Александр Афанасьев
Противостояние

Вашингтон, округ Колумбия. Белый Дом, ситуационная комната

27 сентября 1986 года

Инофрмация о том, что в горах близ афганской границы произошло серьезное ЧП – дошла до Вашингтона только в середине следующего дня. И только к концу дня – в Вашингтоне осознали всю серьезность ситуации.

Такое реагирование – а для США, с их налаженной системой обеспечения национальной безопасности такой срок реагирования является неприемлемо долгим – было обусловлено сразу несколькими факторами. Первый – конгрессмен Лонг, отправляясь в поездку в Пакистан приложил все усилия к тому, чтобы об его поездке знало как можно меньше людей, в частности – он не поставил в известность как полагается руководство ЦРУ, не поставил в известность Пентагон, не поставил в известность аппарат Конгресса США. Поездку – он провел как рабочую через Госдепартамент США, особо предупредив о том, чтобы не смели трепаться до поры до времени. И этому – были свои причины. К осени восемьдесят шестого года в ЦРУ и Пентагоне сложилось мощное лобби, выступающее за оказание максимально возможной помощи афганским моджахедам в борьбе против Советского Союза, а так же за картинальное перевооружение Пакистана новейшим американским оружием, в частности за поставки самолетов F16 с новейшими радарами (из зарубежных клиентов такие получал только Израиль), а так же за массовые поставки танков М1А1 Абрамс. В ЦРУ – главными «застрельщиками» этого дела были офицер оперативного отдела Гас Авратакис и начальник управления по борьбе с терроризмом Гас Хатауэй, в Конгрессе – интересы Пакистана и Афганских моджахедов продвигал конгрессмен от Техаса, достопочтенный Чарльз Уилсон. Какое-то время конгрессмен Лонг был цликом на их стороне – но сейччас что-то заставило его сорваться в Пакистан, в опаснейшее приграничье для личной проверки чего-то – и отправлясь в это опаснейшее путешествие, он сделал все для того, чтобы оставить «пакистанское лобби» в Вашингтоне в неведении относительно своих планов.

Военный диктатор Пакистана, генерал-полковник Мухаммед Зия уль-Хак лично знал конгрессмена Лонга, потому что пару лет назад его представил ему лично конгрессмен Чарли Уилсон в ходе их совместной поездки на Ближний Восток. Уилсон предупредил уль-Хака относительно того, что конгрессмен Лонг практически единолично распределяет бюджет, выделяемый на оказание помощи зарубежным друзьям, и у конгрессмена Лонга чертовски дурной, даже самодуристый характер – поэтому относиться к нему надо так, как к доброму дядюшке с перспективой большого наследства. Когда из Госдепартамента США через посольство США уль-Хаку сообщили о срочном визите конгрессмена Лонга в Пакистан – диктатору и в голову не пришло, что этот визит не согласован с его вашингтонскими друзьями. Он позвонил своему старому соратнику, начальнику Межведоственной службы разведки ИСИ, генералу Ахтару и приказал принять конгресмена как полагается, выделить ему охрану и показать все, что он сочтет нужным. Генерал Ахтар «спустил» указание вниз, «придворная» 111-я пехотная бригада выделила солдат для охраны. Визит был подготовлен чертовски плохо, в спешке, совсем не так, как было когда готовили визиты больших американских делегаций, и к делу подключалось ЦРУ. Итог: на территории Пакистана транспортный караван попал в засаду советского спецназа и в их руках – оказался американский конгрессмен.

