Да сегодня на разведке, в одном доме нашли. Наливайте, деньги есть, – и Серёга поставил на стол трехлитровую банку, на две трети заполненную металлическими монетами различных стран и годов выпуска.
– Банка моя! – увидев монеты, сразу встрепенулся зампотех.
– Александр Григорьевич, зачем тебе столько? – комбат поглядел на держащего в руках «сокровище» Крылова.
– Я собираю, нумизматика называется, а тут целая коллекция!
– А что там, типа пистолетов, нигде не находили? – поинтересовался Кукушкин.
– Да, пестиков лишних не завалялось? – поддержал вопрос Щербаков. – Я бы взял домой «на всякий пожарный».
– Нет, нигде не находили. То ли «вованы» до нас всё растаскивают, то ли «чичи» после себя ничего не оставляют, – ответил разведчик. – На днях, правда, лоханулись мы – были на разведке, лазили в одно здание, вроде, пусто там. А потом после нас туда ВВшники залезли, разломали стену, а за ней чего только нет – и компьютеры новые, и телевизоры, и оружие. Вот нюх у них на всё это!
Разлили еще по одной. Вспомнили случай, как в Дагестане зампотех Крылов нашел в одном из заброшенных домов красивый серебряный чайник, больше похожий на кувшин с длинным изогнутым носиком. В своём «кунге» Александр Григорьевич любил поить из него чаем офицеров, зашедших в гости. Так продолжалось до тех пор, пока Крылов не решил угостить чаем из этого чайника офицера-дагестанца, открывшего «страшную тайну» про этот сосуд. Чайник оказался кувшином для подмывания. «Из него жопу подмывают, а ты людей поишь!» – вскочив из-за стола, крикнул дагестанец и удалился из «кунга», хлопнув дверью. Чаепития из кувшина прекратились, но выкинуть его было жалко, и теперь «чайник» лежал, спрятанный в одном из ЗИПов «технички».
В эту ночь Щербаков, сытый и не тревожимый «бэтэрами», первый раз крепко спал до самого утра.
Жизнь продолжается…
Несколько дней батальон «не трогали». Дали время залечить раны, пополнить потери и подвезти боеприпасы. Из 1-го МСБ, расположившегося на Терском хребте вместе со штабом полка, привезли мотострелков, доукомплектовать поредевшие роты.
Взвод Щербакова дежурил перед мостом через Сунжу сутки, затем ему на смену приезжал другой танковый взвод, и так по кругу. Боевики засели в многоэтажках, но мост и позиции батальона на левом берегу не обстреливали, видимо, тоже оправлялись от потерь. На подступах к позициям батальона по берегу реки и на дорогах всё заминировали, наставили «растяжек», так что без шума к позициям подобраться невозможно. Мост запорошило снегом, скрыв под белым покрывалом почерневшие пятна крови. О штурме напоминали только разбросанные по мосту глыбы асфальта и россыпи автоматных гильз.
В тёмное время суток ощутимо подмораживало, ночью во время таких дежурств танкисты грелись у костра, оставив одного наблюдателя на месте командира в танке. Огонь разводили за кормой Т-72, чтобы пламя не было видно с позиций боевиков. Днём тоже сидели у костра, на нём же грели консервы сухпая и чай.
Двигатель старались не заводить – экономили топливо. В одно из ночных дежурств Щербаков задремал перед костром, сидя с автоматом в руках на ящике из-под снарядов. Замёрзшие ноги в потрепанных берцах он протянул поближе к языкам пламени, пытаясь согреться. Ногам потеплело, однако тело и лицо замерзали на морозе. Проснулся Александр от сильного жара в правой ступне – подошва берца горела, нагревшись от огня. Вскочив с ящика, он принялся тушить дымящуюся обувь в снегу. Обошлось без ожога, но подошву покоробило от пламени, и теперь наступать на правую ногу стало не совсем удобно. Лейтенант пошел искать теплое место у минометчиков, их позиции находились в старых бараках, чернеющих в нескольких десятках метров позади танкового окопа.