Сначала – командование Пешаварской стрелковой бригады, в зоне ответственности которой все это происходило – старалось выправить ситуацию своими силами, и это ей не удалось, но время было потеряно. Затем…

Картинки из прошлого. Германская демократическая республика. Балтийское побережье, санаторий Национальной народной армии. Зима 1986 года. Заговорщики…

С утра похолодало – и сильно. Унылый, приходящий со свинцово-серой Балтики ветер с завыванием бил в старинные окна особняка на побережье, словно просясь погреться, жалобно стонал, жалуясь на свою нелегкую долю. Весь песок побережья с утра покрылся прозрачной ледяной изморосью, слизываемой холодными накатывающимися на берег валами волн. Было холодно, сыро, мрачно и смурно…

Здесь никогда не спрашивали имен, здесь не смотрели на лица. Здесь вышколенная прислуга появлялась, словно по мановению волшебной палочки именно тогда, когда бывала нужна – и скрывалась вновь, здесь было тепло и уютно – толстые стены отсекали сырую балтийскую вьюгу. Это был замок. Объект «замок».

Замок…

Здесь на побережье когда-то была крепость рыцарей-тевтонов. Тогда границы были совсем другие, Польша, или Польско-литовское княжество не имело выхода на Балтику, Швеция с ее первоклассным войском считалось «молотом Европы», в немцев от русских отделяли где одна, а где две границы. А здесь, в стоявшем на этом месте замке, под закопченными балками, удерживающими свод, дымно горели факелы, в старом огромном камине жарилась туша оленя целиком, а мрачные, пышно одетые люди рвали зубами еще горячее мясо, запивали его вином и произносили речи. О, какие это были речи! В этих речах был лязг мечей и гарь покоренных городов, удар копья о турнирный щит и жалкий вопль женщины из города, отданного на три дня на разграбление, заунывный вой трубадуров перед поединком и грохот копыт по иерусалимской земле. Люди говорили – и слова валунами срывались с их губ. Вставали горою за веру Христову, за землю родную, за короля и папу. А потом эти люди надевали доспехи – и уходили. Уходили в бой.

Они уходили – и снова стонала земля под копытами их коней, и снова закованная в латы рыцарская «свинья» повергала ниц неверных. Они уходили – и рвались как паутина границы, в огне пожаров рушились города и царства. Они уходили – и обратно возвращались не все и всегда. Но на смену им вставали другие.

Шли времена

Времена шли – но мужчины оставались все теми же. Война была главных их развлечением, главной усладой и главным смыслом жизни. На место посыпанных песком ристалищ с трибунами для поединков конных рыцарей пришли пушки и винтовки, массовая армия сменяла рыцарскую – но самый главный вопрос оставался все тем же. Достоин ли ты. Своей родины, своей веры, своей земли, своего рода. Своего имени.

Последний раз это было в сорок первом. Вновь, как многие столетия, на восток уходили рати, и земля стонала под гусеницами танков, и рати той было несть числа, и на оружии их начертан был крест. А на Востоке их ждала другая рать – и было той рати тысячи тысяч и развевались над тем воинством их флаги. Красные как кровь.

И были битвы – каких доселе не было. Битвы, когда дым застилал небо, когда горели города и исчезали в адском котле сражений целые армии. Битвы – где рати запада показали себя достойными победы – а рати востока стяжали себе право быть непобедимыми. Битвы – не приведи Господь еще таких битв.

Но отгремели бои и осела пыль. И увидели воины разоренную землю свою, и сочли число павших своих, и ужаснулись тому числу. Велико было число то, и не было победителей ни на востоке ни на западе. Ибо одни проиграли сейчас – а другие обречены были проиграть чуть позже, потому что ранен был их народ и ранен тяжело. Выиграли те, кто посмеивался, смотря на происходящее из-за океана, те кто насылал на Европу полчища самолетов, те кто воевал из поднебесной выси.

И не стало больше рыцарей, пали они на поле боя. А на смену им шло другое – мелкое подленькое, за водопадами пустых словес скрывающее собственную ничтожность и глупость. Жадное. Слабое – и потому жесткосердечное, ибо только сильный может позволить себе быть добрым. Они шли, науськиваемые из-за океана – и некому было их остановить.

Обесценились слова, исполненные лжи. Потеряли смысл, испохабились поступки.

Пали рыцари. Все. Или почти все.