– Стой, кто идет! – послышалось из кустов рядом с бараками.
– Свои, танкисты, – ответил Александр, раздвигая руками колючие ветви кустарника, – погреться к вам.
Зайдя в темный барак, Щербаков закашлялся от дыма – костры в комнатах минометчики жгли прямо на полу, используя для этого оставшуюся в комнатах мебель. Дым костров выходил на улицу через выбитые взрывами окна. В одной из комнат перед разведенным огнем сидели бойцы, придвинувшись поближе к теплу. Ужин, состоящий из разогретой на костре тушенки с рисом, солдаты ели с позолоченного сервиза, найденного в кухонном комоде. Использованные тарелки с золотой каймой бойцы выбрасывали в разбитое окно. Один из них играл на потрепанной гитаре:
Сегодня ночью чеченской падлой был танк подбит,
Механик-водитель в «тюльпане черном» домой летит.
Завыть бы матом – война-падлюка, в огне гори,
Ты только маме, что я в Чечне, не говори…
Простые «три блатных аккорда», но комок подкатывал к горлу от слов песни. Остальные молча слушали, глядя в пламя костра.
Александр прошел дальше по темному корридору, следующая комната оказалась пустой. Её стены озарялись всполохами пламени из недр топливной двухсотлитровой бочки, стоящей в центре помещения, под потолком клубился едкий дым, едва выбираясь наружу сквозь разбитую форточку. Дышать можно было только пригнувшись, и Щербаков, подкинув в огонь разломанный стул и несколько книг, валявшихся на засыпанном штукатуркой полу, улегся на голую сетку железной кровати, обняв свой автомат. Кровать стояла рядом с бочкой, обдававшей жаром, здесь гораздо теплее, чем перед костром на улице, но дышалось тяжело из-за удушливого дыма. Лёжа на спине, лейтенант смотрел, как искры из бочки поднимались к потолку и гасли в серых клубах. За пробитой осколками стеной звучали аккорды гитары, постепенно сливаясь в монотонный гул. Кружилась голова, и веки уже почти сомкнулись на покрытом сажей лице лейтенанта, как краем глаза он увидел силуэт в тёмном дверном проёме. Едва повернув голову, он рассмотрел знакомую худощавую фигуру, шарф в красно-бело-черную крупную клетку.
– Эдик? Кузекин?! – Щербаков лежал, не в силах пошевелиться, словно все мышцы сковали невидимые путы и сверху на тело давил огромный груз.
– Привет, Саня. Хотел вернуться, водку с вами допить, как договаривались. А оно вон как вышло…
– Эдик, ты живой? – Александр, разрывая паутину дрёмы, из последних сил приподнялся на скрипучей сетке.
– Товарищ лейтенант, – в проёме стоял долговязый солдат-минометчик с таким же, как у погибшего Кузекина, китайским шарфом на шее, – Вы лучше к нам в комнату идите, а то тут задохнуться можно.
– Да, спасибо, – Щербаков с трудом сел, держась за ржавую спинку кровати, – я сейчас.
Александр, взяв автомат, перешел к минометчикам. Привалился в угол с ободранными обоями, приходя в себя от неожиданного видения. Едкий дым и бренчание гитары заставляли голову раскалываться от боли. Пришлось вновь идти на улицу к костру, на свежий воздух.
«Обухов, – лейтенант толкнул задремавшего у костра механика, – давай заводи, пока не околели тут совсем!»
До утра с перерывами заводили танк, сидя на трансмиссии, и грелись в горячих потоках воздуха.
В один из дней танковый взвод Щербакова получил приказ выдвинуться на территорию отвоеванной промзоны вместе с минометным взводом. Командовал минометчиками старший лейтенант Гаджикурбан Гасанов.