Все ли?

Они приехали сюда в разное время и разными путями. Кто-то добирался поездом, кто-то самолетом, кто-то – автомобилем. Начальная точка путешествия тоже была у все разной – Карловы вары, Калининград, Берлин, Солнечные пески, Крым. Собирались они в течение нескольких дней – прибывшие первыми ждали отставших. Принципиальным отличием этого собрания от тех, что были раньше было то, что на нем присутствовали наблюдатели от ГДР и Румынии. Этим странам отводилась ключевая роль в планах заговорщиков.

Замок ждал их. Верней – это был уже не замок. В сорок четвертом армада бомбардировщиков, взлетевшая с британского архипелага, прошла над этим местом и несколько самолетов сбросили сюда свои бомбы. Здесь была «лебенсборн» – замок СС, где женщины должны были рожать истинных арийцев, рыцарей. Короче говоря, объект СС, подлежащий уничтожению – ибо не нужны были больше рыцари. По тому, что осталось в сорок пятом прохрустели гусеницами советские танки.

Но время шло – и те же советские, что в сорок пятом штурмовали Берлин – помогли немцам восстановить замок. Потому что время войны пришло – и настало время восстанавливать разрушенное войной, и кто это понимает лучше тех, кто сам пострадал от войны, от ее разрушений больше всего. Вместе, рука об руку, русские строители и немецкие строители построили здесь санаторий, разбили сад. Все это строилось как база отдыха для офицеров Группы советских войск в Германии. Старших офицеров – поэтому и строили соответственно. Сам замок, крепостные стены восстанавливать не стали – бесполезно это было, война, гусеницы танков и взрывы авиабомб снесли все до основания. Но поставили рядом с парой уцелевших строений замка несколько точно таких же, даже сделанных как раньше – из камня только на цементе. Разбили парк, вместе посадили деревья. Немцы, восстанавливавшие здесь все, помнили про погибших здесь женщин и тайно сделали небольшой памятник, тайно потому что боялись русских. Но русские узнали и … первые принесли цветы к этому памятнику. А потом и вовсе – передали построенный объект немцам.

Загадочная русская душа.

Сейчас русские собрались вновь. Это были те же русские, они чем то очень походили на русских сороковых-пятидесятых годов. Они были разные – кто-то среднего возраста, кто-то постарше. Кто с проседью, а кто и седой как лунь. Разные настолько, что непонятно было, что их объединяло.

Один – с роскошными черными усами и бесенятами в сверкающих глазах произносил какие-то тосты и пытался ухаживать за медсестрой, которая делала ему массаж. Он много и громко шутил, переходил с русского, который здесь все знали в объеме школьного курса на какой-то другой язык, отрывистый и гортанный, он привез с собой в машине несколько бутылок вина и угощал тех, кто сидел с ним за одним столом, он громко и со смаком произносил тосты, воинственно подняв бокал. Он старался не выходить на улицу, даже тепло одетый – говорил что замерзает.

Второй – неприметный, среднего роста, в военной форме полковника – связиста (он то как раз полковником советской армии не был и поэтому надел форму). Он не отличался никакими особыми приметами – взглянешь и забудешь через пять минут – и старался вести себя максимально тихо и незаметно. Он даже разговаривал вполголоса.

Третий – одетый в дешевый костюм, полноватый, даже толстый, довольно молодой на вид превосходно знающий немецкий. Отличали его глаза – жесткие, царапающие, он видимо это знал и поэтому старался не смотреть в глаза собеседнику. Вел он себя тоже – предельно тихо. Из всех остальных он оказался самым нуждающимся в медицинском лечении, но переносил его стоически, не ныл, не жаловался и делал все, что приказывали врачи.