Невысокий, широкоплечий Гаждикурбан или Гаджик, как называли его многие офицеры-сослуживцы, не был кадровым военным, как и Щербаков. Несколько лет назад он закончил махачкалинский педагогический институт и военную кафедру в нём, а после окончания "педа" «загремел» в армию. До конца службы осталось всего несколько месяцев, но тут начался конфликт 1999 года в его родном Дагестане, и он, как истинный патриот, продлил контракт, чтобы защищать свою Родину. С ваххабитами в Кадарском ущелье быстро «разобрались», война продолжилась в Чечне, и теперь Гаджик при каждом случае проклинал тот день, когда продолжил злополучный контракт. Но, как истинный горец, Гаджикурбан был бесстрашным офицером и без лишних разговоров выполнял приказы и распоряжения вышестоящего командования.
3 ТВ дали для прикрытия, на случай непредвиденных ситуаций, основную задачу поставили минометчикам – обстреливать квадраты частного сектора с находившимися там боевиками. Танки загнали под навесы авторемонтного предприятия, с территории которого должен был вестись минометный обстрел. Чуть поодаль расставили свои «васильки» и «подносы» минометчики. На этот раз с 3 ТВ на своем танке приехал комбат Купцов, с ним на месте наводчика старлей Игорь Сенчин. Игорь еще в такие переделки, как остальные танкисты 1ТР, не попадал, поэтому тревожно поглядывал в сторону, откуда раздавались взрывы или треск пулеметных очередей. А раздавались они из частного сектора, там еще держали оборону боевики, выбитые с территории заводов. Минометчики начали обстрел, а Щербаков с Сенчиным пошли осматривать территорию предприятия – может, что интересное попадётся, но, кроме кучи новых номерных знаков в одном из подсобных помещений, ничего не нашли.
– А почему у тебя звездочек на погонах нет? – спросил Щербаков у Сенчина. – У меня вот некоторые звезды отвалились, постоянно их автоматным ремнём задевал, запасных нет, я и остальные убрал.
– Ну и правильно сделал, – ответил Игорь. – Я недавно в Ханкале был, так там все офицеры без погон ходят. Снайпер в кого будет в первую очередь стрелять? В офицера. Так что там даже генералы без погон.
Они стояли рядом со стеной, покрытой потрескавшейся штукатуркой, курили вонючую «Приму» и разговаривали. Сенчин прикалывался над не по размеру большими берцами Сашки с загнутыми вверх от пламени костра носами, называя их «чешки для рэпа», рассказывал о жизни на Терском хребте. Щербаков говорил, что творилось здесь, в Грозном. Вдруг среди грохота выстрелов, раздававшихся с позиций минометного взвода, Александру послышалось, как будто рядом чирикнула птичка, звук такой тонкий, словно короткий свист. Звук вновь повторился, затем опять рядом чирикнуло. Поначалу лейтенант не придал этому значения, но когда от стены откололся кусок штукатурки и закраснела свежая пулевая отметина, он мгновенно понял, что по ним кто-то пытается попасть одиночными выстрелами.
– Игорь, валим отсюда! – закричал Щербаков, и офицеры, пригнувшись, бросились по направлению к танкам. Забежав за угол ангара, они перевели дыхание.
– Откуда это стреляли? Тут же наша территория! – Александр тяжело дышал, автомат уже был наготове. – И выстрелов не слышно было!
– Наверно, из частного сектора, а скорее всего из корпусов на границе промзоны. Там наших нет, а часть площадки, где мы стояли, оттуда видно, – сказал Игорь. – Может, какая хрень с глушителем. Или оптика сбита или снайпер криворукий, слава Богу! – Он выглянул из-за угла и вновь отпрянул назад.
– Ты чего? – с тревогой спросил Щербаков.
– Не знаю, кажется, что кто-то за дальним ангаром мелькнул, который ближе к частному сектору. Надо наших позвать, пострелять туда на всякий случай.