Четвертый – на вид старше всех остальных, под семьдесят или даже чуть старше. Высокий, седой как лунь старик с орлиным носом, похожий на европейского аристократа, чей род уходит в глубины веков. У него был звучный, спокойный баритон, он говорил по-немецки как истинный немец и по-русски совершенно без акцента, он почему-то носил все черное делая себя похожим на владельца похоронной конторы. У старика оказалось удивительно крепкое, богатырское здоровье, процедур ему почти не назначили – свободное время он проводил прогуливаясь по берегу, несмотря на мороз. Легко одетый, он мог гулять по два-три часа.

Пятый – старый, с плешью вместо волос, с очками «минус пять», он не говорил по-немецки, на обследовании постоянно ныл и жаловался на болезни, половина из которых при осмотре не подтвердилась. У него были дряблые мышцы и нездоровая кожа, цвет лица неопровержимо свидетельствовал о том, что большую часть времени ему приходится проводить в сидячем положении, работая с документами. Он привез с собой целых два свитера и постоянно жаловался своим друзьям, что в комнате плохо топят, а в столовой плохо кормят – обслуга понимала русский язык. Его друзья относились к этому с юмором.

Шестой – сильно похожий на второго, только моложе и выше ростом. Удлиненное лицо его делали еще длиннее ранние залысины, волосы его были даже не светлые – белесые и редкие. Он носил очки в дорогой золотой оправ6е не расставался с книгами, которых привез несколько штук – постоянно что-то читал, даже будучи в столовой. На вопросы всегда отвечал, что всем доволен и претензий у него нет. Здоровье у него тоже было превосходным.

Седьмой – невысокий, худощавый, в сером костюме-тройке, с короткой «чеховской» бородкой с проседью, он пытливо смотрел на собеседника поверх очков своими удивительно синими, как русское небо глазами, иногда отвечал мягко и спокойно, но большей частью слушал. Он никак не тянул ни на военного, ни на разведчика – скорее на директора сельской школы. Однако, случись здесь кто-нибудь вроде заместителя директора ЦРУ по разведке – он пришел бы в ужас, увидев вблизи себя этого «учителя». Если бы смог его опознать – «учитель» менял свою внешность примерно раз в год, причем, если требовалась борода – он ее не наклеивал, а отращивал. Его привезли позже всех, на черной Татре – и здоровье его врачи проверить не успели.

Восьмой – его то здесь знали, ибо высшие чины Штази не раз пользовались санаторными комплексами Народной армии. Средних лет, среднего роста, лысый, с недобрыми глазами. Он постоянно осматривался по сторонам – будто опасался чего-то.

Кто-то прибыл раньше, кто-то позже – но постепенно их стало восемь человек. Потом привезли девятого – и все закрутилось. Человек из Штази приказал персоналу покинуть один из корпусов – он и так был освобожден по приказу сверху под эту странную группу – но тут приказали, чтобы в корпусе не было ни одного человека кроме этих. Спорить с высокопоставленным сотрудником Штази ни у кого желания – сделали как он приказал. За последней медсестрой он запер дверь – изнутри на замок. Еще раз лично проверял все помещения. Потом сказал всем, что пора собираться…

В одной из комнат второго этажа санаторного блока «Б» санатория для высшего командного состава ННА, вокруг круглого стола собрались несколько человек. Ни на одном из них не было формы, хотя к форме они привыкли. Оделись одинаково, как это было принято в санатории – даже тот кто раньше предпочитал носить свою одежду снял ее и надел санаторную. Обычные, дешевые синие спортивные костюмы, в каких тренируются спортсмены добровольных обществ. Решительные и властные лица людей, привыкших добиваться своего – скрытые тьмой.

Рыцари. Возможно – последние из оставшихся в живых в победившей невиданного врага великой стране. Последние – готовые сразиться. Последние – готовые умереть за то, во что они верили.

Свет в комнате не горел, горел только камин, добавляя в обстановку совещания какой-то средневековый колорит – словно рыцари собрались у круглого стола, решать что делать с драконом. На совещаниях – на это было далеко не первое – не зажигали свет. Записывать было нельзя, доклады читались тоже по памяти. Да и лучше себя эти люди чувствовали, в темноте – по крайней мере, большая их часть.