– Из танка?
– Да нет. Из автоматов, и Гаджику скажем, чтобы долбанул туда со своих минометов.
Через несколько минут лейтенанты и несколько танкистов залегли за кирпичными обломками в направлении, где Сенчину «что-то показалось».
– Сейчас по команде херачим по углу того ангара, где синяя труба. По магазину выпускаем и смотрим, что дальше. Огонь!
Автоматы загрохотали, посылая сотни пуль в сторону дальнего ангара. К ним подключились минометчики, направив часть огня в указанный Сенчиным квадрат. В ответ ни одного выстрела.
– Ну, лучше перестараться в этом случае, – сказал Игорь, когда стрельба утихла.
– Ага, – согласился Александр.
Вскоре со стороны частного сектора начался ответный минометный обстрел. Боевики не видели, откуда по ним ведётся огонь, и стреляли наугад. Мины стали рваться в разных частях территории промзоны, и танкисты решили укрыться в подвале здания на время обстрела.
Где-то наверху бухали взрывы, слышался треск крупнокалиберных пулеметов. В окно, расположенное на уровне земли, проникал тусклый свет пасмурного дня, освещая угрюмо сидящих на красных грудах битого кирпича бойцов танкового взвода. Среди них на кривоногом стуле покачивался майор Купцов. Кто-то курил, другие просто привалились к стене, прикрыв глаза. Очередной обыденный день. Сверху сыпались пыль и песок сквозь плиты бетонного потолка, мешая Щербакову читать найденный журнал «За Рулем» за 1991 год.
– Саня, тут мины херачат рядом, а он читает! – сказал Сенчин Щербакову, беспокойно поглядывая в сторону окна.
– Игорь, ну от нас сейчас ничего не зависит. Они вон куда попало стреляют. Куда сейчас бежать, в какую сторону? А перекрытие такое они точно не пробьют, так что сядь просто и покури. Мы уже привыкли, и ты скоро привыкнешь. Вон глянь лучше, какие машины за границей делают! Девять лет назад, а в сто раз лучше, чем наши корыта!
– А вы чё там стреляли, Сенчин? – лениво спросил комбат старлея.
– Да так, показалось, товарищ майор.
Обстрел продолжался около часа, но мины стали взрываться в стороне, за многочисленными заборами промзоны. Обошлось без потерь. К вечеру танкисты и минометчики убыли на территорию АвтоВАЗа.
Захват плацдарма на правом берегу реки Сунжа был осуществлен 27 января в результате мощных наступательных действий и форсирования водной преграды подразделениями 255 мотострелкового полка. В этот день в Грозном продолжались бои в районе площади Минутка, в Ленинском и Октябрьском районах. Вертолеты армейской авиации и артиллерия вели интенсивный обстрел центра города.
После захвата правого берега Сунжи 2 МСБ стал осуществлять туда «вылазки», а именно, участвовать в «зачистке» правобережной территории, захваченной федеральными и внутренними войсками. На «зачистке» танковый взвод придавался какой-либо мотострелковой роте, и в назначенное время они вместе колонной выдвигались в определённый квадрат Ленинского района города Грозный. Зачищаемый внутренними войсками и ОМОНом частный сектор располагался по левую сторону улицы Жуковского, если смотреть от моста в направлении 1-го микрорайона, в который она упиралась через два с половиной километра. Каждый танк занимал позицию во дворе частного дома, рядом занимал оборону мотострелковый взвод с задачей не допустить прорыв противника или, по-простому, «наших впускать, противника не выпускать».
В это время ВВ-шники и омоновцы прочесывали дворы и дома сектора в поисках боевиков, но как правило, никого не находили – боевики в этой части города отошли к его окраинам и заняли оборону там. Местных здесь тоже практически не осталось – с началом боевых действий большинство покинули город или прятались на его окраинах.