Они и впрямь были рыцарями. И дракон – тоже был…

Ведущий совещания, тот кого доставили в санаторий последним, звучно откашлялся, давая понять – начинаем. Тихие разговоры, если где-то и были – моментально умолкли.

– Владимир Владимирович прошу вас.

Владимир Владимирович, старший оперативный офицер ГРУ ГШ, направление – Западная Европа, как это вошло в привычку перед выступления у многих, как следует откашлялся.

– Да, товарищи… В общем и целом, задачи, поставленные на предыдущем собрании, мною и моей группой выполнены. Собрана и проанализирована информация, получены и обобщены агентурные данные. Мне представляется, что то, что мы считали планом ЦРУ США, на самом деле разработано другими людьми. ЦРУ США уже получило готовый материал и выступает в роли одного из исполнителей. Истинные разработчики плана – граф Александр де Маранш, бывший начальник СДКЕ, и бывший советник президента Франции Жак Фоккар^[55]. В настоящее время оба они официально находятся в отставке, на деле же их активная деятельность финансируется крупными промышленными объединениями, относящимися к военно-промышленному комплексу США. На французское авторство плана указывает его первоначальное кодовое название – «Гугенот»^[56]. Граф де Маранш и его люди сорвали наши попытки блокировать финансирования афганской вооруженной оппозиции, путем провоцирования скандалов в прессе, связанных с распределением выделяемых средств, и с незаконными сделками ЦРУ США с антиамериканскими режимами, в частности с Ираном. Благодаря де Мараншу и организованному им «Сафари-Клубу»^[57] – совету наиболее экстремистски настроенных руководителей государств и спецслужб Ближнего и Среднего Востока, на сегодняшний день афганская вооруженная оппозиция, закупки ею оружия и выплаты командирам бандформирований на продолжение джихада против шурави, на пятьдесят процентов финансируются деньгами с Ближнего Востока, и только на оставшиеся пятьдесят процентов – американцами. Наиболее близкий к де Мараншу человек на Ближнем Востоке – принц Турки аль-Фейсал, руководитель Аль-Мукхабарат Аль-Аамах (Службы общей разведки Саудовской Аравии), является координатором по сбору и отправке денежных средств, также по отправке в Пакистан экстремистски настроенных подданных монархий Ближнего Востока. Сам аль-Фейсал является ярым антикоммунистом, таким же, как Фоккар, де Маранш, и их американские контрагенты, прежде всего директор ЦРУ Уильям Кейси. Деятельность аль-Фейсала получает одобрение и всемерную поддержку со стороны монархов Ближнего Востока, так как, отправляя боевиков на джихад против русских, они устраняют нашими руками своих наиболее опасных подданных, способных в будущем поднять мятеж против них самих. Такой метод устранения для них крайне выгоден, поскольку если бы они судили и казнили опасных для них лиц – это могло бы привести к волнениям и даже вооруженному мятежу по типу исламской революции в Иране. Здесь же они избавляются от своих врагов, отправляя их на святое дело джихада, где они погибнут от пуль неверных, советских солдат. По данным ближневосточных резидентур, распространены случаи, когда в Пакистан для вступления в бандформирования освобождались из мест заключения и централизованно переправлялись лица, осужденные за тяжкие и особо тяжкие преступления, в том числе – приговоренные к высшей мере наказания. Таким образом, Ограниченный контингент советских войск в Демократической республике Афганистан воюет не столько против афганского народа – сколько против собравшихся со всего арабского мира террористов, исламских экстремистов и уголовников, проходящих специальную военную и диверсионно-террористическую подготовку на территории Пакистана. Считал бы необходимым разработать и осуществить специальную операцию, направленную на пресечение деятельности де Маранша, Фоккара и Аль-Фейсала, а также на разгром «Сафари-клуба». У меня – все, товарищи.

Ведущий совещания, чье лицо было в тени, поднял руку

– Предложения обсудим потом, Владимир Владимирович. Сначала прослушаем имеющиеся доклады, чтобы видеть общую картину. Павел Иванович, имеете что-то сказать?

– Да, товарищи. Моя группа проанализировала причины провала плана «Эдельвейс», намеченного к реализации в течение 1985 года. Как вам уже известно, в 1985 году межведомственная группа сотрудников аналитического директората ЦРУ и отдела по борьбе с советской угрозой оперативного директората, проанализировала состояние дел в Пакистане и Афганистане. Результатом этого анализа стало признание того факта, что перестроив структуру Сороковой армии, реализовав комплекс мероприятий под кодовым названием «Завеса», перенеся акцент с массированных ударов и зачисток на точечные удары хорошо подготовленных и оснащенных отрядов специального назначения, начав активные переговоры с лидерами колеблющихся племенных объединений, Советскому союзу удалось перехватить инициативу в афганском конфликте, добиться устойчивой тенденции к снижению собственных потерь и одновременно добиться резкого нарастания потерь у противной стороны. Среди личного состава пуштунских племенных формирований возникли и нарастают тенденции к отказу от войны ввиду ее бесперспективности и замирению с правительством. Если в начале войны афганцы составляли до девяноста процентов личного состава отрядов, сражающихся с правительственными войсками и ОКСВ – то теперь после тяжелых потерь и разочарования афганцев в войне, до половины составляют наемники, прибывшие из разных стран Ближнего Востока. Некоторые отряды, такие как «черные аисты» Бен Ладена – состоят из наемников полностью. Афганским и советским разведывательным службам удается не только уничтожать, но и брать в плен таких наемников, что подрывает социальную базу сопротивления. Все больше афганцев начинает воспринимать войну не как войну против советского вторжения – а как войну афганцев против вооруженных арабских и пакистанских наемнических банд, пользующихся поддержкой извне. В качестве вывода, межведомственная группа рекомендовала прекратить поддержку незаконных вооруженных формирований в Афганистане и сосредоточить усилия ЦРУ на недопущение разрастания социалистического движения в Латинской Америке, в частности в Сальвадоре, Колумбии и Никарагуа. Данный доклад был передан для ознакомления директору ЦРУ, заместителям директора ЦРУ по аналитической и оперативной работе, также по одному экземпляру было направлено в комитеты по разведке Сената США и Конгресса США. Однако, произошло нечто такое, что заставило этот доклад положить под сукно. Более того, в оперативный отдел ЦРУ спущено указание максимально активизировать подрывную работу в Афганистане, с этой целью туда направляется один из самых опытных сотрудников ЦРУ, некий Милтон Уорден^[58]. Точно выяснить причину, заставившую американское разведсообщество кардинально поменять свой взгляд на проблему не удалось, однако были отслежены ряд контактов высокопоставленных работников Центрального комитета КПСС с установленными американскими разведчиками в Лондоне и Женеве. Можно предположить, что американское разведсообщество получило некие сигналы, исходящие от кого то, занимающего высокий пост в ЦК КПСС, о том, что советское руководство также рассматривает вариант о прекращении помощи Афганистану и выводе Ограниченного контингента. В этом случае, поведение американских разведчиков хорошо объяснимо – резкая активизация вооруженной оппозиции должна подтолкнуть советское руководство к принятию решения о выводе войск и сдаче Афганистана, так же к свертыванию всех реализуемых в настоящее время оперативных планов, нацеленных на достижение победы в войне. Контакты же на уровне ЦК КПСС, минуя посольство и структуры разведки, могут иметь целью тайное согласование сроков и порядка вывода войск, а также получение у американцев определенных гарантий прекращения помощи бандформированиям оппозиции. Не приходится сомневаться в том, что если такие договоренности и будут достигнуты – с американской стороны они будут полностью или частично нарушены. Тем более, что согласно докладу предыдущего докладчика, доминирующим каналом финансовой, материальной и людской подпитки сопротивления является ближневосточный, а вовсе не американский канал. Значит, с американцами договариваться о прекращении войны бессмысленно, договоренность в любом случае не будет выполнена.

Следует признать, что план «Эдельвейс» не был реализован по причине вмешательства неконтролируемых факторов, причем факторы эти находились с советской стороны. На этом пока все что имею сказать, товарищи…

– Хорошо. Вы, Александр Владимирович…

Александр Владимирович, самый толстый из присутствующих и самый высокопоставленный на невидимой иерархической лестнице – отдел административных органов ЦК КПСС – медленно протер очки салфеткой, прежде чем начать говорить. В отличие от других своих коллег, он был не просто коммунистом – за имиджем бабника и не дурака выпить он скрывал жестокий и коварный ум в совокупности со сталинистскими взглядами, в его возрасте почти не встречающимися. Удивительно – но даже в аппарате ЦК КПСС ответственные работники не упускали случая побольнее пнуть умершего вождя…

– Работа ведется по всем направлениям. Докладываю только самые важные. В настоящее время, второй оперативной группой ведется разработка Викентия Михайловича Бобыкина^[59], первого заместителя председателя КГБ СССР, координатора операции «Обновление» после смерти Андропова. Подходы к Бобыкину затруднены его плотным оперативным прикрытием. Но кое-что установить все же удалось. Так, с вероятностью более 90 процентов удалось установить, что в качестве основного фигуранта второго этапа операции «Обновление» предусматривается использование Ельцина Бориса Николаевича, 1931 года рождения, депутата Верховного совета СССР, бывшего первого секретаря Свердловского обкома КПСС, первого секретаря Московского горкома КПСС.

Согласно полученному нами психологическому портрету и установочным данным, Ельцин властен, честолюбив, импульсивен, не задумывается о последствиях принимаемых им решений, склонен к импровизациям. Готов на все ради достижения своих целей. Большое значение придает мнению окружающих людей, легко поддается внушению. Злоупотребляет спиртным.

В настоящее время Ельцин находится под полным контролем деструктивных сил в КГБ и ЦК КПСС. В аппарате ЦК его «ведет» подрывная группа, возглавляемая заведующим отделом идеологии, членом ЦК КПСС Яковлевым, по линии КГБ – группа под непосредственным руководством первого зампреда КГБ Бобыкина. Судя по данным полученным ПГУ КГБ СССР от своих источников, Яковлев является также американским осведомителем и агентом влияния, реализация материала на Яковлева блокируется Бобыкиным – на уровне КГБ и лично Горбачевым – на уровне Центрального Комитета партии. Уже уровень кураторства Ельцина говорит о том, какое значение придается этому человеку в реализации второго этапа плана «Обновление». Удалось так же установить что в качестве непосредственного контролера Ельцина выступает его прикрепленный, некто Глушков Александр Васильевич, сотрудник Девятого управления КГБ СССР, напрямую причастный к подрывным действиям начального периода войны в Афганистане, бывший прикрепленный Бабрака Кармаля^[60]. В настоящее время Ельцин полностью попал под влияние этого человека.

– Сам Ельцин знает либо догадывается о предстоящей роли, которую он должен исполнить? – спросил кто-то из темноты.

– Результаты первичной проверки заставляют предположить, что данные силы используют Ельцина втемную, и о его роли в предстоящих событиях он не догадывается.

– Александр Владимирович, у вас все?

– Еще небольшое сообщение. В ПГУ КГБ начата тотальная проверка по некоторым отделам и секторам, которые интересуют и нас, в частности по американскому и французскому. Результаты проверок заставляют предположить, что из отделов убирают неугодных людей. Подобного рода проверки идут и в аппарате ЦК. Теперь все.

– Хорошо. Гурген Аташесович.

Гурген Аташесович, офицер Генерального штаба, начальник управления, который, несмотря на то что родился в Гори, ухитрился полностью избавиться от грузинского акцента – считалось что это невозможно – перед тем как говорить слегка привстал и снова сел на свое место.

– План Камнепад в своей реализации столкнулся со значительным противодействием. Непосредственно реализацией плана занимается известный всем нам Владимир Дмитриевич, он не рискнул приехать. По нему и по его активности уже и так задаются вопросы и в советническом аппарате и в штабе Сороковой армии. Лучше не рисковать. Однако, информацию он передает регулярно. В настоящее время, его агентурными группами уже налажены связи с командирами двух армейских корпусов афганской армии, которые планируются к использованию на первом этапе плана Камнепад, ведется активная работа с местными племенными формирования. Активная настолько, насколько это возможно, учитывая требования безопасности. Фиксируется противодействие со стороны ХАД, представительства КГБ, совпосольства, штаба Сороковой армии. Простым недомыслием или случайностью это назвать нельзя.

– Какого рода противодействие?

– Слежка. Нанесение ударов по племенным формированиям, с которыми ведутся переговоры и которые готовы перейти на сторону народной власти. Активная агентурная работа ХАД. Кто-то делает все, чтобы война продолжалась…

– Твою мать… – не сдержался кто-то за столом – в Великую отечественную бы так воевали, кто-то воюет, а кто-то…

– Достаточно. Павел Иванович, добавите?

– Так точно. Моей группой налажен рабочий контакт с высокопоставленными индийскими офицерами. Предварительная договоренность на сегодняшний день такова – Индия готова объявить войну Пакистану на третий день операции. Раньше – категорическое нет, они хотят убедиться в серьезности наших намерений.

– И нашим и вашим… – заметил кто-то из темноты

– Так точно. Они готовы признать независимый Пуштунистан в случае, если Советский союз признает Индию в границах до 1947 года, исключая пуштунские земли и окажет помощь. Стратегический размен.

Это был второй, гораздо более радикальный вариант Камнепада. По этому плану Индия должна была после начала активных боевых действий частями Советской и Афганской армии, нанести удар через северную границу и начать наступление с целью аннексии всей территории Пакистана и восстановления территориальной целостности Индии в границах до 1947 года. Об этом плане в Индии даже не смели помыслить до советского предложения – но тут, после его поступления все намного упрощалось – советская и афганская армия наносили удар на севере, отвлекая на себя наиболее боеспособные части пакистанской армии – а Индия наносила удар на почти незащищенном юге, откуда будет отведена большая часть войск в связи с советско-афганской агрессией и вооруженным мятежом в зоне племен. Индия получала значительные территориальные приобретения, включая стратегически важный порт Карачи. Советскому союзу от этого плана тоже кое-что перепадало. Во-первых, он раз и навсегда замирял Афганистан и избавлялся от идущей из Пакистан исламской угрозы. Во вторых, он приобретал себе более сильного союзника – Индию. В третьих – он уравновешивал влияние агрессивно настроенного и вступившего в сговор с американцами Китая, раз и навсегда отсекая его и от Индийского океана и от возможности выхода к Персидскому заливу. В четвертых – со стороны Афганистана и новообразованного Пуштунистана он приобретал стратегический плацдарм, с которого можно было развивать наступление как в сторону Китая, так и в сторону Ирана, скоординировав удар по Ирану с ударами со стороны среднеазиатских республик и ударом дружественного к СССР Ирака. И тут уже и до стратегического выигрыша на всем Ближнем востоке – рукой подать. В пятых – Индия могла предоставить постоянные базы как для советской авиации, так и для Черноморского флота – он вырывался на оперативный простор и получал возможность действовать как против Шестого так и против Седьмого флотов США, координируя удары с Тихоокеанским флотом. В шестых – раз и навсегда хоронилась мечта антисоветчика Бжезинского о создании на южных границах Союза большой дуги нестабильности – зато СССР получал прямой выход в Индийский океан.